Вещественное доказательство

   Шесть часов вечера. Рабочий день выдохся, сдался и испустил дух, оставив после себя только горы несделанного и священное таинство вечерней курилки.

   Мы с Сергеем, нашим главным раздолбаем и философом, стояли, уставясь в запыленное окно. Сергей — человек-загадка. Длинные, цвета пшеничного поля волосы, футболка с потухшей звездой какого-то нерусского коллектива и взгляд человека, который только что понял, как устроена вселенная, но забыл, куда записал.

  Дверь с скрипом открылась, и в облаке свежего воздуха возникла прямая спина и гладковыбритый подбородок нашего начальника, Виктора Петровича. Он был уже в своём бежевом пальто, дорогом и безнадёжно скучном, а в руке зажал портфель, набитый нерешенными проблемами на завтра.

— Ну, ребята, с победой, — кивнул он, имея в виду тот факт, что нам удалось пережить еще один день. Пожал нам руки с видом полководца, покидающего поле боя.

 — Постою с вами, покурю перед дорогой.

  Он достал пачку, закурил с видом человека, совершающего ритуал, и нервно покосился на Сергея. Очень нервно. Так, будто рядом стоял не инженер-электронщик, а гремучая змея в засаде.

   Не выдержав паузы, Виктор Петрович кашлянул и, глядя куда-то в пространство над моей головой, изрёк:

— Только, Сергей… близко ко мне не подходи, ладно?

  Мы с Сергеем переглянулись. В моей голове пронеслись версии: то ли Виктор Петрович подхватил на курорте какую-то диковинную болезнь, то ли Сергей неудачно пошутил про его новый Porsche.

  — В смысле? — спросил Сергей, чеша за ухом.

  — В прямом, — начальник сделал очередную затяжку, и стало ясно, что дым его не успокаивает. — Вчера жена… — он понизил голос, хотя кроме нас и мухи на окне никого не было, — …сняла с моего пальто твой длинный светлый волос.

  Повисло молчание. Гул улицы за окном вдруг стал оглушительно громким. Сергей медленно поднял руку и провел ею по своей шевелюре, смотря на Виктора Петровича с немым вопросом: «И что?»

  — Один? — не удержался я.
  — Один! — с вызовом парировал Виктор Петрович, как будто я усомнился в количестве улик на месте преступления. — Длинный. Светлый. Прямо на воротнике.

  — И что? — наконец выдавил из себя Сергей.

  — А то! — Виктор Петрович вдруг покраснел. — Я ей полтора часа доказывал, что ты в пятницу заходил в кабинет с отчетом! А она мне: «И что, ты теперь с отчетами в обнимку сидишь? Он тебе по плечу головой водил?»

  Сергей на мгновение задумался, а потом его лицо озарилось.

  — А, так это ж когда вы мне схему того блока показывали! Наклонились над столом, а я как раз головой повернул — вот вам и волос. Физика, блин.

  Виктор Петрович замер с полуокурком в руках. Было видно, как в его голове выстраивается цепочка: схема блока… пятница… совместный наклон над столом… Он медленно выдохнул дым, и с него словно сняли груз невиданной тяжести.

  — Физика, — мрачно повторил он. — Я ей про физику два часа говорил, а она мне про химию.

  Он докурил, раздавил окурок  с такой силой, будто это была небылица его супруги, кивнул нам и вышел, оставив в курилке запах дорогих духов и развеянной семейной драмы.

  Сергей посмотрел на меня, встряхнул своей гривой, с которой посыпались несколько новых «вещественных доказательств», и философски изрек:

  — Чувак, пора стричься. Слишком уж доказательная база получается.

  На этом современная производственная трагедия в одном акте была завершена.