Иван Сусанин и женский биатлон

(прочитать этот рассказ с иллюстрациями можно на моём Дзен-канале здесь: https://dzen.ru/a/aQiw7Jr_EUUmPHcA)

Эту историю я расскажу со слов подруги Тайки Радугиной. С кем ещё могло приключиться подобное, как не с ней? У нашей Тайки врождённое свойство переворачивать мир вверх дном, оно называется «хронический егозизм».

Итак, Таечка рассказывала:

- В тот день мой текущий поклонник Ягулин пригласил меня в театр. Ягулин – это такой симпатичный, в очках. А театр – большой и без очков. Где находится опера, я знаю. Рядом там стоит чебуречная «Станция Кайфушино», в ней я бываю гораздо чаще, чем в театре.

Ягулин купил билеты, позвал меня на оперу «Иван Сусанин» и я обрадовалась. У меня как раз пылилось вечернее платьишко с блёстками – тугое, как чехол. В нём я была роскошно голоплечая, открытобёдрая и крутотазая.

В свет я вышла при всём параде. На каблуках и с начёсанной гривой. Мы с Ягулиным заняли свои места. В театре было дорого-богато – сверху свисали хрустальные люстры, похожие на осьминогов, пахло высоким искусством и нежным бархатом от кресел. А музыканты сидели в подполье и дундели в золотые трубы.

Изучив публику, я заключила, что равных мне по красоте здесь и близко нет. Мой туалет был самым блестящим, манеры – самыми изысканными, а улыбка – самой чарующей. Надеюсь, Ягулин это тоже понял.

Так я сидела и разглядывала народ. Мне всё было интересно, я целиком погрузилась в волшебный мир театра! Слегка мешал только один заблудший чувак, который бродил внизу по сцене и выл столь дурным голосом, будто ему отказали все бабы на свете.

- Ягулин, – сказала я кавалеру на ухо. – Почему этого придурка не выведут из зала?

- Его нельзя вывести, это и есть Иван Сусанин, – ответил Ягулин. – Он выдаёт замуж свою дочь.

Да обалдеть. Если бы мой папа выл таким же голосом, я бы вообще никогда замуж не вышла. К счастью, отец у меня молчаливый, поэтому замужем я была уже дважды, а скоро ещё раз выйду. Пока не знаю за кого.

От истошного воя Сусанина мне сделалось скучно. Ягулин тоже подвёл: он даже не пытался пошарить в моём декольте или запустить руку в разрез юбки. Я физически чувствовала, как впустую пропадает мой шарм. Болван ты, Ягулин. Какой смысл вести даму в театр, если при этом её не лапать?

Но вдруг впереди я увидела Элку Тюхину. Та сидела четырьмя или пятью рядами ниже. И моя скука тут же испарилась.

С Тюхиной нас связывает прочная женская ненависть. О моих достоинствах она невысокого мнения. Считает меня малокультурной и необразованной особой. Воображала несчастная! Вдобавок Элка сидела с одним из моих бывших поклонников по фамилии Пупилов. Пригрелись там, голубки.

Я ощутила зуд в поджилках. Мне до смерти хотелось, чтобы зазнайка Тюхина обернулась и увидела меня – блистающую и восхитительную, в театральной ложе! Тогда бы Элка поняла, что я культурная и нравственная леди, живу полной жизнью, посещаю оперу, и зря она на меня наговаривает.

Как назло эти сволочи – Пупилов и Тюхина – даже не думали оборачиваться. Они таращились на орущего Сусанина, как будто он денег им должен. С досады я чуть не заплакала.

Ягулин увидел, что глаза у меня на мокром месте, и погладил по руке:

- Да, это сильная опера! – шепнул он. – Плачь, не стесняйся. У меня тоже иногда к горлу подступает… когда Сусанин гибнет в конце.

Да плевала я на вашего визжащего Сусанина, мне самой его хотелось прибить. Но Пупилов и Тюхина по-прежнему не видели меня – вот это была настоящая трагедия.

К счастью, я знала, что делать. Скатала программку в плотную трубочку толщиной с карандаш. Вынула из сумочки салфетку и тщательно изжевала, превратив в крепкий твёрдый шарик. В зале было полутемно, все зырили на ярко освещённую сцену и моих манипуляций никто не заметил.

Вспомнив школьное детство, я приложила трубку к губам и выстрелила шариком в загривок подлой Тюхиной. Фьють!

Чуток промазала. Сказалось долгое отсутствие снайперской практики. Шарик пролетел между Тюхиной и Пупиловым и щёлкнул по лысине мужика, сидящего парой рядов ниже. Лысый почесал голову, обернулся, но ничего не понял. Наверное, решил, что бог поцеловал его в макушку.

Сунув в рот вторую салфетку, я быстренько нажевала себе ещё один снаряд. Тщательнее прицелилась: фьють! Получай, гадина! Цель была поражена – я попала точно в обнажённый затылок Тюхиной, от которого так и веяло высокомерием.

Элка обернулась – но оказалось, это вовсе не Элка, а какая-то левая тётка. Я изящно отодвинулась в тень, чтобы не спалиться. Не-Тюхина пошарила глазами в полумраке, пожала плечиком и снова уставилась на сцену.

На сцене драли глотку поляки. У них был какой-то междусобойчик. Они обсуждали тайный план убийства русского царя, но при этом орали так, что слышно было на луне. Матёрые конспираторы.

А мне не давал покоя сидящий впереди Пупилов. Мало того, что пришёл в театр с какой-то кобылой, которая даже не Тюхина, так ещё и меня не видит! Он тоже небось уверен, что я малокультурная, и по театрам не хожу? А я – вот она. И плечи у меня голее, и разрез на платье выше, и грудь на два размера богаче!

Сварганив третий шарик, мощнее двух предыдущих, я зафугасила его прямо в тыкву Пупилову! Это сработало. Пупилов схватился за голову, повернулся назад… и тоже оказался не Пупиловым! Совершенно незнакомый мужик с незнакомой бабой!

Внизу возникло нездоровое шевеление: почтенная публика пыталась понять, откуда в них прилетает, и старалась залечь пониже, уходя из сектора обстрела. Но им ничего не грозило: я уже раскаялась в своей ошибке.

- Что за день такой? – пробормотала я. – Два раза подряд обозналась…

Тут я запнулась. Широко раскрытыми глазами Ягулин таращился на меня, мою трубочку и обрывки салфеток на коленях. Кажется, он не одобрял моих стрелковых упражнений.

- Э… - сказал он. – Э… Это что, Таечка? Ты с ума сошла?

- Забей и забудь, лапик! – беззаботно сказала я. – Просто хотела показать кое-кому, что я умная и культурная женщина, а не макакин хвост…

- Тебе это удалось, – сказал Ягулин. – Рукоплещу твоим талантам.

Произнёс он это мрачно, без вдохновения. И стал смотреть на меня с опаской. Больше я не стреляла, хотя в конце, когда поляки пришли гасить Сусанина, всё же не удержалась:

- Пупсик, спасём Ваню? – спросила я Ягулина. – Давай на спор: сейчас я заряжу главному поляку прямо в бородатое хайло? Он сразу все слова у арии забудет!

Ягулин оказался трусом и промокашкой. Не разделив моего патриотичного порыва, напал на меня и разоружил. Отобрал трубочку и заявил, что никогда не поведёт меня в театр, ибо к искусству меня и на пушечный выстрел подпускать нельзя!

Ой как страшно. Дорогу к театру я и без Ягулиных найду, он рядом с чебуречной. И пусть я не очень культурная, зато меткая.