Мы прогуливались втроём...

   Мы прогуливались втроём. Первой вприпрыжку шагала трясогузка, точь-в-точь  малыш, что бежит впереди родителей, торопит будущее. И всё ему мило, весело,  интересно всё и всяк. Из того, по чём горевать, у него пока лишь бесполезная трата жизни на дневной сон, да в праздники нельзя сидеть со взрослыми за одним столом. А в остальном, - любИм! - солнцем, ветром, миром, до кипения в сердце счастья, что пьянит, откровенно и неумело покуда, что кстати и к счастью...
Мы прогуливались втроём. когда встретили гусеницу, что отбиваясь от назойливого приставания муравьев, спешила перейти дорогу. От междупутья до обочины всего одна колея, но столь трудна и чересчур опасна. И как некстати, прямо тут, чего не минуешь, - путь-то один, одинок, - распластанный, обнявший дорожную пыль в последнем «прости» лягушонок, кой лежит шагреневой кожей на самом виду, стреножит ту счастливую детскую радость, насильно и грубо обозначив конец всему.

   Мы прогуливались втроём, в надежде, что это всё проделки дороги, как бытия. И конечность ея призрачна, как и бесконечность. И повсегда кажется, что суше на той колее, которая рядом, а стоит перешагнуть и привидится, что в самом деле всё наоборот.

   Мы прогуливались втроём, а надушившееся разнотравьем утро, обмакнувши в росу кисточки цветка цикория, рисовало рассвет. Серым выписывало оно сигму шеи цапли, что вот-вот склонится над водой, присматривая добычу. Ярко-лимонным - одуванчик, который обернулся, дабы посветить навстречу солнцу. Ибо солнцу, ему тоже нужно указать путь. Не заплутало чтоб. Не забыло - куда ступить и не выпачкать... ног.


   Мы прогуливались втроём: солнце, трясогузка и я. Первой шагала вприпрыжку трясогузка. Я не торопился. Ибо давно уже уразумел, что не к чему оно и ни к чему.