Бумеранг мести. Гл. 2

Ниночка Поташёва росла в обычной советской семье. Что значит обычная? Для кого-то считается обычным жить в роскоши. Для кого-то считать копейки до зарплаты. Ни того, ни другого в семье Поташёвых не наблюдалось. Мама учительница русского и литературы. Отец, фронтовик. Вернулся с войны в звании старшего лейтенанта. По комсомольской путёвке был направлен на службу в органы МВД. С годами стал старшим оперуполномоченным и вышел на заслуженный отдых в звании майора. Незадолго до выхода отца на пенсию Нина поступила на юридический факультет Ростовского госуниверситета. Отец мечтал видеть её судьёй. Но чтобы ею стать, необходим опыт юриста, стаж оперативной работы.
Незадолго до окончания института Нина родила дочку Леночку. Студенческая любовь не всегда скрепляется годами. У Нины осталась светлая память о своей первой влюблённости, принятой за любовь. Да и отец Леночки никогда не отказывался от встреч и с Ниной, и с малышкой. Но, как всегда бывает со временем, встречи стали происходить реже. Прогулки с дочерью, короче. А когда у него появилась своя семья, прекратились вообще. Вскоре несостоявшийся муж Нины уехал за границу навсегда. У Нины в жизни были и влюблённости, и любовь. Но связывать свою жизнь браком она больше не хотела. Всю жизнь, пока были живы родители Нины и её бабушка, папина мама, она была благодарна им за воспитание Лены и помощь ей. Настоящую помощь. Без упрёков, нытья, уговоров уйти со службы, изменить свой характер.
Когда стало понятно, что отец Леночки не собирается создавать семью с Ниной, её отец уговорил свою маму, которая жила в одной из станиц на Маныче, переселиться к ним. Благодаря бабушке и, конечно, родителям Нина успешно защитила диплом. Четыре года отработала инспектором, потом и старшим инспектором по делам несовершеннолетних детской комнаты милиции. К этому времени отца не стало. Раны, полученные на фронте, дали о себе знать.
После смерти отца Нина решила перейти в уголовный розыск. Так она стала оперуполномоченным, потом, как и отец, старшим оперуполномоченным. Получила внеочередное звание капитана за несколько удачно раскрытых преступлений. Но прошли годы. Ей приходилось участвовать во многих задержаниях. Копилка раскрытых преступлений с её участием пополнялась с годами. Много жертв преступлений она видела, среди них были и сильно изувеченные трупы. Но когда она со своей группой выехала на место очередного преступления, была шокирована совершённым зверством.

Г. Ростов-на-Дону, 1976 г.

В роще у дерева, обсыпанного спелой дикой абрикосой (жердёлой) лежал пожилой мужчина. Над ним склонился судмедэксперт Дим Димыч.
– Ну что, Ниночка, мне тебе сказать? Скажу пока то, что вижу. Убиенный лежал лицом вниз. На спине трупа видны чёткие следы от ударов длинным тупым предметом. Подробней о повреждениях я тебе скажу позже, но и сейчас понятно, что из него сделали мешок с фаршем. Но когда мы его перевернули на спину. Смотри, – судмедэксперт снял с трупа белую простыню, уже пропитанную кровью.
Перед глазами Нины предстала страшная картина. Во рту у старика находился кляп из вырезанного из тела его причинного места.
– Посмотри сюда. Видишь, эта рана нанесена в область сердца острым колющим предметом типа шило. Не понимаю, зачем так? Он и так изошёл кровью. При ликвидации данного органа была задета бедренная артерия.
– И что вы думаете по этому поводу, – спросила она его.
– А чего мне думать? Я только констатирую. Думать, дорогая моя, придётся тебе. Но скажу, что удивлён. Старик и вдруг ампутация такого важного органа. Ай – яй - яй!
– Дим Димыч, вам бы всё ухмылочки строить. Ладно, думать, значит, будем думать.
На оперативном совещании начальника Управления уголовного розыска полковника Донского Василия Петровича стояла напряжённая обстановка. Полковник, хотя и отличался своим мягким, спокойным характером, но в гневе был суров и громогласен.
– Вы в курсе, что через четыре года в нашей стране пройдёт Олимпиада? – недовольно говорил он, – вижу, что в курсе. А на нашей территории, понимаешь, стариков, понимаешь ли, убивают таким изощрённым методом?
– Василий Петрович, но не мы же его того. А что, ещё трупы имеются, – тихо спросила Нина, пытаясь успокоить начальника, – почему вы сказали стариков? 
– Ты мне ещё накаркай тут! Ты понимаешь, какое сейчас положение в стране?
– В смысле? Какое? У нас показатели по раскрываемости не хуже, чем в других районах. Мои ребята всегда при деле, работают на износ.
– Чё ты мне тут про раскрываемость! Из столиц всех неблагополучных элементов сейчас за сто первый километр выселяют. Даже лимит закрыли. Прописку ужесточили. Ладно, это их дело, – полковник многозначительно поднял указательный палец вверх.
– Так у нас, кажется, тысяча первый от Москвы. От Питера ещё дальше, – вставил своё слово Семён, капитан, старший оперуполномоченный, почти ровесник Нины.
– Цыц мне! Я был сейчас на своём километре, – с издёвкой произнёс полковник, – у прокурора! В общем так. Нам своих э-ле-мен-тов таких хватает. Но! Прибудут ещё. Предупреждаю! А у вас тут стариков режут, – уже спокойным тоном произнес Василий Петрович.
– Так его не резали, – заикнулся молодой опер Никита.
– Хрен редьки не слаще, – тихо ответил полковник, – что и как узнаете – ко мне с отчётом. Брысь отсюда, едрыть его канитель, понимаешь.
Группа вместе с Ниной вошли в свой кабинет. Нина занялась перечитыванием заключения криминалистов.
– Вокруг трупа ни следов, ничего такого подозрительного не обнаружено. За что могли так поступить со стариком? Обычно так поступают с насильниками, развратниками, с этими, как их. К чёрту! Может, мститель какой? А если покопаться в архиве? Надо запросить общую сводку по похожим преступлениям. А если ещё раньше были похожие трупы? Нет, точно меня растерзают.
Она закрыла папку.
– Ладно, ребята, где-то у меня лежала коробка конфет. Архив беру на себя для быстроты дела. Не поднимая шума, пороюсь в делах.
– А какая наша задача, – спросил Семён.
– Ваша задача – обследовать весь район рядом с местонахождением труппа. Рощу, где его нашли. Возможно, ещё кто-то рядом собирал урожай.
– Нина Ильинична, роща такое дело, по ней кто только не шастает. Там по тропинке в обод охраны некоторые рабочие на завод идут.
– Это как?
– Обыкновенно. Через главный вход, по пропускам, а так, ближе к некоторым цехам и без всякой давки в троллейбусе.
– Ничего себе. Чего не хватило кирпича на ограждения, – удивилась Нина,
– Может, из другого района старик пришёл? Знаете, ведро ягод нарвёт, продаст и на пол-литра хватит, – предположил Никита.
– Может и такое. Я знаю таких ходоков. Сейчас, правда, не знаю как. А вот раньше такое дело практиковалось. На Зеленом острове маслята водились. Бабушка такие пироги с ними пекла. Шампиньонов море было, – стал воспоминать Семён.
– Маслята точно водились. Для Вальтеров, ППешников? Ты их имел ввиду? – подколол старшего товарища Никита.
– Хватит гастрономических воспоминаний, ребята. Давайте по существу. Хотя такие предположения могут быть верны. Давайте разберём всё сначала. Убийство было совершено на территории посёлка, в котором проживают в основном рабочие «Ростсельмаша». Значит, Никита, и твою тропинку учти.
– С некоторых пор не только они, – взял слово Семён, – рощу в сторону аэродрома вертолётного завода прилично проредили. А на её месте построили общаги для «химиков». Закрывали ими нехватку рабочих мест на заводах. А нам пришлось открывать дела и почти все по сто семнадцатой и другие статьи не лучше.
– Да помните, года два назад, что творилось из-за них? Изнасилований… Почти со всего Северного Кавказа к нам химиков привезли, – ударился в воспоминания Никита, – а почему их химиками называют?
– Стажёр, не стыдно? Раньше многие осужденные на срок менее пяти лет направлялись на стройки народного хозяйства, но в основном на предприятия химической промышленности, – Семён удовлетворил любознательного лейтенанта.
– Так! Давайте не отвлекаться. Сосредоточьтесь на сегодняшнем дне. Химиков, Слава Богу, угомонили. Хотя всё возможно. Но хочу сказать, это не их стиль. Изнасиловать, убить, покалечить. По отдельности, это да. Но так комплексно смахивает на чью-то месть. Но это моя версия, – предположила Нина, – Никита, Семён, ещё надо проверить потеряшек.
Время шло, но дело не продвигалось ни на шаг.
Через несколько дней к Нине подошёл Дим Димыч. Пожилой криминалист, не помышляющий выходить на пенсию. Добродушный, всегда позитивный человек.
– Постой, пойдём на воздух, пошепчемся.
– Дим Димыч, у меня прямо праздник. А я как раз изучаю ваше Заключение. Может, я вас чайком угощу?
– Чайком будешь угощать своих балбесов. Пошли. У вас дышать нечем. В общем, у меня столько работы навалилось, не мог к тебе раньше заехать. Некогда. А по телефону тебя не застать. И вообще-то могла бы коньячка предложить. А то чай, чай.
– А что, есть повод? Правда, коньяка нет.
– Думаю, повод есть. Значит так. Я хоть и в меру старый, но память ещё не совсем утратил. Уже понимаешь, что я по твоему последнему делу пришёл? Так вот! Когда я колдовал над трупом, то решил, что меня посетило дежа-вю. Знаешь, что это такое?
Нина махнула головой, чтобы не прерывать его рассказ.
– Ан нет, моя дорогая! Я ещё не совсем того. Никакое это не дежа-вю! Вспомнил. Давно это было. Труп нашли в районе посёлка Мирный, на территории новостройки. Знаешь, где он находится? Случайно нашли. Наркоман. Сидел за распространение. Поэтому сразу выяснилось, что проживал убиенный в посёлке «Мирный». Быстро по пальчикам определили. Наш контингент оказался. Почему запомнил? Потому что рядом с его домом гастроном, который «Фантомасы» грабили. Да. Я и там был. Они тогда расстреляли одного мужичка, кассиршу ранили.
– Помню я дело Толстопятовых. Я тогда в детской комнате работала, кстати, не на Мирном, а в этом посёлке, где наш труп нашли. Дим Димыч, не томите.
– В общем, был обнаружен труп с точно такими же увечьями. Один в один. Только тот мужик лежал лицом в луже. Может потому, что перед тем, как его найти, прошёл ливень.
– Что избит, кастрирован и шило?
– А я тебе о чём? Говорю же, всё также! Тело фарш. Кляп во рту, сама понимаешь из чего. Задета бедренная артерия. Шилом или чем-то похожим на него нанесён удар. Но по незнанию или что-то помешало, до сердца шило не дошло. Попали по ребру. Поломанное остриё я нашёл в теле. А в последнем твоём случае удар был нанесён точно и с силой. Между рёбер. Прямое попадание.
– И когда это всё случилось?
– Скажу. Где-то летом шестьдесят восьмого года. В архиве найдёшь, мне спасибо скажешь. Ну как, на коньяк старик заработал?
– На армянский, Дим Димыч! Дорогой вы мой. Но шум-то какой поднимется. Тогда, получается, серийщиком пахнет.
– Лишь бы не глухарём. Но я тебе ничего не говорил. Но ты имей ввиду. А то половину мужского населения кастрирует. Чувствуешь? Руку набил. Прямо в сердце.
– Считаете, что всё-таки одна рука?
– Похоже на то. А ты не спеши докладывать начальству. Сначала сама разберись. Чего начальство зря тревожить. Они все нервные. Ниночка, а с коньяком я пошутил. Ты же знаешь, я не любитель выпить. Просто я к тебе с большой, так скажем, симпатией отношусь. Эх! Где мои годы молодые!
– Ничего себе шуточки! Я вас тоже люблю, дорогой мой Дим Димыч. Нет уж! За такую память не грешно и выпить, – Нина обняла за плечи довольного судмедэксперта.
После очередного нагоняя начальства в кабинете собралась вся группа.
– Нина Ильинична, все отделения прозвонил. Заявлений о пропажи близких стариков не поступало, – расстроенно доложил Никита.
– Так уж и все. Понятно. Могли и не зарегистрировать. Могли отослать к участковому. Надо проверить.
– Товарищ майор, мне что, всех участковых в городе расспросить?
– Так! Никита, надо будет, расспросишь. А сегодня местного участкового хоть на дыбу ставь. Но правду добейся. Думаю, всё же старик недалеко жил от места его убийства. И вот ещё что. Может, тут военный след?
– О! Точно! Может, предатель или ещё что.
– Никита, давай без излишних фантазий. Нам нужны факты.
– А чё, товарищ майор! Ростов был под немцами! И не раз.
– Так! Никита! А, впрочем, если ты выдвинул эту версию, будь любезен и разработай её.
– Семён, а вам следует сходить по этому адресу и узнать всё, что можно вот об этом человеке.
– Копылов Николай Валентинович, тысяча девятьсот сорок второго года рождения. Убит в шестьдесят восьмом году. Предположительно, тем, кого мы разыскиваем.
– Ничего себе, – воскликнул Семён, – это вы в архиве раскопали?
– Как?
– Никита, тише, удивляйся. Нам пока популярность среди вышестоящих организаций не нужна. Семён, как вы понимаете, версия убийства старика пока сомнительна и строится только на наших предположениях.
– А этого Копылова за что грохнули?
– Наш кадр. Употребление и сбыт наркотических веществ.
– Я так понимаю, метод убийства тот же, что и у нашего трупа?
– Семён, вы догадлив.
– Товарищ майор, наркотики и такой кляп никак не вяжется.
– Вот! Поэтому следует пройтись по близлежащим домам и поговорить с жителями. С бабушками, которые сидят на лавочках. С торговками, которые продают семечки, цветы на каждом углу. Не мне вас учить. Информации не будет, обоим влеплю выговор. На словах. Но внушительный.
– Нина Ильинична, а почему вы уверены, что наш старичок житель этих домов? – спросил молодой оперативник.
– Никита, ты обратил внимание на его обувь? Тапочки. Вот! В таких тапочках далеко не пойдёшь. Значит, он знал, где надо собрать урожай и вышел сделать это по-быстрому. На нём одежда старенькая. Смотри на фото: майка, а сверху старенькая курточка от пижамы. И как нам показывает экспертиза, он был совершенно трезв. Всё это мне подсказывает, что потерпевший жил где-то недалеко. Вероятно всего в семье. Пижама аккуратно заштопана. Смотри, даже на фото латка видна. Явно женская рука штопала. Хотя… 
– Такая пижама полосатая у моего деда была, – вспомнил Никита.
– У моего тоже. До войны, бабушка рассказывала, она ему подарила, а он с войны вернулся и сжёг её. Сказал, что напоминает конслагерскую робу. Он бежал из плена. Дослуживал в штрафбате, – тяжело вздохнул Семён.
– Да, тяжело. Грустно, но надо работать. Надеюсь, вы вернётесь с новыми сведениями. Всё! Вперёд и с песнями. Свободны!
На следующий день, пока ребята выясняли личность убитых, Нина решила ознакомить своего начальника с новыми сведениями. Она вошла в кабинет полковника.
– Нинок, может, ты того, поспешила? Может, совпадение? Кто это вообще такой, Копылов, этот, едрыть его карусель?
– Буду разбираться, Всилий Петрович. Но рука убийцы та же. Кстати, то давнее заключение судмедэкспертизы подписывал ныне здравствующий наш дорогой Дим Димыч.
– Так, так! А с какого это ляса ты в архив забрела?
– Как это с какого? Необходимые действия по выявлению подобных случаев.
– Необходимые, говоришь? И следователь в курсе?
– Ну, Василий Петрович, вы же понимаете…
– И что это я должен понимать? Рука, говоришь, одна и та же? Знаю я, какая эта рука! Едрыть его… понимаешь!
Нина смотрела с нескрываемой улыбкой на этого добродушного, с отдышкой от полноты казака с будёновскими усами. Все давно привыкли к его присказкам. Почему к нему прилипли эти присказки с какой-то едрытью, никто не решался спросить. Но по манере его высказываний все угадывали настроение своего начальника.
– Она ещё улыбается! Топай отсюда! Ладно, работай, как знаешь. Но, – полковник поднял указательный палец вверх.
– Докладывать вам о каждом нашем шаге, – отчеканила Нина.
Первым вернулся весь взъерошенный Никита.
– Нина Ильинична, мне повезло. Выхожу из отдела, а мне навстречу собственной персоной участковый.
– И где он?
– Да, вот он. Заходи, – скомандовал Никита.
– Здравия желаю, – сказал вошедший в кабинет капитан, – участковый Орешин Евгений Иванович.
– А где же вы были всё это время, капитан?
– У начальства. Вот лейтенант и ждал меня, когда оперативка закончится.
– Я имею в виду, где вы были, когда к вам приходили с заявлением о пропаже человека?
– А! Так я думал, найдётся старик. Знаете, разное бывает. Выпил, загулял. Память того. Может, в больничке. Я ей так и сказал.
– Кому вы сказали?
– Дочери. Ко мне только одна женщина приходила. Я заявление у неё взял, но сказал, надо подождать. Сейчас его никто искать не будет. Поищите сами.
Он хотел ещё продолжить свои доводы, но Нина прервала его.
– Заявление давайте.
– Заявление? Моё?
– Можно и ваше. Вы сколько лет в участковых?
– Выслуга есть. Только я в Железнодорожном районе работал. У вас здесь недавно. Ещё не всех знаю.
– Заявление дочери потерпевшего давайте, – не вытерпел Никита.
– Так, проживающая по адресу… Степанченко М.И., пропавший Степанченко Иван Николаевич, тысяча девятьсот восьмого года рождения. Так ему шестьдесят восемь лет, – Нина прочла вслух и, встав с места, приказала, – поехали!
Оперативный автомобиль быстро доставил их по нужному адресу. Они подошли к двухэтажному дому, к квартире, где проживал убитый. Двухэтажные дома были построены для рабочих завода. У каждой квартиры первого этажа имелся свой вход со стороны двора. Вход в квартиры второго этажа, один на всех, находился с другой стороны дома, где громыхали по рельсам новенькие чешские вагоны трамваев. На втором этаже, тоже со стороны двора, пролегала длинная открытая терраса, так же с отдельными входами в каждую квартиру.
Комнатки мизерные, с миниатюрными кухнями, в которых раньше стояли печи, отапливаемые углём. Но с приходом газа у всех появились АГВ, газовые плиты. Люди пристроили к своим квартирам на первом этаже небольшие закрытые террасы, напротив которых благоухали цветы разных сортов, росли фруктовые деревья.
Дочь убитого жила на первом этаже такого дома. Увидев уже знакомого ей участкового и его сопровождающих, она прикрыла рукой рот и заплакала.
– Я так и знала, я так и знала, – еле произносила она.
– Мария, успокойтесь, можно пройти, – спросила её Нина.
 Они вошла в пристроенную небольшую терраску, напоминавшую летнюю кухню.
– Проходите в комнату, у меня там прохладно.
– Вы сейчас возьмите себя в руки и посмотрите на фото.
Взглянув на фотографии, Мария безвольно опустилась на стул.
– Я же писала этому заявление, – сказала она, придя в себя, глядя на Орешина.
– Он не виноват. Поверьте, мне. Вы сказали, что знали. Что вы знали?
– Так я сегодня уже бегала в опорный пункт к нему, к участковому. Но там закрыто было. Догадывалась, потому что пошёл слух по посёлку, что нашли убитого пожилого мужчину. И такие страсти рассказывают! Такие страсти, – Мария стала рыдать, – звери, за что? За что? Он никому никогда зла не делал. Его все уважали, хоть кого спросите.
– Мария, успокойтесь, – Нина налила в стакан воды из графина, который стоял на столе, – поймите, от того, что вы нам сейчас расскажете, будет зависеть, как быстро мы найдём убийцу вашего отца.
– Хорошо, хорошо, спрашивайте, – утирая фартуком слёзы, ответила она.
– Иван Николаевич с вами проживал?
– Да. Маму мы схоронили в прошлом году. Сердце. Жили мы всегда дружно. Папа, конечно, сдал после смерти мамы. Но постоянно чем-то себя занимал. То по дому что-то делал. А то на работе помогал. Просто так. Да он вообще без работы не может.
– Он пенсионер. Ему шестьдесят восемь лет. А работал где?
– Так он сторожем в нашем детском саду. Но без работы не мог. Так он у них и сторож, и дворник, и плотник. Где что починить. Просто так. Он за всё брался, чтобы на месте не седеть. Его все уважали. И в садике, и соседи. Вот за цветами следил. Видите, какие клумбы. Всё он. И за Светочку, за дочку я всегда была спокойна. Я на конвеере работаю на заводе, знаю, что дочь всегда под присмотром. Знала, – Мария заплакала.
– Успокойтесь. А сколько лет дочери? Где она сейчас?
– Ей десятый год. Каникулы. Они с ребятами в кинотеатр «Чкаловский» на детский сеанс пошли. Вы ей пока не говорите, что деда больше нет. Она его так любит. Любила, – Мария опять заплакала.
– Маша, я вас понимаю, вам тяжело. Но вам необходимо проехать в морг на опознание. Не переживайте, вас молодой человек отвезёт на машине. Вы подпишите все бумаги, а потом он вас привезёт обратно. Но нам потом надо будет ещё с вами встретиться.
– Хорошо, сейчас соседей предупрежу.
Оставив Марию на Никиту, Нина с участковым пошли в детский сад, который находился совсем недалеко от дома, где проживал убитый. Заведующая подтвердила слова дочери. Всплакнула.
– Что вы! Как же мы без Ивана Николаевича. У него руки золотые. Что ни попросишь, всё сделает. Иногда с утра и до следующего утра он у нас. Летом вот в этой беседке свой матрасик расстелет и ночует. Жарко. Вечером внучка ему принесёт покушать, он и сторожит. Представляете, я ему говорю: мы тебе оставим, что поесть. А он сердится. Как же так? Всю войну прошёл и на тебе! Такая ужасная смерть.
– Не было замечено за ним никаких пагубных привычек, пристрастий?
– Да Бог с вами! Он всё замечал, что по хозяйству. А с детьми он не общался, если вы об этом. Я правильно поняла?
– Правильно. А с внучкой каким было общение?
– Обыкновенным. Она не приходила, когда дети были. Знаете, не положено. Когда приносила ему ужин из дома, покатается на качелях, пока он ест посуду, заберёт и убежит. Что вы! Даже не думайте. Его жена у нас нянечкой работала, пока не умерла. Поэтому мы его и взяли, как на пенсию вышел. Хороший был человек, хороший. Вы уж найдите этого изверга, кто такое совершил.
 Распрощавшись с заведующей детского сада, Нина вернулась в отделение.