03 01. Выёжывацца на чужой горат

       Одиннадцатого сентября 1984 года наша рота притопала из Мариштана в Руху, в пункт постоянной дислокации. Бойцы закинули под нары вещмешки и направились на речку Гуват принимать гигиенические процедуры. В Мариштане воды мы попили от пуза, жажда нас не терзала, хотелось как следует вымыться и по-человечески пожрать.
       Пока мы плескались, брились, намывались и начищались в ледяной кристально чистой воде, батальонная походная кухня забацала горячую еду. Непонятно было, это получился поздний завтрак или ранний обед, ни по количеству блюд, ни по времени приёма пищи я не смог классифицировать данное мероприятие, но не очень-то и хотелось. Чистыми солдатскими довольными репами мы принялись поглощать выданную нам провизию, дружно звякали ложками и не обращали внимания на то, что жрать пришлось под тутовниками, на голой земле из солдатских котелков.
По завершении приёма пищи, Рогачев застроил роту, объявил чистку оружия. Дневальные принесли консервные банки с соляркой вместо ружейного масла, бойцы расстелили во внутреннем дворике плащ-палатки, расположились, кто на корточках, кто на хренёрточках, кто бочком, а кто и рачком, над своими штатными единицами стрелкового вооружения и принялись с сосредоточенными рожами ковыряться, звякать железом, мазюкать внутренности оружия ветошью.
       Как нормальный узбек, я расселся по-турецки возле двери в наш второй взвод, поджал под себя ноги, принялся разбирать пулемёт, снял крышку ствольной коробки и прифигел: - «У-у-у-у, как всё запущено». В Абдуллахейле мы постреляли с Черной горы в кишлак, из-за этого во внутренностях пулемёта образовался пороховой нагар. Несколько следующих дней мы, злые и голодные, таскались по горам, а там ночью становилось холодно, на стылый металл утром выпадала роса. В результате солдаты подыхали от обезвоживания, а оружие портилось от сырости. Горным ветром на нагар и влажную ржавчину нагнетало мелкую кварцевую пыль, внутри пулемёта завёлся пока ещё не чернозём, но на грядку подсечного земледелия данный грунт вполне проканал бы.
       «Ну и срач», - подумал я и потянул на себя затворную раму. Она, как та репка в сказке, сопротивлялась, не хотела вылезать из грядки, образовавшейся в механизмах пулемёта, пришлось применить, как говорится, грубую мужскую силу. Затем я снял с пояса флягу, отвинтил пробку, налил на ветошь свежей Гуватской воды. Основной продукт порохового нагара это - хлорид калия, он хорошо растворим в воде, а в ружейном масле и солярке нихрена не растворим. Понять это невозможно, это надо запомнить и смывать нагар водой, но не пидарасить соляркой или маслом. Все прочие компоненты нагара вплавлены в хлорид калия и легко отмоются, недаром штатный РЧС (раствор чистки стволов) состоит из воды, карбоната аммония и хромата калия. Если два компонента из трёх отсутствуют, не надо выбрасывать третий, им вполне можно воспользоваться, просто по завершении процедуры надо тщательно вытереть оружие и уже потом смазать маслом.
       Гуватской водой канал ствола промылся моментально и заблестел хромированным покрытием, как новенький. Однако в деталях ударно-спускового механизма (УСМ) пыль налипла на находившуюся там густую смазку и превратилась в чёрное несмываемое месиво. Разбирать УСМ я не умел, поэтому решил обратиться к земляку сержанту Манчинскому, его в сержантской учебке научили делать полную разборку автомата. Поэтому я решил почистить пулемётные магазины и после пойти к Сане за полной разборкой.
       Магазины для пулемёта РПК промышленность выпускала длинные, пыли в них помещалось много, вдобавок к этому, один из них я искупал в реке Панджшер. Можно представить, сколько всякой гадости налипло на мокрые патроны и мокрую пружину. С этой мыслью я вытащил первый попавшийся магазин из кармана «лифчика» и начал выдавливать из него патроны.
  - Ты чё делаешь? – Откуда-то сверху, с высоты роста Сани Тимофеева, раздался голос Сани Тимофеева.
 - Магазины обслуживаю.
 - Хернёй ты занимаешься. Смари как надо делать. - Саня присел на корточки, подобрал с плащ-палатки патрон, взял из моих рук магазин, вскрыл ему нижнюю крышку и высыпал все патроны под ноги.
 - Теперь надо протереть, – Саня шомполом протолкнул через короб магазина кусок ветоши, - и всё, смазывать не надо. Пластиковые магазины не смазываются.
       В пять движений сержант Тимофеев собрал вычищенный магазин, набрал патронов в свою огромную лапищу и принялся с невероятным проворством запихивать их обратно, постукивая магазином о свою коленку.
 - Вот так меня научили в ДШБ. Под действием инерции, заряженные патроны отжимают пружину внутрь и каждый следующий легко вставляется на своё место. Учись, салажонок. – Саня вернул мне полностью снаряженный магазин, поднялся и пошел дальше по своим делам. «Вот это настоящий сержант, базару ноль», - подумал внутри себя я, в три секунды вскрыл следующий магазин и высыпал из него патроны. В этот момент меня окликнул дневальный:
 - Касьянов! Иди в офицерскую комнату. Рогачев вызывает.
     Патроны я оставил валяться кучкой на плащ-палатке, их у нас дохрена, никто не стырит, а длинный магазин от пулемёта нужен всем, его я быстро собрал, пихнул в карман лифчика и потопал к Рогачеву. В несколько шагов преодолел внутренний дворик, три раза стукнул кулаком в деревянную дверь офицерской комнаты, громко и внятно произнёс: «Разрешите?». Толкнул дверь, перешагнул порог.
      Внутри обнаружил солдатскую койку, возле неё АКС-74, на стенах фотографии, на тумбочке телевизор.
 - Нахрен тут наужен телевизор, если нет ни телевизионного сигнала, ни электричества? Гораздо смешнее смотрелся бы акваланг. – Подумал я и дебильно улыбнулся.
- Оружие почистил? – Рогачев поднялся с койки.
- Так точно.
- С тротиловыми шашками обращаться умеешь?
- Умею.
- Значит так. – Рогачев нагнулся к тумбочке, вытащил из неё большой черный пистолет СПШ-44 (ракетницу) и коробку с толстыми патронами.
 - Берёшь вот это. Берёшь с собой рацию. Вон, в углу ящик, тротила, возьми пару шашек, но сначала посмотришь где какой дувал просто так разрушен, сам по себе. И только в крайнем случае используй шашку. Значит, запоминай суть задачи: добыть штук 8 или 10 брёвен. Леса здесь нет, а строиться надо. Сейчас подъедет ГАЗ-66, в нём будет водитель и с ним Спыну. Спыну умеет на «Шестьдесят шестом» ездить, если что. Ты заберешься к ним и шуруйте под Четырнадцатый пост в кишлак. Найдите разрушенный дувал, загрузите брёвна в кузов и везите сюда. Всё ясно?
- Так точно.
- С вами Ачкасов поедет с первого взвода. Он всё лето стоял на Четырнадцатом посту, в тот кишлак ходил, знает где разрушенные дома. Всё, давай, кру-гом и с песней.
- Есть. – Я развернулся к Рогачеву задом, к ящику тротила передом, нагнулся, потянулся к тротиловым шашкам. На моём плече болтался пулемёт, в руках мешал СПШ и ещё коробка с патронами, дохрена шашек в таком положении не подхватишь, а хотелось взять штук пять-шесть. Вот бы прикололись!
- А детонаторы? А шнур? – Я повернулся к Рогачеву, прижимая к груди кучу военного имущества, как новогодние подарки.
- Вот тебе четыре детонатора. – Рогачев извлёк из той же тумбочки маленькую
картонную коробочку, вынул из неё четыре блестящие трубки. - Вернёшь под счет на Родину, бля, куда ты столько шашек набрал? Я же сказал – только на крайний случай, если брёвна будут завалены! А ты затарился, как на «Рельсовую войну»! Ну жопа, солдат, за вами глаз да глаз нужен!
        Через пять минут из автопарка подкатил «Шестьдесят шестой ГАЗон», я отдал Серёге Ачкасову пистолет СПШ и начал карабкаться на борт грузовика. Из кабины, распахнувши правую дверку, высунулся Вася Спыну:
- Касиян, смари! - Залазишь вот сюда, между кабиной и кузовом на запаску. Пулемёт на сошку ставь прямо на крышу кабины. Это у нас в автороте считалось самым казЫрным местом. Ты прикрыт со всех сторон, тебе стрелять удобно и ни одного колеса под тобой нет. Если на мину наедем, тебе нихера не будет.
       По Васькиному совету я залез на запасное колесо «Шестьдесят шестого», разложил сошку у пулемёта, установил на кабину. Да, Вася не соврал, оказалось очень удобно.
 - Поехали! – Я похлопал ладонью по жестянке кабины. – Мы готовы, шевели поршнями!
       Шестьдесят шестой зарычал, выплюнул облако сизого дыма и поехал от батальонного дувала вдоль речки Гуват. Слева от нас располагался разбитый дувал, брёвна из него давно уже стырили, оставили лишь огромную гору глиняных обломков. Эти развалины были под завязку загажены, потому что после операции пацаны приходили истощенными, измождёнными, им очень хотелось пить и есть. Под действием данных факторов, бойцы открывали банки со сгущенкой и принимались дубасить её с сырой водой из Гуватки. После такого «блюда» в животах начинало бурлить, урчать и чавкать, до батальонного сортира с этой бедой добежать было невозможно, только к ближайшим развалинам. Поэтому одной рукой горемыка-солдат на бегу придерживал панаму, второй судорожно расстёгивал пуговицы и скакал, как беременный сайгак, именно сюда. Под жарким афганским солнцем последствия таких посещений высыхали, превращались в тёмно-коричневые тонкие хрустящие пластинки, напоминающие большие кленовые листья в осеннем парке. Когда мне доводилось здесь бегать, я старался не замараться, поэтому внимательно смотрел под ноги и, таким образом, запомнил сложившиеся обстоятельства.
       Пока я думал, «шестьдесят шестой» выехал с территории батальона. Речка Гуват здесь разлилась в широкий плоский ручей шириной метров двадцать. Вода тонким слоем струилась между камней, преодолеть в этом месте речку можно было, не замочив обуви. ГАЗ-66 заехал на этот брод и принялся качать бортами из стороны в сторону, переваливаясь с камня на камень.
       Сразу за переездом через Гуват стоял шлагбаум КПП-1 (контрольно-пропускной пункт номер один). Рядом со шлагбаумом грустил чувак с автоматом. Мы подъехали – на крыше грузовичка у нас пулемётчик (я), в кузове снайпер (Серёга Ачкасов) и в кабине два вооруженных амбала. Возле шлагбаума нам не задали вопросов ни насчет путевого листа, ни насчет направления поездки, ни зачем взяли машину, хотя контрольно-пропускной пункт должен контролировать и лишь после контроля пропускать, но в Рухе один херр стоял, другие герры ехали, у каждого был свой личный прикол в этой жизни и они не пересекались, не мешали друг другу жить.
За КПП-1 дорога пару раз вильнула, «Газон» съехал с неё и полез наверх, на ближайшую горку, под позиции Четырнадцатого поста боевого охранения. Это был самый ближний к батальону пост, он был самый удобный для снабжения, водилы сюда катались по нескольку раз на дню, подвозили жрачку, воду, боеприпасы. Поэтому наш водила знал эту дорогу как свои пять волосатых.
       На подъёме машина попердела движком, несколько раз вильнула между дувалами и остановилась. Вокруг нас оказались сады, высокие ограды из желтой сырой глины. Всё выглядело необычно, не по-европейски, от окружающей меня обстановки «тянуло» какой-то средневековой дикостью, восточным колоритом, как будто я оказался в сказке про Синбада Морехода.
       Привезти в расположение роты нам требовалось брёвна, а они, как мы все знаем, дохрена весят и в придачу длинные. Ну, иначе это были бы не брёвна. Таскать в машину длинное и тяжелое под жарким афганским солнцем из далека не хотелось, поэтому мы заехали куда смогли доехать, водила остался в машине, а мы втроём выскочили наружу и пошли прошмонать ближайшие дома, поискать где поближе и поудобнее лежат интересующие нас ингридиенты. На предмет, чтобы безвозмездно взять.
- Во бля, смарите, пацаны! – Серёга Ачкасов вытащил из-за пояса ракетницу.
- Мы с этой штуковиной сюда в кишлак с поста ходили. И прикинте, она так херачит, что если долбануть в ворота, то пробивает насквозь, как из пушки!
- Э, э! Мне Рогачев дал её на всякий случай. Чтобы если на нас нападут, то обозначить место где мы ведём бой. – Я хотел было забрать пистолет у Серёги, но вмешался Вася Спыну:
- Не сцы, мы вверх стрелять не будем. Дай сюда. – Вася забрал ракетницу у Ачкасова.
       Ну как же, Вася - дэмбэл, ему по сроку службы положено выделываться, но я протянул руку за пистолетом:
- Хрен вы угадали. Патрончики-то у меня! Без них она не работает, так что я буду стрелять первым. Вася отдал мне СПШ, мы пошли по кишлаку, нашли дувал с исправными воротами, сделанными из толстого коряво обтёсанного бруса. Ворота были открыты. Мы их закрыли, я выстрелил «с двух рук» красной сигнальной ракетой в створку ворот. Ракета проломила в древесине огромную дыру, наделала кучу щепок, и принялась со свистом выписывать круги по двору. Вот это да!
       Потом стреляли чуваки, доломали ворота, затем выстрелили ракетой в окно и прикалывались, как она нарезает круги в тёмной комнате.
- Ну ладно, пацаны, оставьте несколько патронов, чтобы Рогачёв не заметил. – Подал я слабый голос разума, но куда там!
- Ты чёкнулся что ли? На артскладе Рогачёву выдадут патронов дохрена и сверху, а ты скажешь, что свои потерял, таскал брёвна, коробка выпала, а ты не заметил. Всему тебя надо учить. Ну хренли он тебе за патроны сделает? У него этих патронов хоть жопой ешь, а нам радость в жизни. - Сказал Вася и выстрелил зелёной ракетой по ведру, валявшемуся на балкончике второго этажа. Не попал.
       Потом мы ещё пошарились по кишлаку просто так, от нехрен делать. В одном из дворов увидели одиноко стоящий глинобитный сортир. Из-под него во двор вытекла зловонная жижа, напоминавшая поток застывшей лавы.
- Оба-на, пацаны! Нихрена себе. – Я показал пальцем на жижу.
- И чё? – Вася недоуменно глянул на меня. – Ты нашел дерьма?
- Ну да. Жидкого и много.
- И чё?
- Толстый член через плечо. На афганском солнце всё должно засохнуть за день, как в развалинах загаженного дувала, а в этом дворе не засохло. Значит кто-то здесь появляется постоянно и в большом количестве. Может быть они сидят где-то рядом и считают сколько нас. Вася, ты хочешь приехать на дембель целым?
       Вася выразил непреодолимое желание приехать на дембель целым, из-за него мы вприпрыжку закидали штук десять брёвен в кузов «Шестьдесят Шестого», клацнули задним бортом, усадили меня на запасное колесо с РПК и резко слиняли в расположение роты с награбленными стройматериалами.
       Во время обратного пути я ехал между кузовом и кабиной, вертел башкой и вспоминал слова Хабиба, старшины Термезского военного госпиталя. Он после завтрака застроил личный состав на стандартный утренний развод, скомандовал сделать шаг вперёд тем, у кого температура выше 37,1, затем шаг вперёд тем, кто поступил в госпиталь не позднее трёх дней тому назад, затем шаг вперёд тем, кто прослужил полтора года и больше. Все эти три категории военнослужащих освобождались от общих работ ... ой, Господи, да что там за работы – сметать метёлкой опавшие с деревьев осенние листья. Не надорвёшься ты от такой работы. Но один из бойцов решил, что надорвётся и «закосил» не то температуру, не то изобразил из себя старослужащего. Старшина Хабиб немедленно уличил его в подтасовке фактов и пришел в неописуемую ярость, начал сверкать глазищами, махать руками и орать: - «Как ти можешь так выёжывацца на чужой горат?».
После обнаруженного в Рухе переполненного туалета, я ехал в ГАЗ-66 и представлял, как какой-нибудь местный смуглый чувак, точно, как Хабиб, сверкает глазищами, но не машет пустыми руками, а снимает с предохранителя автомат и приговаривает: – «Как ти можешь ТАК выёжывацца на чужой горат?».
       Пострелять по чужим воротам и окнам, это не старослужащего из себя изобразить. Почему мы были такие дураки? Кто был нашим учителем?
       По прошествии лет Старцев С.А ответил на мой вопрос:
- Вы молодые были, прикольные такие были. Сынки. А я смотрел на вас и думал: «Вот нахера мне Родина прислал этих детишек? Мне же это всё теперь разгрёбывать придётся»! Вы же, насчёт понималки военной, вы же тупые были! Абсолютно! Дима, ну почему ты был такой тупой?
- Сержант должен быть тупым и исполнительным. Вот за это, Сергей Анатольевич, ты меня и сделал сержантом.
- Да я твоего приказа «на сержанта» даже в глаза не видел, не то, чтобы подписывать. Это Рязанов подписывал, твой кумир.