Руки

  Мне кажется, у каждого есть своя «маленькая правда», услышанная в детстве — слово, сказанное не со зла, но запомнившееся навсегда. Одно из моих - было про руки. И, может быть, именно поэтому я всю жизнь ищу в людях не лица, а жесты.

Есть слова, которые не ранят сразу.Они оседают где-то глубоко и живут там годами, меняя то, как ты смотришь на себя.Для меня такими словами стали: «У тебя некрасивые руки.»
Всю свою жизнь я завидую людям с красивыми руками.Тонкие пальцы, ровные ногти, движения, в которых есть лёгкость и благородство — я замечаю их мгновенно. У каждого человека, которого я когда-либо встречала, я запоминала руки. Это первое, на что я обращаю внимание, и, пожалуй, последнее, что забываю.
Когда я была ребёнком, одна из моих тётей собрала всех нас — своих племянниц — вокруг себя и попросила показать руки.Дом моего дедушки был совсем рядом с нашим, и почти каждый день я проводила там.
В день рождения моей матери, в 1989 году, в тот дом пришло горе. Самый любимый, самый добрый дядя погиб, разбившись по дороге домой. Его дочери были совсем крошками: одной — два года, другой — всего несколько месяцев.
После его смерти бабушкин дом словно застыл в трауре. Годы тянулись в тишине: не звучала музыка, не включался телевизор, даже голоса звучали шёпотом. В этом доме поселилось горе — тяжёлое, липкое, проникающее в каждую щель, в каждый вдох.;Мы, дети — особенно я и мои братья, жившие по соседству, — будто утратили право быть детьми. Смеяться, играть, шуметь — всё это было непозволительно.
Помню, как через пятнадцать лет один из дядей приехал из Америки. Он не выдержал этой гнетущей тишины: купил магнитофон, гору кассет, включил песни, которые звучали когда-то в молодости. Он понимал, какое страшное влияние может иметь вечная скорбь на двух девочек, растущих среди теней.
В том доме жила и моя незамужняя тётя. Её жизнь застыла вместе с этим домом. Она не могла простить судьбе того, что её любимый брат умер молодым, а мой отец — человек далеко не идеальный — продолжал жить.
То, что у меня был отец, казалось им чем-то вроде несправедливого преимущества. Ведь у них его не было.
Из этой боли родилась странная забота: всё делалось для того, чтобы дочери погибшего брата росли, не зная ни нужды, ни грусти, окупленные заботой и странной душительной  любовью . Чтобы они чувствовали себя особенными — даже по сравнению с детьми, у которых были оба родителя. Иногда — за счёт других.
Иногда мне казалось, что я виновата в том, что у меня есть отец, а у них — нет. Наверное, поэтому мой отец никогда не проявлял нежности ни ко мне, ни к моему старшему брату. Все боялись обидеть этих двух девочек, росших без отца.
И вот однажды, в один из тех дней, когда моя тётя почувствовала непреодолимое желание доказать, что мои кузины лучше меня, она собрала нас всех и вдруг решила сравнить наши руки.— Посмотрите, — сказала она, — какие красивые пальцы у ваших кузин. Длинные, ровные, утончённые.
А потом повернулась ко мне и добавила:
- А у тебя, к сожалению, руки некрасивые.
Я растерянно посмотрела на свои ладони.
— Почему некрасивые? — спросила я, искренне не понимая. — Руки как руки...
Тётя взяла мои ладони в свои и, соединяя указательные пальцы, сказала:
— Видишь? Они криво расходятся. А у твоих кузин — прямые, как струны.
Я помню, как долго потом рассматривала свои пальцы — короткие, немного кривоватые. А рядом были их руки — действительно красивые, как из журнала.
С тех пор я мечтала о красивых руках. Завидовала каждой женщине с тонкими пальцами, запоминала руки всех — друзей, родственников, любимых. Если бы поставить всех этих людей за ширму, я бы узнала каждого из них по рукам.
Теперь, став взрослой, я научилась немного обманывать зеркало. Маникюр, накладные ногти — и мои руки вдруг становятся похожи на те, о которых я мечтала в детстве.
Но стоит снять этот блестящий фасад — и я снова вижу девочку, которая когда-то услышала правду от своей тёти.
Той самой тёти, что, может быть, и правда любила меня — просто по-своему.