Уроки для XXI века

В 2018 году израильский историк Юваль Харари опубликовал книгу «21 урок для XXI века». Приведу ряд фрагментов из нее.
Слияние биотехнологий с информационными технологиями уже в ближайшем будущем может лишить работы миллионы людей и нанести удар по свободе и равенству. Алгоритмы Больших данных способны породить цифровые диктатуры, при которых вся власть окажется в руках немногочисленной элиты, а большинство людей будет страдать не от эксплуатации, а — что гораздо хуже — от своей ненужности.
Это прозвучит пафосно, но Homo sapiens не может ждать. Сегодня философия, религия и наука находятся в цейтноте. Люди спорили о смысле жизни тысячелетиями, но вечно этот спор продолжаться не может. Над нами нависли угрозы, связанные с экологической катастрофой, оружием массового уничтожения и потенциально разрушительными технологиями. Что еще важнее, сегодня искусственный интеллект и биотехнологии позволяют преобразовывать и создавать жизнь. В ближайшее время кто-то должен, опираясь на четко сформулированные или подспудно сознаваемые концепции смысла жизни, принять решение об использовании этих возможностей. Философы, в отличие от инженеров, — люди терпеливые. Но меньше всего запас терпения у инвесторов. Если вы не знаете, как использовать способность конструировать жизнь, рынок не станет ждать тысячу лет, пока вы определитесь. Его невидимая рука навяжет свою слепую волю. Если вы не готовы отдать наше общее будущее на милость рынка, вам придется найти ясный ответ на вопрос о смысле жизни.
Очень сложно найти истину, когда вы правите миром. Вы слишком заняты. Большинство политических лидеров и деловых магнатов вечно спешат. Но для глубокого изучения любой проблемы требуется много времени, а главное — возможность свободно распоряжаться этим временем. Вам нужно экспериментировать с неверными идеями, исследовать тупиковые варианты, оставлять место для сомнений и скуки и позволять семенам открытия медленно всходить и превращаться в цветущее растение. Иначе до истины вам не добраться.
Хуже того, власть обычно искажает истину. Главная цель власти — не изучение реальности, а ее изменение. Когда у вас в руке молоток, все становится похожим на гвозди, а когда вы обладаете большой властью, все выглядит как приглашение вмешаться. Даже если вы каким-то образом преодолеете это искушение, окружающие всегда будут помнить о гигантском молотке в ваших руках. У всякого, с кем вы разговариваете, есть тайные намерения, сознательные или подсознательные, а потому вы не можете полностью доверять его словам. Ни один султан не верил, что придворные и подданные говорят ему правду.
Большая власть подобна черной дыре, которая искажает пространство вокруг себя. Чем ближе к ней, тем сильнее искажения. Если вам действительно нужна правда, вы должны отдалиться от черной дыры власти и не жалеть времени на странствия по периферии. Революционное знание редко возникает в центре — ведь центр опирается на общепринятые взгляды. Доступ к центру власти обычно защищают стражи старого порядка, склонные отсекать носителей необычных идей, вызывающих раздражение.
Сегодня мы должны отвечать на глобальные вызовы в отсутствие глобального общества. Все существующие группы людей заняты продвижением собственных интересов, а не постижением глобальной истины. Ни американцы, ни китайцы, ни мусульмане, ни индуисты не являются «глобальным обществом», и их интерпретацию происходящего вряд ли можно считать надежной.
Сегодня нам постоянно твердят, что мы живем в новую пугающую эпоху «постправды», окруженные ложью и вымыслом. Так, по подсчетам газеты Washington Post, за время после своей инаугурации президент Трамп сделал более 6000 ложных публичных заявлений. В речи, произнесенной в мае 2018 года, из 98 фактологических утверждений Трампа 76% были ошибочными, вводящими в заблуждение или ни на чем не основанными. В ответ Трамп и его сторонники неизменно называют Washington Post, New York Times, CNN и другие средства массовой информации «лгунами» и обвиняют их в распространении «фейковых новостей» с целью дискредитировать президентство Трампа. Подобные обвинения выдвигались против СМИ и руководителей стран во всем мире.
Истерика вокруг фейковых новостей явно раздута. В реальности она играет на руку тиранам и диктаторам. Если люди ничему не хотят верить, потому что «все новости — фейк», свободная и открытая публичная дискуссия становится невозможной.
На самом деле человечество всегда жило в эпоху постправды. Homo sapiens — это биологический вид постправды, сила которого зависит от создания мифов и веры в них. Еще в каменном веке самоподтверждающиеся мифы использовались для сплочения человеческих коллективов. Homo sapiens покорил всю планету в первую очередь благодаря умению создавать и распространять мифы.
Истина и власть могут идти рука об руку, но лишь до поры до времени. Рано или поздно их пути разойдутся. Если вам нужна власть, в какой-то момент вам придется распространять вымысел. Если вы хотите узнать правду о мире, в какой-то момент вам придется отказаться от власти. Придется признать факты (например, об источниках вашей власти), которые вызовут гнев у союзников, разочаруют сторонников или нарушат согласие в обществе. На протяжении всей истории философы сталкивались с этой дилеммой. Служить власти — или служить истине? Стремиться объединить людей, заставляя всех поверить в одну историю, — или позволить людям знать правду, даже ценой разобщенности? Самые могущественные общественные институты — христианские священники, мандарины времен Конфуция, идеологи коммунизма — ставили единство выше истины. В этом был секрет их могущества.
Человечество как вид предпочитает власть, а не истину.

Самый большой грех современной научной фантастики, пожалуй, в том, что ее авторы склонны путать интеллект с сознанием. В результате они слишком обеспокоены возможной войной между роботами и людьми, тогда как нам следует бояться конфликта между немногочисленной элитой суперменов, вооруженных алгоритмами, и огромным низшим классом бесправных Homo sapiens. Размышляя о будущем искусственного интеллекта, пока что лучше обращаться к Карлу Марксу, чем к Стивену Спилбергу.
В современном мире ученикам от учителя меньше всего нужна информация. Они и так ею перегружены. Люди нуждаются в умении понимать информацию, отличать важное от несущественного, а главное — соединять разрозненные фрагменты информации в целостную картину мира.
Чему же мы должны учить детей? Многие специалисты в области педагогики утверждают, что школы должны перейти к обучению четырем навыкам: критическому мышлению, коммуникации, сотрудничеству и творчеству. В более широком смысле школы должны меньше внимания уделять техническим умениям и сосредоточиться на общих жизненных навыках. Самой важной будет способность приспосабливаться к переменам, учиться новому и сохранять хладнокровие в незнакомых ситуациях. Чтобы идти в ногу с миром образца 2050 года, потребуется не просто предлагать новые идеи и продукты — прежде всего нужно будет постоянно обновлять самих себя.
Homo sapiens можно определить как животное, придумывающее истории, и его мышление строится на историях, а не на цифрах и графиках. Когда мы ищем смысл жизни, то хотим получить историю, которая объяснит, что представляет собой окружающая нас действительность и какова наша роль в космической драме. Эта роль делает меня частью чего-то большего, чем я сам, придает смысл моему опыту и выбору.
С учетом того, что мы знаем о Вселенной, ни один вменяемый человек никак не должен был бы верить, что абсолютная истина о Вселенной — это история израильского, немецкого или русского национализма. Или национализма вообще. История, игнорирующая почти все пространство и время, Большой взрыв, квантовую физику и эволюцию жизни, — это всего лишь крошечный фрагмент истины. Но люди как-то умудряются не замечать ничего за пределами этого фрагмента.
На протяжении всей истории человечества миллионы людей верили, что для того, чтобы их жизнь имела смысл, не обязательно даже участвовать в национальных или больших идеологических движениях. Достаточно просто «оставить что-то после себя», и тогда их личная история продолжится и после смерти. В идеале этим «чем-то» должна быть душа или сущность. Если после смерти моего нынешнего тела моя душа перейдет в новое, то смерть — это не конец. Это просто пустая страница между двумя главами, и сюжет, начавшийся в одной главе, продолжится в следующей. Многие хотя бы отчасти верят в эту теорию, даже если не связывают ее с какой-то конкретной религией. Им не нужны тщательно разработанные догматы — достаточно обнадеживающего чувства, что их история продолжится за горизонтом смерти.
Теория жизни как бесконечного эпоса чрезвычайно привлекательна и популярна, но у нее есть два серьезных изъяна. Во-первых, продлевая мою личную историю, я не делаю ее более важной — она просто становится более длинной.
Увы, даже скромная надежда просто «оставить что-то после себя» сбывается редко. Большинство существовавших на нашей планете организмов вымерли, не оставив генетического наследства. Например, все динозавры. Если мы не в состоянии оставить после себя что-то осязаемое — генетический код или стихи, — возможно, будет достаточно сделать мир хоть немного лучше? Вы поможете человеку, а он потом поможет кому-то еще, и таким образом вы внесете вклад в улучшение этого мира и станете маленьким звеном в великой цепи доброты. Возможно, вы станете наставником для трудного, но талантливого ребенка, который выучится на врача и спасет сотни жизней. Или переведете через дорогу старушку, подарив ей радость хотя бы на час. Да, это достойные поступки, но великая цепь доброты немного похожа на пирамиду из черепах — совершенно непонятно, откуда исходит ее смысл. Однажды мудрого старика спросили, что он понял о смысле жизни. «Знаете, — ответил он, — я понял, что пришел на эту землю, чтобы помогать другим людям. Но не могу понять, зачем здесь другие люди».

Национализм превращается в фашизм, когда хочет сделать жизнь слишком простой, отрицая все прочие идентичности и обязательства. В последнее время происходит серьезная путаница с точным значением слова «фашизм». Люди называют фашистом всякого, кто им не нравится. Есть опасность, что этот термин станет просто универсальным оскорблением. Что же он на самом деле значит? В двух словах его можно объяснить так: если национализм утверждает, что моя нация уникальна и что у меня есть по отношению к ней особые обязательства, то фашизм гласит, что моя нация лучше всех и что мои обязательства перед ней безраздельны. Вне зависимости от обстоятельств я не должен ставить личные или групповые интересы выше интересов своей нации. Даже если моя нация готова ради сомнительной выгоды причинить страдания миллионам людей в далеких землях, я должен без колебаний поддержать ее. В противном случае я буду жалким предателем. Если моя нация требует, чтобы я убил миллионы людей, я должен убить миллионы. Если моя нация требует, чтобы я предал истину и красоту, я предам истину и красоту.
Как фашист оценивает искусство? Как фашист определяет, хорош фильм или плох? Очень просто. Есть только один критерий: если фильм служит интересам нации, это хороший фильм; если фильм не служит интересам нации, это плохой фильм. А как фашист решает, чему учить детей в школе? С помощью того же критерия. Учить детей нужно тому, что служит интересам нации; истина не имеет значения.
Поклонение нации очень привлекательно — и не только потому, что упрощает многие трудные дилеммы. Люди приходят к убеждению, что принадлежат к самой важной и прекрасной общности на земле — нации. Ужасы Второй мировой войны и холокоста указывают на губительные последствия такой логики. Рассказывая о грехах фашизма, многие, к сожалению, забывают о другой стороне медали, изображая фашизм отвратительным монстром, но не объясняя его привлекательности. Вот почему некоторые исповедуют фашистские взгляды, не осознавая этого. Человек думает: «Меня учили, что фашизм отвратителен, а я, глядя в зеркало, вижу кого-то красивого. Я не могу быть фашистом».
Слово «фашизм» происходит от латинского слова fascis — «пучок прутьев». Казалось бы, это не слишком привлекательный символ для одной из самых жестоких и опасных идеологий в мировой истории. Но у него есть глубокий и зловещий смысл. Один прутик очень тонок, и его легко переломить пополам. Но если вы свяжете несколько прутьев в пучок, сломать их будет практически невозможно. Подразумевается, что отдельный человек слаб, но в коллективе люди обретают огромную силу. Фашисты ставят интересы коллектива выше интересов отдельного человека, и требуют, чтобы ни один прутик не отделялся от пучка.
Разумеется, невозможно точно определить, где заканчивается один человеческий «пучок» и начинается другой. Почему я должен считать Италию пучком прутьев, к которому я принадлежу? Почему не свою семью, не город Флоренцию, не провинцию Тоскана, не Европу и не все человечество? Более умеренные формы национализма допускают, что у меня могут быть обязательства перед семьей, Флоренцией, Европой и всем человечеством — в дополнение к особым обязательствам в отношении Италии. Итальянские фашисты потребуют абсолютной преданности исключительно Италии.
Несмотря на все усилия Муссолини и его фашистской партии, большинство итальянцев довольно прохладно отнеслись к идее поставить Италию выше famiglia — семьи. В Германии нацистская пропаганда добилась гораздо большего, но даже Гитлеру не удалось заставить людей забыть об альтернативных историях. В самые мрачные периоды нацистского правления люди всегда хранили запасные истории в дополнение к официальной. Это стало ясно в 1945 году. Логично было бы предположить, что после 12 лет промывки мозгов нацистами многие немцы окажутся абсолютно неспособными найти смысл в послевоенной жизни. Они вложили всю веру в одну грандиозную историю, и что им было делать, когда эта история потерпела крах? Тем не менее большинство немцев очень быстро оправились от потрясения. Где-то в глубинах сознания они сохраняли и другие истории о нашем мире, и как только Гитлер пустил себе пулю в голову, граждане Берлина, Гамбурга и Мюнхена переключились на новые роли и нашли новый смысл жизни.
Да, около 20% нацистских гауляйтеров (руководителей региональных отделений партии) и 10% генералов покончили жизнь самоубийством. Но это значит, что 80% гауляйтеров и 90% генералов были готовы принять новую жизнь. Подавляющее большинство влиятельных нацистов и даже членов СС не сошли с ума и не наложили на себя руки. Они стали мирными фермерами, учителями, врачами и страховыми агентами.

Либеральная история начинается с создания нарратива. Утверждается, что творение происходит в каждый момент, и творец — это я. Но какова тогда цель моей жизни? Создавать смысл своими чувствами, мыслями, желаниями и творчеством? Все, что ограничивает свободу человека чувствовать, думать, желать и изобретать, ограничивает смысл Вселенной. Поэтому свобода от таких ограничений — высший идеал.
В практическом смысле те, кто верит в либеральную историю, соблюдают две заповеди: творить и бороться за свободу. Творчество может проявляться в сочинении стихов, исследовании своей сексуальности, создании компьютерных программ или открытии новых химических веществ. Борьба за свободу подразумевает все, что помогает людям избавиться от социальных, биологических и физических ограничений, будь то демонстрации против жестоких диктаторов, обучение девочек грамоте, поиск лекарства от рака или проектирование космического корабля. В либеральном пантеоне героев Роза Паркс и Пабло Пикассо соседствуют с Луи Пастером и братьями Райт.
В теории это звучит волнующе и глубоко. К сожалению, человеческая свобода и творчество совсем не таковы, какими рисует их либеральная история. Современная наука утверждает, что за выбором и творчеством нет никакой магии: они всего лишь результат обмена биохимическими сигналами между миллиардами нейронов, и даже если вы освобождаете человечество от ярма католической церкви или давления Советского Союза, выбор людям будут диктовать биохимические алгоритмы, столь же безжалостные, как инквизиция и КГБ.
Либеральная история призывает меня искать свободу самовыражения и самореализации. Но и «личность», и «свобода» — мифологические химеры, позаимствованные из волшебных сказок древности. Больше всего путаницы либерализм вносит в понятие «свободы воли». Совершенно очевидно, что у человека есть воля и желания — а порой и возможность исполнять эти желания. Если под «свободой воли» вы понимаете свободу делать то, что хотите, то да, люди обладают свободой воли. Но если под «свободой воли» подразумевается свобода выбирать желания, то такой свободы у человека нет.
«Я» — это выдуманная история, которую постоянно сочиняют, дополняют и переписывают сложные механизмы моего мозга. В моем сознании есть рассказчик, который объясняет, кто я, откуда я, куда иду и что происходит прямо сейчас. Подобно провластному политологу, комментирующему последние события, внутренний рассказчик постоянно лукавит, но почти никогда (или вообще никогда) в этом не признается. И точно так же, как государство формирует национальный миф с помощью флагов, символов и парадов, наша внутренняя машина пропаганды создает персональный миф с помощью драгоценных воспоминаний и лелеемых травм, которые зачастую весьма далеки от истины.
Либерализм сделал радикальный шаг, отринув все космические драмы, но затем воссоздал драму внутри человека: у Вселенной нет замысла, а потому этот замысел должны создать мы, люди. Таково наше предназначение и таков смысл нашей жизни. За тысячи лет до современной либеральной эпохи буддизм пошел еще дальше, отринув не только космические драмы, но и внутреннюю драму человека. У Вселенной нет смысла, и человеческие чувства тоже не несут никакого смысла. Они не часть великой космической истории, а просто эфемерные вибрации, появляющиеся и исчезающие без каких-либо причин. Такова правда — и ее нужно принять.

В юности я был беспокойным и вечно тревожащимся. Мир казался мне бессмысленным, я не получал ответов на главные вопросы о жизни. В частности, не понимал, почему в мире и в моей жизни так много страданий и что с этим можно сделать. От окружавших меня людей и из прочитанных книг я получал только тщательно сконструированный вымысел: религиозные мифы о богах и небесах, националистические мифы о родине и ее исторической миссии, романтические мифы о любви и приключениях, капиталистические мифы об экономическом росте и о том, что покупка и потребление товаров сделают меня счастливым. Мне хватило здравого смысла понять, что все это, очевидно, вымысел, — но я не знал, где искать правду.
Начав учебу в Оксфордском университет, я решил, что это идеальное место для поиска ответов. Но испытал разочарование. Мир науки снабдил меня мощными инструментами для развенчания мифов, созданных людьми, но не предложил удовлетворительных ответов на главные жизненные вопросы. Более того, он подталкивал меня концентрироваться на все более узких вопросах. В итоге я начал работать над докторской диссертацией об автобиографических текстах средневековых солдат. Для собственного удовольствия я читал много книг по философии и участвовал в разных философских дискуссиях; это доставляло огромное интеллектуальное удовольствие, но не приносило настоящих откровений. Что разочаровывало.
В конце концов мой друг Рон предложил мне на несколько дней отложить все книги и интеллектуальные споры и пройти курс медитации Випассаны. (На древнеиндийском языке пали «випассана» означает «проникновенное видение».) Я подумал, что это какая-то эзотерическая ерунда, и, не испытывая интереса к очередной мифологии, отказался. Но после года терпеливых уговоров Рона, в апреле 2000-го, я отправился на десятидневный выездной семинар по Випассане.
До этого я почти ничего не знал о медитации и предполагал, что она должна включать разного рода сложные мистические теории. И был поражен, до какой степени прагматичным все оказалось. Учитель, Шри Сатья Нарайян Гоенка, попросил учеников сесть, скрестив ноги, закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании, входящем в ноздри и выходящем из них. «Ничего не делайте, — все время повторял он. — Не пытайтесь контролировать дыхание или дышать определенным образом. Созерцайте реальность настоящего момента, какой бы она ни была. Делая вдох, вы просто знаете, что вдыхаете воздух. На выдохе вы просто осознаете, что воздух выходит из вас. А когда отвлекаетесь, и мысль начинает перебирать воспоминания и фантазии, вы просто осознаете: теперь мои мысли отвлеклись от дыхания». Спустя годы я утверждаю: это было самым важным, что мне кто-либо когда-либо говорил.
Когда люди задают серьезные вопросы о смысле жизни, им не интересно знать, когда воздух втягивается в их ноздри, а когда выходит. Они хотят знать, что будет после смерти. Но главная загадка жизни не в том, что происходит после смерти, а в том, что происходит до того, как вы умрете. Чтобы понять смерть, нужно понять жизнь.
Люди спрашивают: «Неужели после смерти я полностью исчезну? Или попаду в рай? А может, начну новую жизнь в другом теле?» В основе этих вопросов лежит допущение о каком-то «я», которое существует от рождения до смерти, и вопрос на самом деле звучит так: «Что произойдет с этим „я“ после смерти?» Но что может существовать от рождения до смерти? Тело меняется каждую секунду, мозг меняется каждую секунду, сознание меняется каждую секунду. Чем внимательнее вы за собой наблюдаете, тем более очевидным становится факт, что все меняется даже от секунды к секунде. Чем тогда скрепляется вся жизнь? Если вы не знаете ответа, вы не понимаете жизни и у вас явно нет шансов понять смерть. Когда — и если — вы поймете, что именно скрепляет жизнь, ответ на большой вопрос о смерти также станет очевидным.
Первое, что я узнал о себе, следя за дыханием: несмотря на все прочитанные книги и пройденные в университете курсы, я почти ничего не знал о своем сознании и не мог его контролировать. Как я ни старался, у меня не получалось созерцать реальность вдохов и выдохов более десяти секунд — затем мысли отвлекались на что-то другое. Многие годы я жил в уверенности, что я хозяин своей жизни и могу распоряжаться собой, как хочу. Но нескольких часов медитации оказалось достаточно, чтобы понять: я почти не управляю собой. Я не хозяин — в лучшем случае привратник. Меня лишь попросили стоять у ворот моего тела (ноздрей) и просто наблюдать за тем, что входит и выходит. Тем не менее всего через несколько секунд я утратил концентрацию и покинул пост. Это стало для меня откровением.
Мне кажется, что за те десять дней, которые я провел на курсах, созерцая свои ощущения, я узнал о себе и обо всем человечестве гораздо больше, чем за всю предыдущую жизнь. И для этого мне не потребовалось принять какую-либо историю, теорию или мифологию. Я просто должен был наблюдать реальность такой, какая она есть. И я понял главное: источник моих страданий лежит в глубинах моего сознания. Когда я чего-нибудь желаю, но не получаю, мое сознание реагирует страданием. Страдание — это не объективное состояние во внешнем мире. Это психическая реакция, генерируемая сознанием. Осознать это — значит сделать первый шаг к тому, чтобы перестать генерировать страдание.
После того первого курса обучения я начал медитировать по два часа в день, и каждый год на месяц или два уезжаю на практический семинар по медитации. И это не бегство от реальности — это связь с реальностью. Как минимум два часа в день я наблюдаю за реальностью, какая она есть, а остальные 22 часа меня отвлекают электронные письма, твиты и видео с милыми щенками. Без сосредоточенности и ясности, которые дает эта практика, я не написал бы Sapiens и Homo Deus.
Не подумайте, что я считаю медитацию магическим средством решения мировых проблем. Чтобы изменить мир, нужны действия, и что еще важнее — организация. 50 человек, объединившихся в организацию, могут гораздо больше, чем 500 человек, работающих отдельно друг от друга. Если вас действительно что-то заботит, вступайте в соответствующую организацию. Не на следующей — прямо на этой неделе.
Действовать и эффективно сотрудничать гораздо легче, если вы понимаете себя и знаете, как противостоять своим страхам, предрассудкам и комплексам. Медитация — далеко не единственный способ этого достичь. Некоторым больше подойдет психотерапия. Другим искусство. Третьим спорт. Разбираясь с загадками человеческого сознания, стоит рассматривать медитацию не как панацею, а как дополнительный ценный инструмент в нашем научном арсенале.