Сбежавшая жена

26 марта 1799 года в тиши Онежского уездного суда прозвучало эхо покорнейшего прошения, поданного крестьянином Иваном Митусовым из деревни Клещепольской, что находилась в Прилуцкой волости Онежского уезда. В своём прошении он излагал горестную весть: его законная супруга, Матрёна Ефимовна, 28 февраля оставила отчий дом, скрывшись в неизвестном направлении. По словам Ивана, причины побега остались неясными, хотя это было уже не первое её бегство, и каждый раз она уносила с собой часть домашнего имущества, нанося «немалый» ущерб.
В четвёртый раз Матрёна покинула его кров, прихватив с собой вещи, список которых Иван скрупулёзно приложил к прошению, оценив общую стоимость пропажи в 15 рублей 50 копеек:

• Кушак полосатый – 1, стоимостью 2 рубля.
• Рубашка александринская – 1, стоимостью 2 рубля.
• Кафтан серого сукна – 1, стоимостью 3 рубля.
• Рубашек холщовых, платков и прочего – на сумму 5 рублей.
• Кафтан кофейного цвета суконный – 1, стоимостью 1 рубль.
• Наволочки выбойчатые – 3, стоимостью 1 рубль 50 копеек.
• Шапка – 1, стоимостью 1 рубль.

Иван утверждал, что эти, как и предыдущие, «хищения» повергли его «во всекрайнее разорение». Он подозревал, что Матрёна бежала в уездный город Онегу и, возможно, нашла приют в доме коллежского регистратора Егора Щеголихина, где, по его словам, её не раз замечали и прежде. В своём прошении Иван Митусов умолял суд разыскать беглую жену «через кого следует» и вернуть имущество, унесённое ею «воровским образом».
28 марта Онежский уездный суд, внимательно изучив прошение Митусова, поручил заняться этим делом Онежскому городничему Зильберману. Городничий, разыскав Матрёну, выслушал её объяснения, которые, однако, не совпали с обвинениями мужа. При очной ставке, в присутствии городничего, обнаружились явные противоречия в их показаниях. Иван Митусов обвинял жену в краже двух кафтанов, на что Матрёна отвечала, что один из этих кафтанов в настоящий момент «на себе имеет» сам Иван. При обыске, проведённом полицией, было обнаружено лишь одно из заявленных пропавших вещей – шапка, которую Матрёна, по её словам, отдала секретарю Телегину. О результатах расследования Зильберман доложил уездному суду 1 апреля.
Особый интерес в этом деле представляют показания Матрёны Митусовой, данные городничему 31 марта 1799 года. В своих показаниях она сообщила, что ей 25 лет от роду, на исповеди и у святого причастия бывала ежегодно, штрафам не подвергалась, в воровстве и других пороках никогда не обвинялась. Единственной причиной её ухода из дома мужа Ивана было тиранство со стороны свекрови, Ульяны Митусовой, а также распутство и пьянство мужа, сопровождавшиеся жестокими избиениями. Кроме того, по её словам, ей нередко отказывали в пище и неоднократно держали на цепи в Прилуцкой земской избе под охраной, а иногда и дома – в ножной колодке.
Матрёна не признавала за собой никакой вины, кроме того, что, не видя убежища в доме мужа, вынуждена была искать спасения от семейного тиранства, покидая дом. Она отрицала, что уносила имущество мужа, утверждая, что брала лишь то, что получила в качестве приданного от своего отца. И даже часть этого имущества была растрачена мужем на пьянство. Кафтан серого цвета, указанный в списке украденных вещей, по её словам, носит сам Иван, а кафтан кофейного цвета находится в закладе. Зная, что в ссоры между мужем и женой вмешиваться не принято, она тайно сносила все обиды, никому не жалуясь. Отлучки из дома объясняла необходимостью искать пропитание подённой работой в окрестностях и в уездном городе, куда она отлучалась на короткое время, не имея намерения покидать эти места навсегда.
4 апреля 1799 года рапорт городничего был заслушан в Онежском уездном суде, который поручил дальнейший разбор дела нижнему земскому суду, выдав соответствующее указание 11 апреля. Земской суд, в свою очередь, предписал заседателю Попову, находившемуся в то время в Прилуцкой волости, провести расследование на месте. Однако Попов, по-видимому, долгое время не приступал к расследованию, поскольку Онежский уездный суд неоднократно направлял ему предписания: 17 июня и 22 августа 1799 года, а также 24 января 1800 года.
В конце февраля 1800 года нижний земской суд доложил уездному, что заседатель Попов объяснил невозможность проведения расследования отсутствием Матрёны Митусовой в доме мужа и неизвестностью её местонахождения. В связи с этим 25 февраля 1800 года земской суд объявил Матрёну Митусову в розыск.
Судя по всему, розыск Матрёны не был активным, поскольку в деле отсутствует какая-либо подтверждающая это документация. 26 марта 1800 года Онежский уездный суд постановил представить рапорт о вышеизложенном на рассмотрение Архангельского губернского правления, испрашивая подтверждения ранее выданного земскому суду предписания об опросе не беглой жены Матрёны, а её соседей, с целью выяснения обстоятельств жизни её мужа и особенно свекрови, которая, по-видимому, играла немалую роль в разрушении их семейного благополучия.
Этот рапорт стал последним документом в деле о побеге Матрёны Митусовой. Чем закончилось дело, осталось неизвестным. Вероятно, определённую роль в этой истории сыграл коллежский регистратор Егор Щеголихин, у которого, как предполагалось, проживала Матрёна. Согласно данным духовной росписи Онежского собора за 1800 год, он служил секретарём Онежского уездного суда.
В духовной росписи Прилуцкого прихода за 1799 год жена у Ивана не указана, что позволяет предположить, что брак между ними был расторгнут. Их совместная жизнь продлилась менее двух лет. Матрёна, вероятно, вышла замуж повторно. Её бывший муж, Иван, скончался в 1812 году. Его мать, Ульяна Алексеевна, умерла в период между 1820 и 1825 годами в возрасте около 80 лет.