Жар

 Бьюсь об заклад: не каждый день можно встретить в своей жизни двух или трёх «некто», которые имеют властные полномочия над тобой — решить враз твою судьбу в лучшую сторону. А я всего лишь пару раз об этом подумал! Лотерея в жизни бывает…
Правда, когда ты живешь-не всегда знаешь, правильно ли ты живешь, хорошо, или плохо ты живешь и живешь ли вообще.  Все потому, что, когда ты ропщешь на жизнь, воспринимая ее в моменте, ты не знаешь, хорошо ли с тобой обошлась небесная канцелярия, или нет. Ты можешь вообще ничего не знать и понимать, при полной уверенности того, что в моменте знаешь все.
И поэтому ты иногда ждешь, что к тебе придут эти «некто» и тебе выпадет лотерея.
И вот однажды те самые «некто», застав меня дома, вошли без стука, как и положено всемогущим и таинственным, разбудили меня и, не дав одеться, прямо у моей кровати задали мне вопрос: хотел бы я по мановению их волшебной палочки вернуться в самый лучший день моей жизни?
И я, свесив босые ноги с кровати, уже ничему не удивляясь, (ведь я сам ждал их когда-то) попросил внезапных гостей дать мне подумать. Недолго. Пока они стоят надо мной, одетые в плащи в пол, крепкие, серьёзные, и вопросительно смотрят на меня.
Я начал думать, пока у них на меня хватало терпения.
«Конечно, такие дни были. И первая любовь вспомнилась, и вручение диплома… Да, много чего было прекрасного и солнечного в жизни. Но что меня сразу очень удивило в моих рассуждениях, так это то, что, по моему мнению, и до сегодняшнего дня иногда улыбка не сходила с моего лица, и порой так хорошо было на душе… Да и самый ничем не примечательный день по меркам сегодняшнего времени можно назвать „лучшим“. Хотя бы потому, что в нём ничего не произошло — и то неплохо. Так какой день мне можно было назвать лучшим? Уж не тот, в котором я живу сейчас?»
Тогда я ответил своим благодетелям, что лучший день — это день, в котором, возможно, я живу сейчас. Да и кто знает, как он закончится — до вечера ещё далеко.
«Волшебники» переглянулись.
Тогда они задали мне второй вопрос: хотел бы я вернуть день, который больше не повторится, дабы вновь пережить его?
Я вновь попросил вершителей моей судьбы дать мне немного подумать.
«Каждый мой прожитый день нёс в себе что то важное для меня. И, как оказалось, неважное тоже было в том или ином случае важным. Не зря каждый прожитый мною день был обозначен прожитым — хотя бы для того, чтобы после начался новый, неся в себе пережиток старого дня либо его заключение.
Было бы благоразумно нарушать цепочку из новых дней, что несут в себе свет нового и неизведанного ранее для меня, проживая вновь старый, прожитый день, пусть и неповторимый?
Каждый неповторяющийся день просто обязан быть неповторимым, чтобы не убить логику новых дней, которые впоследствии тоже станут неповторимыми, не так ли? И не прекрасно ли это?
И разумно тогда будет встречать новый день со счастливым лицом, вспоминая прошлое как неповторимое, открывающее новое! Это же здорово!»
Я ответил своим «доброжелателям», что каждый мой день был неповторимым, открывая для меня новый и тоже впоследствии неповторимый день.
«Вершители судеб» переглянулись. Мои босые тощие ноги свисали с кровати. Я сидел перед ними простой, смешной, в пижаме и, видимо, каждым своим ответом повергал их в шок, отказываясь от неповторимой лотереи в своей жизни, наполняя каждый свой ответ внутренним стержнем обдуманных мыслей, которые были точно крепче, чем мои тощие ноги.
Я произносил эти ответы и чувствовал внутренний свет. Свет помогал мне бороться с искушением доверять некому кредиту от посторонних сил.
Тогда они дали мне последний шанс. Мне предложили ответить на последний и очень важный вопрос: хотел бы я наконец попасть в тот день, о котором сожалею, который я бы хотел исправить?
Искушение было сильное.
«Я много о чём сожалею. Жил я путём проб и ошибок, проживая свою жизнь. Правда, тем и неповторима была моя жизнь, что творилась путём проб и ошибок…
Словно Иуда, каждый раз предавая Христа, я каялся и предавал вновь. Но и не каялся, и не становился лучше, если бы не предавал. А искупление грехов не могло бы быть без греха, верно? И предатель Иуда, подведя Христа к кресту, — тот самый Иуда, благодаря которому (косвенно, конечно) Христос обрёл воскресение, а христиане — искупление грехов, — не был ли задуман изначально так Всевидящим?
Могу ли я судить себя за ошибки? Могу. Могу ли искупить их, обретя эту возможность? Лишь только войдя в следующий день — день, который подарит мне искупление, прощение и логическое завершение того дня, что считался неповторимым, иллюзорно самым лучшим или же днём, который нужно было прожить и пережить, искупив грех.
Получается, что — за всё слава Богу! За всё, что было у меня и чего не было! За суд и осуждение, за муки и радости, за боль и катарсис — всё далось мне по итогу не зря!»
Последнее я проговорил вслух перед моими гостями и закрыл глаза.
                ***
Когда я проснулся, то почувствовал сильный жар. В таком состоянии чего только не приснится