Цитаты-ссылки в Слове 2025
(Это одна из вводных глав моей новой книги про акростихи в «Слове».)
I.
В случае совпадения в двух текстах какого-либо словосочетания или даже одного (только редкого) слова, мы можем предположить несколько вариантов: 1. автор одного текста процитировал другой текст; 2. оба автора процитировали какой-то третий текста, возможно, нам неизвестный; 3. оба автора независимо друг от друга использовали в своих текстах незакреплённый в литературе, но широко в ту пору известный оборот устной речи.
Заметим, что в пользу пункта 1 говорит уже то, что в большинстве случаев совпадающее слово или словосочетание во всей древнерусской литературе встречается лишь дважды – в «Слове» и некоем тексте N. Кто же кого цитировал.? Приведём два аргумента в пользу цитатности «Слова». Во-первых, «Слово» «нашпиговано» вкраплениями из других текстов. В тех же произведениях «цитируется», как правило, только «Слово». Во-вторых, отсылки в «Слове» к другим текстам нужны автору для прояснения загадок и «тёмных мест». К примеру, повторение фразы «испить шеломом Дону» из пролога Галицкой летописи объясняет «старого Владимира» как Мономаха. Автору же пролога гипотетическая отсылка к «Слова» ничего не даёт.
Представители отечественной «словистики» во избежание опасной темы цитирования в «Слове» неизменно склонялись к пунктам 2 и 3. Ниже на примерах мы покажем несостоятельность такой позиции.
1. БОЯН
«Боянъ же братiе не 10 соколовъ на стадо лебедей пущаше. Но своя вещiа пръсты на живая струны воскладаше».
НЕПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
10 соколов – 10 пальцев. Лебеди – струны. Всё вместе – поэтичное описание игры на гуслях. Следовательно, Боян – древний бард, исполнявший свои песни под аккомпанемент гусель. Поскольку Боян пел славу князьям, он был придворным бардом. Автор подражательной «Задонщины» также назвал Бояна «знатным гудцом из Киева».
ПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
Описывая игру Бояна, автор цитирует пассаж из «Слова о Воскресения Лазаря»: «Ему же глаголаше Давидъ седявъ преисподнемъ аде, накладая многочитыя персты на живые струны, а воспоемъ песни тихиа и веселыа, дружина моя…».
Т.о. Бояна автор уподобляет псалмопевцу Давиду, а 10-струнные гусли Бояна – псалтири («Боже, песнь нову воспою Тебе; во псалтири десятиструннем воспою Тебе» (Пс.. 143:9)). Это «мыслеенные» гусли, а не реальные. Не догадываясь о цитировании в «Слове», автор «Задонщины» теряет десятиструнность давидовой псалтири.
Кто на Русской земле «пел славу князьям»? Конечно, летописцы. Будучи монахами, они, как и Давид, славили не князей, не человеков, а Бога.
2. КЛЮКИ
«Тъй клюками подпорся о кони
и скочи къ граду Кыеву».
НЕПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
Слово «клюки» всеми комментаторами истолковывается как «хитрости», «коварство», но без ссылки на древнерусские тексты. Далее следуют попытки объяснить непонятную фразу. Полагая, например, что «клюки» относятся к Всеславу или «девице себе любой», т.е. Киеву.
ПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
Слово «клюки» – редкое: оно встречается только в «Повести временных лет» и только один раз. Причём относится оно к активному участнику описываемых в «Слове» событий – великому князю Изяславу. Того самого, который вероломно схватил поверившего целованию креста Всеслава, отвёз его в Киев и там заточил в поруб. Т.о. «клюки» – это ссылка на летопись, объясняющая читателю чьими именно «клюками» Всеслав «скакнул» в Киев.
По мнению летописца именно за нарушение крестоцелования, т.е. в наказание за «клюки», Бог лишил Изяслава престола, а на его место посадил верящего клятвам на кресте Всеслава. В уста Всеслава летописец вложил пламенную речь во славу Честного креста, а заодно и слова осуждения Великого князя Изяслава.
3. «ИСПИТИ ШЕЛОМОМЪ ДОНУ»
«С вами Русици хощю главу свою приложити,
а любо испити шеломомь Дону!»
НЕПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
Вероятно, в древней Руси выражение «испить шеломом из некой реки» было широко распространено. Использовалось это поэтическое выражение в значении «овладеть территорией противника в ореоле такой-то реки». В «Слове» автор дважды использовал этот образ в отношении реки Дона.
ПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
В древнерусской литературе образ «испить шеломом из Дону» встречается в двух текстах – в «Слове» и прологе Галицкой летописи. Ни из какой другой реки шеломом воду никто не пил.
В прологе Галицкой летописи «золотым шеломом из Дона» пил Владимир Мономах. В «Слове» автор процитировал летопись. Говоря о своём желании «испить шеломом из Дону» князь Игорь говорит тем самым о своём желании сравняться в славе с Владимиром Мономахом, который когда-то наголову разбил половцев. Так проясняется «старый Владимир» «Слова» как Мономах.
Повторное использование данного образа в «Слове» не свидетельствует о его популярности в древней Руси, но является настойчивым авторским указанием на пролог Галицкой летописи.
4. УГОРСКИЕ ИНОХОДЦЫ
«Съ тоя же Каялы Святоплъкь повелея отца своего междю Угорьскими иноходьцы ко Святей Соф;икъ Кiее(в)у».
НЕПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
В «Слове» упомянуты угорские кони-иноходцы – согласно тексту на них в Киев везли тело убитого великого князя. Это не удивительно – ведь Угорские кони ценились издревле. Как главный предмет экпорта из Угор на Русь они упомянуты в «Повести временных лет». Что же касается собственно иноходцев, то их ценили особо – в Радзивиловской летописи есть миниатюра, на которой такие же иноходцы везут сани с раненым князем.
ПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
В «Слове» кони называются исключительно «комонями». Данное слово в древнерусской литературе встречается один единственный раз – в «Повести временных лет». Это те самые «комони из Угоръ».
Итак, в «Слове» 17 раз называются «комони» (и всякий раз мы мысленно вспоминаем тех летописных комоней из Угор). А один раз в тексте «комони» названы «угорскими иноходцами». Этот художествнный приём в риторике называется «изрядие». Именно из этого места «Слова» автор отсылает читателя к тому фрагменту летописи с 17-кратным усилием.
5. СВЯТОПОЛК ИЛИ ЯРОПОЛК?
«…Святоплъкь повелея отца своего..».
НЕПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
Согласно летописи тело погибшего отца в Киев вёз Ярополк (старший сын, сопровождавший отца в его многолетнем изгнании), а согласно «Слову» – Святополк. Почему? Возможно, это «описка переписчика» (каких в «Слове», увы, немало), а. возможно, автор «Слова» вопреки летописи полагал, что тело убитого отца перевозил в Киев его младший сын Святополк.
ПРАВИЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ:
Ошибки в тексте нет. Имя Святополк даёт последнюю букву «С» в читаемом по строкам вниз акростихе «ХРА-СТО-С», а также первую букву «С» в читаемом по горизонтали слове «С-П-О-С».
Любое неправильное имя в «Слове» подобно восклицательному знаку. Посредством таких «ошибок» автор, обращаясь к читателю, как бы говорит ему: «Зри!».
Все вышеприведённые примеры «неправильного рассуждения» отличает невероятная приземлённость и однотипность. Рассуждающие подобным образом «исследователи» всё время ссылаются не на книги (которые мы знаем), но на древнерусскую жизнь и на устную традицию, якобы бытовавшую тогда (которую мы не знаем). Дополнив эти в сущности очень наивные рассуждения наукообразными терминами, мы получим отечественную «науку» о Слове, главную скрипку в которой играла филология.
Итак, «Слово» – цитатное произведение. Причём, многочисленные цитаты, сокрытые в нём, являются отнюдь не праздным украшением текста чужими перлами, но целенаправленными ссылками с целью комментирования того или иного фрагмента.
Приведём пример одной такой ссылки. В «Слове» восклицание «Мужаимся сами» используется в контексте противления младших Ольговичей старшему – Великому князю Святославу (трижды повторяется во фразе слово «сами», что означает «без Святослава»). Словосочетанием «но рекосте «Мужаимся»» автор отсылает нас к «Повести временных лет» (лето 6576). Контекст произнесения этих слов в летописи таков. Грехов людей ради Бог посылает на народы мор, войну и голод. Но вместо того, чтобы покаяться и обратиться к Богу, они лишь укрепляются в неправде своей. Грешники не только не каются в грехах своих, «но ресте: «Мужаимъся»». Таким образом, через отсылку к летописи контекст неповиновения старшему князю и государю расширяется до контекста неповиновения воли Господа. Плюс к этому мы вспоминаем события того трагичного для Руси года* и мысленно на-кладываем их на нынешние события – нашествие половцев на южное пограничье Русской земли, случившееся вследствие поражения самочинного Игорева полка. Так «свиваются» в «Слове» старое и новое время.
Наиболее очевидный контекстный план «Слова» – летопись (для нас приоритетен Ипатьевский список, куда входит рассказ об Игоревом походе). Говоря о старом времени автор отсылает нас описанию тех же событий в «Повести временных лет», говоря о событиях нынешних – к Киевской летописи. Так, например, слёзы матери-половчанки по юноше князю Ростиславу заимствованы из летописи изначальной, а слёзы Великого князя Святослава по пленённым своим братьям Игорю и Всеволоду – из летописи нынешней. В обоих случаях это не реальные слёзы, запомнившиеся современникам, а книжные слёзы-клише (согласно летописи по Ростиславу помимо матери плакали многие люди «юности его ради»). Повторив слова летописи «Зарезал Редедю», «Клюки», «Но рекосте: «Мужаимся»», «по Боричеву» и пр. автор тем самым встроил в свой текст комментарий. Подобные ссылки выполняют в тексте ту же роль, что номера комментариев в современных книгах.
-------------------------------------------------
* Это то самый 1068 год, когда был свергнут Великий князь Изяслав, а на киевский стол сел его пленник Всеслав Полоцкий. Но правил он всего полгода. После чего с армией поляков вернулся изгнанный Великий князь Изяслав.
Тогда многие киевляне без суда были казнены и ослеплены, виновные и невиновные, а Рускую землю долго грабили поляки.
-------------------------------------------------
II. «СЛОВО» И ЛЕТОПИСЬ
В «Слове» «свиваются» два времени – нынешнее и старое, время полка Игорева, и время полков его деда Олега Гориславича. Всё относящееся к настоящему времени коррелирует с рассказом об Игоревом походе Ипатьеской летописи*, всё, относящееся к старому времени – с соответствующими фрагментами «Повести временных лет».
Читая «Слово» параллельно с летописью, мы можем заметить определённого рода сходство между описаниями одного и того же события там и тут. Во-первых, совпадают отдельные слова и словосочетания. Слова эти, как правило, самые обычные и потому их повтор в каждом отдельном случае можно было бы счесть за случайность. Неслучайными их делает систематичность таких повторений. Во-вторых, иногда повторяется строй фразы, что говорит о намеренной подражательности. Складывается ощущение, что целый ряд пышных фраз «Слова» является по сути обыгрыванием отдельных фраз летописи. Приведём несколько тому примеров.
-------------------------------------------------
* Этот рассказ является самодостаточным целым со своим зачином, кульминацией и окончанием. Он удивляет и значительным размером, и необычным для летописи для летописи психологизмом, и совершенством. (по слову Филонова «сделанностью»). А вот аналогичный рассказ Лаврентьевской редакции Киевской летописи обычен. По ряду признаков можно предположить, что рассказ Ипатьевской летописи был создан на основе летописи Лаврентьевской (желающие могут ознакомиться с соответствующей главой моей книги «Три ключа» - ИЕ).. Некоторые пассажи двух летописей совпадают не только целой серией слов, но и строем фраз.
-------------------------------------------------
1. Описывая бегство Всеслава из-под Белгорода, автор «Слова», как и летописец, начинает следующую фразу со слов «Утре же…». Однако в летописи рассказывается о дальнейшей судьбе киевлян, оставленных князем на произвол судьбы. В «Слове» же даётся ретроспекция событий, приведших Всеслава на киевский «золотой стол».
2. Точно такой же приём интроспекции использует автор и по отношению к летописи новейшей. В «Слове», как и в рассказе Ипатьевской летописи, упоминается ожидание Игорем брата Всеволода.
Летопись:
«И то рекъ, перебреде Дон;ць и тако приида ко Осколу, и жда два дни брата своего Всеволода: тотъ бяше шелъ инемь путем ис Курьска».
«Слово»:
«Игорь ждетъ мила брата Всеволода… … А мои ти Куряни…»
Согласно летописи, Игорь два дня ждал Всеволода уже переправившись через пограничный Донец. В «Слове» же Всеволод сообщает дождавшемуся его Игорю о своей готовности выступить из Курска. Следовательно, речь в «Слове» идёт о предварительном съезде князей. Вероятно, он состоялся в Новгороде Северском, где и ждал Игорь «мила брата Всеволода».
Повторив слова летописи, автор «Слова» придал им другой смысл и тем самым акцентировал.
3. Из Тмутаракани на Русь идут половецкие войска во главе с Олегом с Борисом. Весть об этом достигает Киева (Изяслава) и Чернигова (Всеволода).
Летопись:
«Изяслав же и Всеволодъ слышаста, яко иде Олегъ и Борисъ противу».
«Слово»:
«Тоже звонъ слыша давный великый Ярославь сынъ Всеволожь. А Владимiръ по вся утра уши закладаше въ Чернигове».
Как видим, автор «Слова» не только подтвердает слышание неприятной вести Всеволодом, но противопоставляет этому слышанию нежелание слышать (об этом) его сына Владимира Мономаха. Такое развитие темы слышания чвляется своеобразный комментарием к тексту летописи.
Предположительно, вышеприведённые фразы «Слова» (и подобные им) созданы на основе (иногда «в пику») параллельных пассажей летописи. Не воспоминания об описываемых в летописи событиях, не семейные предания Ольговичей стали отправной точкой для творца «Слова», а именно текст летописи.
Отсюда следует между прочим, что автор «Слова« мог узнать об Игоревом походе и битвах прошлых лет исключительно из летописи. Автор творил, обложившись книгами!
III. НАСТОЙЧИВОСТЬ ССЫЛОК В «СЛОВЕ»
Помимо логичного летописного контекста в «Слове» есть и другое… Иногда на один и тот же пассаж некоего текста автор, цитируя его, указывает сразу из нескольких мест «Слова» (см. рис.). Столь настойчивое указание говорит об особой важности этих текстовых фрагментов для понимания «Слова».
Приведём несколько примеров таких отсылок.
1. Выше мы говорили, что помимо «Слова» красивое слово «комони» встречается в древнерусской литературе только однажды. Поэтому каждый из комоней «Слова» есть ссылка на «Похвалу Дунаю» летописи. Возглавляют же табун из 17 комоней «Слова» угорские иноходцы. На этот же фрагмент летописи указывают, хотя и не столь явно, все упоминания в «Слове» Дуная и гор Угорских.
2. Придя по ссылке «старый» из «Слова» в «Слово о Законе и Благодати», мы найдём в этом же пассаже и Кагана (ни в каком другом древнерусском тексте русский князь Каганом не величается) и объяснение термина «Земля Незнаемая». Таким образом, из трёх мест «Слова» автор указывает нам на один и тот же фрагмент «Слова о Законе и Благодати».
3. Словосочетание «стукну земля» плюс «кликну» отсылает нас к фрагменту летописи (лето ) с описанием падения на землю «превеликого змия». Сюда же мы попадаем через словосочетание «нощь стонущи». Так связываются между собой две зеркальные сцены «Слова» («Клич дива» и «Бегство князя Игоря»), а также объясняется див как низринувшийся на землю великий змий.
Более редка в «Слове» отсылка другого рода – когда из одной фразы «Слова» автор отсылает читателя сразу к нескольким различным текстам (см. рис.).
Пример такой отсылки.
Во фразе «Почнемъ же брат;е повесть с;ю отъ стараго Владимера до нынешняго Игоря» содержится сразу три цитаты-ссылки.
1. Словами «Се начнемь повесть сию» начинается «Повесть временных лет»;
2. Эпитетом «старый» князь называется только в «Слове о Законе и Благодати» («старым» назван в этом тексте древний князь Игорь);
3. Эпитетом «нынешний» князь назван опять же только в «Слове о погибели Руской земли», причём совпадающая часть в двух текстах шире – «от… Владимира и до нынешнего…». Предположив, что Владимир в обоих случаях один и тот же, мы отгадываем «Старого Владимира» как Мономаха и получаем временной интервал Киевской летописи, которая начинается с правления Владимира Мономаха и заканчивается смертью князя Игоря, на тот момент великого Черниговского князя.
Другой пример.
Тъй клюками подпръся о кони
и скочи къ граду Кыеву.
И дотчеся струж;емъ
злата стола Кiевскаго.
Скочи отъ нихъ лютымъ зверемъ
въ плъночи изъ Бела-града
обесися сине мьгле.
Утръ же…
1. «Клюки» – отсылка к посмертной характеристике Изяслава (Ипат. Лет. лето );
2. «подпреся… и скочи» – вероятная отсылка к фразе из Девгениева деяния»: «…и то слово изрекъ и подпреся копиемъ и скочи чрезъ реку, яко дюжий соколъ».
3. Словосочетание «скочи лютымъ зверемъ» –отсылка к охотничьему фрагменту «Поучения Владимира Мономаха»: «…лютый зверь скочилъ ко мне на бедры и конь со мною поверже».
4. «Утръ же…». Описание ночного бегства Всеслава от киевлян из-под Белгорода в «Слове» есть поэтическое переложение фразы летописи: «… Всеславъ, бывши нощи, утаися кыянъ, бежа из Белагорода кь Полотьску. Заутра же…»(Ипат. Лет. лето 6577). Следующий эпизод в обоих текстах начинается одинаково: «Утръ же…». Повторив строй фразы летописи, автор «Слова» таким образом сослался на неё.
IV. ЕСТЕСТВЕННЫЙ КОНТЕКСТ РАССМОТРЕНИЯ "СЛОВА" (см. схему вначале)
Из вышесказанного следует, что в самом «Слове» содержится «рекомендованный автором» контекст восприятия текста. Ни «Калевала», ни скандинавская мифология, ни новгородские берестяные грамоты не являются «правильным» контекстом «Слова», но только те текстовые фрагменты, на которые с помощью цитат-ссылок указал автор. Нам же для постижения «Слова» стоит подчиниться воле автора. Чтобы как лошадь в шорах видеть исключительно путь (а не разглядывать вывески магазинов).
V. СВЯЗЬ «СЛОВА» С ЦИТИРУЕМЫМИ ТЕКСТАМИ
На первый взгляд может показаться, что связь эта односторонняя – автор «Слова» при посредстве цитат ссылается на ряд текстов, авторы которых не знают о существовании «Слова». Однако, «перейдя» по ссылкам, мы можем заметить в этих текстах определённую нарочитость. Приведём два примера.
Пример 1.
Выше мы говорили, что использовав слово «клюки», автор сослался на фразу посмертной характеристики Изяслава и прояснил таким образом читателю на чьи именно «клюки» (коварство) опёрся Всеслав Полоцкий, чтобы «скакнуть» в Киев.
В посмертной же характеристике Изяслава «клюки» акцентируются, причём двояким образом.
Во-первых, вербально через их отрицание. Летописец сначала говорит, что клюк у Изяслава не было, а затем сам возражает воображаемому апоненту «А если кто скажет, что он киевлян посёк, которые вырубили Всеслава из поруба, то это не он, а сын его.».
Во-вторых, «клюки» подчёркиваются «размазыванием» этого слова по строкам:
«Кривды ненавидя,
ЛЮбя правду.
Клюкъ же в немь не бе» (Ипат. Лет. 1078 г.)..
Как видим, в данном случае автор «Слова» процитировал не рядовое слово летописи, но «ударное», как бы подчеркнув его в тексте.
Пример 2.
Имя Трояна как языческого божества встречается только в «Хождении Богородицы по мукам». Поэтому желающие как-то аргументировать гипотезу, состоящую в том, что «Троян «Слова» – это языческий бог» оказываются вынуждены сослаться на данный текст.
В интересующей нас фразе «Хождения Богородицы по мукам» христианской Троице противопоставляются четыре языческие идола – Троян, Хорс, Велес и Перун. Называние первым неизвестного ни по каким другим источникам Трояна уже само по себе является его выделением в тексте. Помимо этого, как и в первом примере, имя Трояна акцентируется «размазыванием» его по строке: «…человекы, камени ту устроя, Трояна, Хърса, Велеса, Перуна, но…».
Как видим, слово «человекы» плавно «перетекает» в слово «камени» (челове-кам), слово «ту» – в «устроя» (т-у), а слово «устроя» – в «Трояна» (у-с-трояна-х). «Перетекание» слова в слово подталкивает нас к прочтению строчного акростиха. Но мы не станем пока этого делать. Отметим лишь нарочитость «размазывания» слов по строке (приём, который нам многократно встретится в «Слове»).
Начинается же фраза словами «Сии суть, иже не вероваша во Отца и Сына и Святаго Духа…». Заметим, что первые три слова при прочтении справа налево складываются в имя И-СУ-С. Предположенное нами называние Божьего имени в этом месте хорошо коррелирует с вербальным планом и потому, скорее всего, подразумевалось автором.
Учитывая вышесказанное, мы полагаем, что Троян «Слова» – авторская отсылка к данному фрагменту «Хождении Богородицы по мукам». Из чего, однако, не следует, что Троян – языческое божество.
Примерно также обстоит дело и с другими цитатами в «Слове». Таким образом, ссылками являются слова и словосочетания, акцентированные в цитируемых текстах. Используя образ «Слова», мы можем сказать: автор, цитируя, как бы касается перстами струн и струны эти оказываются живыми.
VI.ПЕРВИЧНОСТЬ «СЛОВА» ПЕРЕД «ЗАДОНЩИНОЙ»
Из того факта, что «Слово» – цитатное произведение, следует, что оно создано не ранее цитируемых в нём текстов, но из этого совсем не следует, что оно могло быть создано когда угодно, хотя бы и в XVIII веке, как полагали т.н. «скептики» (Мазон-Зимин). Важным пунктом их аргументации была первичность с их точки зрения «Задонщины» по отношению к «Слову». У обоих произведений множество параллельных мест, что бесспорно свидетельствует о том, что автор одного текста был знаком с текстом другого. Какой же из этих двух текстов первичен?
1. Параллельные места обоих произведений зеркальны друг другу по смыслу, что определяется изначальной противоположностью исходов битв на Каяле и Куликовом поле. К примеру, в «Задонщине» вместо затмения «солнце ярко светит», вместо поющих под аккомпанимент русского злата готских дев, песни поют русские девы, звеня татарским златом*.
------------------------------------------
* Данная сцена в самом «Слове» зеркальна плачу русских жён, которые оплакивая своих погибших лад, не забывают и про злато-серебро (половецкое), которого им «не потрепати». Вот в «Задонщине», произведении реваншистком и триумфальном, они его и «потрепали».
------------------------------------------
Что же первично – ясная погода (на небе ни облачка) или затмение солнца? Конечно, второе, поскольку солнечное затмение – это дурное знамение, о чём многократно упоминает летопись. Безоблачное небо означает отсутствие туч (опасности) и потому изначально является образом вторичным (так здоровье, о котором не думаешь, есть отсутствие болезни). Предположить, что автор «Слова» настолько вдохновился ярким светом солнца, что решил его затмить – нонсенс. Да и радость разжившихся татарским златом русских дев на фоне общего патриотического строя «Задонщины»
выглядит несколько аморально.
2. Параллельные со «Словом» места в «Задонщине» выглядят инородными украшениями. «Слово» же цельно. Метафоры в нём – не украшательство, но сама суть. Одна и та же метафора (скажем, «сердце – меч») проходит через весь текст, развивается и на всячески обыгрывается.
3. «Задонщина» и «Слово» сильно разнятся по духу. Говоря упрощённо, первая – произведение реалистическое, второе – символическое. Поле Куликово реально, река Каяла* – символична.
------------------------------------------
* Каяла названа в Ипатьевской летописи. Пышная фраза летописи, в которой называется эта река, символична. По сути она является определением Каялы.
------------------------------------------
Посмотрим на параллельные места «Слова» и «Задонщины» в контексте цитирования.
В «Слове» цитируется множество текстов, а в «Задонщине» (допусти мы её вторичность) – только «Слово». Причём, характер цитирования в «Слове» точечный (иногда одно только слово), никак не целые фразы. Таким образом, в случае вторичности «Слова», мы получаем разностильность цитирования. Кроме того, оказывается, что в «цитатах» из «Задонщины» содержатся цитаты на другие тексты. В самой же «Задонщине» эти цитаты либо отсутствуют либо урезаны.
Приведём несколько примеров цитат внутри цитат.
1. Описание музицирования Бояна – в «Задонщине» и «Слове» фразы схожи – отсылает читателя к фразе из «Слова о воскресении Лазаря», где подобным же образом описывается игра царя Давида на псалтири (см. стр. ). Таким образом через цитату Боян был уподоблен библейскому псалмопевцу.
Допустим, «Задонщина» первична. Знал ли автор «Слова» о наличии цитаты в цитируемом им фрагменте «Задонщины»? Безусловно, знал, поскольку он развил тему уподобления Бояна царю Давиду. Во-первых, подчеркнув десятиструнность гусель (а псалтирь Давида имела именно 10 струн). Во-вторых, назвав Бояна «песнотворцем» – так в древнерусских сочинениях по умолчанию назывался царь Давид. Так, например, в «Повести о житии Александра Невского» читаем: « Помянем пъснотворца иже рече…»
Предполагая первичность «Задонщины», мы сталкиваемся с парадоксом. С одной стороны, её автор называет Бояна «знатным гудцом из Киева», т.е. считает его лицом светским, а с другой стороны сравнивает его с псалмопевцем Давидом, который однозначно ассоциировался с церковным богослужением. Это, конечно, странно. Гораздо проще допустить, что автор «Задонщины» не понимая, что именно цитирует автор «Слова» простодушно принял Бояна за некогда реально существовавшего киевского гудца.
2. Посмотрим на фразу «Задонщины»:
«Сами сядем на свои борзыя комони, посмотрим быстрого Дону, испием шеломом воды».
Параллельное место «Слова»:
«А всядемъ братие на своя борыя комони да позримъ синего Дону!... …а любо испити шеломомъ Дону!
В прологе Галицкой летописи читаем:
Тогда Володимеръ и Мономахъ пилъ золотом шеломомъ Донъ»(Ипат. Лет. 1201 г.)
Но, как писалось ранее, «комони» и «питие шеломом из Дону» в «Слове» есть авторские ссылки на летопись с целью комментирования. И в этом свете здесь просто нет места для «Задонщины».
3. Ниже приведена схема с двойной ссылкой «Слова на летопись, которую потерял автор «Задонщины». Автор рассказа об Игоревом походе, входящего в состав Ипатьевского списка летописи, и автор «Слова», предваряя описание битвы на Каяле, «дружно» ссылаются на одну и ту же фразу летописи. Этой фразой начинается рассказ о чудесной победе Владимира Мономаха над превосходящими силами половцев. Победить же русичам тогда помог посланный Богом ангел. А вот Игореву полку не помог.
Данный пример свидетельствует об отличном взаимопонимании летописца и автора «Слова». Оба они сослались на «правильный» фрагмент летописи и таким образом сравнили князя Игоря с Мономахом. Кстати, рассказ о той сокрушительной победе Владимира Мономаха над половцами содержится только в Ипатьевской летописи (также как и рассказ об Игоревом походе, который удивляет своим значительным объёмом и необычным для летописи психологизмом). Как видим, автор «Слова» активно апеллирует к эксклюзивным фрагментам Ипатьевской редакции летописи (которые он, возможно, сам написал).
Из вышесказанного следует, что «Задонщина» вторична по отношению к «Слову» и потому создана позже него*.
------------------------------------------
* Самый ранний список «Задонщины» – Кирилло-Белозерский – датируется 1470-ми гг. Однако Ипатьевский список летописи (куда входит рассказ об Игоревом походе и пролог Галицкой летописи, которые мы склонны приписать автору «Слова») датируется концом 1420-х гг. Поэтому верхнюю границу создания «Слова» вряд далеко отстоит от этого времени.
------------------------------------------
Свидетельство о публикации №225110301820
