Встреча

Он шёл напрямки, по малознакомой дороге; глухие пятиэтажки давили на сознание, своим серым видом отравляя и без того печальное настроение. С каждым пройденным метром сердце ощущало то волнительное состояние, которое присуще человеку в момент ожидания какого-нибудь вот-вот совершившегося события, порой абсолютно незначительного.
Алёхин не привык жаловаться на жизнь: недавно поселившись в районном центре, он добился какого-никакого уважения среди жителей, хотя человеком считался новым и до конца не изученным. Многие были в курсе, что после окончания мединститута Григорий приехал по распределению в Щ. участковым терапевтом, получил служебную квартиру и первым делом отправился записываться в библиотеку. Разумеется, этот факт не мог остаться незамеченным для первых сплетников района. «Дохтор-то наш мутный какой-то», - рассказывал вечером соседкам по дому старичок, деливший лестничную клетку с молодым человеком.
Вокзал, к которому стремился врач, находился на окраине городка. Начальник станции, степенно расхаживая вдоль платформы, ожидал последнюю электричку. Желающих уезжать было немного: парень-студент да престарелая женщина, расположившаяся на лавочке со спицами в руках.
Стрелки часов едва достигли половины десятого, когда Григорий подошёл к кассе.
- Один до К., - обшаривая карманы, произнёс Алёхин.
- Билетов нет, молодой человек, - ответил из-за окошка хрипловатый голос.
- Как – нет? – Григорий чуть было окончательно не потерял присутствие духа, - послушайте, мне очень нужно попасть в город…
- Билетов нет, – сухо повторила кассирша, но, видимо, сжалившись, продолжила, - попробуй с контролёром договориться.
Выйдя из здания, Григорий поднял глаза на небо. Первые звёзды только-только начинали просачиваться сквозь тугую пелену темноты. «Хорошо», - подумалось про себя.
Мысль прервал громкоговоритель. До прибытия электрички оставалось 10 минут. Доктор посмотрел по сторонам: за день работы он изрядно притомился. Увидев место рядом со старушкой, незамедлительно сел, опёрся на спинку и прикрыл глаза.
Вспомнились события прошлых месяцев. Случайная встреча, робкие комплименты, знакомство с чудесной девушкой, и вот уже степенная прогулка под ручку до дома. Осенний вечер радушно принимает в объятия новые души, утром даже не помышлявшие о сближении. О, если бы тогда можно было предвидеть случившееся, то ни за что бы на свете…
- Вы на электричку?
Алёхин резко открыл глаза. Старушка стояла возле скамейки с сумками наготове.
- Да.
- Пойдёмте скорее, прибывает, - и, засеменив утиной походкой, женщина направилась к перрону.
Григорий неспешно последовал за ней. Ощущение мимолётного сна никак не хотело покидать голову. Полупустая электричка с гулом остановилась. Подсобив бабушке, врач сел на первое свободное место и погрузился в раздумья.
В памяти вдруг возникли глаза. Те самые глаза, которые впервые зажгли в сердце незнакомую искру и казались тогда бездонным озером. В них виделось то, чего, как казалось, не хватало для полного ощущения счастья долгие годы. За один ласковый взгляд он мог простить ей любое прегрешение. Не возникало и мысли о том, что озеро может в мгновенье исчезнуть навсегда…
- Далеко едете? – из-за спины донёсся знакомый голос. Обернувшись, Алёхин увидел бойкую старушку, с интересом щупающую взглядом наметившегося собеседника.
- До конечной, - пробормотал он.
- А вы, случаем, не тот доктор, которого из города прислали?
«Ну всё, - подумал Григорий, - теперь не отвяжется».
- По всей видимости, тот.
- Знаете, я вас по-другому представляла.
- Вот оно что! Каким же вы меня представляли? Старым? – спросил Алёхин, пытаясь скрыть улыбку.
- Ну, постарше, конечно, - без тени смущения ответила старушка. – К молодым у нас, знаете, недоверчиво относятся. Был тут учитель один, по распределению приезжал. Люди от новости о пополнении обрадовались, дети то который год ездят в соседний район в школу, так он, шакал, полгода помаялся, девок поохмурял, ребятишек ничему толковому не научил да так и удрал с одной бесстыдной, только пятки сверкали…
- Что значит – удрал? А как же деньги, компенсация государству за неотработку? – удивился врач.
- Так то-то и оно, что шишка нашлась в администрации, которая охломона этого отмазала. Правды сейчас мало где допросишься, – вздохнула попутчица.
- Мне ехать некуда, – невзначай обронил Алёхин. Женщина медленно перевела взгляд на собеседника. По морщинистому лицу пробежала маленькая усмешка, олицетворяющая хитренькое «посмотрим».
До самого К. ехали молча. Вагон мерно покачивался на просторах Центральной России, унося с собой проблемы и судьбы пассажиров, всей душой жаждущих вырваться из захолустной глубинки в огни большого города. В воздухе царило ощущение ожидания перемен, каждый думал о сокровенном, о том, что ожидает по приезде: кого-то семейный очаг, кого-то холодное общежитие с вечно пьющими соседями, то и дело норовившими затеять драку, а кого-то, в принципе, ждала незамысловатая неизвестность. Именно в такое состояние ехал Григорий Алёхин, изредка засматривавшийся в окно на пролетающие мимо деревни. В похожих селениях прошло его детство, детство сына водителя и сельской учительницы.
В уголке окна показалась стена вокзала. Народ, жаждущий поскорее покинуть вагон, табором ринулся к дверям, снося на пути тех, кто, помедлив, спешно забирал вещи с полок. Григорий сидел неподвижно: зная о своей неуклюжести, он не лез на рожон и спокойно ждал, когда основная волна людского ручейка прольётся на перрон. Только доктор поднялся, рукав пальто кто-то настойчиво потянул вниз.
- Знаю о твоей беде – тихо проговорила, оказавшаяся рядом, старушка, – главное одну её не оставляй, а уж я своё дело сделаю.
Старая знакомая быстро засунула спицы с недовязанным свитером в сумку и бойко пошла к выходу. Григорий замер, пытаясь переварить неожиданный инцидент.
У дверей спутница вновь обернулась и громко, задумчиво произнесла:
- Хороший ты человек, - и, перешагивая через щель между порогом и перроном, добавила, - себя не потеряй.
Григорий простоял в неподдельном удивлении с минуту. Очнулся лишь от лёгкого похлопывания по плечу. «Неужели опять она?», - острая мысль больно резанула по растерявшемуся уму.
- Гражданин, конечная, а вы тут замерли, как истукан. В депо собираетесь? – послышался сзади добродушный голос кондуктора.
- Одну секунду, я выхожу.
Каким-то невообразимым образом Алёхин оказался на автобусной остановке. Что за сила вела ватные ноги по мокрому, переливающемуся от прошедшего дождя перрону, теперь не вспомнить. В памяти отложился лишь одинокий фонарь, освещавший грязную привокзальную площадь.
В автобусе в вечерний час было немноголюдно. Сев на первое свободное место, доктор облокотился на стекло. Дремота начинала полностью овладевать телом. Ехать предстояло остановок семь, поэтому сопротивление ей не имело особого смысла. Перед глазами поплыла встреча с пресловутой старушкой, разговор в вагоне, пролетающие деревни и она, наполняющая мир радостным смехом…
Вышел Григорий на самой окраине, посреди покосившихся грязных домов, доставшихся людям в девяностые после развала колхозов. В стороне, за полосой высоких елей, виднелся край трёхэтажной белой постройки, к которой вела однополосная, будто пережившая бомбёжку, дорога. Затянув потуже шарф, доктор направился к зданию.
На входе встретилась пожилая медсестра.
- Ещё один права качать пришёл! – промычала она сквозь сигаретный дым.
Поднявшись по разбитым до мелкой щебёнки ступенькам, Алёхин попал внутрь. С порога в ноздри ударила знакомая смесь испражнений и сырости. По всей видимости, только что во врата лечебницы поступил очередной, запутавшийся в жизненной круговерти, бездомный странник. В регистратурном окошечке, как из бойницы, виднелся лоб уставшей медицинской работницы.
-  Добрый вечер, подскажите, к вам вчера поступала девушка двадцати двух лет после аварии? – аккуратно спросил Григорий.
- Поступала, - с недоверием в голосе ответила женщина. – Краскова Виктория, из Щ-ого района привезли.
- Я могу её увидеть?
- А вы кем ей приходитесь?
Тут Григорий задумался. Действительно – кем? На каких правах он собрался войти к ней? А после последней совершенно глупой сцены непонимания положение стало ещё туманнее. Тем не менее, после небольшой паузы Алёхин решился на ответ:
- Я молодой человек её. Правила знаю, сам врач. Плохого не сделаю.
Посмотрев с презрительным недоверием, медсестра всё же нашла в себе силы выйти из каморки и показать в сторону длинного коридора, ведущего в темноту.
- Там медсестра на посту сидит, скажете, к кому идёте. Шестая палата, – и, развернувшись, бросила, – если что, я разрешила.
Алёхин погрузился во тьму больничного коридора. За столом, прямо напротив двери с цифрой «6», на стопке историй спала совсем юная сестричка. Стараясь не нарушить крепкий девичий сон, Григорий шагнул в палату.
За время, пока он бродил по зябким больничным коридорам, на улице окончательно потемнело. Острый серп месяца неуверенно выглядывал из-за нависших, похожих на толстые лоскутья ваты, туч, островками заливая лунным светом составленные вдоль стены кровати. На одной из них лежала она – возможно, самый близкий за недавнее время человек. Тонкая ветка капельницы аккуратно вилась по предплечью, концом пронзая напряжённую руку.
О том, что случилось в тот роковой день, Григорий узнал на работе. Во время одного из приёмов телефон, на мгновение сгруппировавшись, точно спортсмен перед прыжком, сделал паузу и извергся звонкой мелодией вызова. В трубке раздался отрывистый молодой голос:
- Григорий Александрович? Здравствуйте. Беспокоит старший лейтенант Жилов. Вы знакомы с гражданкой Красковой Викторией Николаевной? В её телефоне ваш номер значился первым.
По спине врача невольно пробежали холодные мурашки.
- Что с ней? – еле слышно спросил Алёхин.
- Виктория Николаевна попала в аварию. Её без сознания отвезли в городскую больницу. Вам нужно в самое ближайшее время приехать на место происшествия для уточнения ряда вопросов. Вы кем ей приходитесь?
- Муж, - внезапно произнёс Григорий, но тут же осёкся, - почти…
Дальше всё было, как в бреду. Доктор не мог вспомнить, каким образом добрался до злополучного перекрёстка, где стояла знакомая машина с полностью стёсанным передом, на какие вопросы пришлось отвечать настырному высокому офицеру, с видимым превосходством то и дело поправлявшему фуражку. Как вскоре порывался поехать в больницу к той, с которой были неразрывно связаны самые тёплые воспоминания последних месяцев, а, быть может, и всей жизни! Помнилось только, что привёл его в чувство тот же старший лейтенант, и, немного встряхнув, отговорил от поездки, ссылаясь на тяжёлое состояние пострадавшей.
Полуживого Григория привезли домой на полицейском «УАЗике». Едва достав ухом подушки, врач погрузился в беспокойный сон, в котором бессознательно перемешивались обстоятельства последних тревожных часов. Изредка в минувшее вплетались «плоды воображения». Особенно явственно представилась встреча с Викой, момент случайного пересечения взглядов в городском парке. День стоит пасмурный: вместо солнца лица озаряет ярко-жёлтый отблеск осенних деревьев. Не помня себя, он несётся прямо на приближающееся белоснежное платье, подхватывает тонкий стан и вихрем закручивает среди осыпающейся золотом листвы. Именно в городском парке произошла их первая встреча. Через центральную аллею пролегал путь к квартире, поэтому по пятницам Алёхин мог позволить себе слиться с природой и немного поразмышлять о вечном. Во время одной из таких прогулок глаз уловил девичий силуэт, неловко наклонившийся к тропинке в поисках чего-то. Приблизившись, Григорий увидел неподалёку разорванный пакет. На принятие решения ушло чуть меньше секунды – уже через пару минут принадлежности были собраны, а молодые люди чинно вышагивали рядом, мило беседуя. Оказалось, что Виктория (Алёхин, как человек интеллигентный, в первую очередь узнал имя незнакомки) как, собственно, и многие, не местная жительница посёлка, всего лишь приезжий специалист. Работает экономистом на предприятии, как может помогает старенькой маме, у которой она – единственный ребёнок. Вечерами любит коротать время за рисованием картин (впоследствии две акварели будут украшать рабочий кабинет доктора). Из общих тем – беззаветная любовь к театру. В юности Вика вместе с родителями успела поездить по многим городам и весям, в которых, согласно добрым советским традициям, без здания театра не представлялась ни одна центральная площадь. Григорий тоже относился к театральному искусству с уважением, даже в детстве был завсегдатаем самодеятельного кружка при сельском дворце культуры, благодаря чему уверенно мог поддержать разговор на любую культурную тему.
И вот теперь она здесь, на мёртвенно-бледной простыне. В совершенно ином измерении, пугающем, неизведанном никем и никогда. Видно ли оттуда, понятно ли, в каком состоянии сейчас находится его душа? 
Накануне случившейся аварии пара разругалась. Воспоминания о совершенно глупом конфликте больно резали по сердцу, заставляли прокручивать в голове брошенные в раздражении колкие фразы. Во время воскресного обеда Григорий случайно задел рукой вазу, подаренную Вике её мамой по случаю налаживания молодыми совместного быта. Сложно сказать, какое насекомое укусило обоих, но обвинение в жуткой неуклюжести вывело врача из себя. Первой не выдержала Виктория. В сердцах предложила Григорию пожить отдельно друг от друга «если замечания так негативно влияют на больное эго».
Алёхин впервые за месяц остался дома один. Говорят, человеку свойственно привыкать ко всему. Однако для полного принятия нововведения должно пройти определённое время. Некоторые в силах пережить возникший неприятный жизненный промежуток, в отличие от других, впадающих в беспроглядное уныние только при мысли о долгом течении периода так называемого привыкания. Доктор относился к числу последних. Через час после расставания постепенно начала подбираться цепкая тоска, плавно перемежающаяся со странной тревогой. Любой хотя бы раз испытывал чувство внезапного волнения, ничем не подкреплённого, грациозно возлегающего около диафрагмы и вяло сосущего человеческую энергию. Облегчить патологическое состояние может только деятельность.
Но и трудовая терапия не повлияла на душевное равновесие. При общении с пациентами доктор был как никогда рассеян. Такая аномалия продолжалась в тот день из приёма в приём, пока один из осмотров не прервал пресловутый звонок.
Если бы только можно было вернуть время вспять!
Алёхин продолжал сидеть на больничной кровати, держа Вику за еле тёплую руку. Внезапно в голове помутнело: всё отчётливей стали слышаться фразы старушки из электрички. «Я своё дело сделаю… Себя не потеряй…». Показалось, что на соседнюю кровать кто-то присел, чуть скрипнув сеткой продавленного матраса. Потом Алёхин резко потерял ощущение реальности: начало казаться, что он летит по тёмному коридору к свету, проникающему отовсюду…
Очнулся врач от лёгкого прикосновения. Тонкие женские пальцы неловко пытались нащупать его ладонь. Счастью не было предела: глаза, как прежде, купались в любимых голубых озёрах, заполнявших целебной водой иссушённую душу.
- Я знала, что ты здесь, - прошептала срывающимся голосом Вика. – Ты приходил во сне, рассказывал про какую-то бабушку, как вы ехали с ней в поезде, и она…
- Тише, любимая! – к горлу Алёхина подкатился ком. – Тебе нельзя много говорить. Я всё знаю, - и, немного помолчав, добавил, - теперь я тебя никуда не отпущу.
Рассвет Григорий и Виктория встречали вместе, так и не сомкнув за ночь утомлённых глаз.