Чемодан

Чемодан

Знакомый строитель Петрович. 
Который давно делал мне небольшой ремонт в доме .
 Позвонил.

- Мне с коллегами заказали ремонт в сталинке, возле. Кинотеатра Мир.

Хозяин умер и нам сказали просто, все что есть в квартире внести на мусорку в контейнеры. 

Я знаю , ты интересуешься  запутанными историями.

Мы все вынесли, мебель, много книг, одежды и сложили все у контейнеров.

Но при разборке антресолей мы наткнулись на старый чемодан.
В нем бумаги, старые фотографии. По-моему бобина с кинопленкой или магнитный лентой. Очень старые.  Какой-то свёрток.
Подумал , тебе будет интересно.

Отложив дела я ринулся в город.  Проскользнув арку в мрачном доме, тормознул у подъезда.   Рядом, у мусорки копашились два бомжеватые личности
- Здравствуйте, мне сказали. Тут много вещей интересных выбросили утром.
- так то утром. Все растянули наши, одежду книги, мебель кто-то на фургоне приехал и забрал, зачётная мебель, скажу вам,  дореволюционная, такой ныне не делают.

Я поднялся на последний  этаж.  Дверь отворил знакомый, весь перепачканный в краску и пыль.
- Вот, забирай и протянул мне в руки увесистый чемодан потертой кожи с металлическими уголками,  тускло блеснувшими под светом старинной люстры.

Забирай все.  Я не посмотрел внимательно. Какая-то документация.  Бумаги написанные от руки.  Все твое.


Выходные я посвятил чемодану.

Письма оказались не отправленными.  Чтение их отложил на позже. Пачку жёлтых листов перетянутых бечёвкой. Прочёл...
Это оказались доносы.
На писателей, поэтов.  Я читал , слезы застилали мне глаза.  Слишком знакомые с детства фамилии попадались.
Я уже знал какая участь их постигла.
Ночь расстрелянных поэтов.
Страшное свидетельство оказалось у меня в
руках.
Развернув свёрток, обнаружил пиджак с бурыми пятнами. С вложенным листком. Опись. Пиджак.  Цвет. Фасон.  Дата , 3 июля 1942 года.   Владелец.  Ива;н Домини;кович Луце;вич.

Предварительно созвонившись, с твёрдыми намерениями довести это дело до общественности , я поехал на Беларусьфильм,  на студию, с вечера  позвонив и изложив просьбу знакомому звукорежиссёру. Инне.
Бегло осмотрев пленку, она выдала. Сохран хороший. Агфа, немецкая.  Хранилась в нормальных условиях. Возможно удастся что-то вытянуть.

Зарядив ленту в магнитофон, сквозь фон мы услышали долгий разговор трёх человек. Мужские голоса.  Сперва показалось это беседа. Но постепенно до нас доходило. Это допрос.  Двое переходили на крик.  Один голос монотонно отвечал.
Опять звучали знакомые фамилии. И твердый ответ незнакомца. Нет. Не был. Не участвовал. Это ложь.  Вы оперируете голыми фактами.  Этот не мог такого сказать.

Потом мы с Инной долго курили , обуждали услышанное.

Дома, разложив содержимое чемодана на  столе в кухне.  Я налил себе  стакан водки.
Что делать дальше с таким страшным богатством я не знал.
Времена возвращались недобрые.
 
Утром , я сложил все в чемодан и спрятал на антресоли.

В стране наступал 2020  год.

Через неделю мне позвонили. Номер не определился. Голос был женский, ровный, без интонации.

- Вы владелец чемодана?
- Простите?

- Чемодан. Кожаный. Металлические уголки. Опись. Пиджак. Луцевич.

Я молчал.

- Мы просим вернуть материалы. Они не предназначены для публичного распространения.

- Кто вы?

-Мы  - архив.

Связь оборвалась.

Я поехал к Инне. Студия была закрыта. На двери объявление: Ремонт. Вход запрещён.

Я попытался дозвониться, номер оказался  недоступен.

Вечером, вернувшись домой, я обнаружил, что чемодан исчез. Антресоли были пусты. Пыль на полке не нарушена. Замок в квартиру не взломан.

Я позвонил Петровичу. Он не ответил. Через день его номер оказался отключён.

Я впал в панику и  начал искать следы. В интернете ничего. Ни Луцевича, ни писем, ни допроса. Как будто всё было выдумано.

Я поехал к дому у кинотеатра Мир. Подъезд заколочен. На двери табличка: Опасно. Обрушение.
Внутри тягучая  тишина.

Я вернулся домой. На кухонном столе лежал листок. Без конверта. Без подписи.

"Ты не должен был открывать чемодан. 
Ты стал носителем. 
Теперь ты - архив".

Я сжёг листок. Но запах бумаги остался в квартире надолго.

С тех пор я не сплю. Время идёт иначе. Иногда я слышу голоса , мужские, ровные, как на плёнке. Они задают вопросы. Я отвечаю. Монотонно. Как тот голос.

Я не знаю, кто я теперь. Но я храню. Я не рассказываю. Я не публикую.

Я  есть чемодан.