Туманная правда

     Глубокая ночь.
     Город спит, утонув в тумане, как в недосказанном сне.
Время 0:28. Октябрь медленно листает свои последние страницы, и дыхание осени стелется по улицам — густое, млечное, почти живое. Туман лежит на крышах и асфальте, как старая простыня мира, под которой шевелятся неведомые мысли. Он недвижим и внимателен, словно сам слушает — не шаги, не машины, а тишину. И в этой тишине рождается напряжение, будто грядёт нечто, что изменит привычный ход ночи.
     Сквозь дымчатое марево идёт женщина. Неспешно, устало, но в её походке — странная уверенность. На плечах — тёплая накидка, а под ней — дрожь не от холода, а от того, что в душе что-то завершилось. Она — писатель. Только что поставила последнюю точку в длинной, честной книге, где не осталось тайн. Каждая страница — обнажённый нерв, каждая фраза — как шрам, но исцелённый, золотой, как линии на ладони судьбы.
     … В руках — кружка с остывшим чаем, в окне — отражение самой себя. Её глаза блестят, как лампы в тумане — не от слёз, а от того, что видят сквозь. И вдруг будто бы сам воздух заговорил — не голосом, а эхом, отзвуком сомнений, шепотом судьбы:
— Ну держись, писака… завтра тебя разнесут в пух и прах.
     Туман будто усмехнулся. Он любит тех, кто идёт против темноты — ведь только на таких можно посмотреть, как на огонь в сырой земле.
     Женщина улыбнулась уголками губ. Она знала — да, завтра её осудят, кто-то отвернётся, кто-то скажет: «слишком». Но она уже перешла черту. Теперь всё тайное стало светом, всё скрытое — словом, всё прошлое — опытом.
     И туман отступил на шаг. Словно сам признал: ночь принадлежит не страху, а тем, кто осмелился говорить.
     Где-то вдали запел первый петух — не к рассвету, а к пробуждению правды. И город Уфа, скрытый под молочной вуалью, вздохнул, словно тоже ждал этого мгновения, когда свет — не на небе, а в человеке.