Ураган столпотворений

Ураган столпотворений обрушился на меня, едва я переступил порог галереи. Гул голосов, смех, звон бокалов — всё это сливалось в один оглушительный гул говорений. Я ненавидел вернисажи, но мой босс настоял. «Нетворкинг, Виктор, нетворкинг!» И вот я стоял у огромного панорамного окна, глядя на холодный осенний город, чувствуя себя невыносимо одиноким в этой толпе. Жизнь сегодня в день осенний должна была быть серой и унылой, как за окном. Но всё перевернулось. Я увидел её. Вернее, почувствовал. Чувств волнующих вулкан, который вдруг проснулся в груди. Она стояла в центре зала, окружённая поклонниками, но её взгляд, тёмный и глубокий, как ночное море, был прикован ко мне. Аллочка, восходящая звезда современной скульптуры. Худая, с острыми скулами и губами, которые обещали либо поцелуй, либо яд. Наша встреча была случайной и молниеносной. Я пробивался к бару, она повернулась — и её бокал с красным вином оказался на моей белой рубашке.
«Катастрофа», — пробормотал я, глядя на растекающееся пятно.
«Или начало», — парировала она, не отводя глаз. Её пальцы легли на моё запястье, и по телу пробежал разряд. «Пойдёмте, я приведу вас в порядок».
Мы оказались в её мастерской на этаже выше. Тишина после шума галереи была оглушительной. Пахло глиной, маслом и её духами — что-то терпкое, с нотками кожи и табака.
«Снимите», — сказала она, указывая на рубашку. В её тоне не было ничего интимного, только команда. Но когда я остался в майке, а она принялась смывать пятно влажной салфеткой, воздух стал густым и тягучим. Её прикосновения сквозь ткань были намеренно медленными, исследующими.
С этого момента жизнь моя стала поярче. Настроение — посветлей. Мы говорили обо всём и ни о чём. Она смеялась, и этот смех был похож на колокольчик, разбивающий моё привычное одиночество. Я чувствовал, что нахожусь на самой круче, на опасной грани, за которой — либо падение, либо полёт. А потом началась странная игра. Неделя. Две. Встречи были страстными и тайными. Её квартира-лофт с видом на ночной город стала нашим убежищем. Она была неистова в постели, словно пыталась вылепить из меня что-то новое, выжать все эмоции до капли. Но за пределами спальни её словно подменяли. Она не звонила и не писала. Выжидала или ждала? Моё сердце она тревожила постоянной недосказанностью. За собою не вела, а лишь дразнила намёками, оставляя за собой шлейф загадок. Однажды вечером, лежа в её постели, залитой лунным светом, я не выдержал. Её пальцы чертили узоры на моей груди, а я ловил её взгляд, пытаясь разгадать тайну.
«Алла, хватит», — сказал я тихо. — «Расскажи, какие мысли ты в сердце держишь обо мне?»
Она улыбнулась, приподнявшись на локоть. Её тёмные волосы падали на моё плечо.
«И в каком глубоком смысле ты даёшь понять их мне?» — продолжил я. — «Только молчанием и телом? Мне мало».
Она замерла, и в её глазах мелькнула тень уязвимости, которую я никогда раньше не видел.
«Я жду», — прошептала она. — «Жду, когда ты перестанешь быть вежливым зрителем на моей выставке и станешь вандалом. Когда сорвёшь табличку «Не трогать» и просто возьмёшь то, что хочешь. Ты всё ждёшь моих звонков, моих слов. А почему бы не написать самому? Не прийти без приглашения? Не увести меня с очередного дурацкого приёма, как в первый раз?»
Я смотрел на неё, и всё вдруг встало на свои места. Её отстранённость была не игрой, а испытанием. Проверкой на прочность. Она хотела видеть не пассивного поклонника, а равноценного партнёра, готового на такой же ураган.
Я не сказал ни слова в ответ. Вместо этого я перевернул её, прижав к матрасу, и захватил её губы в поцелуе, в котором было всё: и страсть, и злость, и обещание. Это был мой ответ. Не слова, а действие.
«Больше я ждать не буду», — прошептал я ей в губы, чувствуя, как трепещет её тело. — «Ты моя. И я твой. Игра окончена».
И на этот раз в её глазах, полных тьмы и огня, я увидел не интригу, а согласие. Наконец-то мы поняли друг друга. Без слов.