Витки одной спирали - 6

- Грег Хаус, ты не можешь отказать тётушке Еве, - тут же безапелляционно заявляет миссис Сисар. -  Просто подпиши чёртову бумажку - и дело с концом. У Рэя тоже диабет, но он катает на машине твою беременную дочь, и ему ты ни слова не говоришь.
- Мою... какую дочь? -  тихим голосом переспрашиваю я.
-  А ты что же, не знал, что она на сносях? - вовсю веселится родственница. - А говорят, ты  такие вещи, как рентген, насквозь видишь.
Крыть нечем. Должен бы видеть. Однако, боюсь, я и впрямь не был слишком внимательным к Рэйчел. Вспоминаю, когда в последний раз видел её не мельком, сказал больше одного слова - и не могу вспомнить. Это такой феномен - не знаю ему названия- когда нас поражает избирательная слепота в отношении наших близких. Словно они задвигаются куда-то на задний план, освобождая место впечатлениям новым, сиюминутным. Подспудно словно откладывается про них "ну, эти -то никуда не денутся, успею". А потом вдруг приходит ясное понимание, что уже не успел, опоздал, и "эти" уже едва различимы за плотным туманом, и всё дальше и дальше, а то и вовсе вне поля зрения.
В первый раз меня коснулось такое ощущение в мексиканском отеле на берегу залива, когда я вдруг увидел, как привычный до "надоел" мой приятель Уилсон тает и растворяется в прибрежной зыби, в песке, в прозрачных отшлифованных волной кусках стекла, в тёмных мокрых камнях и чаячьих криках. И понимание этого, прозрение своего рода, наградило меня чувством долгой и глубокой паники, словно мой поезд уходит, а я никак не могу застегнуть чемодан, чтобы помчаться следом. Стою на проклятой крышке коленками, дёргаю собачку замка, зажёвывая то торчащий носок, то угол пакета с пончиками, а уже гудок, и колёса начинают поворачиваться, поначалу чуть проскребая по рельсам, а проводница сматывает свой флажок и готовится запереть дверь.
Но следствием этой паники стал "джи-эйч", эликсир молодости и жизни, клей для восстановления себя из руин, средство макропулоса, ген-инженерный препарат, работающий по принципу стволовых клеток, но без свойственного препаратам стволовых клеток побочного действия. И куда дешевле, между прочим, хотя материал для него - атипичные не убиваемые клетки, взятые поначалу у лабораторных крыс - тоже не самый распространенный. Вот мы и можем себе позволить только несколько доз в год. Но ведь можно и не крыс. Можно свои собственные. И тогда уйдёт дамоклов меч ген-несовместимости, и можно будет…
Спохватываюсь, что смотрю в никуда стеклянными глазами, и перевожу взгляд на всё ещё торчащего в дверях Роба. А по его глазам вижу, что вот он-то как раз знал про Рэйчел. Знал – и молчал. Разумно вообще-то…
Бездумно механически подмахиваю «чёртову бумажку» для старухи Сисар, и взгляд Роба становится осуждающим - классический "что ты творишь"-взгляд,  он у Уилсона научился. Но мне сейчас плевать, в кого и когда эта карга врежется, и сколько дорожных ограждений и смятых в гармошку бамперов отяготят мою совесть. Да хоть бы и все машины на авеню собрала.
Старуха посылает мне воздушный поцелуй и ковыляет к двери - поспешно, чтобы я не успел передумать.
Открытым текстом спрашиваю Роба:
- Ты знал? Она тебе сказала?
- Я видел тест в мусорке, - отвечает он, почему-то виновато. Потому что скрыл? Но ведь правильно сделал, не за что быть виноватым.
- Давно?
- Пару месяцев назад, когда только пришёл к вам. Па… но ей же, правда, нельзя за руль…
- Она и не попадёт. Форман всё равно не подпишет – я диагноз указал. А без его подписи печать не поставят.
Сам уже прикидываю про себя: Рэйчел - девочка аккуратная, значит, сделала тест сразу же, едва случилась задержка. Значит, десять-одиннадцать недель. И Рэю уже сказала, иначе откуда бы знать тётушке Сисар? Значит, решили пролонгировать. Тоже правильно. Рэй – резус-положительный, Рэйчел – отрицательная.
Но как же я не заметил её беременности! Есть же приметы, вполне отчётливые даже в десять недель, и мне прекрасно известные. Теперь что? ДНК- тест. Определить чёртов резус заранее, потом пойдёт состоятельность плаценты, степень зрелости, фетопротеины, токограмма с расшифровкой. Первый скрининг, второй скрининг – где на всё это напастись хладнокровия и психической стабильности?
Странно себя чувствую. Строго говоря, Рэйчел - не дочь мне, Кадди удочерила её двадцать пять лет назад, младенцем, и между нами тогда ещё ничего не было, кроме искрящейся химии прелюдии. Так что и ребёнка её с полным правом внуком сможет назвать тоже только Кадди. И всё же… Господи, да с чего я так завёлся-то! Ну, забеременела фертильная самка человека – в конце концов, это инстинкт продолжения рода, самая обычная и закономерная вещь в мире.
Я вдруг спохватываюсь, что мысленно раскраиваю шкуру медведя, ещё бегающего по лесу своей развалистой косолапый походкой и ничуть не убитого. Одиннадцатинедельный зародыш на УЗИ больше напоминает тритона, нежели человека, и его ещё вынашивать и выдавливать из себя через отверстие, приспособленное к этому выдавливанию настолько, что голова расплющивается, протискиваясь, и кости наползают друг на друга.
Да тьфу!
И тут вдруг я испытываю ещё один ментальный удар по мозгам: Рэй Чарлтон - славный парень, хороший парень, любящий муж, и всё такое, но он чёрный, как головешка.
Как-то мне это до последних минут не приходило в голову. Вернее, я не заострился на этом. Ну, полюбили, ну, поженились. Ни расизм, ни аболиционизм вроде не при делах, Рэйч и ребёнок Чарлтона в моём представлении находились как-то неопределённо далеко друг от друга, даже в душе не вздрагивало, что при таком раскладе ребёнок Чарлтона и ребёнок Рэй – одно и то же лицо. Курносое и губастое, надо полагать, цвета хорошего молочного шоколада, потому что ребёнок Чарлтона точно будет не белоснежкой. Крови Рэйчел добротной методистской крови Чарлтона не перебить. И – о, господи - у меня будет афроамериканский внук!
- С Грегом ты уже своим мусорным открытием поделился? - спрашиваю машинально.
-Нет.
-Нет? А сейчас зачем его ищешь? Поделиться?
- Нет, - без тени улыбки отвечает Роберт. Нужно ему кое-что сказать.
Только теперь замечаю, что губы у моего сына сжаты в суровую линию, а в глазах добротный ноябрьский циклон. И никогда ещё я не видел такого выражения его лица, когда он предвкушает просто поболтать с Ураганом.

АКВАРИУМ (то есть, если кто-то ещё не знает, что это значит, повествование идёт от третьего лица, независимого наблюдателя)

Грегори Уилсон принимал пациентку в пятом, и последнем, кабинете амбулаторного крыла.  Случай был скучным, но с лёгкой пикантной ноткой -  на этот раз образование в молочной железе нащупал любовник.
-  И я с ним больше не могу теперь, -  понижая голос, призналась женщина. - Должна быть благодарна; если бы не он,  запустила бы себя, запустила бы болезнь. По сути, он меня всё равно, что от смерти спас. И я благодарна, правда, но... не могу. Он дотрагивается, а я жду, что он сейчас ещё что-нибудь где-нибудь нащупает.
-  Давайте пока что я что-нибудь где-нибудь нащупаю, - предложил Грег. - Снимите кофточку.
Он пальпировал, как и всегда,  без перчаток,  вопиюще нарушая правила.
-  Когда-нибудь из-за тебя на нас подадут в суд за домогательство, - вздыхала Лиза Кадди. – Если уж не за нарушение санитарных норм. Или ты подцепишь гепатит. Предлагаешь  нам расценивать эту твою халатность, как жертву во имя диагностики?
- Тётя Лиза,... Я, в самом деле, ничего не могу прощупать в перчатках, - убеждённо прижимал руки к груди Грег. – Ну. какой может быть гепатит при неповреждённой коже! Я обрабатываю руки.
Кадди выговаривала ему на правах заведующей работой амбулаторного звена, и любому другому такое пренебрежение правилами она не спустила бы. Но руки Урагана были в "ПП" на особом счету. Только он мог в толще молочной железы пятого размера пропальпировать - и даже определить консистенцию - образования, размером не больше двух - трёх миллиметров. Ему не верили, перепроверяли на КТ и, как правило, убеждались в том, что Уилсон-джуниор прав.
- Какой бы карманник вышел из парня! - заметил как-то Хаус с нескрываемым восхищением. - У них это семейное.
- Что "это"? Склонность  очищать чужие карманы?
Но Хаус, никогда не упускавший случая съехидничать, на этот раз покачал головой:
- Руки. Уилсон такой же гений осязания – температуру наощупь может определить с погрешностью максимум в две десятых, и ещё у него поразительно сильные пальцы. Мог бы хирургом быть, но поскольку никак не мог выбрать между целителем и гробовщиком, пошёл в онкологи.
- Так он же оперирует, - справедливости ради возразил Чейз, с которым, собственно. и был этот разговор.- Редко, но оперирует же.
- Это ты редко, но оперируешь же, - передразнил Хаус, - а Уилсон раз в год ходит в оперблок постоять у стола и поуказывать пальцем, где ткнуть железкой. Его, правда, при этом, слава Богу, никто не слушает. И пацан его будет таким же указателем – вот увидишь.
- Посмотрим, - самодовольно пообещал Чейз, главный босс тогда ещё третьекурсника Грегори Уилсона.
Но университет пролетел, а Чейз остался боссом, и амбулатория – амбулаторией, и аденокарцинома молочной железы – увы, аденокарциномой.
- Я вам дам направление на маммографию, - сказал Грег. – А сейчас возьмём образец для исследования. Бояться не надо: игла - тонкая, я – отличный специалист, а ответ всегда лучше неизвестности.