Общественные зеркала

Общественные зеркала

Он вошел в зал, и первое, что он увидел, — ее отражение. Не ее саму, а именно отражение, пойманное в огромное золоченое зеркало на стене напротив. Она стояла, прислонившись к косяку двери в террасу, с бокалом вина, словно ожидая кого-то. Или просто наблюдая. «И ты один, и я одна», — промелькнуло у него в голове с кристальной ясностью.
Вечер был шумным, полным притворного смеха и звона бокалов. «Такой общественный трезвон». Он ненавидел эти мероприятия, но его привел сюда профессиональный интерес — он был социологом, и эта вечеринка была его полем для исследования. А она… она казалась здесь чужой, случайной гостьей из другого, более тихого мира.
Он поймал ее взгляд в зеркале. Не прямой, а отраженный, удвоенный дистанцией. Он был темным, глубоким. Ее — светлым, почти прозрачным. «Но между нами зеркала». Целая стена из невидимых преград: условностей, чужих ожиданий, их собственных масок.
Он сделал шаг, и его движение отразилось в другом зеркале, поменьше. Затем в следующем. «И звон зеркал со всех сторон». Казалось, весь зал наполнен этим тихим, высоким звоном хрусталя и стекла, не слышным уху, но ощутимым кожей.
Она улыбнулась своему отражению, а может быть — его отражению? Это была странная, загадочная улыбка.
«Ты неизвестный симорон», — подумала она, глядя на этого высокого незнакомца с серьезным лицом.
Мистический обряд, случайный гость, способный все изменить. Его фигура в темном костюме казалась инородным телом в этом пестром потоке, и она чувствовала это всей собой.
«И позитивом освещен», — с иронией отметила она про себя, ловя на себе восхищенные и оценивающие взгляды других мужчин. Но ее интересовал только он.
Он приблизился, и они, наконец, оказались лицом к лицу, но по-прежнему ощущая незримые слои стекла между ними.
«Вы кажется, единственный человек здесь, кто молчит так же громко, как и я», — сказал он. Голос у него был низкий, без единой ноты светской приветливости.
«Возможно, мы просто отражаем тишину друг друга», — парировала она.
Они заговорили. Сначала о пустяках, но очень быстро разговор коснулся чего-то более важного. Она рассказывала о своем одиночестве в толпе, о чувстве, что живешь не свою жизнь. Он говорил о структурах общества, о том, как они давят на личность. «Социология порой врывается в наш мир земной», — усмехнулся он. — «Все подытожит, соберет, войдет в немой круговорот».
Ее это не отпугнуло. Наоборот. В его словах была жесткая, почти пугающая ясность. «Подскажет, как, куда идти, не сбиться чтобы по пути». Он видел каркас мира, в котором она лишь запутавшаяся путница.
Они вышли на террасу, в прохладную ночную тишину. Шум вечеринки остался за стеклянной дверью, как за стеной.
«А что ваша социология говорит об этом?» — она обернулась к нему, и ее лицо было так близко.
«Она говорит, что это статистическая погрешность. Аномалия».
«А вы?»
«А я говорю, что зеркала иногда искажают», — его пальцы едва заметно дрогнули. — «Кривое зеркало подчас меняет профиль и анфас». Но то, что я вижу сейчас... это самый точный образ из всех возможных.
Он коснулся ее подбородка, поворачивая ее лицо к свету, идущему из зала. Исчезла улыбка светской львицы, исчезла маска отстраненности. Осталась лишь уязвимость и вопрос.
И тогда он поцеловал ее. Это был не стремительный порыв, а медленное, внимательное стирание невидимого стекла. Поцелуй был тихим, глубоким, полным понимания того, что они нашли друг друга в этом лабиринте отражений. Ее пальцы вцепились в лацканы его пиджака, не давая ему исчезнуть, как мираж.
Когда они оторвались, дыхание сбилось, а в ушах больше не звенело. Зеркала умолкли.
«Такая, видимо, судьба», — прошептала она, прижимаясь лбом к его щеке.
Он не стал отвечать. Он просто взял ее за руку и повел прочь с террасы, прочь от трезвона, прочь от отражающих поверхностей — в реальный мир, где было только двое них, наконец-то ощутивших не глас стекла, а тепло кожи друг друга.