Ошибка

Не могу взять в толк, как Виталику, моему соседу по лестничной площадке, удаётся подлавливать меня в самых неожиданных местах! И это при том, что я – человек весьма осторожный и стремлюсь избегать случайных встреч не только с Виталиком, но и всеми прочими, кто способен отнять у меня несколько минут полезного времени. Но зачем, собственно, этот Виталик так настойчиво ищет со мною встречи? Тем более что Виталик полагает себя человеком творческим, прогрессивно мыслящим, и наверняка втайне причисляет себя к совести нации. Не знаю, не знаю, хотя вполне могу допустить, что именно такие люди больше всего и нуждаются в словах одобрения и горячей поддержки и инстинктивно чувствуют, где могут их выслушать и обнадёжить.
В юности Виталик закончил культпросвет училище по классу аккордеона, и сейчас играет на свадьбах и других торжественных мероприятиях, то есть, по сути, везде, где публика требует гармониста-затейника. В прихожей у моего гармониста висит портрет Моцарта в красивой багетной рамке, вырезанный из журнала, посвящённого двухсотлетнему юбилею австрийского композитора. «Зачем же в прихожей?» – скажет всяк, кто не чужд соображений формальной логики. «А затем, – поясним мы за хозяина, – чтобы каждый, сюда входящий, знал, что все свои сочинения для баяна, композитор-Виталик посвящает именно ему, своему кумиру – Моцарту».
«Ну а ты-то чем можешь быть для него полезен, какими такими ценными сведениями располагаешь, что способны его приободрить, – вновь вопросит меня логически мыслящий наблюдатель. – Ты даже на нервах не научится прилично играть, не то, что на лихой гармошке!»
«Но позвольте, – отвечу, – у меня ведь тоже есть определённые достоинства, которые так ценит Виталик». И в первую очередь, это способность внимательно слушать, достоинство с моей точки зрения весьма сомнительное и, пожалуй, даже вредное, являющееся несомненным следствием моего домашнего воспитания. Ведь как со стороны выглядит наше общение с Виталиком? А выглядит неважно, его можно квалифицировать как симбиоз таланта и поклонника, в результате чего последний получает от меня толику восхищения и благожелательных напутствий. И я никак не в силах отказать ему в этом! Вот беда!
Несмотря на то, что судьбы и творческие устремления Моцарта и Виталика строго перпендикулярны, неожиданно обнаружилось нечто, что могло свести их в одну трагическую и невозвратную точку.
Мой старинный институтский друг, Сергей Гломов, серьёзно занимался исследованием аномальных явлений, благодаря чему я был в курсе всех странностей, которые, подчас, происходили в нашем городе. Наречие «серьёзно» я употребил здесь вполне осознанно, несмотря на то, что подобные явления вызывают у многих неприятие и скептицизм. Сергей входил в группу учёных-энтузиастов, пытающихся понять природу всего, что принято считать сверхъестественным, полагаясь исключительно на доводы рассудка и показания приборов, задействованных в процессе изучения того или иного экстраординарного случая.
Мы с Сергеем – сокурсники, оба закончили инженерно-физический факультет, но во взглядах на природу вещей со временем существенно разошлись. Я остался на обветшалой позиции диалектического материализма, а Сергей, расширив свои вузовские познания в философии, стал убеждённым поклонником идей неопозитивиста Бертрана Рассела. Однако ж наши споры на кухне всегда завершались взаимоприемлемым для обеих сторон дружеским и миролюбивым соглашением.
– А тебе не кажется странным, что свидетелями аномальных явлений никогда не оказываются учёные, исследователи или просто люди с аналитическим умом и хорошим образованием? – как-то в завершение нашего очередного спора предположил Сергей, когда мы с ним разбирали случай полтергейста, произошедший в частном доме на окраине Питера.
Этот случай стал известен группе Гломова, и они установили там научную аппаратуру. Происшествие выходило за рамки устоявшейся картины мира и моего представления о реальности, но оно меня крайне заинтересовало. И всё потому, что в детстве мне тоже случилось пережить нечто подобное. Вдобавок, я считал свою кандидатуру вполне достойной того, чтобы быть причисленной к упомянутой Сергеем группе, что явно противоречило его утверждению о свидетелях аномальных явлений.
Однако особого впечатления на Сергея моя история не произвела. Всему он давал вполне рациональные объяснения, кроме одного, когда в заброшенном тоннеле какой-то жуткий голос несколько раз окликнул меня по имени…
Этот факт, в соединении со знанием моего устойчивого в эмоциональном отношении психотипа, заставил его задуматься и принять оклик неведомой сущности как нечто, вполне заслуживающее внимания его трезвого, не склонного к бесплодным фантазиям, рассудка.
– Знаешь, дети не в счёт! Как раз явления полтергейста и происходят преимущественно с ними или подростками, с последними даже чаще. Но это, как правило, свидетели молчаливые, а вот кто не перестаёт трезвонить о явленных чудесах, так это патентованные профаны, не чуждые мечтательности и фанфаронства. И ведь ни в чём, пожалуй, их не упрекнёшь! Они верят тому, что говорят, ибо обманчивые придумки глубоко сидят у них в ложной памяти.
– Да это прям, мой сосед – Виталик, – не удержался я, но тут же спохватился, опасаясь призвать его на свою голову.
– А что, этот твой Виталик контактёр или экстрасенс? – спросил Сергей, который ничего не знал ни о Виталике, ни о его сомнительном даровании.
– Нет-нет, Виталик достойный носитель названных тобой достоинств. Да ещё к тому же и композитор.
– О-о, – протянул Сергей, – с творческими людьми – тут история особая. К наиболее одарённым из них, порою, заглядывает их «alter ego», и это явление, по сути, самое интересное из всего, что можно себе представить. Как тут не вспомнить Высоцкого и Есенина, Мопассана и Моцарта. Особенно впечатляет история с Моцартом. Здесь Мироздание показало всю свою силу и полнейшую власть над творческим эго человека и его судьбой.
– Мироздание? Но причём же здесь Мироздание?
– Юмор, бесспорно, Мирозданию неведом, но с нашей, человеческой точки зрения, визит Его посланников к избранным – это попросту насмешка над нашим стремлением проникнуть в тайны и принципы мироустройства.
– Ты имеешь в виду «Чёрного человека» Моцарта? Только это, скорее всего, слуга некоего графа, мечтавшего прославиться и заказавшего «Реквием», дабы присвоить очередное произведение Моцарта себе. Оттого весь этот маскарадный антураж таинственности. Не думаю, что здесь присутствует какой-либо мистический подтекст.
– Да что мы можем об этом знать! Мы даже не имеем достоверных прижизненных портретов этого австрийского композитора! Как мы можем утверждать подлинность того или иного события его жизни, скупо обставленной фактами и сплошь переполненной мифами и придумками той романтической эпохи! Всё – фантазии, всё – вымысел, однако нельзя не связать воедино последнее большое произведение композитора и его трагический уход.
– Да, «Реквием» Моцарта в метафизическом смысле невозможно воспринимать иначе, нежели знак судьбы. Наверное, уместно провести какую-то параллель с соотечественником Моцарта Густавом Малером и его «Девятой симфонией». Но всё же роковой связи судьбы самого яркого представителя «послевагнеровской пятёрки» с его последним законченным произведением, мы так и не обнаружим.
– Оттого, что эту симфонию Малеру не заказывал «Чёрный человек»?
– Возможно. Тема трагической развязки присутствует в последнем произведении Малера, но там же звучит и мелодия величия жизни, что точно бы не одобрил скорбный посланник бездушного Мироздания.
– Знаешь, Моцарт – это совершенно особенный случай. Его жизнь и творчество – не только откровение Мироздания о пределах, дозволенных человеческому гению, но и о месте человека в этом мире вообще.
– Да, остаётся сожалеть, что Моцарт не обладал рассудочностью и осведомлённостью учёного, чтобы оставить не эмоциональные впечатления о своём чёрном пришельце, а дать логический и трезвый анализ, подобно тому, который надиктовал своим ученикам академик Иван Петрович Павлов в свои последние минуты.
– Вот-вот. Наша впечатлительность и артистичность не даёт приблизиться к сокровенному знанию, которое лежит в основе всего. Как там сказал Поэт в стихотворении «Герой» Пушкина? «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман…» Думал, думал наш национальный гений о том, о чём мы с тобой сейчас беседуем.
– Пожалуй. Остаётся надеяться, что и на нас с тобой, людей обыкновенных, но более расположенных к анализу и рассудочному мышлению, когда-нибудь обратит внимание Вселенский Разум. Тогда, возможно, одной из тайн Мироздания станет меньше.
– Ну, это вряд ли, – засмеялся Сергей. – Нам остаётся только расспрашивать какого-нибудь Мопассана, к которому каждый день является его двойник, садящийся в кресло и надиктовывающий ему строчки, которые после становятся бессмертными. Или искать новоявленного Есенина и выяснять у него, отчего Чёрный человек не даёт ему спать ночью. Не знаю почему, но моя мысль об интересе к нам Вселенского Разума очень позабавила Сергея.
Через несколько минут после того, как мы с ним попрощались, в мою дверь опять постучали. Я подумал, что Сергей у меня забыл что-то, ибо он был немногим из тех, кто знал, как ко мне нужно особенным образом стучаться, и ни в коем случае не звонить. Однако передо мной оказался человек в чёрном плаще и старомодной чёрной фетровой шляпе. Я опешил.
– Вы ко мне?!
Человек уверенно переступил порог и оказался в прихожей.
Ни слова не говоря, я предложил вошедшему вешалку, но он отстранил мою руку и прошёл в комнату.
– Я полагаю, у Вас ко мне разговор. Возможно долгий, поэтому Вы бы всё-таки разделись…
– Я никогда этого не делаю. А разговор у нас будет совсем коротким.
Незнакомец сел в кресло и посмотрел на меня в упор. Словно хотел сказать мне, «что я жулик и вор, так бесстыдно и нагло обокравший кого-то…»
– Теряюсь в догадках и не могу понять, зачем я Вам вдруг понадобился…
– Нам стало известно, что ты хотел узнать, как звучит музыка небесных Сфер. Не думаешь ли ты, что эта музыка недоступна и непозволительна человеческому уху? Помню я дерзновенных, возжелавших воссоздать ликование Неба и представить ангельское пение человеческими голосами.
– Об этом нам приходилось слышать, но только лишь как о намерениях…
– Нет, были и вполне себе успешные попытки. Правда, насладиться содеянным сумели лишь сами авторы, но теперь их имена стёрты, а творения оных безумцев так и остались втуне.
– Отчего ж безумцев? Разве можно считать безумцами тех, кто желает «поверить алгеброй гармонию» творения гениев.
– Нет, таким не дано слышать голоса Неба. Их, скорее, услышит «гуляка праздный» или затворник, давший Небу обет молчания.
– Вот как? Но я-то не принадлежу ни первым, ни ко вторым! Вы же, как я понимаю, пришли затем, чтобы снять покров с тайны, которая меня занимает и которую я возжелал вопреки всему разгадать.
– Да, я хочу дать тебе партитуру, чтобы ты понял, что ты мог упустить, когда желал разгадать голоса Неба.
– Но я не читаю ноты и не сумею ничего понять.
– Как?! Ты не композитор!
– Нет, композитор – мой сосед. А я физик, занимаюсь процессами, происходящими в высокотемпературной плазме…
Незнакомец поднялся.
– Значит, я ошибся дверью. Раньше было намного проще, у каждого был свой отдельный адрес, и если ты шёл к Моцарту, то сложно было ошибиться дверью.
– Странная проблема для Мироздания, – пробормотал я. Незнакомец в чёрном меня услышал, но почему-то не ответил.
Вскоре оцепенение и морок, вызванный неожиданным посещением, у меня прошёл, и моё сознание вновь прояснилось. Теперь все мои мысли были о Виталике и о грозящей ему опасности. Никогда бы не подумал, что мой Виталик помышляет о таких сложных материях, когда слышал за своей стеной разудалые переборы залихватской гармошки. Но сейчас было не время разбираться, насколько я ошибался в высотах его творческих исканий, надо было действовать и действовать очень срочно.
«Искалечит посланник парня, – раздавался в моей душе беспокойный набат. – Необходимо его спасать, иначе чего стоит вся моя фундаментальная наука!»
С решимостью бросить вызов всему Мирозданию я выбежал на лестничную площадку и забарабанил в дверь Виталика.
– Хо, мля, сосед нарисовался! – бросил кому-то Виталик, пьяно раскачиваясь и размахивая руками. – Заходи приятель, третьим будешь!
– Этот у тебя? – выкрикнул я, готовый вцепиться незнакомцу в глотку.
– А як же. Туточки он.
Я вбежал в кухню к Виталику и обомлел. Вместо чёрного незнакомца передо мной сидел в хлам пьяный мужичок в серой грязной рубахе и серых же засаленных тренировочных штанах.
– Этт, Толян! Знакомься.
Мужичонка кое-как привстал и протянул мне давно немытую руку.
– А где этот, в чёрной шляпе? – я повернулся к Виталику, оставив без внимания Толяна с его жалким пьяным приветствием.
– Да какая там, мля, чёрная шляпа! Сам ты шляпа! Сидай сюда. Пошто такой злой?
Я оттолкнул хамоватого Виталика и вбежал в комнату в надежде обнаружить там рокового визитёра. Но и в комнате никого не было! Голова моя горела, не позволяя мне сосредоточиться на проблеме исчезновения зловещего посланника Мироздания. Я представления не имел, куда он мог подеваться!
Прошла неделя, когда я вдруг обнаружил в конце коридора опечатанную квартиру. Её дверь соединяла с косяком плотная бумага, на которой синело два круглых штампа, а сбоку, словно жирная точка, выделялась серая пластилиновая печать.
– Шо ты тута завис? – поинтересовался опять внезапно подловивший меня Виталик, когда я рассматривал, какому учреждению принадлежали проставленные печати.
– Да вот, смотрю на соседскую дверь. Ты не знаешь, что здесь произошло?
– Беда случилась с нашим соседом. Говорил я ему, нельзя был затворником, надо быть проще, душевнее, так сказать.
Об этом своём соседе я, действительно, знал очень немного. Знал, что он был вежлив и неразговорчив, но кто он такой и чем мог заниматься, я не имел ни малейшего представления.
– Слушай, Виталик. Ты всё и про всех знаешь, а кем он был, этот наш затворник?
– Да композитор он был, но только неважный. Никогда не играл дома, верно, не хотел фальшивить и опасался, что я могу услышать его дурную музыку. Когда как-то раз я попытался ему наиграть что-то из своего, так он как замахал руками, словно его обдали крутым кипятком. Сразу видать, завидки взяли убогого! Вот так и ушёл бесславно, ничего для музыки не сделав!
Я покачал головой и подумал, что прав был Сергей. Ничего-то нашему Виталику не грозит. Разве что жалоба участковому на превышение уровня шума. Но и это, пожалуй, ему не грозит тоже, поскольку квартира Виталика с моей смежная. И больше всего от его гармошки страдаю именно я. Но жаловаться на него я никогда не буду. Если Мироздание это терпит, то и я стерплю тоже.