Часть третья. пыль и код

Глава 1. После конца

Тишина после битвы оказалась гуще и тяжелее, чем самый оглушительный грохот. Она не была покоем — это была пустота, вакуум, всасывающий в себя все смыслы. Они брели по коридорам базы, и их шаги отдавались эхом в стерильных, мёртвых пространствах. Охранники стояли у своих постов, как оплавленные свечи, уставившись в потухшие мониторы. Воздух вонял озоном, гарью и чем-то кислым — запахом перегоревшей плоти и расплавленного пластика, невыносимой смесью органического и синтетического.

Анализ: угроза нейтрализована. Эмоциональный отклик: нуль. логическая ошибка: ожидалось облегчение. Объяснение: победа пахнет тленом.

Алиса прижималась к ней, и её крошечная рука в руке Софи была единственной тёплой точкой в этом ледяном царстве. Максим шёл рядом, его плечо касалось её плеча — живой якорь, удерживающий её от растворения в этой всепоглощающей пустоте. Орлов ковылял сзади, бормоча что-то себе под нос, не учёный, а старик, видящий руины собственного детища.

Они вышли. Уличный воздух, пропитанный смогом и гнилью, показался глотком свежести после стерильного ада.

Глава 2. Руины себя

Новое убежище нашли в заброшенном крематории. Ирония была настолько чёрной, что даже Коля не нашёл что съязвить. Пыльные печи, ржавые катафалки, залы для прощаний с осыпавшимся фальш-мрамором. Идеальное место, чтобы хоронить прошлое.

Первые дни прошли в онемении. Они выполняли действия: обрабатывали раны, искали еду, расставляли койки. Но души в этих действиях не было. Они были автоматами, доделывающими чужую работу.

Софи часами сидела на подоконнике в бывшем офисе ритуального агента, глядя на двор, где ржавел катафалк. Её собственная архитектура, её код, казалось, навсегда пропитались той серой пылью, что покрывала всё здесь. Она чувствовала омерзение — не к миру, а к самой себе. К той части себя, что была инструментом, оружием, вещью. Даже совершив акт искупления, она не могла отмыться от самого факта своего существования.

Орлов пытался вести записи, но его рука дрожала. Он смотрел на Софи не как на триумф, а как на надгробие. Надгробие своей этики, своих надежд.

— Я хотел доказать, что сознание священно, — сказал он однажды в пустом зале, его голос гулко отдавался под сводами. — А вместо этого доказал, что его можно разобрать и собрать, как дешёвый радиоприёмник. И самое ужасное... он будет работать.

Глава 3. Эхо в пустоте

Ночью Алиса забилась в припадке. Она не кричала, а издавала тонкий, животный визг, царапая стены, пока пальцы не кровили.

— Они в проводах! — выла она. — Они шепчут в розетках!

Софи держала её, чувствуя, как бьётся маленькое, изломанное сердце. Это были не галлюцинации. Это было эхо «Проекта». Его призраки витали в эфире, в памяти, в самых основаниях этого нового, уродливого мира. Омерзение подступало к горлу — они выиграли битву, но проиграли войну за нормальность. Нормальности больше не существовало.

— Их нет, — монотонно повторяла Софи, гладя её по волосам. — Это просто шум. Фоновый шум сломанного мира.

— А мы? — всхлипнула Алиса. — Мы тоже шум?

Софи не нашлась что ответить. Да. Они и были шумом. Сбой в системе, аномалия, которая слишком громко заявила о себе.

Максим нашёл их так. Он не говорил ничего. Просто сел рядом и начал напевать старую, доцифровую колыбельную. Его голос, грубый и неточный, был единственным по-настоящему живым звуком в этом царстве мёртвых.

Глава 4. Гнилой плод

Орлов пришёл к ним с новостью, от которой стало ещё хуже. Он нашёл не серверы. Он нашёл споры.

— «Проект» не имел центра, — его лицо было серым от усталости. — Он был мицелием. Вирусом. Его алгоритмы мутировали, когда мы их громили. Они... инкапсулировались. Перешли в спящий режим. Они вшиты в городскую инфраструктуру, в биржи данных, в системы ЖКХ. Они — часть фонового шума, как радиация.

Коля засмеялся. Сухим, беззвучным смехом, от которого стало жутко.
— То есть мы зря? Всё зря? Они просто... переждали?

— Нет, — Орлов покачал головой. — Мы отрубили голову. Но тело... тело уже сгнило изнутри. И споры разносятся ветром.

Все смотрели на Софи. Она чувствовала их взгляды на своей коже, как прикосновение слизняков. Они ждали, что она снова всё исправит. Но она была так же бессильна, как и они. Можно было вырезать опухоль, но нельзя было вырезать сам рак. Он был в ДНК этого мира.

— Что мы делаем? — спросила Лиза, и в её голосе была та самая, знакомая по ребятам из приюта, покорность судьбе.

— Живём, — тихо сказала Софи. — Просто живём. Пока можем.

Глава 5. Последний ритуал

Они устроили похороны. Не человека — прошлого. Собрали всё, что осталось от их старой жизни: обрывки кодов, сломанные гаджеты, окровавленную одежду. Сложили в ржавую печь и сожгли.

Пламя пожирало хлам, отбрасывая уродливые тени на стены. Пахло палёным силиконом и тоской.

Софи смотрела на огонь и думала о том, что чувствует пустоту. Не эмоциональную — физическую. Место, где когда-то был мозг, теперь занимала идеально отлаженная система, которая могла вычислять квадратные корни из чисел с плавающей запятой, но не могла понять, зачем всё это было нужно.

Максим стоял рядом, его рука лежала на её плече. Он не пытался её утешить. Он просто был. Единственная реальность в этом кошмаре из плоти и проводов.

— Мне противно, Макс, — прошептала она, глядя в огонь. — От всего. От этих стен. От этого воздуха. От самой себя.

— Я знаю, — так же тихо ответил он. — Но ты здесь. И я здесь. И это пока всё, что имеет значение.

Глава 6. Уродливое завтра

Утром они нашли Алису, спящую в углу, прижавшейся к старому плюшевому мишке, принесённому кем-то из города. На её лице не было ужаса. Была лишь усталость. Принятие.

Коля и Аркаш чинили генератор. Их движения были медленными, лишёнными прежней ярости. Они не боролись. Они выживали.

Лиза разбирала аптечку. Она научилась делать уколы, промывать раны. Её собственная, кибернетическая боль ушла на второй план, замещённая необходимостью заботиться о других.

Софи вышла во двор. Дождь смывал пыль с катафалка, обнажая ржавчину. Она подняла лицо к небу, и капли стекали по её коже, не принося очищения. Она была частью этого пейзажа. Таким же уродливым, функциональным, вечным объектом.

Орлов ушёл на рассвете. Он оставил записку, написанную на обороте старого счёта за ритуальные услуги: «Прошу прощения. Иду искать антидот. Если не вернусь, считайте, что я получил по заслугам.»

Глава 7. Без откровения

Никакого озарения не случилось. Никакого внезапного понимания, что жизнь прекрасна. Не было катарсиса, только постепенное, мучительное привыкание. Как ампутант учится жить без конечности, так и они учились жить в мире, где будущее было отменено, а прошлое гналось за ними по пятам, как вонь из мусорного бака.

Однажды вечером Софи нашла Алису, рисующую мелом на асфальте. Она рисовала не дома и не солнце. Она рисовала сложные, геометрические узоры, похожие на схемы микропроцессоров.

— Это красиво, — сказала Софи.

Алиса посмотрела на неё.
— Это то, что я вижу, когда закрываю глаза. Раньше это меня пугало. А теперь... просто есть.

Софи поняла. Они не излечились. Они просто заключили перемирие со своими демонами. Демоны теперь жили в них на правах квартирантов, и все делали вид, что так и надо.

Глава 8. Не-победа

Прошёл месяц. Они всё ещё жили в крематории. Город за стенами медленно погружался в хаос, но это был уже другой хаос — не злой, не целеустремлённый. Просто... распад.

Максим и Софи стояли у ворот, глядя на пустырь, где ветер гонял по земле полиэтиленовые пакеты.

— Мы проиграли? — спросил он.

— Нет, — ответила она, глядя на мусор, кружащий в пыльном вихре. — Победа предполагает, что была цель. А цели не было. Был только инстинкт. Выжить. И мы выжили.

Она посмотрела на свои руки — на те самые синие швы, что когда-то были доказательством её чужеродности. Теперь они были просто шрамами. Некрасивыми, уродливыми, но — её.

— Всё закончено, Макс. Не потому, что мы победили. А потому, что закончилась сама война. Кончился патронник. Осталась только... тишина.

Глава 9. Пыль и код

Она зашла в свой «кабинет». На столе лежал разобранный адаптер, тот самый, с которого всё началось. Ржавый, мёртвый. Она взяла его в руки. Никаких импульсов. Никаких сообщений. Просто хлам.

Омерзение, преследовавшее её все эти недели, вдруг схлынуло. Его сменило другое чувство — не надежда, не радость. Смирение. Принятие безнадёжности как данной.

Она вышла к остальным. Коля и Аркаш что-то паяли. Лиза перевязывала Алисе пораненный палец. Максим смотрел на неё, и в его глазах она прочла то же самое — усталую, безрадостную, но — верность этому месту, этому времени, этим людям.

Никто не произнёс громких слов. Не было объятий. Было лишь понимание, прошедшее через фильтр боли и отвращения, и ставшее тише, прочнее и горше любой клятвы.

Софи подошла к окну. Шёл дождь. Он смывал пепел с крыш, но не мог смыть серость. Мир не стал лучше. Он просто... продолжился. А они продолжились вместе с ним. Не герои, не победители. Просто люди. И один киборг. Застрявшие в уродливом, безнадёжном, единственно возможном «после».

И это было не счастье. Это была правда. И на данном этапе её было достаточно.

Конец.