Нить Ариадны

  Анна считала, что её тело предало её. Мигрень была не болезнью, а каторгой. Каждую неделю она впадала в темноту и тишину, закупориваясь в комнате от любого звука и луча света. Это был её личный ад, цикличный и безжалостный. Её метапрограмма была кристально ясна: «БОРЬБА».

  Она объявила боли войну: горы таблеток, жёсткие диеты, изматывающие практики. Но война шла на истощение, и проигрывала в ней всегда Анна.

  Очередной приступ застал её в парке. Свет резал глаза, как стекло. Она почти бежала к выходу, чувствуя, как знакомый железный обруч сдавливает виски. Возле скамейки её взгляд, затуманенный болью, зацепился за старушку, которая что-то внимательно разматывала у себя на коленях.

  Это были нитки. Клубок спутанных, разноцветных шерстяных ниток. Старушка, не обращая внимания на суету мира, медленно и терпеливо распутывала его, наматывая ровные петли на свою ладонь.

— Безнадёжно, — хрипло бросила Анна, останавливаясь. — Проще новый купить.
Старушка подняла на неё спокойные, как озёра, глаза.

— Это не проще, детка. Это — скучнее. А здесь — детектив. Каждый узелок — это история. Вот этот — поспешность. А этот — страх, что не хватит. Их нельзя резать. Их нужно понять и отпустить.

Она протянула Анне несколько ниток. — Поможешь?

  Анна, сама не зная зачем, села. Пальцы её, привыкшие сжиматься от боли, теперь были заняты нежным и сложным трудом. Она искала концы, тянула, чувствовала, как узлы поддаются. Это было медитацией. Мысли о боли отступили, уступив пространство простому действию: найти начало, ослабить напряжение, распутать.

  И тут её осенило. Её мигрень была таким же спутанным клубком. Сплетением невысказанных обид («узелок» на шее), перфекционизма («зажим» в висках), подавленного гнева («тяжесть» в плечах). Она пыталась этот клубок перерезать — таблеткой, силой воли. А нужно было распутывать.

  Это был момент смены метапрограммы. «БОРЬБА» сменилась на «ИССЛЕДОВАНИЕ».
Она перестала воевать с болью. В следующий раз, чувствуя приближение приступа, она не бросалась к аптечке. Она садилась в тишине, закрывала глаза и мысленно спрашивала: «Что ты пытаешься мне завязать? Какой узел затягивается?». Она «ходила» внутрь своего тела, как по лабиринту, находя мышечные зажимы и мысленно дыша в них, «размягчая» их.

  Она не стала здоровой в одночасье. Но приступы стали реже и мягче. Она научилась распутывать их в зародыше. Её метапрограмма исцеления больше не была направлена «ОТ» боли. Она была направлена «К» пониманию своего тела, к диалогу с ним.
  Однажды в том же парке она снова увидела старушку. Та вязала из распутанных ниток нечто причудливое и красивое.

— Видишь? — улыбнулась она Анне. — Распутать — это только полдела. Главное — сплести из этого новую форму. Ту, что тебе по душе.

Анна кивнула. Она поняла. Её здоровье — это не отсутствие узлов. Это — мастерство их распутывания и искусство создания новой жизни из полученных нитей. Её новая метапрограмма была запущена: «Я — не жертва болезни. Я — хозяйка своей целостности».