Переживи заново

Переживи заново

Одна из психологических практик заключается в том,
чтобы перепрожить негативные события прошлого иным образом.
Мысленно пройти этот путь непросто и я решила облечь
данное путешествие в форму романа

Вика вздрогнула и очнулась – теплый солнечный зайчик щекотно пробегал по ее щеке. Она открыла глаза и резко села, хотя, как выяснилось, спала она тоже сидя – откинувшись в глубоком старинном кресле шоколадного цвета, обтянутом тканью наподобие бархата. Девушка быстро встала и огляделась, сердце то быстро стучало, то трепетало, замирая от непонимания и испуга. Она находилась в незнакомой зале, для комнаты помещение было слишком просторным, создавалось ощущение, словно это гостиная старинного замка – мебель, расставленная у стен, из темно-коричневого дерева, была декорирована бронзой, на потолке висела огромная люстра, полуовальные витражные окна в обрамлении тяжелых темно-зеленых штор, подвязанных по краям толстыми витыми веревками с массивными кистями на краях, едва пропускали свет заходящего солнца, которое, словно прощаясь до утра, освещало комнату разноцветными лучами.
– Что это? – Прошептала девушка срывающимся голосом. – Я где? И как здесь оказалась? Ничего не помню… Я жива? – Она ущипнула себя за руку и вмиг почувствовала легкую боль. – Хм… Сплю что ли? Есть здесь кто-нибудь?
Но ответа не последовало. Она подошла к окну – за прозрачными стеклами, вкрапленными в узоры витража, можно было разглядеть прекрасный вид вечереющего летнего луга, на котором вдали виднелись позолоченные солнцем кроны деревьев. Вика, покачав головой, отошла от окна и направилась исследовать комнату.
– Даже если я выйду наружу, – вздохнув, проговорила она, – идти мне некуда, на этом красивом лугу я вряд ли кого-то встречу. Но что я здесь делаю и главное – зачем я тут?
На одной из стен она увидела огромное зеркало, обрамленное темным витым деревом, так же украшенным бронзой, и быстро направилась к нему. Из глубины комнаты на нее смотрела усталая тридцатипятилетняя девушка с немного разлохмаченными светлыми волосами длиной ниже плеч и темными синяками под большими карими глазами. На ее стройной фигурке было простое будничное зеленое платье до колен, в котором она обычно ходила на работу.
– Хоть и оказалась в замке, но в принцессу я не превратилась… – Вика впервые улыбнулась. Но, если отражаюсь, то наверное по крайней мере жива.
Она провела рукой по волосам, чтобы немного пригладить непослушные пряди (неизвестно же, что ее ждет, хотя для встречи с прекрасным принцем она выглядит более чем неважно) и направилась вглубь комнаты. Напротив камина, над которым располагалась картина «Явление Христа народу» такой величины, что можно было предположить, что это подлинник, возвышался массивный круглый стол с витыми ножками и бежево-кофейного цвета скатертью из плотной ткани, напоминающей парчу, отороченной бахромой. Взглянув на картину, Вика перекрестилась: «Господи, помоги!» и шагнула к столу. На большой поверхности лежала карта из необычного материала, похожего на ткань, но с плотной бумажной фактурой, расчерченная длинными цветными линиями, разукрашенная множеством рисунков, в основном плоская, но местами рельефная, будто трехмерная.
– Похоже на настольную игру-бродилку. – Тихо произнесла Вика с улыбкой легкой ностальгии – в детстве она могла часами увлеченно просиживать над такими картонными играми с подружками, ведь берешь фишку – и будто проходишь вместе с ней все ее приключения.
С самого края листа лежали несколько карандашей и большой ластик.
– А игра-то не дорисована?! – Задумчиво спросила Вика неизвестно у кого и вновь пригляделась – у самого края стола располагались фишки… но нет… она наклонилась, чтобы разглядеть… как будто это были маленькие куклы… На большой словно игрушечной кухне напротив друг друга стояли два стола, за одним из них на высокой табуретке сидела крошечная девочка с огромными карими глазами и короткими светлыми кудряшками. К ней подошла худенькая бабушка в очках с короткими седыми волосами, присела рядом и, поставив напротив малышки тарелку с кашей, принялась кормить. Вика услышала тихий, но по-детски звонкий голос пожилой женщины:
– Кушай, милка. Смотри, как папа едет на машине? Во-от так… – И, проведя ложкой по краям тарелки, она отправила собранную кашу в раскрытый ротик девочки. – Сейчас мы весь снег расчистим, и папе будет легко проехать. – Теперь она провела ложкой через центр тарелки, прокладывая прямую дорогу.
Вика наклонилась еще ниже, разглядывая девочку и бабушку размером с шахматные фигуры… По спине пробежали мурашки, кончики пальцев похолодели:
– Бабушка Поля?!! Я-а-а?!! – Она не заметила, что закричала.
– Да, это ты и любимая прабабушка. – Раздался тихий насыщенный бас из-за спины. Вика вздрогнула, выпрямилась. Перед ней стоял высокий седовласый Старец с белой бородой в длинном серебристом одеянии, напоминающем одежду священников в храме. Вике почему-то стало спокойно и показалось, что он не причинит ей зла.
– Где я? Я жива? Что все это значит? – Она обернулась на карту. – Я помню всю свою прошлую жизнь, кроме предыдущего дня…
– Ты жива. А это – карта твоей судьбы. Ты же любишь настольные игры. Вот и сыграй еще раз, пройди заново игру собственной жизни, а где ошиблась, повернула не туда – сотри и нарисуй другой сюжет. Ты же хорошо рисуешь! – Старец слегка улыбнулся, его голубые глаза озарил внутренний свет, вмиг заигравший в многочисленных морщинках.
– А Вы кто? – Робко спросила Вика.
– Кто я и где ты находишься, я скажу потом. Приступим или ты голодна?
– Немного, если честно.
На раскрытой ладони Старца вмиг возникло небольшое блюдо с воздушным комком зеленого цвета и десертной серебряной ложечкой.
– Что это? – Поинтересовалась девушка.
– Нектар.
– Потрясающе вкусно!
– А это – роса с цветов. – Протянул он ей металлический кубок с выгравированными на нем райскими птицами.
Вика быстро утолила голод и жажду.
– Один, но наверное самый главный вопрос – кто тебе дорог в твоей жизни? Ведь, если ты будешь менять свою судьбу, то должна понимать – надо править ее очень аккуратно, чтобы оставить рядом самых дорогих людей.
– Мама, сын! – Быстро ответила Вика. – Был папа, его не стало в моем детстве. Еще я очень любила маминого мужа, он был мне как отец, но его тоже не стало весной… Вика отвернулась, пряча слезы.
– То есть надо сделать так, чтобы в итоговой версии твоей судьбы остались мама и сын.
– Да, обязательно!
– С отцами разберемся по ситуации.
– Что-о?! – Переспросила Вика. Но Старец словно не расслышал ее вопроса.
– А если меня вернуть в тот момент, из которого меня забрали сюда, и мне продолжить реальную жизнь?
– Не советую… – Вздохнул Старец.
– Почему?
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– Но это моя жизнь!
– Ты здесь, чтобы я мог тебе помочь… – Грустно выдохнул он. – Хорошо, у нас ведь всего лишь игра, и если на каком-то этапе ты пожелаешь вернуться в начало и в свою реальность, которая есть на данный момент, то я помогу тебе. Только это не имеет никакого смысла. Поэтому ты тут – чтобы исправить все, пока не поздно.
– А Вам какой интерес от этого?
– Ты слишком любопытна. Я обо всем расскажу со временем. А теперь давай начнем. Вспоминай события в своей жизни, которые ты хотела бы изменить, ищи их на карте, стирай и изображай заново. Но до того, как перерисуешь, тебе нужно будет их прожить по-иному.
– Как это? – Недоверчиво спросила Вика.
– Сейчас увидишь. Вспоминай неприятное событие, начиная с раннего детства.
– Вот там же… – Вика указала на карту, там, где бабушка кормит меня кашей, в просторной коммуналке на Проспекте Мира, где два красных дома стоят напротив друг друга, образуя уютный двор, – Вика улыбнулась, просветлев лицом, – я дружила с соседской девочкой, Олей. Я старше на два года, и общаться мы стали совсем маленькими, наверное, когда ее только начали выводить во двор гулять. Она неплохая девчонка, но всегда поступала, как хотела. Однажды зимой она гуляла с папой, а я одна. Мне было четыре или пять, ей – соответственно меньше. Мы полезли на горку, она, а я следом. И вдруг она поворачивается с верхней площадки горки и со всего размаха бьет мне сапогом по лицу. Боль была невероятная! Я слышала, как Олин папа ругал дочь, но это было неважно – я опрометью бросилась в свой подъезд и там разрыдалась, глядя на висящее на стене устройство с кодом. Будучи ребенком, я старалась скрывать слезы и эмоции – негоже хорошей девочке, которой меня растили, как и многих в те времена, показывать свои чувства. Это уже став взрослой, я научилась разрешать себе в моменте быть собой. Так вот, я плакала и всей душой мечтала, чтобы у меня были слуги, которые прилетят и защитят меня. Не знаю, почему так, может в сказке какой вычитала – я к тому возрасту уже много читала…
– Я знаю. – Вырвалось у Старца.
– Вы многое про меня знаете. Кто же Вы?!
– Продолжай.
– И, вспоминая потом этот момент, я думала, почему взрослые не сказали мне, закованной в навязанные ими цепи «хорошести», что давать сдачи можно, а защищаться нужно… Не понимаю…
– Ищем горку?
– Да. – Улыбнулась Вика.
– Пусть все идет своим чередом, просто наблюдай. Мы не можем прыгать по карте, жизнь ведь идет вперед.
– Не согласна! – Парировала Вика, хитро усмехнувшись, в играх-бродилках иногда откидывает на несколько шагов назад.
– Тем не менее – фишки двигаются от старта к финишу, проходя все препятствия на своем пути.
– Хорошо.
– Приступим.
Он подвинул высокие резные стулья, Вика присела, не отрывая взгляда от карты, Старец опустился на стул рядом и они склонились над столом.
– Смотри, вот так, движением пальцами вширь можно увеличить масштаб, приблизить изображение, а сближая пальцы – уменьшить и отдалить. Как в мобильном телефоне и любых сенсорных гаджетах.
– Обстановка этой старинной комнаты совершенно не вяжется с современными технологиями.
– Ты тридцапятилетняя тоже не должна быть в одной зале с тобой-малышкой. Просто доверься тому, что есть здесь и сейчас и смотри на карту – ведь удивительно интересно видеть свою собственную жизнь со стороны, когда ты – всего лишь фигурка на карте и ты же – главный игрок.
Вика посмотрела на него серьезно и вопросительно, но было видно невооруженным глазом, что седовласый мужчина не желает ей зла. И как-то само собой Вика проникалась к нему доверием. 
А на карте происходили разные события – Вике около четырех лет, вот приехала мама, такая молодая, совсем девочка, потом отец… Мама осталась дома, а они с папой пошли гулять. Во дворе играл мальчик Левка – рыжий, кудрявый, с веселыми конопушками, Вика была влюблена в него, но они даже не были знакомы, зато дружили с двоюродным братом Левки – Сашей, тому Вика как раз была очень симпатична. Однажды Саша сказал, что его брат упал с огромной березы, растущей во дворе, и сломал позвоночник. Вика написала письмо крупными печатными буквами и отдала прабабушке, чтобы она бросила Левке в ящик. Потом уже взрослая Вика с удивлением обнаружила это письмо в документах – его заботливо сохранил отец… А сейчас маленькая кудрявая девочка возвращается с прогулки по заснеженной улице, держа за руку своего высокого, кажущегося огромным, папу, тот видит у подъезда рыжего, конопатого паренька и смеется: «Этот что ли твой Левка-бандюга?». Мальчик вскидывает на незнакомого дяденьку удивленный взгляд зеленых глаз.
– Папа… – Я бы сейчас прошлась с ним так же, за руку… – С чувством и даже некоторой завистью к девочке на карте произнесла Вика.
– Здесь мы ничего менять не будем, значит это излишне. Но у тебя будет такая возможность.
– Правда?! – Воскликнула Вика, радостно блеснув глазами.
– Ищи горку. – Кажется, старцу по какой-то причине нельзя было раздражаться. Но видимо иногда хотелось и он сдерживался изо всех сил. 
Карта сменила белый цвет на коричневый, потом на зеленый – наступило лето. Вот Вика с прабабушкой едут на трамвае в парк, вот девочка, смеясь, кружится на аттракционах, крепко ухватив лошадку за шею, потом они споласкивают руки в пруду и идут в кафе «Василек».
– А ты говоришь, плохое у тебя детство было… У многих – гораздо хуже.
Вика вскинула на старца вмиг погрустневший взгляд;
– Это пока… Стоп, откуда Вы знаете, что я так говорю?
Старец улыбнулся и пожал плечами. Вика лишь покачала головой – было ясно, что сейчас четкого ответа на свои вопросы она не дождется.
Родители купили домик в деревне и вот они едут в дальние дали на оранжевой «трешке» и хорошенькая кудрявая девочка показывает язык в заднее стекло всем машинам, кого они обогнали. Зачем? Она не знает. Самое удивительное – мама с папой не ругают ее за это. А в деревне раздолье – просторы и поля до горизонтов во все стороны, по центральной улице пастух гоняет стадо коров, в небольшом пруду у колодца плавают белые гуси, похожие на статуэтки, рядом пасутся кудрявые овечки.
– Пруд этот высох давно… – С грустью прокомментировала Вика. – Вот здесь, – она показала на центральную улицу, – бурьян выше головы. Коров давно нет ни в нашей деревне, ни в соседних…
Старец, конечно же, это знал, но понимающе кивал. Он призвал эту девушку пройти судьбу заново и не мешал ей это делать.
– Родители, наконец, получили отдельную квартиру и съехали из комнатушки, где ютились. Теперь они забрали меня к себе. – Вика указала на ставший местами желтым, а где-то багряным от осенней листвы кусок карты. Меня отдали в детский сад. Но я много болела, папа работал дома, мама работала, печатала, готовила, убиралась, шила… В общем, отдали меня обратно – прабабушка ведь на пенсии да и бабушка тоже. Соседка по коммуналке… лет до шести я была уверена, что она – моя третья бабушка… печет грибы и орехи и обязательно угостит меня. А я таскаю ей тянучки из бабушкиного шкафа… – Вика улыбалась с просветленной улыбкой. У нее в комнате паркет, по которому можно кататься, как по льду – такой он блестящий и скользкий. Еще в серванте фарфоровая девочка в платье – ее тронешь, а она качается. И башня под стеклянным куполом, потрясешь – и идет снег – блестящие снежинки летят на фоне темно-синего неба. А на новогодней елке у соседки кусочки пенопласта в форме снежных комочков – белые и голубые… Вот и елка… Зима.
События перед их глазами шли своим чередом, словно и не в ускоренном темпе, но все равно казались стремительными – Вика будто смотрела подробный спектакль о своей жизни, разворачивающийся на карте, где главная роль отведена была ей самой.
– Горка! – Воскликнула она.
– Замечательно. Смотри, ты можешь стереть часть событий заранее, но тогда ты будешь обязана создать новую реальность, а потом заново нарисовать ее, а можешь отправиться в существующий момент и подумать, хочешь ли ты его менять…
– А я могу не захотеть?! – Рассмеялась Вика.
– Вполне. И по разным причинам. Не все так однозначно, как тебе кажется. В любом случае, чтобы сохранить изменения, тебе нужно сказать: «Выход есть. Назад» и ты окажешься здесь. Если хочешь, чтобы новые события стали частью твоей жизни, нужно стереть старые и нарисовать новые со словами «Это моя судьба».
– Боюсь, я не настолько хорошо рисую.
– Достаточно того, что ты начертишь «палку, палку, огуречик» в новой событийной линии.
– Хорошо, попробую. Сейчас мне что нужно делать?
– Ставь указательный палец на горку и говори: «Иду менять судьбу».
– Безо всяких «тибидохов»? Все так просто? – Вика заметно развеселилась.
– Тебе так идет, когда ты смеешься… – Покачал головой старец. – Ты так давно этого не делала…
– Что?
– Отправляйся. С Богом!
Вика прижала палец к заветной горке и вот через миг она – маленькая, немного неуклюжая, в коричневой шубке из искусственного меха и валенках залезает наверх, скатывается, маленькая Олька съезжает за ней следом, громко хохоча, ее черные тугие кудряшки выбились из-под белой шапочки, ярко-розовые щеки пылают на морозе, темно-карие глаза горят весельем и озорством. Они скатываются еще раз. Теперь Оля первая залезает на горку, оборачивается и… у Вики сыплются искры из глаз, она пытается открыть и закрыть рот, из разбитой губы сочится струйка крови. Вике хочется убежать в подъезд, разрыдаться, позвать слуг, чтобы они отомстили, ей ведь нельзя плакать при людях – хорошие девочки не плачут. Но слезы сами стекают по лицу, капают на шубку, теряясь в ее плюшевом ворсе, и Вика чувствует, что не стала хуже оттого, что проявила эмоции. Папа кричит на Олю, что нельзя так делать, но, кажется, ту не очень впечатляет ругань отца, и, уже скатившись, она с хитроватым видом вновь лезет на горку. Но теперь наверху Вика – она не спустилась, не побежала рыдать в подъезд, а стояла и ждала. И вот Олино личико с выражением детской ехидцы рядом, Юля размахивается ногой, что есть силы, видит ужас в глазах маленькой соседки и… «Выход есть. Назад.».
– Уф… – В платье все-таки приятнее, чем в этой дубовой шубе…
– Почему ты ее не ударила, ты же так хотела?
– Я поняла, что мой удар и ее удар несоизмеримы. Побоялась сбросить ее с горки. Отец стоял в нескольких шагах и не успел бы. Просто жалко стало… Еще убила бы ненароком, а мы ведь потом дружили все детство и почти не ссорились. Не знаю… Не захотела и все. Но я поняла – если позволяешь себе быть собой, в частности в такой мелочи, как не прятать слезы, не терпеть, рыдая где-то в уголке, а выбирать самой, как поступать, это меняет твой взгляд на ситуацию, выбор становится твоим решением, не продиктованным навязанным родней желанием быть для всех хорошим, а идущим из сердца голосом твоей воли.
– Хм, довольно серьезные последствия столь незначительного на первый взгляд события, как катание с горки. Боюсь, как бы твой поступок не отразился на будущем. – Старец передвинул карту подтянув ее центр ближе к себе.
– Они не упадут? – Вика машинально подставила руки, готовясь ловить фигурки.
– Нет, они крепко держатся. – Рассмеялся тот.
– Куда Вы смотрите?
– Сюда и сюда. – Указал он две точки на карте. В одной из них в красивом зале худенький темноволосый парнишка и рыжая девушка с короткой стрижкой надевали друг другу кольца на пальцы, в другой – в белой палате врач взяла на руки младенца, шлепнула его и, услышав звонкий крик, отдала его матери. – Вот это – данность, которая меняться не должна. После твоего участия в текущих событиях, вмешательства в них будущее может измениться. Мы должны очень строго следить за этими двумя точками. Сейчас перемены незначительные и они не окажут серьезного влияния на будущее. Но если что-то изменится, перерисовывать нельзя. Хотя окончательный выбор за тобой. Возможно новая жизнь тебе понравится больше… А пока можешь изобразить горку.
– Честно говоря, не хочу. Перемены произошли в моей душе, а не в действиях, поэтому не вижу смысла. Только зря лишний раз по физиономии получила...
– Лентяйка!
– Ну, а зачем?
– Но имей в виду, что и перемены в душе могут повлиять на твой характер, а он, в свою очередь, – на будущее… Продолжаем. Следующее событие?
– Однажды я в деревне гуляла с мальчишками, своим лучшим другом детства Костиком и его братом Кириллом, по краю поля. На горизонте собирались грозовые тучи… Неожиданно я предложила им добежать до речки – это метров 700 наверное. Они согласились при условии, что я дождусь их возращения, и побежали.
– А ты ушла.
– Да, сама не знаю, почему. По пути домой наступила в глубокую лужу и промочила кед насквозь. И словно почувствовала, что так мне и надо. Мальчишки тогда немного пообижались да и простили. А вот мне стыдно до сих пор.
– Если хочешь, можешь отправиться туда, но это никак не повлияет на твою дальнейшую судьбу. Если только хочешь увидеться с Костиком...
Вика вздохнула и заговорила с просветленным выражением лица:
– Это была даже не детская дружба, а какая-то безусловная привязанность. Мы не могли долго не общаться, а если и ссорились, он быстро приходил мириться. Я, слишком высокая для своего возраста девочка, и он, светловолосый мальчишка на полтора года младше и на голову ниже, с серыми глазами, разрезом, как у лани, мы всегда были вместе. Общие друзья в деревне до сих пор говорят, что, если бы его родители не развелись и его не перестали привозить на лето, мы бы поженились и никогда не расстались… – Вика вздохнула.
– Тебе хочется побередить душу? Мы не сможем изменить его судьбу и сделать так, чтобы его семья осталась полной, потому что это – жизни его и родителей. А на карте – только твоя. Если только ради времени, проведенного вместе, или для избавлений от угрызений совести, то можешь, конечно, встретиться с ним. Но имей в виду – минуты, проведенные там, – Старец указал на карту, вычитаются из твоей будущей реальной жизни.
– Как это? – Не поняла Вика.
– Ну, тебе дано определенное количество лет на этой Земле, предположим 80, ты проживаешь год в измененной реальности и тебе остается 79. То же самое с днями.
– А зачем мне год жить в другой реальности? – Удивилась Вика. – Если все можно исправить за один день.
– Не торопи события, увидишь. Идешь на поле к своим друзьям?
– Не буду разбрасывать минуты будущей жизни, они мне еще понадобятся. К тому же… я скучала и я нашла его потом, уже в свои лет двадцать, позвонила. Он только пришел из армии, хотел встретиться, а потом узнал, что у меня ребенок, и не стал… – Вика невесело улыбнулась.
– Тогда продолжаем путь.
На карте вновь замелькали деревенские пейзажи.
– Вот-вот! – Неожиданно быстро воскликнула Вика так звонко, что Старец вздрогнул.
– Что такое?
На высоких насыпях земли, громоздящихся по краям небольшой квадратной ямы, стояли четыре девочки: довольно взрослая, темноволосая, стриженная под «карэ» с умным лицом и проницательным взглядом глаз темно-вишневого цвета; полноватая, круглолицая, с веснушками на носу, длинной толстой косой рыжеватых волос и седой прядью надо лбом; красивая светловолосая девочка мальчукового вида – если бы не женская нежность, смягчающая черты лица, и длинные локоны, по клетчатой рубашке и широким джинсам можно было бы предположить, что это парнишка, и самая младшая – с темными кудряшками, выбивающимися из-под голубой сетчатой панамки. «Торжественно клянусь никогда не дружить с этими мальчишками!» – произнесла упитанная грудным голосом. – «Повторяйте!». Девочки по очереди произнесли эту фразу.
Вика покачала головой. – Я была самая младшая, даже маленькая и, конечно, меня постоянно обижали. Я дружила с Костиком, а Костик общался с мальчишками с другого края деревни. И мы все вместе играли в «казаки-разбойники», но не в обычные – наша игра продолжалась годами. Нас было две команды: мальчики и девочки. Мы шили флаги и рисовали карты, делали мелкие пакости, например девчонки таскали рыбу из верш мальчишек, стоявших на пруду, а мальчишки бросали в девочек репейником… Когда я сильно ссорилась с девочками, мой лучший друг перетаскивал меня в свой лагерь, а когда он редко обижался на парнишек, то я приводила его к подругам. А вот здесь, – она указала на карту, я поклялась никогда не дружить с мальчишками. Смотрите! – Вика еще сильнее наклонилась к карте – там по дороге, накатанной средь высокой травы, шла девочка в синей панамке и размазывала слезы по щекам. Навстречу ей ехал невысокий светловолосый мальчик на таком огромном велосипеде, что было удивительно, как парнишка справляется со своим «стальным конем».
– Дорогая Гюльджан, я тебя везде ищу! А что случилось? – Раздался его звонкий голос.
– Девчонки опять обидели. Ленка…
– Ну, ты же знаешь, какая она вредная.
«Дорогая Гюльджан…» – рассмеялся Старец. Вика перевела на него свой сияющий взгляд;
– Выяснилось, что мы одновременно читаем книгу «Ходжа Насреддин» Леонида Соловьева. Потом, уже во взрослом возрасте, я с удивлением узнала, что он писал это прекрасное, изумительно мудрое и в то же время легкое и веселое произведение в тюрьме. Это непостижимо! А тогда, читая об одном и том же и сверяя, кто до какой главы дошел, мы примерили роли героев на себя и стали Костик – Ходжой Насреддином, а я – его возлюбленной, прекрасной Гюльджан.
Тем временем дети на карте уже ехали по пыльной дороге на велосипедах. Внезапно мальчик остановился:
– Дорогая Гюльджан, помоги, пожалуйста! Штанина снова попала в цепь… – Брюки, видимо, тоже были куплены «на вырост», как и велосипед, вот только Костик никак до них не дорастал.
Девочка подбежала, присела на корточки, аккуратно вытаскивая ткань из велосипедной цепи.
– Давай до ребят доедем? – Предложил мальчик.
– Я не могу. – Подняла голову та.
– Почему?
– Я поклялась не дружить с мальчишками.
– А я – кто? – Рассмеялся Костик.
– Я думала – ты не считаешься… – Растерянно произнесла та.
– Спасибо, конечно…
– Ну, я думала, что с теми. – Девочка кивнула головой в направлении домов других пареньков.
– Все равно девчонки тебя обидели, сами виноваты! – Горячо произнес Костик.
– Наверное, ты прав.
Девочка села на багажник велосипеда и они поехали в направлении домов других мальчиков, которые, несмотря на игровую вражду, относились к Вике гораздо лучше, чем старшие девочки.
– Вот так я нарушила клятву… – Вздохнула Вика с очень серьезным видом.
На карте на краях ямы вновь стояли четыре девочки.
– Это наша землянка… – Прошептала Вика склонившемуся рядом с ней Старцу, – наш штаб, наш второй дом, место сборов и переговоров, мы рыли ее постоянно.
Девочка с косой и седой прядью громогласно кричала:
– Предательница, клятвопреступница!
А маленькая девчушка с кудряшками все сильнее вжимала голову в плечи, вздрагивая от этих слов, как от ударов…
– Я нарушила клятву и с тех пор больше никогда не клялась. Моим максимумом всегда было честное слово. – Тихо прокомментировала Вика.
– Ты хочешь изменить этот момент и не клясться? – Спросил Старец.
– Наверное было бы хорошо…
– А не думаешь ли ты, что в таком случае можешь нарушить другую клятву позже и более серьезную и что это отразится на твоей жизни?
Вика смотрела на него задумчиво:
– Вы абсолютно правы. Идем дальше.
Вдруг она широко заулыбалась – на карте двое мужчин строили дом, а девочка активно участвовала в процессе – подавала нужные инструменты, держала доски, когда их отпиливали или обрабатывали рубанком.
– Папа с дедушкой строят террасу и отдельный домик для папы в саду. – Прошептала девушка с нежностью. – А я им помогаю. Папа научил меня, для чего какой инструмент используется, подробно объяснял мне все в процессе строительства. Это было чудесно – воздвигать из ничего такую красоту…
Даже здесь, в старинной комнате неведомого замка, словно чувствовался запах стружки. Или Вике это только показалось?
Неожиданно поодаль на карте что-то полыхнуло ярким огнем. Вика вздрогнула и закричала:
– Мне нужно туда! Папин дом! Я должна спасти папин дом! И не допустить, чтобы он сгорел. Мы же его только построили, только покрыли лаком светлые досочки, и он переливался на солнце, словно игрушечный!.. – В Викином голосе зазвенели слезы.
– Не волнуйся так, прижимай скорее палец. Ты же знаешь, по какой причине сгорел дом?
– Да, конечно. Спасение дома ведь не изменит мою судьбу?
– Думаю, нет. Но – посмотрим, когда вернешься.
Она стояла около коричневых ступенек, еще пахнущих краской. Ей было немного страшно. Вот за дверью папа – он работает, сюда, наружу доносится ровный стук его печатной машинки. Папа – живой, дом – новый и красивый. Ей семь лет. Сердце защемило. Она отдышалась и шагнула вверх. Девочка аккуратно просунула голову в дверь. Папа… он сидел за столом, еще такой молодой, веселый… Вика любовалась, замерев.
– Малыш! – Отец, заметив ее, повернул голову и встал. – Уже вечереет, помнишь, что мы собирались сделать? – Он вытащил из машинки листы и положил их под низ стопки исписанных страниц. – Или ты и пришла напомнить, что мы едем к Шаровым за картошкой? – А, Чучел? – Папа ласково взъерошил кудряшки дочурки своей огромной ладонью.
Вика смотрела на него во все глаза, стараясь впитать и запомнить каждый миг, проведенный с отцом, его голос, улыбку, теплый взгляд огромных карих глаз.
– Как же здесь все-таки красиво! – Завороженно повторила девочка фразу, произнесенную много лет назад в тот же самый день. Но сдержаться было невозможно – изнутри дом был еще милее, чем снаружи. В лучах вечернего солнца переливались лакированные доски, уютно смотрелась кровать в противоположном от входа углу, к большим светлым окнам был придвинут письменный стол, на нем письменная машинка, бумаги, горка шершней, которых папа сбивал узлом от резинки на лету, как и мух (Вике казалась непостижимым, каким образом это у него получается) ручки, карандаши, игра «пятнашки», кубик-рубик и… она – виновница пожара.
– Пойдем в машину. – Отец раскрыл дверь и махнул головой в сторону выхода. – Скоро уже сумерки.
– Паяльная лампа! – Воскликнула девочка. – Папа, ее нельзя оставлять на столе! Может загореться дом! – Она смотрела на отца с ужасом и мольбой. Ей не забыть было те огромные языки пламени, которые не удалось залить им вместе с прибежавшими соседями.
Отец шагнул в комнату – лампа была раскаленной.
– Как я забыл про нее?!... – Растерянно проговорил он. – Ты моя умница! Как же ты заметила? – Он прижал девочку к себе. – Потушим лампу и поедем. И, взяв первопричину возгорания в руку, отец вышел из дома.
Погасив лампу, они поехали к Шаровым за картошкой. Когда вернулись, Вика первым делом побежала в папин дом – он был цел, невредим и бликовал лишь в отблесках закатного солнца. Она не стала возвращаться назад и осталась на ночь. Засыпая под храп дедушки и ворчание бабушки (папа лег в своем домике), она вдруг поняла, почему можно захотеть пожить еще в параллельной реальности, – там детство, радость, восторг от мелочей, там родные и любимые отец и дедушка живы, здоровы и рядом… или может быть что-то еще, не менее дорогое, что удержит надолго, несмотря на то, что заплатишь за это днями, месяцами, годами собственной жизни. Хотя… разве мы замечаем то время, которое тратим на работе или у телевизора? Тут главный вопрос – что ценнее и важнее именно для тебя.
Наутро после завтрака отец уехал в Москву. Еще раз обойдя в глубине сада домик, окруженный старыми яблонями, а затем осмотрев каждый угол внутри и убедившись в полнейшей безопасности строения, Вика произнесла заветные слова. Через миг она вновь была в комнате со старинным убранством.
– Ты рада? – Спросил Старец.
– Очень! – С чувством произнесла Вика. – спасибо огромное!
– Тогда стирай горящий дом и рисуй новый, а рядом, на улице, – себя и отца, выносящего из дома паяльную лампу.
Вика взяла ластик и несколькими движениями со злостью стерла нарисованный дом в огне.
– А почему картина стала плоской и дом неподвижен? – Спросила вдруг она. – Почему языки пламени застыли?
– Ты вернулась в этот миг и изменила его. Пока ты не сделаешь новый рисунок словами «Это – моя судьба!» он будет словно поставлен на паузу. А если продолжишь двигаться вперед, ничего не меняя, он останется в прошлом таким, каким был в реальности.
Вика быстро чертила на карте.
– Не торопись так. – Засмеялся старец.
– Я боюсь не успеть.
– Ты уже все исправила, осталось только закрепить. Не нужно быть такой мнительной, это всю жизнь тебе мешало.
Вика оторвала взгляд от карты:
– Откуда Вы знаете, что было со мной всю жизнь?
– Рисуй скорее, вдруг не успеешь! – Расхохотался Старец, обнажая белоснежные ровные зубы.
Вика поставила последнюю черточку и вдруг фигуры на картине ожили – отец с дочкой погасили паяльник и поехали за картошкой на другой край деревни. Потом девочка долго оглядывала дом, ходила снаружи и внутри утром и вечером… Папа суетился около белой «Нивы».
– Это – моя судьба! – Воскликнула Вика с придыханием.
Старец показал пальцами значок «ОК», все уменьшая круг между указательным и большим.
– Раньше так документы в компьютере сохранялись. – Рассмеялась Вика. – Квадрат сжимался. Мне это даже нравилось.
Она взглянула на карту – недавно отстроенный домик стоял, сияя на солнце лакированными досками стен, белая «Нива» ехала по проселочной дороге, из-под ее колес разлетались клубы пыли. Все было хорошо.
– Маленькое счастье. – Прошептала она. Спасибо Вам огромное! Не знаю, как Вас благодарить.
– Мне это тоже в радость, поверь. – Улыбнулся Старец и его голубые глаза в лучистых морщинках засияли теплым светом. Он помолчал какое-то время, задумчиво глядя на девушку. – Где следующая остановка? Да, я не спросил самое главное – а чего ты хочешь в итоге? К чему прийти? И возможно есть человек где-то в будущем, которого ты потеряла, но хотела бы это исправить?
– Есть люди, о расставании с которыми я жалею… Папа…
– Сейчас мы дойдем до этого. Но я имею в виду мужчин, твои увлечения, влюбленности. Нам же нужно учитывать еще и это, чтобы взять правильный ориентир.
Вика вздохнула:
– Были, конечно, грустные моменты, неправильные поступки с моей стороны, но… это наверное прозвучит очень глупо… больше всего я жалею о расставании со случайным человеком, чьего имени даже не знаю. – Она поджала губы. – Но я помню его всю жизнь. Странно и нелепо – я ушла от него сама, а потом искала, вглядываясь в похожие лица. Тогда я была еще замужем, – продолжала она негромко, – но уже была несчастлива в браке – пыталась сохранить полную семью ради сына, а по факту – портила ему детство и сама тратила свою молодость на человека, который меня просто не любил. Ну, не любил и все – это была данность, константа и ничего поделать было нельзя. Он и сына не очень любил наверное потому, что от меня… Вика спохватилась. – Так вот, мы накопили, заняли (жили мы довольно бедно) и купили машину. Я в то время работала с бывшим мужем вместе на другом конце Москвы, там же в гаражах стояла наша «Нива», из которой бывший муж с жившим в том же районе другом пытались сделать игрушку. Мне 25, мужу 24 – отголоски детства еще звенят в сердце и уме. – Вика улыбнулась и продолжила. – По вечерам после работы мы ездили украшать нашу машину, друг горделиво показывал, что сделал за день – шумоизоляция, пороги, обвесы… – Вика вздохнула и замолчала. – В тот день я поехала в районное ГИБДД получать документы на машину. Я торопилась. Был холодный апрель и я была одета в атласную куртку нежно-персикового цвета. Я добралась на автобусе и вышла на остановке – дальше он поворачивал, а мне нужно было прямо к метро «Преображенская площадь». В довершение к холоду и ветру пошел дождь, изморось усилилась, а транспорта на дороге не было. Я шагнула к проезжей части и подняла руку – тогда еще принято было «голосовать», останавливая попутные автомобили, это сейчас их заменили такси… Ко мне свернул первая же машина, я только успела прошептать «Обалдеть!» – это была новая модель «Митцубиси Паджеро» – черный и очень красивый внедорожник, я обратила внимание, потому что эта модель была тогда моей любимой и я даже мечтать о ней не могла. «На таких машинах не подвозят, потому что у их владельцев есть деньги» – мелькнула мысль, но в проеме опустившегося стекла уже улыбался симпатичный парень:
– Присаживайтесь.
– И Вы не спросите, куда мне нужно?
– У меня пока есть время, я подвезу.
Я залезла в машину… – Викин голос дрогнул. – Сказала, что мне надо в ГИБДД около метро «Преображенская площадь».
– Трудитесь там? – Спросил он.
– Нет, документы получить о постановке машины на учет и номера.
– Мне как раз по пути! – Радостно улыбнулся он. – Я работаю здесь, на Большой Черкизовской, в крупной государственной организации, а живу недалеко от ВДНХ. Еду домой на обед, здесь же недалеко. Недавно закончил университет, устроился в органы, работа очень интересная. Вот 20 лет исполнилось – родители подарили машину.
Он не хвастался, а просто рассказывал о себе. Я чувствовала, что понравилась ему как-то вмиг и всерьез… А я… Я слушала это и с сожалением думала: «Милый, симпатичный, умный и добрый парень! Зачем тебе я? На пять лет старше. Нищебродка, которая всю жизнь едва сводит концы с концами, закончила университет, когда ребенку было пять месяцев, а спустя четыре недели вышла на работу, потому что было не на что жить. И я замужем, хоть и без кольца. Мне приходилось столько стирать вручную при отсутствии стиральной машины, что под кольцом появилась аллергия. «Стиралку» купили, но подтверждение замужества я больше не надела на безымянный палец –  поправилась, пальцы уже не были такими хрупкими, как в юности, да и, что самое главное, – отношения с мужем становились все хуже. Замужем, с ребенком. А твои родители, судя по всему, в тебе души не чают и у них на тебя большие планы. Как ты меня к ним приведешь? Что они скажут? Разве меня они хотят видеть рядом с тобой? Мы из разных миров, милый, чудесный парень. К сожалению, я никогда тебе не подойду».
– Приехали. – Он остановил машину напротив отделения ГИБДД и, повернувшись, смотрел добрым ласковым взглядом выразительных серых глаз…
– Сколько я должна?
– Ну что Вы! Мне было просто приятно с Вами пообщаться.
– Спасибо. Мне тоже. – Искренне сказала я с долей сожаления. Некоторых людей нужно отпускать – они не более чем звезды, озаряющие светом твою судьбу.
– Ты не права. – Вмешался Старец.
– Почему?
– Ты же сама прекрасно знаешь, что ни расстояние, ни разница в социальном положении, ни мнение семьи не являются преградой для настоящих чувств.
– Я… не хотела обременять его своими проблемами. Счастливый парень из хорошей семьи.
– Наверное ты бы принесла в его жизнь еще больше счастья?
– Сомневаюсь… Я зашла в здание ГИББД и, закрутившись в суете с получением документов, быстро забыла про этого молодого человека. К тому же тогда со мной достаточно часто знакомились. Прошло часа два. Прождав в очередях и получив, наконец, заветный комплект документов, я вышла с территории и повернула по улице в направлении метро «Преображенская площадь» – идти было недалеко и нужно было уже спешить на работу, с которой отпросилась на утро, благо муж подменил. Неожиданно край глаза уловил, поймал какое-то странное движение – на противоположной стороне улицы отделился от тротуара и развернулся знакомый автомобиль. Через несколько секунд в проеме распахнутой передо мной двери я увидела его лицо. Тогда мне показалось это совпадением, которому я не придала значения… Я села в машину. Он спросил, куда я сейчас направляюсь. Я ответила, что на работу в Бутово. Он ответил, что Бутово слишком далеко, обед закончился и туда он не сможет меня отвезти, как же быть… но сейчас решим. В этот момент он остановился на светофоре на перекрестке напротив метро. Неожиданно я сказала «Большое спасибо!» и вышла, направившись к метро, – как раз пешеходам горел зеленый свет. Он стоял во втором ряду и не смог бы припарковаться при всем желании – справа тоже был ряд машин, ожидающих разрешающего сигнала. Ступив на тротуар, я обернулась. У него были такие глаза… Я до сих пор не забуду этот взгляд – в нем были непонимание, боль, пустота и вопрос «Почему?! Почему ты так поступила?». С тяжелым сердцем я спустилась в метро. Думала – так же забудется, вылетит и головы, как в прошлый раз. А нет. Было ощущение, что я прошла мимо своей судьбы… На следующий день я плакала. Конечно, я могла найти его, дав сообщение на «Русском радио», которое играло у него в магнитоле. И что бы я ему сказала? Что я та идиотка, которая вылезла из его машины на втором ряду? И все те мысли, которые были до, никуда не делись… Я ему не подходила. И это было не изменить. Но… – Вика закрыла лицо руками. – Он остался занозой в моем сердце на всю жизнь…
– Хорошо, мы учтем его. – Улыбнулся Старец. – Теперь продолжаем идти вперед. Он снова наклонился над картой. – Ты наверное голодна? – Вдруг спохватился Старец.
– Не отказалась бы перекусить.
– Чего бы ты хотела?
– Салат «Цезарь» и большой кусок жареного мяса. И гранатовый сок. – Кстати, а почему я не хочу спать?
– Ты же выспалась, пока ребенком спасала отцовский домик.
Старец поднял ладонь вверх и на ней появилось большое расписное блюдо с настолько ароматным стейком, что девушка сглотнула слюнки, и салатом, возвышающимся рядом. Вика присела за небольшой резной столик из темного дерева, стул, на который она примостилась, тоже был с витыми ножками, сиденье было обито коричневым бархатом.
– Куда мы теперь? – Жадно уплетая куски сочного мяса, спросила она Старца.
– А что сейчас самое главное для тебя? Подумай. В хронологическом порядке. Смотри – нам важно оставить неизменными три, назовем так, позиции: твою маму, рождение и воспитание (кстати, вот тут вполне можно подкорректировать) именно этого ребенка…
– Согласна… – Горько выдохнула Вика. – Я слишком его избаловала, и сейчас с радостью изменила бы свою тактику в прошлом по отношению к сыну. Перелюбила. Я пыталась дать ему все то, чего не было у меня. Я мечтала об игрушечной машинке с педалями, в которой можно ездить, – на, пожалуйста, Дед Мороз принес. Я хотела, чтобы родители водили меня на курсы и отдали в музыкальную школу, – получи бассейн, у-шу, дзю-до, футбол, музыкальную школу, фортепиано, две театральных студии… Я хотела быть хорошей матерью, но перестаралась…
– Ему сейчас 14?
– Откуда Вы все знаете? Да. И с ним очень тяжело. Никогда не думала, что переходный возраст – это так сложно. Мой идеальный до 11 лет, добрый, умный, понимающий сын, в 11 лет и две недели убрал все игрушки в ящик и заявил, что они ему больше не нужны, потому что теперь он взрослый. И это была правда. Вот так, резко. И мгновенно стал чужим человеком, мальчиком, который сам по себе. Я не была к этому готова… Да и сейчас еще не очень привыкла. Огромный минус подросткового возраста в том, что у них бушуют гормоны, затуманивая разум, и они не знают, что делать с этим. То есть влияние гормонов, острота восприятия – все это сильнее их человеческих качеств – ума, доброты, к примеру… – Мясо, порезанное на кусочки, остывало на Викиной тарелке, но она этого не замечала. – И взрослые не знают, что делать. Наверное, здорово было бы придумать для родителей курс, аналогичный подготовке к рождению малыша, – что-то наподобие правильного взаимодействия с подростком… Хотя бы, чтобы все остались живы и здоровы…
– Ты помнишь, что с тобой случилось? – Испуганно пробормотал Старец в свою белую бороду. – Не может быть! Я же стер из твоей памяти заключительные минуты!..
– Что? – Переспросила Вика, не расслышав.
Но Старец уже взял себя в руки и смотрел на нее прямым взглядом с улыбкой. – Кушай, говорю. Вкусное мясо?
– Сейчас-сейчас… – Мясо не убежит.
– Остынет.
– Не страшно.
– Или не так.... – Продолжала девушка. – Сразу после проведения курсов о грудничках, нужно преподать родителям курсы о воспитании ребенка в таком ключе, чтобы с ним было легко взаимодействовать в переходном возрасте и пережить этот период вместе – сплоченной семьей! Мне тут одна женщина на рынке – продавец детских книг, сказала, что главное – любить. А подростка – еще в миллион раз сильнее! Я стараюсь. Не баловать, но любить по максимуму и понимать! – Вика говорила горячо, эмоционально, ее глаза воодушевленно  сияли.
Старец смотрел на нее с горечью.
– Что-то не так? – Спросила Вика.
– Все хорошо, мы постараемся… – Выдохнул он.
– Кстати, а что с реальностью, с моей настоящей жизнью?
Старец отвел на миг отвел помрачневший взгляд и вновь посмотрел на девушку с невозмутимым спокойствием. – Там все стабильно.
– Стабильно хорошо или стабильно плохо? Я не могу вспомнить заключительный вечер. Вот я еду с работы в метро, на автобусе, выхожу на остановке – темная улица, я направляюсь домой… Все. Больше ничего не помню.
– Мы обязательно дойдем до этого и я тебе все покажу. – Произнес Старец, скрывая вздох. Но! Нам сейчас нужно очень постараться, чтобы подкорректировать твое будущее, опираясь на те его пункты, которые не хотим менять, а именно: мама, этот ребенок…
– Почему Вы все время говорите «этот»?
– Да потому, что при внесении существенных корректировок твоя судьба может повернуть в совершенно другую сторону и у тебя могут быть другие дети с другими мужчинами. Ты же можешь создать отношения до встречи с будущим мужем.
– Точно! – Вика хлопнула себя по лбу. Я совершенно не подумала об этом!
– То есть тебе нужно родить от этого мужа этого ребенка. А третья позиция – наверное, этот парнишка, который ждал у отделения ГИБДД?
– Я его увижу снова?
– Ну, конечно! И нам нужно будет поступить по-другому в той ситуации. К примеру, как минимум не выходить из его машины.
– Но как я смогу? Я старше, замужем, с маленьким ребенком и намного беднее его семьи. Я ему не пара!
– Минус в том, дорогая моя, – выдохнул Старец, – что ты не стала за прошедшие с того события годы увереннее в себе и так и не научилась ценить себя и любить. Это тоже нужно проработать, то есть изменить твой характер так, чтобы ты научилась себе позволять делать то, что ты хочешь. И именно в данный конкретный момент твоего настоящего. Иначе ты снова выйдешь из его машины. – Он улыбнулся с горькой усмешкой. – А теперь кушай быстрее. Пора приниматься за дело.
Вика наспех дожевала остывшее мясо и подошла к листу с игрой.
– Поехали! – Скомандовал Старец.
И снова замелькали пейзажи и городские виды, начали сменяться времена года. Девочка росла. Вечерами, когда родители уходили из ее комнаты, она откидывала голову и смотрелась в зеркало шкафа, стоящего у ее кровати, – так ее волосы казались длиннее, ведь она так мечтала о длинных локонах. Однажды мама взяла ножницы (она довольно хорошо стригла всех знакомых, Вику и ее отца) и сказала, что дочери не идет ее стрижка «карэ», потому что у нее овальное длинное лицо.
– Стоп! – Закричала Вика. – Вот сюда. Мне здесь десять лет, пятый класс. Я не позволю себя стричь, потому что против! Я до двадцатидвухлетнего возраста так и ходила лысая… Потом еле доказала, что у меня почти идеальная форма лица и длинные волосы мне пойдут. Почему вообще кто-то может решать, какую прическу и одежду мне носить?
– Хорошо. Дальше будет еще одно поворотное событие. Или череда?
– Кажется, Вы уже однажды прожили со мной мою жизнь?
– Возможно. – Улыбнулся Старец. – Так вот – ты можешь там остаться и пройти все это подряд.
– Моя десятая весна… Через несколько дней в школе будет отбор в экспериментальный класс для одаренных детей. Я единственная из своего класса попаду туда, потому что напишу какое-то гениальное сочинение. Ха! Но самое удивительное – эта неуверенная в  себе девочка, которая я, скажет потом однокласснице, что быть такого не может и ничем она не примечательна среди остальных, наверное она прошла конкурс просто потому, что ее папа и директор знакомы и даже на улице при встрече здороваются… Мне тогда не пришло в голову, что директор запомнил отца из-за того, что тот перевел меня из класса, где постоянно менялись учителя, в другой, а через пару месяцев, когда прежних одноклассников взяла «под крылышко» самая чудесная учительница в мире, Галина Викторовна – юная девочка только после института, но добрая и мудрая не по годам, попросил  вернуть меня обратно. Хорошо помню тот день… она забрала меня из другого класса и мы подошли к двери, за которой находились мои одноклассники, с которыми я начинала учиться и уже дружила, и попросила подождать, затем скрылась в классе на несколько секунд, а потом распахнула дверь и пригласила меня войти. И… класс встал! Вы не представляете, чем для меня это было в мои 7 лет! Одноклассники приветствовали меня стоя. А организовала это та самая двадцатичетырехлетняя девочка, моя лучшая, пусть и не совсем первая учительница. Это был восторг, я запомнила этот миг уважения ко мне как один из лучших в моей жизни! – Вика смахнула слезы. – Я отвлеклась… И мне не пришло в голову, что я могла написать действительно выдающееся сочинение. Потом… через полгода не станет отца. Я хотела бы спасти его! – Горячо выкрикнула Вика.
– Понимаешь, в чем дело… – Задумчиво проговорил Старец. – Если твой отец будет жить, возможно у тебя будет совершенно другая жизнь и ты никогда не познакомишься с будущим мужем или просто не станешь с ним встречаться. И с тем парнем… Выйдешь замуж за другого, и у тебя будет другая судьба. Хотя – это твой выбор. Может быть, так ты будешь счастливее.
– Я очень любила отца… – Начала Вика. Да что там любила – люблю. Я была его маленьким хвостиком, абсолютно папиной дочкой. В то время как он ездил на рабочие переговоры, я напрашивалась с ним и сидела по несколько часов в машине, ожидая и читая сказки. Когда папы не стало – мир рухнул, я приходила домой, ложилась на диван и часами плакала, глядя в потолок и на висящую под углом к стене огромную написанную отцом картину с изображением северной реки – он служил на флоте, а написал ее дома по памяти много лет спустя. Папина смерть наложила отпечаток на всю мою жизнь. Я до сих пор ее не пережила. Как-то, когда мне было наверное около двадцати, муж маминой подруги – умнейший человек, которого я бесконечно уважала, сказал маме, что отец нас бросил, нехорошо. А мама рассказала мне. Я тогда была наивной и впечатлительной и впитывала слова взрослых, как губка, считая их априори верными. После этого я обиделась на отца всем сердцем, и это было даже хуже, чем потерять его. Я считала папу предателем. Только сейчас, после тридцати лет, неожиданно пришло понимание, что он ушел не нарочно и что не все слова старших – беспрекословная истина. Не берегся, считая себя мужчиной и взваливая на себя лишнее, – да. Но он не хотел нас покидать, а надеялся дорастить меня хотя бы до восемнадцати. Знаете… – лицо девушки вдруг просветлело… в свои лет наверное шесть или семь я подготовила папе подарок на день рождения – с помощью мамы выучила его стихотворение. И вот долгожданный вечер – я вышла к стене, на которой у нас висела карта СССР, и начала эмоционально декламировать, конечно, смущаясь и нервничая, – подарок же. Неожиданно зазвонил городской телефон – у отца было столько знакомых по всей стране, что они звонили и через год после того, как его не стало, и просили его к телефону. Я расстроилась – вот папа сейчас скажет мне прервать чтение и пойдет разговаривать. Но тут произошло неожиданное – отец шепнул маме: «Подойди, скажи, чтобы подождали» и повернулся ко мне; «Малыш, продолжай». Это было потрясающе! Понимаете – не махнуть рукой на ребенка – ну что там, подождет, повторит, подумаешь, а проявить уважение и любовь к еще совсем небольшому человеку, показать, насколько отец ценит мои старания, как важно и дорого это чтение стихотворения для него. Меня маленькую тогда это поразило в самое сердце – большой взрослый дядя на другом конце телефонного провода будет терпеливо ждать, пока я медленно и с выражением дочитаю стихотворение. Эта дань уважения отца ко мне осталась одним из самых ярких и лучших моментов моей жизни.
Вика задумчиво замолчала, Старец грустно смотрел на нее.
– Давайте попробуем! – С мольбой посмотрела на него Вика. – Пожалуйста! А вдруг получится… Я хочу прожить с живым отцом максимально долго. Он хотел дорастить меня хотя бы до восемнадцати, а я предпочту до двадцати. А дальше будет видно – может быть, останусь там навсегда.
– Но ты же понимаешь, что эти годы и дни вычтутся из твоей будущей жизни.
– Понимаю, но они того стоят!
– Хорошо. Тогда прощаюсь с тобой на 10 лет. Буду наблюдать за тобой отсюда, можно сказать – сверху…
Вика с некоторым удивлением посмотрела на него…
– Единственный вопрос – я могу говорить там о том, кто я и что мне известно?
– А почему нет? Это альтернативная реальность, которая может стать настоящей или растаять, как дымка. Ты можешь говорить и делать все, что захочешь. Но у каждого твоего слова или поступка будет отражение здесь, – Старец показал на карту. – В будущем. Но ты же в любой момент можешь прийти сюда.
– Вы не исчезнете? Я не останусь там навсегда? – С сомнением спросила девушка.
– Нет, считай меня данностью, константой. Я здесь вне времени и я жду тебя всегда.
– Кто же Вы… – Это был не вопрос, а скорее размышление вслух. – И, оторвал задумчивый взгляд от Старца, Вика шагнула к столу.
Девочка в шелковистой накидке на плечах, заколотой булавкой сзади, серьезно смотрела на маму.
– Как ты хочешь меня постричь?
– Под мальчика. У тебя длинное лицо.
Девочка вскочила и шагнула к зеркалу в коридоре – в их крохотной «хрущевке» со смежными комнатами все было в шаговой доступности, особенно из большой комнаты: шаг – и ты в коридоре, еще шаг – в совмещенном санузле, шаг из комнаты в другую сторону – оказываешься на кухне, 2-3 шага – в другой комнате, несколько шагов наискосок – ты у встроенного шага, который однажды гость перепутал с входной дверью и чуть не выщел туда, пара шагов влево – и ты у балкона. Удобная, продуманная планировка.
– У меня не длинное, а овальное лицо классической формы. Единственный минус – очень высокий лоб, над которым ты мне, словно в шутку, делаешь хвост в стиле «девочка-редиска». У тебя красивая дочь, похожая на отца. Но я считаю себя безобразной, потому что периодически слышу, что у меня не очень привлекательный нос, плохие волосы или длинное лицо. Волосы у меня, кстати, тоже в отца – вьющиеся и густые, даже если не толстые, как проволока.
Мама смотрела на свою обычно послушную дочь ошарашенно, опустив руку с ножницами.
– А ты знаешь, что Юльку, соседку по бабушкиной квартире, тоже постригут коротко, и, когда мы будем гулять во дворе, на нас нападут мальчишки и захотят избить. Нам еле удастся убедить их, что мы девочки и убежать.
– Откуда тебе это известно? – Еще более испуганно спросила мать.
– Я тебе чуть позже расскажу. Но я не позволю себя стричь! Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц.
Мама не узнавала свою дочь.
– Тебе пойдет… И мальчикам наверняка понравится.
– Можно делать хвосты, прически. Нет, никакой стрижки. Я буду отращивать волосы! Это мое последнее слово.
Мама никогда не видела Вику такой – дочь, если была против, – тихо плакала в уголке, но потом все равно соглашалась. А тут…
– Хорошо… – Растерянно выдохнула она. – Отращивай… Если захочешь – постригу.
– Не захочу. – Спокойно ответила Вика.
Мама… такая молодая еще… Ей только исполнилось 35, как Вике сейчас. Невысокая – Вика в свои 10 давно ее переросла, худенькая, с модной тогда «химией» на волосах… Вика шагнула к маме, обняла.
– Не обижайся, так правда будет лучше.
Дни замелькали за днями, началась весна. Но Вика чувствовала себя другой – увереннее и, как ни странно, – красивее, умнее, талантливее. Ее мнение значительно разнилось с тем, которое было в прежней жизни в том же возрасте. И вот – заветные контрольные, по результатам которых будет проводиться отбор в экспериментальный класс. Потом – результаты… Девочки, сидящие на трубах железного «лабиринта» во дворе школы.
– Почему тебя взяли, а нас нет? – Пытливо спрашивает Настя со светло-рыжими волосами и такими же бровями и ресницами. – В той, прошлой, жизни после нелепого ответа Вики, явившегося следствием неуверенности в своих возможностях, мама вредной Насти подняла на всю школу такой грандиозный скандал, что руководство вынуждено было спешно создавать второй класс для одаренных детей…
Сейчас Вика смотрела на девочку прямым немигающим взглядом.
– Сказали, что я написала очень талантливое сочинение. Не удивительно – мои родители – гуманитарии, отец – писатель. Наследственность. К тому же я тоже планирую стать писателем – я начала свой первый роман в 7 лет, а на даче подружки постоянно усаживают меня сочинять для них сказки.
– Правда?
– Ну надо же!
– Какая молодец!
– А почему ты раньше не говорила?
– Напишешь для нас тоже? – Наперебой застрекотали девочки.
– Конечно, напишу. – Улыбнулась Вика.
Придя домой, она рассказала родителям, что ее приняли и что впереди – вступительные экзамены. За русский и математику она не беспокоилась, а вот английский… Все ее знание языка сводилось к тому, что крокодил – это crocodile. Учителя английского в их пятом классе не было, и им распределили физика – молодого парнишку, который рассказывал им анекдоты и читал о необычных явлениях. Английский он с ними не изучал.
Вика хорошо помнила, как отец в костюме гордо шагал с ней на экзамены. Русский – «5», математика – «5», английский… учительница с умным, пытливым взглядом, спрашивает:
– What is your name?
Девочка напротив молчит – она не понимает вопроса и не знает ответа.
– Как твое имя? – Подсказывает женщина.
– Виктория.
– На английском будет «My name is Victoria». Ok. How old are you?
Девочка молчит, ее глаза наливаются слезами.
– Do you speak English?
– Crocodiile. – Шепчет девочка в последней надежде.
Английский – «2». Они идут домой. Вика, едва передвигая ноги от пережитого позора, плетется за отцом. Он задумчив и серьезен. Нет, ее не ругали, ей быстро нашли репетитора – родственницу соседки. По окончании лета Вика точно так же не знала языка. Она слишком хорошо помнила это…
– Мам, пап, мне срочно нужен репетитор по английскому. Пожалуйста, уговорите Светлану Николаевну из нашей школы со мной позаниматься немного. И не из-за того, что она будет принимать повторные экзамены, а потому что она – потрясающий педагог (еще бы, Вика, попавшая в ее класс, будет вспоминать всю жизнь словами благодарности свою учительницу английского).
– Вот тут двоюродная сестра нашей соседки тоже преподает…
– Я не буду с ней заниматься (помним-помним рассказы про мытье лап собачке за родительские деньги).
– Но…
– Нет.
– Что случилось с нашей дочерью? – Перешептывались родители вечером.
На следующий день, когда мама делала документы на дому, а папа уехал по делам, Вика подсела к матери за кухонный стол.
– Мам! Мне нужно с тобой поговорить – серьезно и долго.
– Но у меня работа, ее надо прочитать.
– Это жизненно важно, мам! В миллиарды раз важнее твоей работы. Удели мне время.
– Хорошо. – Мама выключила успевшую раскалиться настольную лампу и сняла очки. – Слушаю тебя.
И Вика рассказала ей все-все – про свою прошлую жизнь до 35 лет (не упомянув, правда, второго маминого мужа, так как пока эта информация не нужна), про встречу со Старцем, про настольную игру с ее судьбой…
Мама смотрела странным взглядом – непонятно было, верит она или нет. Наконец, она произнесла:
– Когда я была беременна тобой, твой отец занимался экстрасенсорикой. Может, тебе передалось?
– Ты не говорила… В любом случае – папу надо спасать! И репетитор английского мне тоже нужен.
С учительницей договорились, Вика начала заниматься с ней, делая потрясающие успехи.
Мама переговорила с отцом, все ему рассказала. Он поверил сразу, ни капли не усомнившись. Его положили в больницу, врачи диагностировали предынфарктное состояние, сказали, что успели вовремя. Сделали все возможное и сказали, что отец еще будет жить. Накануне дня гибели папы Вика не находила себе места, ночью плохо спала, постоянно просыпаясь, прислушиваясь – не забрала ли отца скорая, постоянно вскакивала и выглядывала в комнату родителей. Но они мирно сопели под одеялами. Утром, уснувшая уже незадолго до будильника девочка выскочила на кухню – родители уже завтракали. Она не назвала маме дату смерти отца, а папе вообще ничего не говорила, чтобы не нервировать, и с мамы взяла обещание молчать. Папа, ее любимый папа, пил чай и, улыбаясь, о чем-то рассказывал.
– О, дочурка проснулась. – Отметил он, увидев в дверях Вику.
Вика шагнула в кухню и прислонилась спиной к стене, не в силах стоять. Слезы радости невольно хлынули из ее глаз, и она закрыла лицо руками. Отец был жив! И еще поживет!
Чуть позже она шепнула маме правду и та оставила вымотанную бессонной ночью дочь дома, позвонив учительнице и пообещав написать записку.
Теперь все наладилось. К тому же они готовились к переезду… Отец давно говорил, что им дадут квартиру. Летом ее, и правда, предоставили. Но его очень просили уступить ее кому-то, пообещав, что в следующем доме первая же квартира достанется ему. В реальной жизни они с мамой так и остались в этой со временем полюбившейся «хрущевке»…
Сейчас же Вика услышала разговор, да и мама в последнее время начала с ней советоваться…
– Пап, откажись! Нового дома не будет. И новой квартиры не будет.
– Обещали же – предоставят скоро.
– Они сами этого не знают. На дворе 1991 год. В августе будет путч…
– Что? – Переглянулись родители,
– Путч – попытка государственного переворота. Власть сменится… Не то что дома, страны такой больше не будет! И тому, кто тебя просит отдать квартиру, это неведомо.
Родители снова переглянулись, но поверили. Отец отказался уступать квартиру, и теперь она у них была – почти в центре города, просторная, двухуровневая, с лестницей, ведущей на второй этаж, где обустраивалась комната для Вики. Уезжать было немного жалко, но впереди Вику ждала ее новая судьба, о которой она уже ничего не знала. Теперь она просто жила, радуясь каждому дню.
В школе неподалеку от нового дома училось много детей писателей – они были разные – некоторые заносчивые, а другие, напротив, вежливые и культурные. Чувствовалось воспитание в литературной среде, и это объединяло одноклассников. Отличия от предыдущей школы были разительные – там после все же произошедшего путча, несмотря на гордое название «экспериментальный класс», ученикам все чаще приходилось просиживать уроки в пустом классе без учителя или еще хуже – в коридоре. Экспериментальных предметов, таких как логика, этика, история религии, немецкий язык, история музыки, хватило на полгода, а затем их поочередно отменили – в школе платили мало и учителя спешно увольнялись, наступило время, когда нужно было выживать. В школе было плохо с отоплением – на втором этаже они сидели на уроках зимой в верхней одежде и каждые 10 минут учительница делала с учениками зарядку, чтобы согреть их, на четвертом же было жарко, как на юге. Тогда же, зимой, Вика пришла в новую школу, и теперь это было только в воспоминаниях, как и все, что осталось в другой, прошлой жизни – смерть отца, травля одноклассников, их с матерью борьба за выживание на мамину нищенскую зарплату. И та жизнь казалась теперь страшным сном – ведь в этой Вика была счастлива. Рядом был любимый папа, они разговаривали все больше, девочка часто сопровождала отца по его делам. Папа, несмотря на тяжелые в жизни страны времена, хватался за любую возможность заработать – писал рецензии, статьи, попутно занимался бизнесом – у него было умение прекрасно договариваться и решать любые вопросы. За сердцем он теперь внимательно следил и старался не нервничать по пустякам. А ведь почти все в мире по сути пустяки, кроме жизни и здоровья своих и близких людей…
Здесь у Вики было много друзей, она иногда вспоминала свое одинокое детство из прошлой жизни и не верила, что сейчас все настолько хорошо. К середине девяностых папа развил свой бизнес по поставке бумаги, а так как он был человеком честным и справедливым, то и сотрудники ценили его и держались за работу, с конкурентами же он легко договаривался и врагов в своей сфере не имел. Параллельно он, конечно же, писал – наконец, его романы, уже о современности, стали востребованы и раскупались, как горячие пирожки. Из малоизвестного советского писателя он превратился в автора бестселлеров. Они завели ротвеллера, как всегда мечтал отец, и щенок смешно гонял их белого с черными хвостом и ушами котейку Катаньку, названного папой в честь комиссара – героя известного фильма, а потом тот разворачивался, изгибал спину, шипел и теперь приходилось улепетывать щенку, смешно путаясь в лапах. Теперь они могли позволить себе многое – отец купил себе «Мерседес», Вике – мотоцикл; часто путешествовали (иногда с мамой, а когда-то – вдвоем, мама, несмотря на достаток в семье упорно держалась за свою почти не приносящую денег работу) – к шестнадцати годам Вика побывала уже в Европе, США и Южной Америке. Из каждой поездки папа привозил свежие идеи для нового романа. В старших классах Вика заявила, что хочет быть исключительно писателем и принялась уговаривать отца, который был против ее стремлений – в советское время существовал стереотип, что женщинам не место в литературе.
– Пап! Ну ты современный человек, ты же видишь – все изменилось. – Эмоционально доказывала Вика, стоя перед отцом, как обычно сидящим на кресле за письменным столом в его кабинете, только теперь перед ним был компьютер, а не печатная машинка. – В современной литературе множество талантливых и востребованных писательниц. Глупости и детективы обещаю не писать. – Добавила она, смеясь.
Папа улыбался:
– У тебя всегда получается меня уговорить. Хорошо, поступай.
Так Вика успешно сдала экзамены в Литературный институт имени Горького, который когда-то окончил отец.
Студенческая жизнь, литературные вечера закружили творческой атмосферой – это был ее мир, интересный и таинственный, не то, что филологический факультет педагогического института, куда она пошла по наставлению матери в прошлой жизни (там тоже, конечно, было неплохо, только сердце не пело от восторга, что она попала в свою среду и занимается любимым делом, и были серьезные сомнения – а где она применит это образование, если учителем становиться не планирует).
Вике невероятно нравилась ее новая судьба – она с ужасом вспоминала о прошлой жизни и старалась ее забыть. Лишь одно беспокоило ее – в деревню, где она познакомилась с будущим мужем, они ездили нечасто и ненадолго. Лето они с семьей чаще всего проводили в поездках за границу или в Доме творчества писателей в Коктебеле. Встретится ли она с ним? Ведь нужно родить от него сына… И она сделает это любой ценой!
Но… она обратила внимание на Андрея после практики в пионерском лагере от института, в который теперь не стала поступать, до этого же она не воспринимала всерьез молодых людей хотя бы на год младше.
Однажды, когда девятнадцатилетняя Вика, прогуливаясь по своей любимой Венеции, куда они приехали пару дней назад с папой, стояла на мосту над каналом, задумчиво глядя вдаль, она услышала голос:
– You are beautiful! Can I take a picture of you? – Перед ней стоял молодой и очень красивый итальянец с фотоаппаратом. Они разговорились и продолжили прогулку уже вместе. Вика с отцом приехали на две недели, все это время вечерами она убегала к Паоло… Спустя несколько дней он познакомил ее с родителями, а за день до их отъезда – сделал девушке предложение. Вика попросила дать ей время подумать. По приезду в Россию она отправилась в деревню, где проводили лето ее бабушка и дедушка с маленькой двоюродной сестрой. Там в одном из соседних домов уже жил Андрей. И вроде бы он даже заглядывался на нее. Но! Успешной и уверенной в себе Вике совершенно не нравился этот худенький и нескладный провинциальный паренек, да и в деревне было совсем не интересно, несмотря на то, что в этом году там было много молодежи. Она была человеком другого образа жизни, пить самогон и смеяться над анекдотами абсолютно не нравилось, хотя она и старалась не выделяться. Флирт с Серегой, предшествовавший ее роману с Андреем, Вика на этот раз исключила. Вот тот самый вечер, когда подвыпивший Андрей берет ее на руки, и падает вместе с ней. Нелепость какая-то… Как с этого могли начаться их отношения? Она не чувствует к нему даже малейшей симпатии… Вика пыталась с ним встречаться, но ничего не получалось. К тому же она слишком хорошо помнила годы совместной жизни. А в далекой Венеции ждал ее ответа красивый и умный Паоло, при мысли о котором заходилось сердце … Как-то вечером Вика горько расплакалась в подушку – здесь так хорошо – живой преуспевающий отец, дедушка тоже живой и здоровый… она учится в институте своей мечты, а в Италии о ней грезит чудесный парень… И, сжав от отчаяния кулаки, она прошептала; «Выход есть. Назад.».
Надо же… За девять с лишним лет ничего не изменилось – ни вечерняя старинная зала неизвестного замка, ни Старец, приветствующий девушку доброй улыбкой:
– Ты пришла раньше, чем планировала…
– Да. Я не знаю, что делать. Мне новой в этот прекрасной реальности не нравится мой будущий муж из предыдущей жизни. Я там, неуверенная в себе одинокая девочка, – восприняла его как счастье, друга, свою половину, кто разделит с ней жизнь и растопчет одиночество, с кем я буду расти и подниматься вместе. Но теперь я другая. Отец вырастил меня уверенной, целеустремленной, с чувством собственного достоинства. Я учусь в замечательном институте, вращаюсь в литературных кругах, постоянно бываю за границей. На восемнадцатилетие мне подарили курс в автошколе, а в девятнадцать – новую иномарку. Папа всегда хотел, чтобы я водила машину.
– Это же очень хорошо. – Отметил Старец.
– Да, это лучше, чем я могла мечтать… Но это – не моя жизнь…
– То есть в твоей жизни ты – загнанная лошадь, для которой ее судьба – бег с препятствиями? Ты так же борешься за выживание, как раньше твоя мать в девяностые, соглашаясь на любую подработку, чтобы обеспечить себя и сына. Ты ни разу не была за границей и можешь позволить себе только поездки в ту же деревню в глуши. В реальной жизни у тебя ничего не получается.
– Сына… – Прошептала Вика. – Вы помните главное условие – мама и сын.
– У тебя могут быть другие дети с Паоло…
– Поэтому я пришла сейчас, не дожидаясь свадьбы и других детей… Потом это сделать было бы сложно.
– Неужели тебе не жаль?
По лицу девушки ручьем потекли слезы, она молчала. Наконец, ее губы дрогнули:
– Отца… – Смогла выдавить из себя она.
– Ты не вернешься сейчас? Хотя бы попрощаться?
– А что я скажу папе? Что я расстаюсь с ним ради того, чтобы стать матерью конкретного ребенка?... Скажите, пожалуйста, а та реальность она исчезнет?
– Если ты пройдешь этот путь заново, то да… – Старец смотрел на нее внимательно, с сожалением. – Я был так рад за тебя…
– Не терзайте душу!...
– В данном случае самым простым способом было бы полюбить Андрея… Впрочем… Хорошо, я скажу тебе правду, – ты пришла вовремя, ведь всегда отличалась хорошей интуицией, – твой отец спустя несколько дней должен умереть во сне.
– Мы можем его спасти?!
– Мы не можем изменить альтернативную реальность.
– Мне нужно обратно – поддержать маму!
– Ты же здесь, значит там – все остановилось и этого не произойдет.
Вика хватилась за голову:
– Папа, папочка!
Старец погладил ее по голове морщинистой рукой:
– Ты права, девочка. Возвращайся в свою жизнь к маме и сыну. Только не в прежнюю, а создай ее заново.
– Но почему?
– Мы же играем. И твой путь на карте еще только начат…
– Можно я хотя бы перепрыгну через отношения с мужем и появлюсь там, где мы уже в браке и с ребенком? А то у меня снова не получится его полюбить.
– Это ты вольна выбирать сама.
Вика вздохнула:
– Хотя бы одна хорошая новость.
– А почему тебе не нужно возвращаться в свое настоящее – я сейчас покажу.
– Только прежде давайте посмотрим – все ли осталось прежним в моем будущем? Я же не закрепила прожитое на карте.
Старец шагнул к столу, девушка следовала за ним.
– Да, погляди – вот ты с мужем и ребенком… А дальше – ты даже с этим парнишкой встретишься и сбежишь от него.
– Постараюсь не сбежать.
– А о Паоло ты не сожалеешь?
В данном случае я вынуждена выбирать. – Вика отвернулась, вздохнув. – Мне он был очень дорог… Память и опыт – они же не сотрутся, а останутся со мной. Все равно я вернулась после этих девяти с лишним лет немного другой.
– И это замечательно. – Улыбнулся Старец.
– Если честно, я соскучилась – по маме, по сыну, по своему настоящему… Да, порой было непросто, что-то я сделала неверно и игра по исправлению моей жизни очень увлекательна. Но почему я не могу вернуться туда и продолжить? Не то, чтобы я хотела, просто меня беспокоит это… такое ощущение, словно у меня нет опоры под ногами, чего-то крепкого, настоящего…
– Хорошо, давай руку… – Сказал Старец и потянулся к дальнему краю карты.
Они стояли в проходной комнате той самой «хрущевки», где Вика с родителями, а потом с мужем и ребенком жила большую часть жизни. Шторы «блэкаут» с рисунком крупных цветов на пастельно-бежевом фоне были не задернуты, за окном чернела ночь. В комнате горел в три светильника желтоватый свет люстры. На нерасстеленной кровати, свернувшись в позе зародыша лежала Вика.
– Я? – Улыбнулась девушка радостно, словно при встрече с дорогим другом, взглянула на Старца и вдруг осеклась, улыбка сползла с ее вмиг осунувшегося лица. – Стоп. Как это? Тут я и на кровати я… Я сплю? Что со мной? – Она кинулась в другую комнату к кровати сына, потом в маленькую прихожую к часам:
– Пять утра! Где сын?!
– Гуляет. – Спокойно ответил Старец. – Ему четырнадцать лет, самый возраст проводить ночи на улице в компании друзей.
– Да… – Вздохнула Вика. – Дозваться домой очень сложно. Я, конечно, достаточно упустила в воспитании и хотела бы это исправить. Много работала, а дома убиралась, готовила. Столько книг ему не прочитала, когда был маленький, во столько игр не поиграла. Крутишься, бежишь, все некогда… А когда я ухаживала за бабушкой после операции, то взяла все на себя, а надо было разделить с сыном – в свои десять он был добрым и понимающим мальчишкой… – Она снова вгляделась в своего двойника на кровати, подошла ближе, наклонилась и вдруг вздрогнула, на миг отпрянула, взглянув в ужасе на Старца, затем вынула из сжатого кулака себя лежащей пустую пластинку из-под таблеток, прикоснулась к ее щеке:
– Теплая… Я ведь жива? Меня спасут?
– Ты жива здесь. Я забрал тебя за несколько секунд до гибели. Поэтому в тот миг эта линия жизни для тебя остановилась. Дальше ничего нет. Ребенок должен вернуться примерно через час.
Вика закрыла лицо руками, потом присела на край кровати к лежащей, погладила ее разметавшиеся волосы, бледную щеку:
– Я не помню… Но почему я это сделала?
– А ты подумай о своей жизни до этого момента. Ты одна… Твой ненадежный мужчина не в счет. Ты работаешь, не покладая рук, дома вечерами и в выходные – уборка, готовка, стирка, сын не слушается и не идет навстречу ни в чем. Ты ненавидишь пятницы, потому что в этот день подростки гуляют особенно долго. Ты, вымотанная за неделю, не спишь, ждешь, звонишь и пишешь ему сообщения на телефон. Он не уважает тебя, добрую, мягкую, всепрощающую, к тому же твой бывший муж настраивает сына против тебя… А недавно не стало маминого мужа, который был тебе как отец…
– Юра… – Прошептала Вика с горечью и, помолчав, спросила. – Сегодня пятница?
– Да. И ты не выдержала. После нескольких часов безрезультатных звонков у тебя сдали нервы и ты выпила таблетки, которые купила уже давно… Мне правда очень жаль, но тебе в общем-то некуда возвращаться. По крайней мере, это не имеет смысла в данной ситуации. Сейчас же у тебя большой выбор. Да и жаль было бы отказываться от игры.
– Я и не отказываюсь. Но, чисто теоретически, если бы я вернулась за час, за два, за день до этого, возможно я бы смогла что-то исправить?
– В принципе, ты можешь изменить свою судьбу в любой ее момент, даже будучи на самом краю. Но для этого нужны силы и огромное желание. И очень важно – понимать, что ты свободна быть собой, не обязана укладываться в рамки правильной и хорошей, имеешь право поступать, как велит сердце, а не так, как якобы должна. Тебе нужно будет приучить близких, что твои чувства и стремления существуют и не ограничиваются работой и делами по дому…
Вика молчала, глядя на Старца с ужасом:
– Как я могла все-таки!... Сейчас я начинаю вспоминать те отчаяние и чувство безысходности, которые испытывала…
– Знаешь, есть одно важнейшее правило для тех, кто решил расстаться с жизнью, – заставить себя дожить до завтра. Наутро будет новый день с его событиями и, если он ничего не изменит, то будут следующий и тот, который придет после него. Но если ты решил расстаться с жизнью и перетерпел этот момент, то должен измениться внутри – почувствовать себя выжившим чудесным образом, победившим, – тем, кому судьба дала еще один шанс. Позволь себе, чтоб наступило завтра.
– У меня есть песня с таким названием. – Тихо проговорила Вика.
– Да, я ее и цитирую. Ты была очень талантливой, но растратила свой дар на работу, распылила на быт, разметала на заботу о близких и не оставила себе ничего… Очень жаль. У тебя было блестящее будущее…
– Подождите… Я жива?
– Да, я же успел забрать тебя.
– Было будущее… А давайте сделаем, чтобы мое блестящее будущее все же наступило. – Все же, если я вольна выбирать, я лучше внесу изменения в самое начало – воспитаю ребенка иначе, построю свою жизнь по-другому.
– Тогда тебе придется побороться. Но самое главное – ты должна научиться любить себя.
– За эти девять лет с папой я даже привыкла к этому чувству. Просто, когда мы остались вдвоем с мамой в девяностые годы, у нее не было ни времени, ни сил углубляться в проблемы своей впечатлительной дочери… А я была такая воспитанная, все понимающая, что являлась очень удобным ребенком, не заявляющим о своих потребностях.
– Теперь будешь учиться говорить о том, что тебе действительно нужно. В общем-то у тебя нет других вариантов. Ты же не хочешь, чтобы твоя жизнь сложилась так…
– За то время, пока мы здесь, она умерла? – Указывая на себя на кровати, тихо спросила Вика и спешно добавила. – Говорить эту фразу, используя слово «я», как-то дико…
– Нет, мы сейчас в остановленном моменте за несколько секунд до того, как я тебя забрал. То есть твоя жизнь еще идет, и мы просто переместились в определенную точку этого пути.
– Вика покачала головой, снова погладила лежащую. Ее глаза наполнились слезами. – Девочка, такая хрупкая, трогательная и беззащитная со стороны… Я же видела себя только в зеркало. Милая моя! Знаешь… – Зашептала она ласково. – Я сейчас прожила много лет с папой. Я была богатой и успешной. Но это не главное. А основное – я привыкла быть ценной и любимой, я поняла – как это. Когда тебя любят, жизнь меняет цвет – она яркая, насыщенная, искрящаяся. И у тебя есть чувство тыла и опоры под ногами. Я не виню маму, что мне не хватало ее внимания, и осознаю, что она попала в тяжелейшие условия. Семьями трудом выживали в девяностые, а она осталась одна с ребенком и копеечной зарплатой… И я пыталась быть удобной, не мешать. Но видишь, чем это обернулось. Ведь даже если меня воспитывали «хорошей девочкой», это не значит, что быть мямлей полезно. Вот к чему привела эта мягкость. – Слезы текли по ее щекам, но она говорила твердо и горячо. – Но нам дан шанс. Мы выживем. И я прошагаю этот путь заново. Я буду бороться за наше счастливое будущее! И я обещаю отвоевать счастье для нас с тобой, мамы и сына! Я больше не буду мягкой и терпеливой, я буду собой, со своими желаниями, стремлениями и мечтами! И я дойду до этого самого момента и буду в нем счастливой! – Вика порывисто обняла лежащую, уткнулась в ее плечо мокрым от слез лицом и затем резко встала:
– Кто же Вы все-таки? И почему помогаете мне?
– А вот об этом потом, позже.
– Можно мне сейчас увидеть сына и маму?
– Давай руку.
Через миг они оказались во дворе, где в скверике, освященном тускло-желтыми фонарями, облепив лавочки, словно оперившиеся птенцы, сидели и стояли хохочущие нескладные мальчишки-подростки. Они тоже застыли в моменте разговора. Вика подошла к сыну – он, широко улыбаясь, что-то рассказывал друзьям.
– Ну, слава Богу… – Произнесла она и ласково обняла сынишку, который уже прилично перерос ее. Затем, помолчав в задумчивости несколько секунд, добавила. – Ты ведь отличный парень. Но я воспитала тебя совершенно неправильно – перелюбила, избаловала, многому не научила, в первую очередь – помогать мне. Теперь я попробую все переиначить, чтобы ты уважал и ценил меня, чтобы мать была другом и авторитетом, а не жалкой уборщицей и посудомойкой. Я сама себя поставила именно так, но теперь я другая. Я пережила счастливое детство, и пусть оно осталось только в моих мыслях, но оно есть и придает мне сил. Встретимся в новом витке жизни, мой дорогой человек! И Вика ласково взъерошила сыну волосы, а затем надела капюшон на его растрепанную голову.
Через несколько секунд они уже стояли в темноте едва освещаемой фонарями через щели в занавесках комнаты.
– Мамочка! – Вика подошла к кровати, на которой мирно спала мама. – Моя маленькая заботливая мамочка… Я была плохой дочерью – замуж вышла неудачно, больших денег не заработала, одни проблемы от меня. А ты любила, защищала, помню, даже на меня с возмущениями накинулась, когда я себя ругала, в попытке защитить меня от меня же. Мам, мне дан шанс все изменить. Хотя… у каждого человека таких шансов – целая жизнь, достаточно исправить свой взгляд на себя и происходящее, но это непросто и требует усилий. Мне же предоставили уникальную возможность пережить негативные моменты прошлого заново. Я стараюсь. И я хочу стать другой собой. На каждый твой новый день рождения я поднимаю тост за то, чтобы мы радовали тебя, ты улыбаешься, киваешь, благодаришь, но через год повторяется то же самое. Мы встретимся снова в этот день через несколько лет. И я сделаю все, чтобы в этом моменте мы были счастливыми! – Вика наклонилась и аккуратно поцеловала маму в щеку.
Старец молча взял ее за руку. Через секунду они уже были в замке.
– Ты наверное хочешь спать? – Спросил Старец.
– Нет, после всего пережитого я сразу не усну… – Я бы съела стейк с салатом и выпила красного вина.
Через секунду Вика уже сидела за коричневым столиком с резными ножками и резала стейк на большой тарелке, украшенной золотом.
– А теперь отдохни. – Молвил Старец, когда девушка подкрепилась. – Он указал на кровать с белым балдахином в дальнем конце залы, на которую Вика прежде не обращала внимания.
Девушка легла, пожелав Старцу доброй ночи, но пережитые события сегодняшнего дня долго не давали ей уснуть. И как жить дальше, она не знала. Только следовать по карте с этим удивительным Старцем, которому она почему-то верила. Наконец, она забылась беспокойным сном.
Когда она очнулась, снова был вечер. Старец стоял рядом и улыбался.
– Я проспала сутки? – В ужасе прошептала Вика, глядя на лучи заходящего солнца, пробивающиеся через витражные окна.
– Ты не успела заметить, что здесь всегда одно и то же время? – Рассмеялся Старец. – Минуты и дни идут там… – Он указал на карту. – А здесь ничего не меняется.
– Где же я все-таки… – Пробормотала Вика.
– Считай, что ты в зале ожидания перед новой жизнью. Ты готова идти дальше?
– Омлет, кружку крепкого кофе и я способна на любые подвиги.
– Ах, да, конечно. Я постоянно забываю, что ты хочешь есть.
– А Вы нет? – Поймала его на слове Вика. – Значит, Вы не человек?
Он поднял бровь и добродушно улыбался в белоснежную бороду:
– Все потом.
Девушка быстро позавтракала. Старец наклонился над картой.
– Ты отменила девять лет, прожитые с отцом. Мы не можем принять изменения частично, так как на карте – твоя прежняя дорога. И на ней ты – с короткой стрижкой, в «хрущевке», ходишь в новый совершенно не дружный класс, где бойкоты и травля – обычные вещи, и по-английски знаешь только слово «crocodail»…
– Какой ужас! Особенно после счастливой жизни…
– Так в какой момент ты отправишься сейчас?
Вика задумалась, рассуждая негромко:
– Если брать глобально, то волосы, мнение одноклассниц, учебу я уже перепрошла и, даже если все вернулось назад, – это мелочи, которые можно заново изменить и потом. А в моменте… Думаю, чтобы стать другой, мне необходимо прожить первый год после смерти папы иначе.
– Тот страшный год твоей жизни? Ты уверена, что хочешь это сделать?
– Не хочу. Конечно, не хочу! Но нужно. Чтобы избавиться от боли, которая тяготила всю жизнь, от комплекса нелюбимой и ненужной, чтобы использовать это время по-другому. Лет до тридцати я выражала свой протест единственным способом – слезами. Если я не хотела, а семья говорила «надо» я просто плакала, иногда по несколько дней, а потом принимала то, что мне сказали, и смирялась. И вот я тут! И я не нашла другого выхода и попытки сопротивления, кроме ухода из жизни. Не знаю, как я существую сейчас, но если бы не Вы, меня бы уже не было. То есть я предпочла ретироваться, а не бороться. Да и не умела я никогда толком постоять за себя. Отчасти, конечно,  обижалась на семью, что не научили меня защищаться. Но у меня же была я – своя голова, свои решения. А я привычно сваливала ответственность на других. Да, меня воспитывали удобной, но кто мешал мне воспротивиться? – Викины глаза горели злостью на саму себя.
– Ты уже изменилась и продолжаешь это делать. Я очень рад за тебя. – Тихо и серьезно произнес Старец. – Так куда?
– Когда хоронили отца... – Чуть слышно проговорила Вика. – Мы с родными и знакомыми вместе приехали в морг. Не хочу об этом… Потом вышли. Все сели в автобус, чтобы ехать на кладбище. А меня оставили с маминой подругой, чтобы та отвезла меня домой, где накрывали столы. Взрослые подумали, что мне одиннадцатилетней не нужно присутствовать на кладбище, так как это будет слишком тяжело для ребенка. Но никто не спросил, как считаю я. Они просто решили, что так будет лучше для меня. Но даже у двухлетнего ребенка есть уже свое мнение. Наверное в суете свалившегося им некогда было об этом размышлять. И когда уезжал автобус, я смотрела им вслед и выла. Я до сих пор помню этот свой нечеловеческий вой. Мало того, что я тогда лишилась отца, меня еще и бросили – отодвинули от всех, оставили на пустой морозной улице с маминой подругой…
Вика замолчала, потом подняла глаза на Старца:
– Я всегда хотела пережить этот момент по-другому. И сейчас я хочу туда.
Старец вздохнул, он смотрел на девушку не характерным для него тяжелым взглядом. – Ну что ж, возвращайся обновленной.
Высокая не по годам девочка в короткой шубке стояла во дворе больницы рядом с маминой подругой – невысокой, упитанной тетей Галкой, которую знала с детства, и смотрела на окна ритуального автобуса. Родственники и знакомые уже находились внутри. Мама с грустью смотрела на нее через заднее стекло. Глаза девочки, полные ужаса и от осознания гибели отца, и от нахлынувшего одиночества, что ее оставляют здесь одну, были полны слез.
– Пойдем. – Прикоснулась к ее плечу тетя Галка.
Вика не отреагировала. Автобус тронулся. И в этот миг она ринулась за ним – как выкинутая ненужная собака бежит за машиной, поездом, бросившим ее хозяином, так и девочка, ловя ртом ледяной ноябрьский воздух, бежала вслед за отцом и оставившими ее родными. Автобус завернул и она кинулась наперерез. Водитель резко затормозил. Вика, поскользнувшись, упала, заскользила на коленях к передним колесам, едва не попав под них. Водитель успел остановиться. Двери открылись. Оттуда опрометью выскочили мама, дедушка, прабабушка, кинулись к ней.
– Да как вы так можете! – Кричала Вика в запале. Я вам кукла что ли – куда посадили, там и сиди. Я живая! Я – человек! У меня есть чувства и свое мнение! Я – ребенок, лишившийся любимого отца. А вы – взрослые. Думайте все же, что мне тяжелее, чем вам! – Слезы лились по ее щекам непрестанными ручьями. Мама обняла ее, гладила по голове и говорила, что они посчитали – пойти домой будет для нее безболезненнее.
– Всегда спрашивайте у меня, как для меня будет лучше! – Выкрикнула девочка. Мама взяла ее за плечи и повела в автобус. Тетя Галка тоже поехала с ними.
Теперь Вика была не одна. Этого щемящего воспоминания о мерзлой улице, удаляющемся автобусе и ее громком вое больше не было. Да и взрослые стали обращать на нее больше внимания. Она больше не являлась хорошей девочкой в своей семье. Теперь от нее можно было ожидать поступка. Причем любого.
Она не стала возвращаться к Старцу, а осталась жить здесь, Класс был сложный, собранный из всех параллельных, причем несколько человек уже учились вместе раньше и теперь держались особняком, стараясь при случае задирать одиночек. Дома было тоскливо, пусто без папы. Вике помнилось, как он распахивал дверь своего кабинета, сидя на крутящемся кресле за массивным письменным столом, который был придвинут к окну. Несмотря на прожитую жизнь без отца, а потом вместе с семьей в другой квартире, сейчас эта картина стояла перед глазами так ясно, словно это было вчера… Часам к четырем дня уже темнело за окном, девочка зажигала свет. Если бы не ее маленький друг – белый с черным хвостом и ушами кот Катанька, которого она в детстве отвоевала у взрослых, тоска была бы еще сильнее. И хотя Вика прожила уже это однажды и помнила параллельную жизнь с отцом, девяностые годы давили своей мрачной атмосферой и безденежьем. Вика помнила, как она проводила первый год без отца раньше – приходила из школы, ела бульон, ложилась на диван под папину картину, висящую под углом к стене, с изображением северной реки, смотрела в потолок и плакала. Теперь она садилась за учебники – ее лучшими друзьями стали самоучители английского и японского языков. Она торопилась их выучить. Зачем? Девочка не знала. Для будущего, которое наступит. А еще потому что плакать, глядя в потолок, бесполезно. К тому же – она взялась за отцовские рукописи, прочитала их все. Странно… они были написаны совсем недавно, в семидесятых – восьмидесятых годах, а события, описанные в них, в современных реалиях казались какими-то устаревшими, неправдоподобными из-за того, что той страны больше не существовало да и люди стали другие, быстро адаптировавшись к новой действительности (не потому, что им так хотелось, а просто выхода другого не было). Но детские книги отца были менее привязаны ко времени, их Вика заботливо отложила особняком, чтобы при первой возможности издать, ведь потом наступят более спокойные времена – она это точно знала.
Вечерами часто приходила соседка – красивая женщина чуть за шестьдесят с вьющимися крашенными хной волосами. Папа познакомился с ее мужем, разговорившись в подъезде, примерно за полгода до этого. У отца подошла очередь на «Ниву», а денег для того, чтобы ее выкупить, не хватало, причем из необходимых девяти тысяч в наличии было около двух. Сосед, которому папа обмолвился об этом, просто сказал:
– Пойдемте, я дам Вам необходимую сумму. По возможности отдадите.
Деньги вернули, а семьи подружились. Но мужа соседки вскоре не стало. Следом ушел и отец. Женщины, сплоченные нахлынувшим одиночеством, сдружились еще сильнее. Соседка иногда угощала их супами, блинчиками, пирожками, сладкими оладьями из вермишели с изюмом. Викина мама звала женщину на все праздники. Вечерние посиделки перед телевизором стали уже традицией. Девочка помнила, как злилась, что соседка смеется и болтает ножками, как маленькая, а ее мама сидит рядом и улыбается. Наверное этими моментами позитива женщины пытались перекрыть те сложные ситуации, в которых оказались. Но Вика будет вспоминать маме эту соседку и ее ножки всю свою жизнь. Когда та приходила, Вика отправлялась учить английский в совместный санузел, так как в соседней комнате было слышно телевизор и он мешал. Как-то, выйдя из санузла и направляясь в маленькую комнату, ранее являвшуюся папиным кабинетом, а теперь ставшую ее вотчиной, девочка остановилась посреди гостиной, глядя на болтающую ногами соседку, посмотрела серьезно, со злостью.
– Вы ничего не хотите мне сказать?!! – Мрачно спросила она.
– Иди к нам. – Предложила мама. – Только у тебя же уроки…
– Уроки подождут, я тоже умею болтать ногами! – Резко ответила Вика и с размаху плюхнулась между ними.
Кошмарная картинка детства – мама на диване с соседкой смотрят телевизор, а Вика одна – стерлась, будучи заменена троими на диване.
Тогда, в ее предыдущуй реальности, после потери отца девочка «скатилась» на тройки. Теперь же она училась с неодолимой страстью, словно пытаясь впитать за этот год науки и языки. Пока у нее не было домашних дел, работы – того, что забирает большую часть времени, девочка посвящала все время саморазвитию. Ведь жизнь продолжалась и ее нужно было пройти наилучшим образом.
Отношения в школе развивались с трудом. Никто не удивлялся жвачке на стуле, спрятанной зимней куртке, когда не в чем идти домой, или белой шапке, которую бросают по коридору. Изначально Вика была довольно безобидной, она подружилась в новом классе с очень красивой девочкой Иркой из соседнего дома, за ними же ходила полностью рыжая – от волос до ресниц Валька и носила Ире портфель до дома. Вика искренне считала ее подлизой и не относилась всерьез. В какой-то момент они с Ирой отдалились и Валя, как шакал из советского мультфильма, ополчилась на Вику, стараясь задеть, унизить при всех. И вот они стоят в классе, перемена, Валька берет с парты школьные принадлежности Вики и выбрасывает в окно, улыбается с издевкой. Через несколько секунд в то же окно летит Валькин портфель, а Вика мило пожимает плечами.
– Ах ты, с…! – Шипит Валя, кидаясь на Вику.
Та хватает ее за длинные рыжие волосы:
– Еще раз рядом со мной пройдешь – пожалеешь! Не я первая начала.
Как ни странно, разбирательств с директором не было – Вика всегда была на очень хорошем счету, учителя лишь удивленно разводили руками. Валька вскоре перешла в другую школу.
Был и еще один случай… В бытность дружбы с Иркой с ними познакомилась компания мальчишек из разных классов. Теперь один из них, невысокий крепкий Серега, проходя мимо, толкал Вику и направлялся дальше. Девочка боялась встречи с ним, но хорошо помнила, как эта ситуация разрешилась в реальности, и была готова повторить. Как-то она стояла на перемене в школьном коридоре среди одноклассников. Неожиданно откуда-то взялся Серега и ударил ее кулаком в плечо. Девочка со всей силы ударила в ответ. Он размахнулся ногой и ударил ее по бедру. Вика, от испуга ставшая сильнее, ударила ногой его… Она, получая все новые удары, отчаянно колотила агрессивного и сильного мальчишку. Ни одноклассники, ни стоявшая рядом учительница не только не вступились, но и не обратили внимания. Но Вика знала, что победит. И ей придавала силы твердая вера, что нужно отбиваться до последнего и… сказка Пантелеева, в которой лягушка взбила масло, являвшаяся ее жизненным девизом. В какой-то момент парнишка просто развернулся и ушел. Больше Вика его не видела. Никогда в жизни. Он даже мимо не проходил. Наверное, не считал нужным. А девочка к своим занятиям языками добавила домашние тренировки по самозащите, найденные в книжке, которую она взяла в ближайшей библиотеке. Конечно, обходиться без мобильного телефона, где можно найти любую информацию, было невероятно тяжело…
Еще она училась готовить. В общем, особенно не из чего было, но все же. В кладовке стоял мешок картошки, привезенный отцом из деревни незадолго до гибели и поднятый им же на спине пешком на третий этаж. Каждый раз, набирая крупные клубни из большого мешка, Вика с горечью вздыхала: «Папа-папа, ну что ж ты себя так не берег… Здоровье же одно… И жизнь…» – тут она осекалась и отправлялась готовить ужин. Жизнь не всегда одна – теперь она это точно знала.
Зная, как ее колотило тогда от голода по приходу из школы, Вика теперь брала с собой просто хлеб и, отламывая на переменке маленькие кусочки, незаметно отправляла их в рот. Она очень хорошо помнила один случай после смерти отца – она прибежала из школы голодная, скоро должна была прийти мама и они вместе планировали отправиться стоять за заказом в магазине длинную очередь. Тогда она съела большую ложку сухого молока, которое присылали в качестве гуманитарной помощи, оно было сытное и сладкое, мама иногда делала из него конфеты. Уже в магазине у нее резко закружилась голова, подкосились ноги. Девочку сначала вывели на морозный воздух, а потом усадили. Домой из очереди уйти было нельзя – там отстаивали часами, чтобы иметь возможность купить еду, чаще по одному продукту в руки. Продукты они по итогу тогда купили. Теперь же Вика старалась заботиться о себе – ела бульон с хлебом и небольшими кусочками мяса, сухое молоко только пила, разводя с водой, и больше не пробовала есть ложками. Она старалась высыпаться, помня ночи, когда никак не могла улечься спать от приступов беспокойства. Девочка начинала себя любить и уважать, и остальные принимали ее новое поведение как данность и относились соответственно.
На Крещение они с прабабушкой Полей пошли в храм. Вечер был морозный, и бабушка оставила правнучку между первыми и вторыми закрытыми церковными дверьми, а сама встала в очередь на улице – подать записки и купить свечи. Было около пяти вечера, темнота уже спустилась на землю и обняла замерзший город. Вика не забыла, что было потом – в течение нескольких лет она не переступала порога храма… Сейчас она терпеливо стояла и ждала. Откуда-то подошел дяденька, одетый в черное, – не батюшка, но служитель храма, встал к ней близко сбоку, сказал: «Какая хорошая девочка! Хочешь конфетку?». Безусловно, ее подводил слишком высокий для одиннадцати лет рост – Вика была в отца и выглядела немного старше, но лицо все равно было детское. Дядечка подвинулся еще, приобнял за плечи: «Так все-таки хочешь конфетку?», он наклонялся все ближе к ее лицу. Вика помнила, как сжалась она тогда, в реальности – ведь учили же взрослых уважать, так разве можно сказать взрослому дяде, что она ничего не хочет, кроме того, чтобы он оставил ее в покое. Помнила и как заглянули в двери сначала пожилой мужчина, а потом женщина в годах, похожая на ту, которая в фильме отдала Белого Бима живодерам, а потом – как эта тетенька выволокла ее на улицу и начала кричать про то, что она, Вика, устроила разврат в церкви. Хорошо, что камнями не побили… Она тогда отчаянно плакала, не понимая, в чем ее обвиняют и чего хотят – да, на ней повис незнакомый дядька, которому она постеснялась ответить резко. Ее учили быть вежливой…
– Извините, – сказала она сейчас, отодвигаясь. – Не трогайте меня, пожалуйста.
– А конфетку?
– Я не хочу конфетку. – Она убрала его руки и вышла на улицу.
– Развратница! – Возопила женщина, подлетая к ней. – Как тебе не стыдно! В храме!
Круг людей сужался. Лица были злые, осуждающие.
– Дядя предлагал мне конфетку. – Заговорила Вика громко и отчаянно твердо. – А Вы вместо того, чтобы помочь ребенку освободиться от странного человека, кричите на меня. Мне одиннадцать лет, и я не виновата, что я высокая. Так на ваших глазах будут что угодно делать, а Вам осуждение глаза застит. Вы разве безгрешная, чтобы считать себя вправе судить?
Женщина замолчала и глядела на девочку в некоторой растерянности.
Вика посмотрела вглубь двора, туда, где скрылась стоявшая в очереди прабабушка, и направилась в этом направлении. Сейчас она не плакала, поэтому бабушка не прибежала, как тогда. Она нашла бабулю, встала рядом и уже не отходила. Лучше мороз, чем позор. И она рада, что сказала тетке все, что хотела. И в храм она теперь ходить будет, ибо боль от унижения растаяла и стерлась.
Наступила весна. Вика, чтобы помочь маме, читала вместе с ней документы, которые та приносила с работы в свои домашние дни, и таким образом они могли зарабатывать больше. Девочка училась очень хорошо, все предметы давались ей легко и, хотя особенно близко не общалась с одноклассниками и держалась особняком, но часто писала сочинения, рефераты, контрольные за небольшую плату. Ей было совершенно не стыдно это делать – она постаралась, качественно потрудилась, поэтому заработала. Родители многих одноклассников стали заниматься бизнесом, получали хорошие деньги, а она ходила в двух спортивных костюмах на смену и перешитых мамой брюках свекра соседки и даже немного жалела, что отменили форму и теперь невооруженным взглядом видно, у кого богатая семья, а кто с трудом наскребает на еду.
Уже было тепло и время близилось к лету, когда мама отправила Вику за хлебом в новую булочную. Там пекли длинные французские батоны – ароматные и хрустящие. Вика была в легкой ветровке, ее слегка отросшие волосы, которые она все же запретила стричь снова, уже принимали форму девичьей прически.
– Девочка, подойди сюда, пожалуйста! – Окликнул ее на подходе к булочной молодой светловолосый мужчина. Она остановилась. Так вот он все-таки тот день! Мужчина протягивал ей пакет с батоном:
– На, возьми, это тебе! Да не бойся, я дарю. Вика несмело взяла батон.
– Послушай, мне очень нужно с тобой поговорить! У меня важное дело. Присядь ко мне в машину.
Вика помнила, как послушно залезла тогда на пассажирское сиденье «Лады» – ведь взрослый человек ее попросил, тем более – у него важное дело. Тогда она сразу не поняла, чего он от нее хочет…
– Ты должна мне помочь… – Шептал сейчас этот мужчина, приблизив к ней свое лицо. – Я дам тебе денег, заплачу и немного поласкаю тебя… Мне очень плохо и очень это нужно. Ты ведь хорошая девочка? Помоги мне. А у тебя будет денежка. Я здесь грузчиком работаю, и мы можем иногда видеться.
Вика молчала, озираясь в поисках спасения. Тогда она убежала опрометью, осознав ситуацию, и долго не ходила в эту сторону одна. Потом булочную закрыли. Сейчас проходящий мимо высокий и крепкий мужчина внимательно посмотрел на девочку в машине, к которой странно приблизился молодой человек.
– Извините, пожалуйста, дядя предлагает мне деньги за то, чтобы меня поласкать. Это нормально? – Обратилась к нему звонким, дрожащим от волнения голосом резко выскочившая из автомобиля Вика.
Тот остановился.
– А сколько тебе лет, девочка?
– Одиннадцать.
– Беги домой. А ты, дядя, ну-ка иди сюда!
Светловолосый воспротивился, но крепкий уже обошел автомобиль и вытащил того, заломив ему руки.
Дальнейшего девочка не видела. Она со всех ног бросилась домой, забыв оставить хлеб неудачливому ловеласу. Так, с прижатым к груди хлебом, она пробежала другими дворами, путая следы, чтобы тот не смог ее найти, влетела в квартиру, где ее встретила испуганная мама. Для чего она это сделала? Чтобы не пострадали другие дети. Мужчина мог предложить деньги ровеснице или девушке определенной профессии, но остановил свой выбор на ребенке. Теперь она исправила здесь все, что хотела… Она посмотрела на свою такую молодую маму, подняла на руки и крепко прижала к себе дорогого друга – еще здорового и пушистого Катаньку в самом расцвете его кошачьих лет и прошла в свою комнату… «Выход есть. Назад».
– Тебя можно поздравить! – Старец радостно улыбался все в той же старинной зале. – Ты столько успела за год. Горжусь тобой. Вместо слез и депрессии ты развивалась, боролась, помогала матери, штудировала учебники. Тебя не сравнить с прежней версией. – Смеялся он.
– Как мы жили без телефонов, Яндекса, навигатора, Алисы. – С долей ужаса прошептала Вика. – Очень хочется попасть в какой-то более современный промежуток времени.
– Этот прожитый кусок жизни ты хочешь сохранить?
– Да, конечно! Я очень старалась исправить все ошибки.
Тогда иди сюда. – Старец наклонился над картой.
– Что мне нужно нарисовать? – С недоумением поинтересовалась девушка.
– Один из заключительных этюдов. К примеру, как проходящий мимо мужчина вытаскивает из машины пристававшего к тебе парня, а ты бежишь прочь.
– Боюсь, я не настолько хорошо рисую.
– Это не имеет значения. Давай увеличим масштаб.
Вика немного отредактировала прежний рисунок, пририсовав своего спасителя. По большому счету разница с прежней ситуацией была в том, что она обратилась за помощью.
– Интересно, чем это для него закончится? – Задумчиво произнесла она.
– Мужчина, к которому ты обратилась, служит в милиции. Просто у него сегодня выходной, поэтому он одет в гражданское, а не по форме.
– Как я угадала! – Рассмеялась Вика.
– Сейчас он отвезет парня в отделение и там ему объяснят, что знакомиться нужно со взрослыми девушками, а не с детьми. Тот хорошо запомнит этот урок. Не переживай, в дальнейшем у него все сложится хорошо. Он уедет из Москвы в свой родной городок, там женится, обзаведется детьми и, когда его старшей дочери исполнится одиннадцать лет, с ужасом представит, что было бы, если б она села в машину к незнакомцу, и будет оберегать своих отпрысков и учить избегать чужих людей…
– В будущем ничего не изменилось? – С беспокойством спросила Вика.
– Нет, как ни странно, ты все же пока остаешься с будущим мужем…
– Почему странно? – Улыбнулась девушка.
– Ты стала жестче, целеустремленнее, ты ценишь время и стараешься использовать его правильно, думаешь о будущем, создавая задел уже в отрочестве.
– Так это же хорошо. А что не так?
– Не представляю, что может связать тебя с парнишкой без определенных целей в жизни.
– Возможно, то, что был он одним, а старался казаться совсем иным. Он ведь даже стихи и рассказы начал писать, чтобы мне понравиться. Но! Не будем рисковать и переживать наш роман заново.
– Да, мы же договорились. Продолжим или ты голодна?
– Нет, я пообедала перед тем, как пойти за хлебом. – Рассмеялась Вика. – И после пережитого совсем не хочется есть, даже подташнивает.
– Тогда в путь!
Старец смотрел на карту с полуулыбкой.
– Что такое? – С долей удивления спросила Вика.
– Мне нравится, что ты стала увереннее в себе, тверже, что перестала обращать внимание на чужое мнение и расстраиваться по пустякам. Ты идешь вперед, не оборачиваясь на прошлое и других людей. Помнишь, какой ты была? Часто плакала, жаловалась, замыкалась, особенно в детстве.
– Зато я была более честной и принципиальной, чем сейчас. Хотя трудно сказать – плюс это или минус. Впечатлительность, наивность, стеснительность точно хорошими качествами не назовешь, и я очень рада, что избавилась от них. – Смотрите-ка … Вика кивнула на карту – Мы снова подружились Иркой и стали гулять с мальчиками, она – встречалась с одним, а я со всеми просто дружила… Вот я отбиваюсь от мальчишек из своей компании, которые пытаются дотронуться до моей груди. Смешно! Подростковый возраст. У них так и чешутся руки к девчонкам прикоснуться. А вот удивительная пакость, Максим Чучелов, я его до сих пор иначе не могу назвать… даже не кто, а что, словно он нечто неодушевленное… впрочем, если у человека отсутствуют сердечные чувства, душевные качества, то наверное он и есть нечто… Он подбирается ко мне сзади и хочет надеть на голову подобранный на помойке круг от унитаза. Я резко разворачиваюсь, выхватываю у него круг, набрасываю ему на шею и притягиваю за него это тщедушное злое существо к себе:
– Еще раз ты близко ко мне подойдешь, хотя бы пройдешь рядом!... И я за себя не ручаюсь. Я всю зиму тренировалась, чтобы таким, как ты, отпор давать.
Надо же, а друзья его смеются. Ну, и правильно. Правда, забавно – девчонка справилась. Я поворачиваюсь и ухожу, мне больше не хочется общаться с ними…
Кстати, странно – мне всю жизнь не везло на хороших людей, они мне как-то почти не попадались. Но здесь, чуть позже, следующей осенью, меня ждал сказочный подарок судьбы. – Вика приблизилась к карте, радостно улыбаясь, – Это один из самых счастливых периодов моего детства и отрочества. Мне уже двенадцать. Рыжая Валька скоро уйдет из нашей школы, но пока еще здесь. К нам в класс пришла новенькая. Перед уроком физкультуры Валька, уже успевшая заобщаться с девочкой, водит ее по залу, знакомя со всеми. Подводит ко мне:
– Это Вика Орлова. Держись от нее подальше. – Я в ответ хохочу.
Следующий урок – истории. Все парты заняты, есть место только рядом со мной.
Валька приводит девочку:
– Посиди, пожалуйста, урок с Орловой. Только аккуратно, она неадекватная…
Я в ответ рычу. Не люблю подлиз, всей душой не уважаю Вальку. Но! За этот урок мы с новенькой подружились накрепко. Теперь мы не расставались совсем – в школе мы были неразлучны, а после уроков шли гулять с ее собакой – золотистым коккер-спаниелем. Я была счастлива. Даже теперешняя, более уверенная в себе, я очень рада этой дружбе. А тогда она явилась для меня спасением. Если теперь я как-то общаюсь с одноклассниками, то в той, прошлой, жизни я была изгоем. Замкнувшаяся после смерти отца, я не могла прийти в себя. Класс был чужой. Взрослые работали и им было не до меня. Не знаю, как я пережила столько лет одиночества и затворничества… Много читала, смотрела по телевизору все подряд… Этот период, конечно, наложил отпечаток на всю мою жизнь. И радостным светлым пятном в нем была эта новенькая – Ленка Смирнова. Странно… я даже не понимала почему и сейчас наверное не совсем понимаю – я рассказывала ей про отца в настоящем времени, как про живого… Просто не могла признаться новому человеку, что папа умер. Язык не поворачивался… И в моих рассказах ей папа продолжал жить, а я от этого становилась счастливее, словно веря, что это правда… Она проучилась у нас полгода, а потом уехала в Германию – ее отец был военным. Обещала писать. Больше я о ней ничего не слышала. Пыталась найти, звоня в московскую квартиру, но там отвечали, что Смирновы не вернутся сюда. С появлением соцсетей искала там, уже будучи взрослой, но ее полных тезок было слишком много и даже те, которые были похожи по типажу, оказались другими людьми. Вика кивнула в сторону карты – смотрите, как я рыдаю в кладовке квартиры в день ее отъезда. Хоть я и стала тверже и целеустремленнее, я знаю, что это расставание с подругой навсегда… Но – она изменила мою жизнь тогда и осветила ее теперь. Что ж, – Вика поджала губы, – идем дальше. Я ведь не могу исправить эту ситуацию?
– К сожалению, нет. Потому что она совершенно не зависит от тебя. Даже ты прежняя – замкнутая, стеснительная, – сделала все возможное, чтобы отыскать подругу.
– Почему она не написала мне?
– Все очень просто – сначала в суете сборов потеряла бумажку с адресом. А потом забыла. Дети военных – они другие, они привыкли к переездам и смене лиц. Это для тебя она была единственной. А для нее ты – одна из сотни подруг.
– Логично… – Пожала плечами Вика. – Но я ей очень благодарна – и тогда, и сейчас.
Девочка на карте в основном проводила время за учебой. Сезоны сменяли друг друга. Летом ее отвозили все в ту же деревню, где оставалось все меньше друзей – родители Костика развелись, отец приезжал со своей новой женщиной и привозил сына ее друзей, ровесника Кости. Мальчишки постоянно ссорились и дрались. В итоге Костя приезжать в деревню перестал. У соседок из крайнего дома приболела бабушка да и сами они, повзрослевшие, не хотели ехать в глушь. В лето своих двенадцати лет Вика изнывала от скуки и нехватки общения. К тому же ездить в деревню приходилось с соседями – отцовскую машину отогнали к молодому дяде, который учился вождению, и ее, припаркованную со стороны улицы, прилично помял грузовик. Дядя ее восстанавливал. Наконец, листья на деревьях сменили летнюю зелень на осеннее разноцветье и Вику привезли в Москву. Она была даже рада вернуться в школу после этой трехмесячной ссылки.
– А сейчас начнется что-то интересное… – Разулыбался Старец.
– Первая любовь-то? – Засмеялась Вика.
– Не хочешь вернуться и пережить это заново?
– Страдания по малолетнему казанове Максиму? Нет, не хочу. Через пару лет в наш класс придет девочка – тоже дочка военного. Мы очень подружимся с ней. А он будет пытаться встречаться с ней и одновременно очень обижать. Мои иллюзии по его поводу растают, словно их и не было. Сейчас у меня нет даже теплых воспоминаний. А потом они втроем выведут самого доброго и безобидного мальчика нашего класса и изобьют его ни за что… Любовь любовью, а все же нужно уважать человека, к которому чувства. Сначала вот здесь – Вика ткнула пальцем на карту, где мальчика и девочку посадили за одну парту, – я его плохо знала, не понимала только, почему все девчонки в него влюблены, а через пару дней сама пропала. Обаятельный, не глупый, но не добрый и не великодушный. Я бы пережила заново свою настоящую первую любовь в шестнадцать лет, но тоже не буду.
– Почему?
– Не хочу бередить и чувствовать это заново. Все давно забыто. Мы хорошо общаемся семьями в деревне. Я бы не хотела, чтобы что-то теплилось в сердце при взгляде на него. Сверху посмотрю, отсюда, не прижимаясь к его плечу…
– Как знаешь. Судьба-то твоя. Ты не голодна, не хочешь спать?
– Я заметила, что все реже испытываю человеческие потребности. Я точно еще жива?
– Просто ты находишься в остановленном моменте и для тебя это не обязательно. Ты не слишком быстро просматриваешь карту?
– Я ищу определенный момент… Зима в мои тринадцать была напоена сначала любовью, потом страданиями по нему – он резко перестал обращать на меня внимание. Кстати, сначала я действительно не понимала его игры и сходила с ума от тоски, а потом вдруг решила наплевать на него и прекратить мучиться и как-то сама собой перестала на него смотреть ищущим и ожидающим взглядом. Его влюбленность вернулась почти сразу… Слова Пушкина в наше время скорее актуальны в отношении мужчин. Да ладно, хватит о нем. Вот снова лето, в деревне новые соседи – одиннадцатилетняя Наташка и ее восемнадцатилетняя беременная сестра Алина, которая обижает младшую постоянно. Насколько могла, я пыталась защитить Натку. Но ощущение было, словно я индеец на тропе войны. Это тогда-то… А сейчас? Вика вгляделась в карту – она кричала на взрослую Алину и толкнула мальчишку соседа, постоянно задиравшего Наташу.
– Тренировки по самообороне не прошли даром. – Рассмеялась она.
Снова осень, школа, дома – учебники, языки, физическая подготовка.
– Неплохо. Мне нравится на себя смотреть… Меня больше не пытаются травить в школе. Только одно «но» – друзей по-прежнему нет.
– Ты не хочешь это исправить?
– Я сделаю это чуть позже в той, прошлой, жизни, причем довольно интересным образом… Может, ангел-хранитель мне подсказал?
Старец по-доброму усмехнулся в бороду.
– Вот! – Воскликнула Вика. – Наконец-то! В свои четырнадцать я сопротивлялась, но меня снова отправили в деревню. Теперь это было абсолютно невыносимо – Наташку привозили редко да и переходный возраст на нее влиял очень странно, общаться было сложно. Из всей «молодежи» в этом забытом Богом и людьми месте были я, десятилетний Паштет, который из слов знал только матерные, и шестилетний Димка – мой маленький кудрявый друг. Я вязала, вышивала, учила английский, читала… и дичала. С моей необщительной бабушкой Тамарой, разделившей со мной «ссылку», можно было перекинуться несколькими словами в день. Наверное, чтобы как-то облегчить мое существование, судьба забросила туда же миловидную девятилетнюю девочку Лелю и мы подружились. Но для четырнадцатилетнего подростка, жаждущего событий, этого было мало. В какой-то из дней я услышала, что поблизости есть деревня с отчего-то манящим названием Соболево и предложила своей компании сходить туда. На следующий день мы весело шагали по пыльной дороге, вьющейся через поле, в поисках приключений. Дорога проходила через соседнее село и вела в лес. Мы шли так весело, словно направлялись в Изумрудный город за подарками Гудвина. Неожиданно, когда лес обступил со всех сторон, и колеи стали едва видны, неподалеку раздался стук топора. Мы вздрогнули и остановились.
– Дровосек… – Прошептала Леля.
– Маньяк! – Выдал Паштет цензурное слово.
Мы переглянулись. Вдруг стук раздался совсем рядом. С дикими криками мы бросились назад. Остановились мы только на входе в ближайшее село, которое недавно прошагали в другую сторону.
– Я боюсь! – Леля смотрела на меня своими огромными разноцветными глазами: серым и карим. – Давай не пойдем.
– Конечно, не пойдем уже… – Вздохнула я, и мы зашагали назад. Приключение казалось не удавшимся.
– Но все только началось. – Старец хитровато смотрел на карту, где компания ребятишек остановилась напротив крашенной в голубой цвет избы, а потом направилась к дому.
– Вика! – Круглолицая женщина в синем платье, голубом фартуке, в белой косынке спешила навстречу им. – Как ты выросла! Какая красавица стала!
– Не хочешь туда? – Шепнул Старец.
– Не буду терять драгоценные минуты, она справится сама. То есть я… Это тетя Тоня, я раньше ходила на ферму за молоком с соседскими девчонками, а она там работала дояркой. Она очень добрая… Я ей два раза щенков приводила из нашей деревни, которых хотели убить за то, что они от голода таскали кур.
Тем временем Вика на карте радостно болтала с тетей Тоней, которую еще не видела в этом году.
– Ой, Микки! – Радостно встрепенулась она, присаживаясь к подбежавшему черному песику. – Мой хороший! Узнал!
– Как у вас в деревне? – Спросила тетя Тоня, широко улыбаясь. Морщинки у глаз на темно-загорелом лице придавали ей еще более добродушный вид.
– Скукотища неимоверная!... Сейчас пошли искать деревню Соболево, но испугались топора в лесу и убежали.
– В каком лесу? – Рассмеялась тетя Тоня. – Соболево в той стороне! – И указала совершенно в другом направлении, в сторону поля. – А зачем вам Соболево? Общайтесь с нашими ребятишками. Тут твоих, Вика, ровесников целая деревня. У меня три внука, а напротив Оля – очень хорошая девочка. И подружка к ней приехала. Пойдем, я вас познакомлю. Оль! Оля-я! – Закричала она зычно, по-деревенски звонко, едва перейдя дорогу.
Из дома напротив выскочила миловидная девчушка со светлыми вьющимися волосами. За ней следовала худенькая девочка с длинными волосами насыщенно каштанового цвета.
– Я вам подружек привела знакомиться. – Они оттудова, с Иваново. У них там нет никого, вся деревня разъехалась. Вот это Вика, к нам на ферму ходила за молоком, коров мне помогала доить. Ну ладно, ребятишки, общайтесь… – Она махнула рукой и направилась к себе.
– Я смотрела на эту Олю и не верила… – Тихо заговорила Вика, обращаясь к Старцу, но глядя на карту. – Она видела нас впервые, а разговаривала так, словно мы знакомы с детства, словно мы – ее лучшие друзья. Она была свободной! И это поражало. Я, замкнутая, скованная, обдумывала каждое слово… Иногда даже продумывала фразу, которую сейчас скажу… и – не произносила ее. Стеснялась. Тушевалась. А в ней была такая внутренняя гармония, как у кошки, – спокойствие, обаяние, добродушие. Я глядела на нее зачарованно – никогда ранее я не встречала таких чудесных людей. А ведь мы почти ровесницы – она старше всего лишь на год!.. Ей подружка, Юля, тоже оказалась милой девчонкой, но такого моря очарования в ней не было. Мы прообщались наверное около получала, Оля звала к ним на костер, который они разжигают по вечерам. Я обещала приходить. Дома мне разрешили идти вечером в другую деревню при одном условии – что я отправлюсь туда не одна. Мою девятилетнюю подружку, конечно, не отпустили. Брать маленьких Паштета или Димку было нелепо. Я думала, как же быть. Выход должен найтись, если его старательно ищешь!
– Лягушка Пантелеева. – Улыбнулся Старец.
– Да. – Рассмеялась Вика. – Я взбивала лапками очередное масло. И тут меня озарило! В один из соседних домов приехала семья, где были два брата – одному лет девять, а другой – взрослый парень прилично старше меня. Я направилась туда.
– Привет. – Сказала я, заходя на участок и на свое счастье увидев старшего. – Я Вика. У меня к тебе дело. Вечером в соседней деревне будет костер. Меня одну не пускают. Пойдем вместе? – Обратите внимание, как долго он смотрит на меня, наглую девчонку, заявившуюся с предложением проводить ее на костер!
– Привет. – После некоторого молчания ответил симпатичный высокий парнишка на карте. – Я Леша. Хорошо. Пойдем.
– Тогда зайди за мной в девять. Я вон в том доме живу.
В сгущающихся сумерках мы шагали, вдыхая запах травы, напоенной росой, в сторону соседней деревни. Ничего особенного на этом костре не было – лица, озаренные отблесками пламени, шутки, анекдоты, разговоры. Леша на обратном пути красовался, рассказывая криминальные истории. Больше мы с ним почему-то не общались. Да и приезжать он перестал. В принципе, что было делать в нашей глуши восемнадцатилетнему парню… А вот ребята из той деревни сами пришли к нам через несколько дней. Они так удивились зарослям и тишине… Лелю, конечно же, не выпустили к нам. Потом она уехала. Привезли на лето Наташку, и мы стали вместе ходить в соседнюю деревню за молоком. Но на костер больше не хотелось. С другой стороны – словно у меня в сердце щелкнул тумблер, я как-то повзрослела за это лето и вдруг поняла, что тоже хочу общаться и дружить… Я хочу показать самое главное – Вика быстро просматривала карту. Вот здесь! Уже зимой я, сидя за отцовским столом, глубоко размышляла и вдруг вспомнила эту чудесную обаятельную девочку Олю. И мне настолько захотелось быть похожей на нее, так же просто разговаривать, столь же открыто смеяться и даже не придавать значения, что подумают окружающие, что я представила себя ею и попыталась понять, по каким законам она живет. Наверняка она сама не знает этих правил, но я сформулировала два списка: «Закон жизни» и «Закон любви» и, уже, конечно, выйдя из образа, заставляла себя перечитывать их каждый вечер. Я начала здороваться с одноклассниками, ходить с девчонками из школы вместе и стоять на углу у своего дома в большой компании. Я начала перемены с себя. Через месяц со мной общался весь класс, девчонки спрашивали «Ты идешь?» и иногда на переменках звали за школу покурить, хотя я тогда принципиально даже не пробовала сигареты. Забавно, иногда я заставляла себя подходить к людям на улице и спрашивать; «Где вы купили такую отличную кепку?» или «У Вас такой красивый цвет волос, подскажите, пожалуйста краску». Я стала свободной, потом общительной, потом обаятельной. Случайная мимолетная встреча и немного стараний с целью измениться повернули вектор моей жизни к сообществу людей.
– Ты умница. – Произнес Старец. – Ты просто сделала верные выводы из того, что тебе понравилось.
– И я нашла саму себя. В четырнадцать лет. Я не скопировала Олю, я стала новой собой.
– Ты не пойдешь туда?
– Мне нечего менять в этом периоде жизни. Он – один из немногих, где я собой горжусь. Одинокая девочка, по сути предоставленная взрослыми самой себе, смогла поменять свои характер, поведение, отношение к жизни. Потом, когда я рассказывала, что с одиннадцати до четырнадцати лет была стеснительной, необщительной, молчаливой, мне никто не верил.
– А вот дальше…
– Дальше мой прекрасный период продолжился… Вика, приблизив карту, улыбалась. – С начала учебного года в наш класс пришла новенькая – Ника. Я в первый же день подружилась с ней – то есть схватила и никому не отдала. Я все еще помнила Лену Смирнову. Ника тоже оказалась дочкой военного, они приехали из Хабаровска, жили у родственников, пока в их новой квартире в другом районе шел ремонт. Через полгода Ника должна была переехать туда. Это особое ощущение, когда ты, во-первых, знаешь, когда замечательная история (в данном случае – светлой и искренней девчоночьей дружбы) завершится, а во-вторых – если ты уже проживал похожее ранее. Дежавю… Ника была для меня возвращенной мне свыше Ленкой Смирновой и в то же время – совершенно другим человеком. Если невысокая худенькая Лена могла постоять и за себя, и за меня, то крепкая на вид Ника, примерно одного роста со мной, была светлой, немного наивной девочкой, удивлялась оскорблениям, которые в нашем классе были нормой общения, при любой обиде готова была заплакать. Посмотрите, какие у нее доверчивые огромные серо-сине-зеленые глаза и длинные загнутые ресницы… Такое детское трогательное личико! Если Ленка защищала меня, то за Нику постоянно вступалась я. Смотрите, вот мы с Никой стоим в лестничном пролете нашей школы между этажами. Вот он подошел к нам, Максим, та самая моя первая любовь. Ударяет Нику кулаком по руке – резко и сильно – вообще ни за что. А ведь она буквально недавно приглашала нас всех, включая его, на свой день рождения в кафе, потом ходила с ним на свидание, прихватив сопротивляющуюся меня. А он так. Почему? В огромных глазах Ники – слезы обиды и непонимания.
– Гляди, а ты и тогда была с характером!
Девочка на карте хватает за грудки высокого крепкого парня, зло говорит ему в лицо: «Не смей! Ее! Трогать!» и резко отталкивает от себя, с испугом глядя в полные ужаса глаза парнишки, летящего спиной с лестницы…
«Сумасшедшая!» – Выкрикивает тот, успев схватиться за перила, и стремительно уходит прочь. Но в данной ситуации эти слова звучат как комплимент.
– У меня вся жизнь тогда промелькнула перед глазами… – Прошептала Вика. Я представила, что будет, если он упадет. Лестницы в школе были огромные – высокие, каменные. Но я защищала подругу… Через несколько месяцев я буду рыдать, съезжая по стене кладовки, намного горше, чем по Ленке. Тогда была надежда, теперь я уже знаю, чем заканчивается эта дружба на полгода с дочкой военного. Нет, мы, конечно, будем первое время созваниваться и даже встречаться, но этого общения хватит на пару лет. Она – из обеспеченной семьи, я – из небогатой…
– Тебе всегда мешали подобные мысли. Любовь, дружба, любые человеческие отношения – они вне классов, национальностей, возраста, религий, материального положения.
– Это, конечно, прекрасно, но в жизни чаще подобные тянутся к подобным. – Парировала Вика. – И у нее будут друзья и любимые из ее круга, а у меня – из моего… К весне у меня появились две подруги, с которыми мы ходили на рок-концерты, просто гуляли и каждое утро встречались перед школой, через год с небольшим в мою жизнь пришла та самая первая любовь…
– Ее ты тоже не хочешь пройти заново? – Хитровато спросил Старец.
Вика светло улыбалась:
– Петька… Это был один из самых счастливых периодов в моей жизни. Вот смотрите… В соседний дом приехали соседи – мама, ее сын и дочь, чуть старше меня, у дочери двое детей, мальчик и девочка… Соседи не здоровались, только иногда наблюдали за нами из-за забора. Новые московские подружки учили меня быть наглой, огрызаться, хамить, они «натаскивали» меня на то, чтобы я могла защититься в любой момент. И либо я была очень способной ученицей, либо они перестарались – я стала откровенной хамкой. Когда я приехала в деревню, прибежавшая ко мне соседка Наташка задала какой-то вопрос, я ей ответила: «Не твое собачье дело» на автомате, так как подобная манера общения была нормой среди московских подружек, а Наташка расплакалась. Тогда я поняла, что не со всеми можно общаться одинаково. Но тем не менее – я стала смелее и проще. Поэтому, когда мы на накатанной посреди деревни дороге столкнулись с новой соседкой, идущей с малышами и бидоном за молоком на дальний край села, я довольно нагловатым тоном спросила: «Может познакомимся все-таки?». Она посмотрела недоверчиво и ответила: «Привет.». С тех пор мы начали общаться с Кирой, ее первым мужем Денисом и братом Петькой. Посмотрите, какой он еще юный и хорошенький – Вика с нежностью кивнула на карту – высокий худенький парнишка с вьющимися светло-каштановыми волосами, спадающими завитками над большими карими глазами, сидя верхом на крыше, налаживал телевизионную антенну. «Вика – клубника!» – крикнул он, увидев симпатичную стройную девушку в розовом свитере на террасе дома напротив. «Петька – редька!» – крикнула та, зардевшись. Через какое-то время она подошла к стене и задумчиво посмотрела в щель между досками, улыбнулась, вздохнула, пропела грустно: "Даже птицы все летают парами…», покачала головой, снова взглянула.
– Любуюсь… – Шепнула Вика, словно боясь спугнуть влюбленную девочку на карте, приникшую к щели. Я буду помнить его и в Москве… Взрослые записали меня на курсы филологического факультета педагогического института, чтобы была возможность сдавать вступительные экзамены два раза… Если бы не моя цель, я бы сейчас изменила этот факт моей биографии – он мне здорово подпортил жизнь. И не потому, что это образование плохое или что для филолога весьма ограничен выбор профессии… просто не моя специальность и, если бы не настояли старшие родственники, я никогда бы не пошла на нее учиться. И вот я буду на протяжении учебного года ходить по воскресеньям на подготовительные занятия в институт, по субботам – готовиться к ним, делая домашние задания, и вспоминать Петьку. Конечно, субботние вечера в рок-клубе для меня отменятся совсем, я буду лишь слышать рассказы от подруг. Хм… год, выброшенный из жизни юной девочки. Если бы поступала по велению сердца – было бы не обидно. Впрочем, по большому счету меня не задевало отсутствие прогулок с подругами по выходным. Тогда я верила, что эта учеба важна. Забавно – взрослые ставили передо мной задачу, цель – это, как взять высоту, и я послушно добивалась ее, даже не думая – а мне-то самой что нужно, чего я хочу.
– Ты поступила бы в Литературный?
– Или на факультет журналистики. Я упертая. Или пошла бы учиться на юриста… Но я должна поехать на практику в детский лагерь от этого института, иначе не выйду замуж за Андрея хотя бы потому, что мне не нравятся парнишки младше. А Петька… я была с ним очень счастлива… но не хочу переживать заново это чувство, а также невероятную боль от расставания потом. Лучше отсюда посмотрю. Я не готова потерять его снова даже по своей глупости. А исправить – нет, не хочу. У нас есть вектор и мы стремимся в определенном направлении.
Вика замолчала. Они без слов наблюдали, как девочка на карте училась в будни и выходные, потом сдала экзамены в институт, приехала в деревню.
– Я влюбилась в него в пятнадцать лет… – Нарушила тишину Вика, говоря полушепотом. – Зимой нашла его через подружку… Ну как нашла. Та дала мне двадцать телефонных номеров, зарегистрированных на однофамилиц его мамы с такими же инициалами. Прикинула в соответствии с районом города начало номера, набрала первый… и услышала его звонкий голос:
– Алёй!
– Петь, привет.
– Привет. А ты кто?
– Вика.
– А, из Чехова.
– Из деревни.
– О, здорова! Сейчас тогда тебе Киру дам.
И не успела я ответить, как к телефону подошла Кира… Мы проболтали с ней час с лишним, но больше я не звонила.
На следующее лето я поступила в институт с первой попытки и на следующее лето приехала в деревню.  Смешно – в прошлом году я смотрела на парня, как завороженная, а теперь к нам в гости наведались мамины друзья с восемнадцатилетним сыном, которого я знала с детства, и он решил остаться на неделю. Кирилл учил меня стрелять из пневматического пистолета, мы ходили гулять в сторону соседней деревни и на рыбалку на нашей маленькой речке. Между нами появилось неожиданное притяжение, легкий флирт, несмотря на то, что этот мальчик водил маленькую меня за ручку, когда мы гуляли в парках с мамами. Когда Кирилл уехал в Москву, мне было так грустно и одиноко, что чувство к Петьке словно приглушилось этой неожиданно появившейся эмоцией. Я зашла к ним – Петька, приехавший с мамой на две недели, сидел в сенях на диванчике у стола. Я опустилась на кровать с железными спинками напротив.
– Чего грустная такая? – Спросил он.
– Кирилл уехал. Мы так здорово провели вместе неделю…
Петя молча поднял бровь.
– И еще магнитофон сломался. Я теперь и без музыки осталась…
– Магнитофон тащи, починим!
Вечером, когда я заглянула к ним снова, магнитофон был исправен. Петька смешной – разберет, половину деталей обратно не поставит, но оно работает. Кулибин, золотые руки! Смотрите, как мы деремся подушками! И что странно – где все? Почему мы вдвоем? Вот я собираюсь уходить… – Викин голос дрогнул, она провела ладонью по лицу.
– Давай провожу и магнитофон донесу. – Говорит Петька, подмигивая.
Вот мы оказались у калитки в темных, пахнущих росой кустах сирени, он ставит магнитофон на заборный столб и шагает ко мне… Первый поцелуй… Это так сладко и нежно, что и сейчас заходится сердце… – Вика трогательно улыбалась, глаза ее сияли, словно она заново испытала это чувство.
Шестнадцатилетняя девочка на карте удивленно и ласково смотрела на высокого паренька напротив.
– Иди сюда… – Шепнул он и снова притянул ее к себе.
Вика снова замолчала, глядя на карту и закусив губы, глядя, как влюбленная пара гуляет под луной. Днем же девочка старалась не мельтешить перед глазами.
– Мама учила меня быть гордой, не навязываться, не надоедать. – Наконец, произнесла она хрипловатым звенящим голосом. Но ведь главное – быть счастливой и дарить счастье, а не жить по каким-то странным принципам. Мне внушали, что первой писать или звонить мужчине недопустимо. Это сейчас я понимаю, что нужно было в первую очередь слушать себя. А тогда…
Парнишка с юной девушкой проводили вместе каждый вечер. Потом ее увезли в Москву, близился сентябрь, пора было приступать к учебе, а он остался с мамой в деревне. После окончания ПТУ Петя был пока не связан ни учебой, ни работой. Он вернулся, они продолжили встречаться в Москве, правда ездить к ней каждый день на другой конец города казалось парню сложно и далеко. Еще он любил гульнуть с друзьями и часто попадал в переделки. Девочка переживала, запрещала ему пить. Однажды он позвонил сильно нетрезвый. Они поссорились. Вика сейчас, глядя на карту, глубоко вздохнула, покачав головой. Девочка на карте выкрикнула: «Алкоголик!», парень что-то ответил, но она не расслышала, что именно.
– Он сказал: «Передумаешь – позвони». – Тихо проговорила Вика, невесело глядя на Старца. По крайней мере, так Петя утверждал потом… А Кира говорила, что он садился с книгой у телефона и ждал. Но нельзя ведь девушке звонить первой, унизительно. Я изводилась, тосковала, но не звонила. Не выдержала я через три месяца… Петя уже встречался с другой девочкой – соседкой из двора. И ехать никуда не надо… – С язвительной грустью сказала она. Знаете… давайте пролистаем дальше… Летом я начинаю встречаться с симпатичным деревенским трактористом и едва не выхожу за него замуж, потом в Москве знакомлюсь еще с одним парнем, начинаем общаться. Но самое удивительное – мы сильно задруживаемся с Кирой, Петькиной сестрой. Она постоянно зовет меня, и я езжу к ним в гости, иногда даже с ночевкой. Петя уже расстался с той девушкой, но сейчас уже я несвободна, впрочем и не очень счастлива с новым молодым человеком. Мы пытаемся снова все вернуть, но что-то важное – свет и чистота уже ушли из наших отношений. Мы как-то быстро повзрослели – мне восемнадцать, ему двадцать один и мы стали совсем другими. Иногда можно возвратить прошлые чувства и даже умножить их, но для этого нужно приложить большие усилия с обеих сторон. Я пошла бы навстречу, если б он по-настоящему за меня боролся… Кстати, той зимой было два интересных момента – парнишка Максим, предвестник ситуации у ГИБДД, и Саша Котов. Сейчас найду.
– Ты не слишком быстро листаешь карту?
– Я хочу домой. – Неожиданно выпрямилась Вика. – Я соскучилась по маме и сыну и переживаю за них. Здесь хорошо и интересно, но я хочу к своей семье. Я выросла неподалеку от Черкизовского рынка – легендарного огромного рынка, где можно было заблудиться или ходить часами. Знаете, как я искала нужную вещь? Проходя быстро по узким рядам с развешанными по стенам открытых палаток вещами, я быстро просматривала все справа и слева. Мама, к примеру, останавливалась у разных палаток, присматривалась к одежде на витринах, а у меня спрашивала, почему я так бегу. А я отвечала, что просто знаю, что именно ищу, и другого мне не надо. И сейчас я знаю, куда стремлюсь. Но на паре моментов остановилась бы. Вот! Смотрите. Это мило, смешно и немного грустно…
Вика максимально увеличила масштаб карты – в вагоне метро сидели напротив друг друга высокий крепкий парень в синем пуховике и девушка в бордово-коричневом полушубке и замшевой серой шляпке.
– Шуба из лисьих лапок… – прошептала Вика. Я до сих пор ее не выбросила. Она – моя юность…
Парень то опускал веки, вероятно пытаясь задремать, то просыпался и останавливал на девушке выразительный взгляд огромных карих глаз с длинными ресницами.
– Я тогда была мастером «строить глазки», удивительной кокеткой, у меня была даже своя техника, как поиграть глазами, чтобы парень за мной, к примеру, вышел из вагона. Тогда ведь часто подходили на улице и в метро, никаких сайтов знакомств еще не существовало, интернет и тот был редкостью.
Девушка то смотрела на парня взглядом, полным смешинок, то игриво отводила глаза. Наконец, поезд остановился на ее станции. Она, прощально скользнув взглядом по лицу молодого человека, подошла к двери. Через несколько секунд в темном стекле за ее отражением появилось еще одно – его. Он оказался выше ее на голову, хотя девушка не была маленького роста. Выйдя из метро, она зашагала по темным, едва освещенным тусклыми желтыми фонарями зимним улицам. Идти до дома было около получаса, но ждать автобуса в спальном районе Москвы в девяностые годы зимой было более рискованным занятием, нежели бродить по вечереющим улицам. Времени было около восьми, люди еще не разошлись по домам, а путь пешком для юной девушки казался привычным. Через пять минут она обернулась – парень следовал за ней. Ну, мало ли – возможно он тоже живет в этом микрорайоне. Еще спустя десять минут девушка свернула во двор, который нужно было пройти наискосок, и обернулась – парень был чуть позади. Девушка поежилась – настроила глазки на свою голову. Наконец, она зашла в темный переулок – с одной стороны высилось здание фабрики с погашенными, так как выходной день, окнами, с другой серой стеной стоял длинный забор, за которым вдалеке было училище. Дома были дальше, так что докричаться сложно, если что. Девушка обернулась – парень следовал за ней по этому полутемному проходу. Она знала большинство жителей домов, к которым вел этот путь, а данного человека видела впервые. Остановилась, чуть наклонив голову набок и ожидая. Высоченный молодой человек прошел несколько шагов по направлению к ней и тоже встал.
– Ты чего за мной идешь? – громко и звонко спросила девушка на карте, стараясь казаться смелой.
– Познакомиться хотел. – Просто ответил парень.
– И для этого ты молча следовал за мной двадцать минут?
– Ну да. – Улыбнулся он какой-то обезоруживающей детской улыбкой, подходя к ней. – Я Максим.
– А я Вика. Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Хм, плохо. Мне уже восемнадцать.
– Мне тоже через полгода будет, в октябре.
– Сейчас ноябрь, через год! – рассмеялась девушка.
– Это неважно, все равно скоро. А это так критично? Ты не будешь со мной знакомиться, потому что я младше?
– Критично. – Ответила девушка. – Но знакомиться буду.
Она, конечно, не сказала, что это потому, что он ей очень понравился – высокий, симпатичный, с умными глазами, обаятельный и улыбчивый. Он проводил ее до подъезда, они зашли внутрь.
– А сними шляпу. – Попросил он.
– Вот в этот момент, – прошептала Вика, – я сняла шляпу и примятые короткие рыжие волосы топорщились во все стороны. Он закричал: «Надень обратно!». Теперь же я отвоевала длинные волосы. Явиться бы туда, чтобы сменить рыжий цвет на белый, но с моими темно-каштановыми получить красивый светлый оттенок в девяностые годы будет непросто. Ладно, оставим, как есть.
– А к нему не хочешь? – Спросил Старец.
– Нет, к сожалению. Мы договоримся о встрече на следующий день и будем гулять в Гольяново вокруг пруда под полной луной. Я начну увлеченно рассказывать ему, что прилетела с другой планеты – я ни разу в жизни так упоенно не врала, а он будет смеяться и делать вид, что верит. Потом он проводит меня домой на маршрутке, мы будем прижиматься друг к другу, как голубки. На углу бабушкиного дома (мы тогда жили на две квартиры, ухаживая за слегшей после травмы бедра бабушкой Полей) я попрошу не провожать дальше и он меня поцелует – долго и нежно, а я не буду сопротивляться, хотя всегда была против поцелуев на первом свидании. Я не оставлю ему номера телефона – взрослые просили не давать его друзьям, наверное потому что это не наш дом, а бабушек и дедушки. Договоримся увидеться послезавтра… – Вика с легкой грустью смотрела на карту, где разворачивались события, следующие ее словам, но немного не успевающие за рассказом. – Мы решили встретиться в метро, в вестибюле станции Первомайская в семь. Мало того, что я капуша, еще очень задержала бабушка Тамара – то помоги, это сделай, как обычно. Я кричала, что у меня свидание и у нас нет телефонов друг друга, но упертой бабушке я нужна была здесь и сейчас, подумаешь, что там у меня… Я опоздала на сорок минут – в метро его уже не было…  Вика замолчала, наблюдая за событиями, разворачивающимися на карте, дождалась, когда они догонят повествование. Наконец, она увидела девушку в бордовом полушубке, метающуюся по станции метро в поисках знакомого лица, из ее глаз уже катились предательские слезы, но она все надеялась за их пеленой разглядеть высокую фигуру в синей куртке…
– Наверное, он не дождался… – Тихо и грустно проговорила Вика.
– Он ждал тебя полчаса на самой станции, потом вышел, чтобы пройти по улице от одного выхода к другому, вдруг ты там… – Смотри, вот он. Через десять минут он вернется в вестибюль, но ты уже уедешь.
– Как он близко! Если бы только знала! Я поеду домой и буду рыдать неделю, думая, как его найти, и не отыщу способа, ведь я не знаю о нем ничего, кроме имени. Он мне очень понравился… Но… я буду считать, что наше расставание справедливо и закономерно. Потому, что он рассказывал про своих обеспеченных родителей, что у них большая квартира, машины, они платят огромные деньги за его учебу. Нет, он не перестал быть от этого чудесным парнем, не возгордился, он не хвалился, а просто рассказывал как данность. А я? Что я могла сказать, кроме того, что я инопланетянка? Что я небогата в отличие от него? Да, я стеснялась, даже стыдилась нищеты своей семьи и наверное поэтому избегала обеспеченных мужчин, а подбирала, ну или выбирала тех, кому самим нужна была помощь – словно это было справедливо, будто для того, чтобы являться достойной кого-то, нужны были такие же деньги, словно я не могла положить на свою чашу весов ум, красоту, доброту, таланты, свое горящее сердце, в конце концов… Многие девушки пытаются выбраться из разнообразного непонятно чего за счет обеспеченных мужчин, я же не хотела быть обузой, бедной родственницей, позорищем… Это всего лишь комплексы, отчасти навязанные семьей.
– Но сейчас ты пожила с отцом, стала другая. Ты вкусила жизнь, в которой свободна выбирать, что пожелаешь, приобрела любовь к себе и провела с этим чувством несколько лет.
– Я попробую применить это в следующем дубле похожей истории у ГИБДД… – Спешно пробормотала Вика, высматривая что-то на карте.
– Ты не голодна? – Спросил Старец.
– Странно… но меня все реже беспокоит чувство голода. – Вдруг осеклась Вика, словно вспомнив. – Я точно еще жива и могу вернуться? Кажется, будто бы я отдаляюсь от самой себя.
– Точно жива. И скоро вернешься назад, в свою жизнь.
– Да, прямо сейчас! – Горячо произнесла Вика, листая карту.
– Ты же не планировала! – Удивленно поднял брови Старец.
– Саша… – Улыбнулась Вика. – Я так жалела, что у нас не сложилось, что его забрала эта… Впрочем, я виновата сама… Но, даже если эти две недели вычтутся из моей будущей жизни, я бы хотела провести их с ним. Я была очень влюблена.
– А ты уверена, что захочешь возвратиться? Сейчас тобой движет желание забрать понравившегося человека. А потом? Если вы и впрямь полюбите друг друга?
– Я не буду доводить до этой степени, а вернусь раньше.
Старец смотрел на нее прищурившись и молчал.
– Ну, я в путь! – Отрапортовала девушка.
– С Богом… – Грустно ответил Старец.
После расставания с Петей Вика настолько подружилась с его сестрой Кирой, что стала бывать у них почти каждые выходные. В четырнадцатиметровой Петиной комнате, имеющей из мебели только диван, тумбу с телефоном и несколько стульев, по субботам обычно собирались друзья. Так как Вика жила в полутора часах езды от них, Кира придумала, что будет звонить подруге, если в эти выходные к ним потянулись люди и вечер обещает быть веселым. Вика успевала приехать к самому разгару вечеринки. Вот и сейчас она спешила по заснеженной улице, окаймленной деревьями, образовавшими посеребренными ветками длинную арку. Казалось, девушка в коротком полушубке в сапогах на огромных квадратных «платформах» идет по сказочному тоннелю, раскрашенному самоцветами, переливающимися в свете фонарей, навстречу своему счастью.
Едва переступив порог квартиры, Вика раздала подбежавшим детям Киры по пачке фруктовых леденцов – она всегда везла малышам какие-то гостинцы, несмотря на то, что приезжала к взрослым. Когда девушка снимала тяжелый полушубок и громоздкие сапоги, в коридор из Петиной комнаты высыпали все домочадцы и гости: первый муж Киры Денис – невысокий, добродущного вида, сам Петька, их сосед – семнадцатилетний длинноволосый очень худенький Вася, сосед Киры по лестничной площадке, в черной футболке с надписью «Шут» и в черных же джинсах (он был тогда нежно и трепетно влюблен в Вику), высокий, крепкий, круглолицый Серега по прозвищу «Танцуй», так как постоянно начинал танцевать, едва услышит музыку, и увлекал за собой других и вот, наконец, он – выше всех, стройный, крепкий с огромными выразительными зелеными глазами, светлыми вьющимися волосами, большими, красиво очерченными губами над волевым подбородком.
– Это Саша, – представила Кира, – друг Сереги «Танцуя», он недавно пришел из армии... –  и подмигнула Вике, мол – бери, пока никто не покусился.
Девушка улыбнулась подруге и кивнула – именно для этого она сейчас не только у них дома, а вообще на этом отрезке жизни. Вика оглядела эти милые сердцу лица и глубоко вдохнула воздух своей счастливой юности. Как хорошо, когда тебе восемнадцать, как удивительно прекрасно все вокруг!
– Я Вика. – Улыбнулась она парню, зачарованно глядя в его глаза.
Он тоже не отводил от нее ласкового взгляда. Не искра – искропад пролетел сейчас между ними.
Как она могла тогда столь легкомысленно отказаться от этого чувства, которое обещало совместное счастье? Все сложилось так нелепо – они, конечно, выпили, танцевали в Петиной комнате (Саша постоянно приглашал ее и она нежно прижималась в танце е его плечу, до которого едва дотягивалась головой), потом отправились гулять всей компанией, но остальные вскоре разошлись по домам, а они с Кирой, Танцуем и Сашей как-то оказались вчетвером у Танцуя дома. Пили чай с печеньем, сидели, разговаривали на кухне. Вдруг Танцуй обратился к Вике:
– Пойдем поговорим о Пете.
И Вика почему-то согласилась. Наверное еще болело. Они направились в другую комнату и долго общались по душам. Когда вышли обратно, Саша и Кира лежали вместе на диванчике в кухне и разговаривали. Саша был совершенно чужой. Как призналась потом Кира, он подумал, что у Вики с Танцуем что-то произошло. Оглушенная этой неожиданной потерей, Вика поняла, насколько он дорог ей. Она и значения не придала тому, что ушла поговорить. Если бы знать, что будет так воспринято, она бы и не подумала этого делать. Девушка решила все выяснить к следующим выходным, но заболела. Спустя две недели она, едва вылечившись, мчалась к Кире. Но Саша был у друзей в соседнем подъезде и, как оказалось, не один. В прошлые выходным сюда заехала Варя – подруга Пети по техникуму – скорее не Варя, а авария, ее старались не приглашать, так как она привозила с собой скандалы и выяснения отношений на пустом месте. Как-то, когда Вика только рассталась с Петей и очень переживала, она решилась позвонить Варе, хотя она никогда не дружили:
– Может, ты поговоришь с ним?» – попросила Вика. – Я так люблю его.
Варя согласилась, но, как выяснилось потом, лишь вскользь сказала другу о тоскующей по нем возлюбленной. Сейчас прошло уже более полугода, та истории уже была не слишком актуальной, иногда вспыхивая в сердцах обоих, но скорее уже как прекрасное воспоминание – у Пети была новая девушка, Вика тоже то ругалась, то мирилась с одним непростым пареньком, с которым, впрочем, больше склонялась расстаться, но к Варе доверия больше не было. И вот, появившись неделю назад, яркая и бойкая Варвара тут же забрала себе Сашу. Кира предложила расстроенной подруге пойти в соседний подъезд – а вдруг еще можно что-то исправить, ругала Вику, что нужно было сразу решаться, если так понравился. Они отправились к тем друзьям, ведь, конечно, молодежь всего дома хорошо знала девушек и им везде были рады. Варя, увидев Вику, со злостью округлила глаза:
– А! Ты! Что! Здесь! Делаешь!?
– А ее сюда пригласили. – Парировала Кира. – В отличие от тех, кто пришел сам.
Варя не решилась спорить с хозяйкой дома, куда она периодически заезжала – она прекрасно знала, что Кира легко запретит пускать ее на порог, если вдруг что-то не понравится. Подруги нашли возможность отвлечь Варвару и Вика единственный раз в жизни первая призналась человеку:
– Саш, знаешь… ты мне очень нравишься…
Парень посмотрел на нее очень грустно:
– Если честно, ты мне тоже. Но я уже с Варей. И я не могу ничего исправить.
Вика кивнула, махнула подруге и они пошли обратно. В квартире Киры Вика дала волю слезам:
– Я всегда все делаю поздно! Я капуша! Я нерешительная! Я стеснительная!
Кира заботливо гладила ее по голове:
– Научись решаться сразу, действовать быстро. Это твоя жизнь, но никто и ничто ждать тебя не будет.
Вика всхлипывала и кивала. Потом они иногда встречались с Сашей в общих компаниях, было заметно, что она ему симпатична, но парень оказался верным и преданным и границы не переступал. Потом девушка познакомилась с будущим мужем и перестала приезжать к друзьям. От Киры она узнала, что Саша с Варей поженились, у них родилась дочка. Потом они развелись. После этого общение Пети с Танцуем и Сашей постепенно сошло на нет и Вика о них больше не слышала.
Так завершилась эта история в реальном прошлом, а сейчас парень и девушка смотрели друг на друга, не в силах отвести восхищенных взглядов, и улыбались.
Они весь вечер были вместе. Вика, чувствуя на спине ледяные лапки мурашек, смотрела в его лучистые зеленые глаза, на чувственные губы. Саша, словно не желая отпускать, приглашал ее на танец снова и снова, лишь начинала играть медленная музыка. Потом все собрались на улицу играть в снежки и кататься с горок. Кира, которая всегда очень быстро пьянела даже от легкого алкоголя, сейчас, слегка покачиваясь уже на выходе из квартиры, неожиданно предложила подруге:
– А давай мы шубами поменяемся?! Ты возьмешь мою искусственную до пола, а я надену твои лисьи лапки и серый котелок.
– Согласна! – Захохотала Вика и закуталась в светло-бежевую шубу подруги, примерила капюшон.
Кира надела ее полушубок и шляпку.
На улице всей гурьбой забрались на вершину небольшой накатанной с возвышения в сторону дома горки.
– На чем будем кататься? – Зычно крикнул Петька. – Картонок нет.
– На чем-нибудь большом. – Ответил Танцуй. – Вон у Вики какая шуба. Давайте кататься на Вике! – И ребята, хохоча, напрыгнули на девушку в длинной и широкой шубе, повалили ее и «кучей малой» поехали с горки, благо она была небольшая.
Затем гуляли во дворе до самого рассвета – играли в снежки, лепили фигуры. Кира, которая вероятно выпила лишнего, постоянно прислонялась к забору-рабице и съезжала по нему, удобно усаживаясь на снегу, так как в ее состоянии сидя смотреть на мир было гораздо удобнее. Заботливый Саша подбегал и, ухватившись за шубу, поднимал девушку, ставил ее обратно к забору, но стоило ему отвернуться, – Кира сползала вновь и сидела на снегу с совершенно детской улыбкой. Саша поднимал ее вновь. Шуба трещала по лисьим лапкам… Наконец, все засобирались по домам. Петя и муж Киры, крикнув «Догоняйте!», направились к подъезду.
– Расходимся что ли? – Недовольно спросил Танцуй.
– Ну, можете у нас посидеть еще. – Гостеприимно предложила Кира.
– Может лучше ко мне? Тут недалеко – минут пятнадцать пешком. – Неожиданно предложил Серега.
– А даа-вай! – Воодушевленно воскликнула Кира, готовая к приключениям.
– Тебе домашние хватятся! – Попыталась отговорить подругу Вика, помня ее нос, разбитый мужем по возвращении девушки домой.
– Да лаа-дно, пойдем!
– Тебе Денис нос разобьет! – Твердо сказала Вика таким уверенным тоном, что подруга протрезвела.
– С чего ты взяла?
– Знаю. Могу поспорить. Причем очень сильно – кровь будет хлестать.
– Он может. – Сокрушенно ответила Кира. – Неужели мне так всю жизнь?!
– Нет. – Снова проговорила подруга. – Скоро твоя судьба изменится.
– Ты когда успела в гадалки записаться? – Недоверчиво покосилась Кира. – Раньше за тобой такого не наблюдалось.
– Открылся дар. Хочешь проверить?
Кира почесала нос, пошевелила его кончиком:
– Да-а… я как-то не намерена рисковать.
– Тогда домой.
– Ну вот… – Вздохнул Танцуй. – Ладно, мы с вами. – И, взяв чуть шатающуюся Киру по руку, зашагал к подъезду.
Линия жизни была изменена – она повернула в другую сторону, они не пойдут к Танцую, там с Серегой не отправятся в другую комнату для долгого и бесполезного разговора, она не потеряет Сашу. Вика торжествовала. Только бы сейчас не сглупить! Она, радуясь своему поступку и его последствиям, подняла горящий взгляд на Сашу.
– Подожди секунду, пожалуйста… – Вдруг сказал он.
– Хорошо. – Прошептала Вика. Они еще не успели последовать за Кирой и Серегой и она стояла напротив парня. – Что?
– Послушай, Вика. – Чуть смущенно, но твердо проговорил он. – Ты мне очень нравишься. Давай будем встречаться? – Он смотрел на нее своими добрыми зелеными глазами, чуть наклонив голову, ждал и едва заметно нервничал.
– Да! – Почти выкрикнула Вика, чувствуя, как подкатывают слезы счастья. – Да, я буду встречаться с тобой. Только… я живу далеко.
– Это не имеет никакого значения. – Прошептал Саша и наклонился к ее губам.
Викино сердце зашлось от восторга и нежности, подпрыгнуло в груди яркой звездочкой, отчего радостно зазвенело в голове. Она целовала его столь же упоенно, сколь глубоко тосковала по нему тогда, в другой, предыдущей, жизни. И таких сладких поцелуев в ее судьбе еще не было. Домой к Кире они вернулись уже парой и Саша тут же объявил, что теперь они встречаются, дабы никто не покусился на предмет его симпатии. Он не ушел к себе, а остался ночевать здесь – на нерасстеленной кровати вместе с Викой, трепетно обняв ее под пледом. На следующий день он проводил ее домой, правда, постеснявшись зайти и познакомиться с родными. Но в выходные он легко это сделал, когда привез ей, заболевшей, лекарства и вкусности. Помимо этого, он помог дедушке с мелким ремонтом по дому, пока Вика дремала в забытьи.
На прощанье он нежно коснулся ее губ.
– Ты что, заразишься же! – Воскликнула она.
– Я только что из армии. Знаешь, какая там закалка?! – Рассмеялся парень.
Вика быстро шла на поправку. Саша пока был в поисках работы, поэтому приезжал каждый день. Вика хотела поехать вместе с ним к Кире в следующие выходные, но им было настолько хорошо вдвоем, что доказывать мелочи какой-то Варе было нелепо и глупо. Все равно Саша теперь ее. Однажды, когда Вика уже выздоровела, они поехали за необходимыми вещами в ее пустующую в период ухода за прабабушкой квартиру, там набросились друг на друга неистово, задыхаясь от поцелуев и срывая одежду, и остались на всю ночь, не в силах полностью насладиться друг другом. Уснули они уже с рассветом. Удивительно – Саше не надоедало ездить к ней, как Пете, он так радовался встречам, что летел на них окрыленный и старался видеться чаще. Да что сравнивать – Вика была так упоенно счастлива, что и не вспоминала про прежнюю влюбленность. К Кире они ездили нечасто, им хотелось как можно больше проводить времени вдвоем.
Однажды, когда они вновь ночевали у Вики дома и она нежно приютилась головой на Сашином плече, ей приснился странный сон – она находилась в полутемном зале замка, едва освещенном лучами заходящего солнца, пробивающегося сквозь разноцветные стекла окон, рядом стоял стол с яркой картой и фигурками на ней… В зале находился еще один человек – седовласый Старец. Та самая зала, Старец, но ведь это всего лишь сон?
– Ты ничего не забыла? – Спросил он. – Или этот парень зачаровал тебя так, что стер твою память?
Девушка молчала, но глаза ее наполнялись слезами.
– Я люблю его! Я думала – еще миг, денек вместе, а завтра я вернусь сюда. Я планировала отомстить Варе, но не предполагала, что буду настолько счастлива, что это не понадобится…
– Завтра в тебе должна зародиться новая жизнь – красавица-дочь.
Вика прижала ладони к лицу и беззвучно, но горько зарыдала.
– Наконец, успокоившись, она посмотрела на Старца с некоторым удивлением. – Так значит, Вы тоже можете возвращать меня сюда, помимо моей воли?
– В критических ситуациях – да. Могу, конечно, в любой момент, но применяю лишь по крайней необходимости.
– А почему сейчас?
– Ты должна решить, по какой дороге ты идешь дальше. Наступающим утром ты станешь будущей матерью его ребенка.
– Я ведь не могу? – Побледневшими губами проговорила Вика.
– Если ты сейчас останешься с Сашей, то не променяешь его потом на своего мужа из прошлой жизни.
– Тогда я остаюсь. – Голос Вики дрогнул. – Только не рассказывайте мне, что я прожила бы с Сашей до старости в любви и взаимопонимании, родила бы от него детей, мы бы нянчили внуков и никогда не расставались. – Ее голос звенел и срывался.
– Хорошо, я не скажу, к чему привела бы эта линия жизни.
– Давайте приблизим то место на карте, где он с Варей.
– Зачем?
– Иногда человеку нужно дважды пережить момент, где он полнейший идиот. Чтобы сделать выводы как минимум.
– Ты не вернешься проститься?
– Нет, я не хочу умереть от боли. Мне сейчас бы выжить. Где?! – Вика, злясь на себя саму, нервно передвигала карту.
– Извини, но я с Варей. – Раздался негромкий голос – дорогой голос того человека, на плече которого она заснула несколько минут назад.
Вика провела ладонью по лицу, отошла к окну, прижалась лбом к разноцветным стеклам. К ее ногам на темный каменный пол падали мокрые капельки, а она стояла, не шевелясь, долго-долго....
Она не слышала, как подошел Старец, скорее почувствовала его присутствие рядом, оторвалась от стекла, посмотрела на него абсолютно пустым взглядом, покачала головой, не в силах что-либо произнести.
– Я не хотел тебя отпускать в этот период. Я боялся, что ты не сможешь полюбить после этого.
– Ничего же не было. – Улыбнулась Вика, но ее улыбка была похожа на горький оскал. – Мне привиделось, приснилось. Да разве кто-то виноват в моих глупых поступках? Нет, можно, конечно, обвинить свою семью в неправильном моем воспитании, социум, планету Земля. Но поступала – я! И я за это в ответе. И расхлебываю тоже я! Есть удивительная фраза в книге «Алиса в стране чудес» – «Чтобы оставаться на месте, нужно бежать изо всех сил. Чтобы двигаться вперед – нужно бежать в два раза быстрее.». Надо успевать все делать вовремя, хватать каждый шанс, а не думать, что если тебе восемнадцать, то жизнь предоставит еще сотни. Неплохо было бы учитывать, что с каждым годом щедрот судьбы становится меньше. Даже если не так и фортуна тебе отсыплет счастья после тридцати, сорока, пятидесяти лет. Ждать и надеяться на это? Не нужно. Видишь свое счастье – сомнения и стеснения прочь, бери! Иначе его тут же прихватят другие… Которые не страдают стеснением! Ладно… – Выдохнула она горько. – Двигаемся дальше. Я и впрямь зря это сделала. Окунулась в счастье и вынырнула…
– Зато теперь ты знаешь, как относится действительно любящий человек.
– Знаю, только помнить не хочу. Его самого, по крайней мере. Давайте скорее пролистаем зиму.
– Как скажешь. – Улыбнулся добродушно Старец, глядя на девушку с беспокойством. – Ему было неимоверно жаль, что он забрал ее из момента, где она была так безоблачно счастлива.
– Смотрим далее. Вот я снова расстаюсь и мирюсь с тем парнем с непростым характером. Лето, снова деревня, где в этом году ничего интересного. Осень, зима, университет, ссора с молодым человеком в Новогоднюю ночь, быстрое и сумбурное прощание с ним. Мамина подруга просит показать Москву ее племяннику из Орла, мы симпатичны друг другу, впрочем – не более.
– Ты листаешь годы своей жизни, словно неинтересную книгу.
– Этот период жизни мне не нравится. Радует только, что я теперешняя больше читаю, налегаю на изучение языков – английский у меня уже свободный, испанский и японский – вполне неплохие. Надеюсь, пригодится.
– Ты как будто не совсем живая. – Произнес Старец. – Так мучают воспоминания о Саше?
– Мы должны учиться принимать и отпускать. Иначе – никак. Просто иду вперед… Вот он – детский летний лагерь, где мы проходим практику. Подруга и соседка по вожатской Анька увлеклась пятнадцатилетним пареньком Колей – высоким, симпатичным, обаятельным, он часто приходил к нам со своим тринадцатилетним другом, который говорил, что я ему очень нравлюсь и обещал отыскать меня в Москве. Понятно, что мы чуть старше – нам по девятнадцать, но все-таки… – Вика слегка улыбнулась. – Я раньше считала, что парнишка на год младше – совсем ребенок. А здесь привыкла. Некоторые вожатые и впрямь симпатизировали старшеклассникам. Интересно, человек попадает в новую среду и первое время происходящее кажется ему странным, неправильным, диким. А потом он привыкает, и новое становится нормой. Не всегда, конечно, к счастью, но такое случается довольно часто. Из детского лагеря я вернулась с несколько смещенными стереотипами, хотя ничего предосудительного там не делала, лишь на «Королевской ночи», когда вожатые пошли отмечать и оставили меня одну следить за детьми и неожиданно во время медленного танца ко мне подошел тот самый Коля и протянул руку – я согласилась с ним танцевать. Смотрите! – Вика кивнула на карту – это даже трогательно и мило. Он потом будет мне звонить всю зиму, а я искренне не понимать – зачем. Лишь однажды он позовет к телефону друга, и тот спросит, есть ли у меня парень. Я уже на тот момент буду жить с Андреем, о чем честно скажу. Больше я Колю не услышу. Но что забегать вперед! А вот она деревня – в этом году здесь собрались все, нас много и на удивление весело. – Вика слегка улыбалась.
– Не хочешь туда?
– Мне бы пролистнуть этот период, не изменив и не навредив. – Рассмеялась Вика. – Мне туда просто нельзя! Мы же разные совершенно. Вот смотрите, идем гурьбой по дороге в соседнюю деревню. Я рассказываю недавно прочитанные итальянские сказки – друзьям нравятся сюжеты и то, с каким выражением я повествую. Андрюха «травит» анекдоты. И потом будет – у меня книги, у него журналы с пошлыми картинками и анекдотами. И дело не в том, что он плохой, в общем он по-своему нормальный, но у нас разные мировоззрения, жизненные принципы, цели, мечты – все. Как я тогда этого не заметила? И хорошо, что у нее – Вика кивнула на карту – не сложились отношения с Сашей, иначе бы после такого с Андреем точно ничего бы не получилось.
– Но у тебя-то все было с ним прекрасно.
– Я все-таки хочу встретить того паренька и надеюсь на хорошее. Да, будет по-другому, не так, но это не значит, что хуже. Именно с ним я новая планирую построить будущее. – Вика вновь обратилась к карте и покачала головой. – Первое время мы с Андреем были вполне счастливы – он даже стихи начал писать и рассказы, подражая мне, творческой личности. Вот он приезжает по выходным – стоит, худенький еще такой, с тортиком. Вот обманом переселяется ко мне. Надо же было придумать, что подрался с начальником, отстаивая правду. А здесь мы начинаем работать – двое вчерашних детей, дорвавшихся до денег, и тут же спускаем огромную для нас сумму на рынке перед днем рождения моей мамы, накупая ей подарков и нам – всякой ерунды. Но я помню этот восторг от ощущения, что у нас непривычно много денег. Роспись… как-то нелепо все вышло – эта попытка организовать недорогую свадьбу. Лучше бы просто поставили штампы… Беременность… Я начинаю раздражать мужа своими капризами и полнотой. Господи, наконец-то! – Вика улыбалась. – Мой родной малыш, Игорек! От сколького я отказалась ради тебя!
– Не хочешь заново пережить рождение ребенка? – Рассмеялся Старец.
– Я бы лучше в будущем пережила рождение еще детей! – Парировала Вика. А если серьезно… В этом роддоме я лежала на сохранении и мне он очень понравился – красивый, современный, после ремонта. Глупая девочка! Я не понимала тогда другого – в любом лечебном учреждении главное – врачи. Здесь они были соответствующие – такие же «крутые», как ремонт, но в них очень не хватало доброты и человечности, казалось, мы были для них конвейером из лиц и животов, а затем мам и плачущих младенцев, наверное это так, возможно логично, но от врачей ведь зависят жизни, а в данном конкретном случае – как минимум двоих людей. Я все сделала правильно – узнав, что из нашего предродильного отделения выписали крохотную девушку с огромным животом, ожидающую близнецов, что у одной из будущих мам показалась головка ребенка на смотровом кресле, а другая начала рожать у себя в кровати, я все же смогла доказать упертой медсестре, что рожаю. Потом, уже в родильном отделении я попала в пересменку  – одна девушка вколола мне «сон», чтобы я отдохнула, а вторая поднимала и заставляла ходить. Ходить во время схваток?! Мужеподобная педиатр поливала меня во время родов отборным матом, оскорбляла, как умела, и пока была на смене, не позволяла брать и даже кормить ребенка. Даже некоторые из персонала, развозящего еду, так ненавидели рожениц, что едва не швыряли в нас тарелками, разговаривали очень грубо, по-хамски. Я так и не поняла, в чем мы перед ними всеми провинились… Но больше я в этот роддом ни ногой. К тому же – нас переводили из палаты в палату и, когда моих первых соседок выписали, я, держась за стенку и едва передвигая ноги, катя впереди бокс с ребенком, должна была идти в другой конец длиннющего коридора. Потом мне сказали, что нас выписывают в четверг, мои родственники отпросились на работах, но в среду утром другой врач заявил мне, что документы на выписку готовы и мы должны покинуть больницу. После долгих выяснений и звонков по стационарному настенному телефону (недавно такой в будке видела, теперь с ним фотографируются) и скандала дядиной жены с главврачом нам разрешили остаться до утра, но родные все же забрали нас домой. Вот только молоко у меня на нервной почве пропало… Так, стоп! То, что я родила, – это хорошо. А вот дальнейшее развитие событий мне не нравится. Я пойду туда и уже наверное до встречи с этим парнем…
– Ты готова потратить на это пять лет своей жизни? Не забывай – они вычтутся из твоей судьбы.
Вика задумалась.
– Я бы прожила эти пять лет с сыном… Недавно я пришла к выводу – я столько работала – всю жизнь, с двадцати одного года и очень много не успела… Работа, дом, уборка, готовка, дела… Я еще довольно медлительная, ибо прокрастинация и перфекционизм с годами лишь прогрессируют. И я столько не сделала для Игоря. Я все мечтала поиграть с ним в человека-паука – у него несколько фигурок этого персонажа, а когда, наконец, собралась, мальчишке было уже около одиннадцати лет и как-то скомканно получилось, ему уже было не интересно. Сейчас я понимаю, что все надо делать сразу, то есть захотел – сделал, решил – взял. Подумаешь потом, потянешь время на пенсии, если захочешь. А сейчас оно так быстро уходит: дети взрослеют, мы стареем, счастливые шансы убегают к другим. Брать, делать, жить нужно здесь и сейчас. Сколько книг я ему маленькому не прочитала, сколько игр пылятся в шкафу… Потом, потом… А потом и не нужно становится. Я как-то ему уже взрослому предложила снежинки вырезать. А он мне говорит: «В детстве нужно было со мной поделками заниматься». Опять же – мне прабабушка давала пуговицы перебирать. Как я узнала потом – для развития мелкой моторики. А я сыну не предлагала, потому что и в голову не пришло. И мимо лепки из пластилина мы умудрились пройти. А еще – нужно все было все делать вместе – убираться, готовить, приучать к домашней работе с детства и разделять с ним. И мне было бы проще, и ему полезно. Бабушка же после того, как мы съехались, вообще не позволяла ему ничего делать «Мальчик должен катать машинки». Ее невозможно было переспорить. Но сейчас я другая. Не хочет идти на уступки – пусть живет одна.
– Надо же, – тепло улыбнулся Старец, – родила ты там, а мама в тебе проснулась и здесь.
– Она и не засыпала в общем.
– А мне показалось с Сашей…
– Там я снова стала восемнадцатилетней…
– И очень вжилась в образ.
– Возможно. Не травите душу!
– Я советую тебе просто наведываться туда. – Проговорил Старец назидательно. Жалко тратить все пять лет. Твой сын и так отличный парень, нужно лишь немного подкорректировать воспитание. Детям еще понадобятся эти твои годы.
– Детям?
– Каким детям? – Хитро расхохотался Старец. Иди, решай ситуацию в роддоме. Нужно, чтобы молоко осталось в достаточном количестве, чтобы месяцев до шести кормить.
И, уже приложив ладонь к карте, Вика услышала за спиной:
– Всем детям, моя хорошая. Береги свое время!
Плохо было очень – болело в низу живота, впридачу кружилась голова и слабость была такая, что трудно было встать – Вика родила несколько часов назад и только недавно ее перевели в палату. Она все же собралась с силами и бочком приподнялась, затем аккуратно сползла с кровати, по стенке дошла до серого металлического телефонного аппарата.
– Мам! – Крикнула она в трубку. – Нужно срочно искать хорошего знакомого в медицинской сфере. Мне не дают ребенка на кормление до завтра, а в среду вместо четверга просто выставят на улицу и у меня от переживаний пропадет молоко! Или нужен человек, который свяжется с главврачом. Я, к сожалению, отсюда не могу это сделать да и планирую присматривать за малышом, а то этому педиатру самой психиатр бы не помешал. Только срочно! Поставь всех на уши. Я бы сама, но отсюда же платно звонить, к тому же очень неудобно и кабинка открытая в коридоре. Я наберу через час.
Мама успела. Спустя час главврачу уже позвонил именитый доктор – хороший знакомый друзей семьи и обрисовал ситуацию. Вике разрешили забрать сына в палату. Педиатр извинилась – неискренне, но испуганно, тот врач обещал поставить на вид в Департаменте здравоохранения, что в такой хорошей больнице работают столь некомпетентные и неуравновешенные люди. Вопрос ставился главврачом вплоть до увольнения. Теперь к Вике относились с придыханием.
– Как же Вы сразу не сказали, что от Ивана Ильича? – Спрашивал ее персонал.
– А какая разница! – Резко отвечала она. – Я – молодая мать. Это – мой новорожденный сын. Мы – два человека, вверенных вам и зависящих от вас. Вы клятву Гиппократа давали!
Их выписали в четверг, как и обещали. С «этой скандальной мамашей» решили не связываться. Вика вспоминала, как тогда они бежали по темноте с кульком, в котором был завернут младенец, в наскоро подогнанную машину знакомого, который согласился их забрать. Сейчас их встречала с шариками и цветами веселая и радостная толпа родных. Молока у Вики было достаточно – хватило бы еще на одного малыша.
Она пока осталась, наслаждаясь первыми днями общения со своим новорожденным сынишкой. Но было и еще одно важное дело, ради которого она пожертвовала двумя месяцами своей жизни.
– Следующий! – Из двери кабинета невролога, едва та открылась, раздался зычный голос врача.
Плановый осмотр. Вика с сыном на руках зашла в кабинет. Правда, сейчас он уже не был закутан в одеяло, как в тот раз – на малыша были надеты теплые ползунки и кофточка. Одеяло Вика держала в другой руке.
– Кладите! – Резко скомандовала врач, кивнув на пеленальный стол.
– Закройте, пожалуйста, окно. На улице холодно. А пеленальный стол прямо рядом с подоконником.
– Вы что?!! – Взвилась врач. – Вы меня учить будете, как работать? Да я!…
– Послушайте меня! – Оборвала ее Вика на полуслове. – Я сейчас раздену малыща под окном, а там, заметьте, мороз, потом он заболеет и ему двухмесячному будут колоть антибиотики. А затем я много лет буду лечить ему хронический бронхит, который потом даст осложнения. Скольких грудничков Вы простудили только за сегодня? Скольким Вы испортили здоровье на всю жизнь? Хотите поговорить об этом?!!
Врач посмотрела на разъяренную девочку с младенцем на руках с долей испуга.
– Откуда Вы знаете, что будет? – Недоуменно и тихо спросила она.
– Отец обладал экстрасенсорными способностями! Передалось! – Так зло и резко выпалила Вика, что врач ей наверное даже поверила – подошла к окну, закрыла. – Теперь нормально?
– Да.
Вика помнила, как грубо разговаривала с ней эта врач тогда, сейчас же она общалась размеренно и спокойно. Удивительно, если хама поставить на место, он приобретает черты нормального человека, даже если это – только видимость…
Бронхита удалось избежать.
Андрей тем временем увлекся новой коллегой – эффектной блондинкой Настей и излишне увлеченно о ней рассказывал дома.
– Она у нас живет? – Как-то спросила Вика.
– В смысле?
– Ты слишком много про нее говоришь. Еще раз услышу – отправишься жить к ней.
– Зачем я ей нужен?
– А вот это мало волнующий фактор. Мне не интересно. Можешь заранее собрать вещи.
Больше о Насте Вика не слышала. Но любить бывшего мужа тем не менее не получалось. Она решила не неволить себя, а то вдруг сбежит раньше, лишь дождалась момента, когда должна была выйти на работу в шесть месяцев сына, и не стала этого делать (пусть муж зарабатывает), а потом – «Назад!».
– Я тебя поздравляю! – Сияющий Старец раскрыл руки.
– С чем именно? – Улыбнулась Вика.
– В роддоме все прошло отлично. Молоко осталось – будешь кормить долго. Хронический бронхит и его последствия отменены. Работать не пошла, осталась дома заниматься ребенком.
– Я слишком много на себя брала. А я не мужчина и не ишак. Я женщина, мать и я нужна ребенку больше, чем кому бы то ни было еще. Работодатели без меня проживут и я без них тоже… Впрочем, я не совсем права – я все-таки сохраню изменения и вернусь продолжать воспитывать ребенка, раз уж подарила себе такую возможность. – И Вика, набросав новый рисунок на карте, вновь отправилась в малышовое детство своего сына. Она много читала ему, учила лепить из пластилина, считать пуговицы, играть в шахматы – наконец, она полностью посвятила себя ребенку. Они вместе готовили и убирались с того момента, как сынишка научился ходить, стирали, так как машины не было, и мыли посуду. У Вики теперь нашлось время и на себя – она много читала, сочиняла рассказы и сказки, отправляла их в издательства. И почему-то никому в голову не приходило требовать, чтобы она выходила на работу. А тогда она предложила сама. Сейчас же и денег стало хватать, так как Андрей начал подрабатывать. Забавно – нужно сделать мелочь либо отказаться от совершения какого-либо поступка – и жизнь повернет в совершенно ином направлении.
Раньше мама любила повторять слова знакомой: «Маришка говорит – нет слова «не хочу», есть слово «надо». Теперь же Вика, впервые услышав эту фразу, резко сказала:
– Это личное мнение твоей Маришки. И пусть оно остается при ней. Не надо к нам в семью его тащить. У каждого есть желания, мнения и потребности и каждый имеет на них право!
Больше мама не повторяла эту фразу, которая преследовала Вику всю юность. Викины рассказы начали печатать в журналах, она принялась за романы. И жизнь текла гораздо лучше, чем в предыдущей версии. Одно лишь не менялось – отношения с Андреем не складывались, а хотелось тепла, любви, настоящей семьи, единства взглядов и интересов. Вику же не покидало ощущение, что она живет с совершенно чужим человеком лишь для того, чтобы создать ребенку видимость счастливого дома. Но уйти она пока не могла – девушка ждала того самого поворотного момента в своей жизни. Однажды ночью, когда Вика, лежа спиной и к мужу и свернувшись клубочком, задремала, она внове обнаружила себя в зале замка.
– Зачем? – Вздохнула девушка.
– Она справится без тебя и лучше тебя.
– Мне хочется максимально быть с ребенком!
– Послушай, тебе нужно оставить себе немного времени. Сейчас твой сын прекрасно разговаривает для двух лет, ты перечитала ему множество сказок, постоянно играешь с ним в настольные игры, шашки, шахматы, учишь писать, читать, считать, лепить, вы делаете поделки оригами, строите домики из спичек, занимаетесь с конструктором… Она продолжит то, что наработала ты. Я понимаю, что постоянно занятая на работах мать наконец-то дорвалась до воспитания ребенка, но – выдохни, остановись…
Вика смотрела на него колючим, недоверчивым взглядом.
– Посмотри отсюда. Все ведь хорошо. Не нужно перегибать палку и делать слишком хорошо. Помнишь, как говорил твой отец?
– Да. «Слишком хорошо – это уже не хорошо».
– Остановись на «нормально». Иначе не станешь успевать ничего в будущем.
– Хорошо.
– Покушаешь?
– Я худею.
– Может, бокал вина?
– Я решила минимизировать алкоголь в своей жизни. Хватает того, что бывший муж излишне симпатизирует пиву.
– Ты меняешься. Раньше ты тоже любила выпить и поплакать над своей неудавшейся жизнью.
– Во-первых, это абсолютно бесполезно. А во-вторых – тогда я не видела выхода и просвета. Потом я спрашивала старших – почему вы не сказали, чтобы я разводилась раньше, если уж не заладилась семья? А сейчас понимаю – это моя жизнь и решать должна в ней исключительно я. А родные поймут и поддержат. Тогда я любила выпить того же вина, чтобы облегчить боль. А сейчас я понимаю, что сама за все в ответе, что моя жизнь – результат моих решений, поступков, даже слов. Раньше я боялась – бороться, доказывать свою правоту. А теперь я просто делаю так, как считаю нужным. И сейчас у меня есть цель – дождаться встречи с ним и просто идти вперед. Я, кстати, и не курю теперь.
– Знаешь. – Откровенно улыбнулся Старец. – Я горжусь тобой! Из слабохарактерной девушки ты превратилась в сильную и целеустремленную. Ну, что – идем ловить твое счастье? Нервничаешь?
– Если честно и как ни странно – да, немного. Я не спросила – я переделать можно будет, если не получится? Ну, как снять другой дубль…
– Сколько ты хочешь альтернативных жизней? Или сколько попыток? Нет, конечно. Ты уже прошла этот отрезок времени и тебе дали шанс его исправить. Или нужно несколько шансов, чтобы наверняка? Для особенно нерешительных личностей. – Старец добродушно смеялся, но потом посерьезнел. – Ты и так должна была ухватить счастливый момент своей жизни с первого раза. Но ты умудрилась пройти мимо всех удач, словно их впереди еще навалом. Подумаешь, будет еще! А ты пойми, что не будет! Вот дан тебе шанс здесь и сейчас и второго, как ты говоришь, дубля не будет никогда. Увидела, поняла, что твое – взяла, пошла дальше.
– Понятно. – Вздохнула Вика и подошла к карте и улыбнулась себе – счастливая девушка на карте проводила максимум времени со своим малышом. – Нет. – Вдруг сказала она. – Я настаиваю на том, чтобы самостоятельно воспитывать Игоря и присутствовать там. Можете забрать эти два года из моей старости.
– Как знаешь. Но многовато получается в сумме – девять лишних лет с отцом, четыре с сыном. Ты наверняка еще хочешь и с парнем этим прожить счастливую молодость с двадцати пяти, как тебе будет на момент встречи с ним, до тридцати пяти – момента, когда я тебя забрал. Итого двадцать три года с лишним.
Вика потупилась:
– Это все равно гораздо лучше, чем погибнуть в тридцать пять.
– Я учу тебя рациональному использованию минут твоей жизни.
– Время, проведенное с любимыми людьми, дорогого стоит.
– Хорошо. Будь по-твоему. Но перед той поездкой в ГИБДД вернись сюда.
– Обещаю. – Прошептала девушка.
И она вернулась к сыну, чтобы растить его по-новому.
После ухода из жизни дедушки они всей семьей решили съехаться с бабушкой. Вика очень хорошо помнила, как та постоянно влезала в воспитание сына, не позволяла Игорьку ничего делать самостоятельно, будучи абсолютно уверенной, что все в доме обязана делать женщина. Вика вспоминала себя прежнюю, как она плакала перед переездом, словно зная, как он повлияет на их с ребенком безмятежную и одновременно размеренную жизнь. Теперь же она заявила бабушке сразу:
– Я воспитываю Игорька, как считаю нужным. Он все делает сам – одевается, обувается, убирается. И ты не влезаешь вообще. Либо мы к тебе не едем. Бабушка обиделась, поворчала, но согласилась. И если она переступала границу и, к примеру, говорила, что Вика все должна делать сама, так как это ее женская обязанность, девушка отвечала одно: «Мы договорились. Точка. Иначе я – не готовлю, не убираюсь, а живем, как соседи.». Бабушке Викина помощь в быту, конечно, была нужна. Девушка не шантажировала, просто с этим человеком можно было договориться, только выставляя четкие условия. Раньше Вика часто плакала из-за невыносимого характера бабушки, а теперь поступала, как считала нужным, в конце концов, она взрослый человек и считаться с мнением старших тоже нужно с умом, ведь иногда их мнение – лишь каприз или привычка. Жизнь стала ровнее, ребенок спокойнее, бабушка перестала кидаться в крик по любому поводу. Только муж не менялся. «Не нравится – разводись» – периодически говорил он. Вика только улыбалась.
Наступил тот самый день долгожданной встречи, часы протикали двенадцать ночи и побежали дальше. С вечера девушка долго не могла уснуть – вспоминала события, подбирала слова, представляла, как останавливает его автомобиль, о чем они разговаривают, как едут обратно – от ГИБДД к метро и как она НЕ ВЫХОДИТ из его машины. Да, Старец же просил вернуться в этот день! Зачем еще? Для чего лишние напутствия, она и так нервничает, что для нее не характерно… Ладно… «Это моя жизнь!» – на всякий случай закрепила достигнутое Вика – «Выход есть. Назад.».
В темной зале, как обычно, ничего не изменилось. И Старец по-прежнему встречал девушку добродушной улыбкой.
– Зачем мне нужно было возвращаться сегодня? Мне так важно дожить до этого момента, не упустить его! Я беспокоюсь, что мы разминемся, не встретимся!
– Казалось, новая ты – спокойная и рассудительная… – Усмехнулся Старец.
– Обычно. Но сегодня окончательно решается моя жизнь.
– Ты хочешь ему сказать правду – что прожила уже однажды эту встречу с ним?
– У меня множество вариантов в голове. К сожалению, уравновешенности становится меньше, когда дело касается личной жизни…
– Ну, о прошлой жизни, о настольной игре, обо мне лучше не говорить – неизвестно, какая у молодого человека будет реакция. Он может принять тебя за сумасшедшую, если выдать ему эту информацию.
– Хорошо, согласна.
– А в остальном – будь естественной, говори, что думаешь. Вот только думаешь ты то же самое, что и при первой встрече. Ты стала увереннее в себе, но семья пока так и осталась небогатой, несмотря на то, что твой литературный труд понемногу начинает приносить плоды. Ты так же несчастливо замужем, у тебя маленький ребенок и ты старше на пять лет. Что скажут его родители? Что подумает он? И вообще – парень просто подвез понравившуюся девушку, а потом дождался ее у ГИБДД. Возможно у него не было серьезных намерений. – Старец ехидно улыбался.
– Наверное сильно понравилась, если два часа ждал. – Задумчиво произнесла Вика.
– Так, у нас появляются мысли, отделенные от эмоций. Уже хорошо.
– А все-таки – зачем Вы меня выдернули сюда перед этой встречей?
– Ты переживала, много думала, могла наговорить лишнего. И есть еще одна причина, но о ней ты узнаешь потом.
– Хм, вот это мне уже не нравится. – С подозрением посмотрела девушка.
– Я заинтересован, чтобы все прошло хорошо. Помни – действуй в моменте, быстро, здесь и сейчас, словно у тебя на поступок несколько секунд. В общем так оно и есть – ваши жизни сотканы из этих секунд, но вам кажется, что их много, поэтому они не имеют цены. Это на самом деле так, но в противоположном смысле – они бесценны.
– Странное ощущение… Я боюсь сделать что-то не так и пройти мимо своего счастья, как в прошлый раз.
– В жизни очень много поворотных моментов, просто нужно учитывать это и быть готовым реагировать на них. Иначе, и правда, может оказаться, что все судьбоносные события пройдут параллельной дорогой. Ну что, готова?
– Кофе! Мне нужна кружка крепкого кофе.
– Хорошо. – Старец протянул девушке дымящийся ароматный напиток.
– Не люблю догонять и ждать. И в той жизни не любила. Когда догоняешь – еще есть надежда на свои силы, а в ожидания – полная безызвестность. И много лишних мыслей и чувств.
– Мы упростим ситуацию.
– В смысле?
– Ну, раньше детей как плавать учили?
Вика задумчиво пожала плечами, не придав вопросу значения, – ее мысли были о другом.
– Готова?
Девушка протянула ему пустую чашку:
– Да!
– Ищи на карте место и ставь руку.
Вика присмотрелась внимательно:
– Вот, я голосую, чтобы остановить автомобиль. Иду… менять… судьбу.
В этот миг Старец наклонился к карте:
– Дай-ка посмотрю… Плохо вижу… И то ли случайным, то ли намеренным взмахом руки сдвинул Викин палец на карте.
Светофор! Улица… Пешеходный переход… Где она? О, Боже! Она уже вышла из его машины и направляется к метро! Как раньше детей учили плавать? Бросали с лодки посредине реки и – выплывай, как знаешь. Вика обернулась – из автомобиля, стоящего на светофоре во втором ряду, на нее смотрел парень с непониманием и тоской… Ну, Старец! Он еще и шутит. Зеленый пешеход и красный автомобильный сигнал одновременно замигали. Секунда – и они вновь расстанутся навсегда. Задохнувшись, девушка опрометью кинулась назад, прыгнула в его машину и через миг та тронулась через перекресток.
– Ты считаешь меня сумасшедшей? – Дрогнувшим голосом спросила Вика, разглядывая его соскучившимся взглядом, – десять лет она не видела этого паренька, искала его черты во всех, но самого найти не могла.
– Я думал – ты ушла… – Его большие умные серые глаза, окаймленные длинными прямыми ресницами, смотрели просто и радостно. Брови вразлет на высоком лбу придавали его лицу выражение трогательной откровенности.
– Я хотела. Но не смогла… Послушай, мне нужно кое-что тебе сказать…
– Конечно. Я слушаю. – Он припарковал автомобиль и теперь пристально и с нежностью смотрел на нее. От этого пронизывающего насквозь взгляда Вике было не по себе и страх сказать не то и разлучиться с ним все нарастал. Она вздохнула, отвернулась к окну, попыталась успокоиться. Ну, в конце концов, жила же она и без него дальше. Даже если вспоминала порой. Другие люди попадались, иные симпатии были… Ну, Старец, ну шутник! Плавать он ее учит… В любом случае – можно будет попробовать все подкорректировать в будущем… Опять?! Снова она рассчитывает на неизвестность? Нет, есть здесь и сейчас. «Действуй в моменте» – вспомнила она слова Старца. Вика повернулась к молодому человеку – он смотрел уже с некоторым беспокойством;
– Да, я Вика.
– А я Сережа. Очень приятно. Так что ты хотела сказать?
Девушка вздохнула, посмотрела на него со всем накопленным за годы чувством к этому человеку и, внутренне готовясь к тому, что он сейчас отвезет ее к метро сам, проговорила едва шевелящимися губами:
– Я старше тебя на пять лет.
– Хорошо. – Ответил парень, не мигая.
– Я замужем.
– Вот это плохо, конечно… – Он сдвинул брови, посмотрел серьезно.
– Но отношения с мужем плохие. Скоро я разведусь.
– Откуда такая уверенность?
– Э-э, – Вика поняла, что сказала лишнее, – наш развод неизбежен. Мы абсолютно разные люди. Для совместной жизни двоих должно хоть что-то связывать. А нас, кроме ребенка… Да, у меня ребенок, ему четыре года…
Парень выглядел сильно расстроенным:
– Влезать в семью, где маленький ребенок, совсем нехорошо…
– Наверное я сейчас скажу банальность, но мы не счастливы втроем…
Он смотрел на нее долгим испытующим взглядом и молчал.
– И еще… – Добавила Вика заключительный негативный аргумент, который должен был окончательно оттолкнуть парня. – У нас довольно бедная семья.
– Ну, вот это – вообще не проблема! – С некоторой радостью воскликнул он. Потом провел рукой по волосам, взъерошив их смешным ежиком, посмотрел в свое окно, положил руки на руль, выдохнул и медленно произнес:
– Ты же вернулась в машину. Почему?
– Я хотела это тебе сказать.
– И все? Зачем?
– Потому что мне не все равно. – Проговорила Вика, поймала его вспыхнувший взгляд и потупилась.
– Послушай… Мы знакомы всего ничего. Но когда я увидел тебя на дороге, я понял, что должен остановиться. И, если ты решила вернуться, то наверное тоже что-то почувствовала. Вот так – миг, случайность, будто звездочка между нами пролетела… Знаешь, я готов принять все, что ты сказала, и это не причины для расставания. Но – только ты определись, каким путем идешь. Либо ты остаешься с мужем, либо мы вместе.
Вика смотрела на него и не верила:
– А твои родные?
– Они уважают меня и мое мнение. Если ты беспокоишься за ребенка, то не переживай – я буду относиться к нему хорошо, потому что мне важна ты. – Он смотрел просто и искренне и ждал ее ответа.
– Знаешь, как познакомились мои родители? – Тихо проговорила Вика, смотря на него ласково и запутываясь в его взгляде. – Мама с подружкой зашли в сквер у метро, присели на лавочку. Через какое-то время к ним подсел папа. Разговорились. И вдруг отец сказал матери: «А поехали со мной по делам». Она набрала на работу, не дозвонилась и просто поехала с отцом. С этого дня они прожили вместе четырнадцать лет, пока папа был жив. Она помолчала, глядя на парня светло и радостно. – Я согласна, Сереж.
Он улыбался, прижавшись лицом к подголовнику. Под зеркалом заднего вида качались игрушечные боксерские перчатки, в магнитоле играло «Русское радио».
– Иди сюда. – Шепнул Сергей, обнял девушку аккуратно и заботливо, словно опасаясь повредить. Мир качнулся и поплыл. Викино сердце забыло, как биться, когда она почувствовала сначала тепло его щеки, а потом жаркие и нежные мальчишеские губы. «Это моя жизнь!» – кричала она мысленно, целуя его за все эти годы разлуки.
Наконец, Сергей оторвался и, тяжело дыша, смотрел на нее слегка затуманенным взором.
– Что теперь? – Проговорил он вспухшими от поцелуев губами. – Надо что-то решать. Я не отпущу тебя сейчас в твою прошлую жизнь. Все, ты теперь со мной.
Вика молчала, глядя на него удивленно и радостно:
– Надо же, она не ошиблась. Ему двадцать лет, но он настоящий мужчина по своей сути. И с ним не страшно и надежно.
– Сейчас заедем на работу, напишу за свой счет и к тебе – знакомиться с сыном. – Он завел машину.
Раздался телефонный звонок, Вика достала из сумочки телефон:
– О, наконец-то мобильные… – Чуть слышно пробормотала она.
– Что? – Повернулся Сережа.
– Муж звонит… – Словно не заметила его вопроса Вика. Она опять проговорилась. Нужно быть аккуратнее. – Да, Андрей. Я сегодня не приеду на работу. И… я ухожу от тебя. Мы разводимся.
Сережа посмотрел на нее серьезно, с долей сочувствия, словно понимая, что рушить вот так – вмиг даже не сложившуюся семью непросто, но в глазах его сверкнули искорки радости, пухлые очерченные губы чуть заметно улыбнулись.
Он быстро решил вопросы на работе и они направились к Вике домой, забрали сына, поехали с ним в парк и на аттракционы, потом все вместе выдвинулись к родителям Сережи.
– Мам, пап, – произнес он на пороге. – Это Вика, моя будущая жена. А это – Игорек, наш сын.
Молодая ухоженная мама лет сорока с красиво уложенными светло-русыми волосами и крепкий спортивного вида папа переглянулись.
– Приятно познакомиться. – Улыбнулась мама. – А я Анна.
– Алексей. – Ровным голосом произнес отец. – Проходите в комнату. Сейчас накроем на стол.
Выйдя в прихожую, чтобы взять из сумочки телефон, Вика услышала разговор на кухне. Отец коротко спросил:
– Сын, ты уверен?
И голос Сережи:
– Она моя, пап. Совсем моя. Изначально и окончательно. Я не могу объяснить, как это. А значит и сын мой.
– Твоя жизнь, сынок. – Проговорила мама. – Надеемся, ты будешь счастлив, а мы всегда поможем. Она приятная девушка. И ребенок замечательный.
Вика проморгала защипавшие глаза слезы и быстро прошла в комнату.
– Мам. – Серьезно спросил Игорек. – Ты разводишься с папой и выйдешь замуж за Сережу?
– Мы с папой часто ругаемся. Так будет лучше. Вот увидишь. Время тебе это докажет.
– А мы с папой будем общаться?
– Ну, конечно! Сколько захочешь.
Вечером Сергей отвез их домой. Вика поднялась с сыном в квартиру и быстро спустилась вниз, запрыгнула в машину, глядя на парня соскучившимся взглядом.
– Мы так давно не были вдвоем! – Прошептал он, произнося ее мысли, и кинулся к девушке, скользя по ее лицу ненасытными губами.
– Как же мне не хочется уезжать от тебя. И оставлять тебя одну тоже. – Проговорил он, наконец оторвавшись, но все еще не выпуская Вику из объятий.
– Мне нужно проститься с мужем, поговорить, решить, как и где мы будем жить дальше.
– Вы можете – у меня. – Как само собой разумеющееся ответил Сергей. – А он найдет жилье и съедет со временем. Это тоже – не повод для беспокойства.
– Ты такой невозмутимый! – Рассмеялась Вика. – А что тогда повод?
– Когда ты утром вышла из машины и ушла от меня навсегда. – Очень серьезно произнес парень.
И Вика прижалась к нему, что есть силы, вспомнив, что когда-то так оно и было…
– Давай вы решите все, а потом я вас заберу? – Прошептал Сережа. – Он словно боялся ее отпустить, словно тоже помня ту, параллельную, оставшуюся в прошлом реальность.
– Хорошо. Мы созвонимся и определимся. – Вике тоже так не хотелось от него уходить…
Вечером пришел муж, мрачно присел на кухне, глядя исподлобья большими карими глазами с по-девичьи длинными ресницами. Он еще так похож на подростка… Вика вдруг вспомнила его другим – упитанным мужчиной, которого в шутку называла «Карлсон». Как сложится его судьба теперь? Может лучше? Он еще молод, хорош собой и очень обаятелен. Как было в другой жизни, она, конечно, знала. Андрею всегда нравились девушки со «стервозинкой», поэтому в настоящей любви ему не везло – искренние чувства со стороны женского пола он проходил мимо. А вдруг сейчас получится иначе?
– Рассказывай. – Резко и одновременно грустно произнес он.
– Я поехала в ГИБДД… – Твердо произнесла Вика и вдруг запнулась. – Ей на миг влруг стало жаль этого становящегося сейчас бывшим мужа, их яркой влюбленности (еще из прошлой жизни), которую Вика восприняла как судьбу, их не сложившегося будущего, не состоявшейся полной семьи для сына, за которую она боролась в двух своих линиях жизни… За ребенка было обиднее всего. Но он умница, все понял. Игорек вышел на кухню и серьезно сказал:
– Очень грустно, что вы разводитесь. Но я надеюсь, что так мы будем жить дружнее, чем раньше.
Он оказался прав – даже в прошлой жизни расставание пошло всем троим на пользу. А здесь – посмотрим.
– Я поехала за номерами и по дороге встретила человека, которого очень долго ждала и искала.
– Опять твои экстрасенсорные шутки? – Недовольно спросил Андрей.
– Факт остается фактом – я ухожу. Прости. Ты говорил «разводись»…
– Не нужно было воспринимать буквально…
– Андрюш, большинство женщин – существа взаимные. И я бы с радостью восприняла буквально твою заботу и любовь по отношению к нам с сыном. Может быть, ты еще слишком молодой!
– А этому твоему сколько?
– Двадцать.
– Хорошо, что восемнадцать есть… – Недобро усмехнулся Андрей.
Говорить было в общем не о чем. Вика сказала, что они с сыном сегодня переезжают, и отправилась собирать вещи. Игорек складывал в пакет любимые игрушки:
– А мы часто будем приезжать сюда?
– Постоянно, малыш.
Ее мама задумчиво стояла в дверях.
– Послушай, – подошла к ней Вика, – я понимаю, что тебе тоже не по себе от происходящего, но поверь – этот поворот судьбы очень нужен нам всем. Сережка будет заботиться обо мне и Игорьке, у нас скорее всего будут еще дети. Ты вскоре встретишь человека, с которым будешь очень счастлива. Только берегите его сердце, чтобы он жил долго.
Мама смотрела на нее странно – будто веря словам дочери и одновременно сомневаясь в них.
– Это гораздо лучше, поверь мне, чем если бы твоя тридцатипятилетняя дочь от отчаяния решилась покинуть вас насовсем…
Мама задумчиво кивала.
Вечером заехал Сережа и забрал Вику с Игорьком в их новый дом на ВДНХ. Они долго сидели на диване, читая сыну сказки по ролям и смеясь. Его двухкомнатная квартира находилась неподалеку от родителей, в спальне положили сына, а сами устроились на диване в гостиной перед телевизором.
– Надо же… – Шептал он. – Утром я и предположить не мог, что к окончанию дня нас будет трое. – Последнее время у меня было ощущение, будто здесь кого-то не хватает, словно я кого-то жду. Оказалось – вас. Он провел рукой по Викиной щеке, нежно скользнул пальцами по шее, прильнул губами. Его большие серые глаза светились в полутьме зеленоватыми нежными искорками. Вика задрожала, дыша полуоткрытыми губами, ставшими от резких вздохов сухими и прохладными.
– Моя. – Тихо и хрипло произнес он.
Девушка судорожно хватала губами воздух, ставший горячим, мир за ее закрытыми веками сладостно потемнел…
Засыпать Вика боялась. Когда Старцу придет в голову вновь позвать ее у себе? Тем более – больше после шутки со светофором, когда Старец будто случайно передвинул руку девушки на карте, она ему не доверяла. Конечно, Вика постоянно повторяла слова «Это моя жизнь» и вслух, и про себя, но беспокойство оставалось. Возвращаться же в замок самой ей не хотелось, тем более история с Сашей послужила хорошим уроком. Вика чувствовала себя подвешенной на волоске на этом витке судьбы, но продолжала идти вперед.
Сережа искренне полюбил Игорька, словно родного. Он настоял, чтобы Вика ушла с той работы, где трудилась вместе с бывшим мужем, и занималась ребенком и творчеством. Андрей довольно быстро переехал к новой девушке и отношения с Викой стали ровными и дружескими. Сережины родители искренне приняли Вику с сыном в свою семью. На конец августа были назначены свадьба и венчание. Однажды, ближе к концу лета, когда в неимоверную жару Вика ехала в вагоне метро, к горлу вдруг подкатил резкий приступ тошноты, девушка едва отдышалась. Вечером она шепнула Сергею, едва сдерживая слезы:
– Я беременна. У нас будет малыш.
И вспыхнувший Сережка сгреб ее в счастливые объятия, радостно и упоенно целуя девушку и крича Игорьку, игравшему в соседней комнате:
– Малыш! Иди сюда1 У тебя скоро будет братик или сестренка!
Мальчишка прибежал и кинулся к ним в объятия.
Теперь в Вике росла новая жизнь. И чем дальше, тем сильнее она настораживалась. А потом – решила отпустить. Как будет. Как Бог даст! Пока у нее есть эта судьба и она в ней невероятно счастлива.
Этой зимой в их семье случилась еще одна радость – Викина мама познакомилась с замечательным мужчиной – душевным и искренним человеком и при том мастером на все руки, Юрой. Он вошел в их семью так, словно был в ней всегда, и мгновенно стал им родным. У Игорька появился настоящий дедушка, а Вика будто бы снова стала дочкой. Она называла его вторым отцом и не считала это предательством по отношению к родному папе.
– Мама! – Предупредила Вика. – Помни! Если вы не будете следить за его сердцем, через девять лет Юры не станет. А если будет упрямиться (а он ведь как настоящий мужчина всегда здоров), то можешь рассказать ему об этом.
Мама верила дочери – ее слова всегда исполнялись в точности.
Вика родила девочку, которую назвали Алисой – у нее были такие же большие умные серые глаза, как у Сергея, густые русые волосы с упругими кудряшками, брови вразлет и пухлые губы. Молодой отец не чаял души в девочке – он всегда находил время с ней позаниматься, летел с работы, чтобы провести вечер с семьей. Но и отношение к Игорьку не стало хуже с появлением родной дочери – напротив, Сережа много разговаривал с мальчиком, объяснял, каким должен быть настоящий мужчина, хотя мужские качества и так были у мальчика врожденные. Вика занималась семьей, издавала романы на интернет-платформах и становилась все более популярным писателем – ее фантастические романы и сказки для малышей начали неплохо распродаваться. Еще спустя три года она родила мальчика Елисея. Сережа решил присутствовать на родах – держал жену за руку, шептал ободряющие слова, признавался в любви, которая с годами все сильнее. Он, и правда, был счастлив, что в один день, в один миг выбрал эту девушку. Он восхищался ей как женщиной и безмерно уважал как человека и творческую личность. Дома всегда было чисто, в холодильнике не переводилась вкусная и полезная еда. Дети росли в атмосфере любви и счастья, развитыми, целеустремленными и просто добрыми и справедливыми. Одно из крупнейших издательств, отметив читательский интерес к творчеству Виктории, заключило с ней контракт на выпуск бумажных книг. Сережа не представлял себя рядом с другой женщиной и по ночам засыпал, крепко и нежно прижимая ее к себе, как в первые дни их любви и словно боясь, что ее отнимут.
Старец не вызывал Вику к себе. Прошло уже более десяти лет с их предыдущей встречи. И была ли она? Иногда девушка в этом сомневалась. Может, она сама выдумала эту историю, как и множество других сказок и перепутала фантастику с реальностью? Или нет? В этом самом году в той, предыдущей, жизни по весне не стало Юры. Но промелькнули лето и осень, а вот он теперь – живой, здоровый, крепкий, они все вместе следят за его сердцем. И Юра сам поверил Викиным словам и согласился обследоваться. Проблемы, конечно, обнаружились, но были вовремя решены. И что-то в этом году в прошлой реальности произошло еще…
Одним зимним вечером девушке неожиданно стало щемяще грустно. «Что такое?» – думала она, – «Все хорошо. У меня прекрасная семья, любящий и горячо любимый муж – поддержка и опора, сын-подросток – умница и помощник во всем, дочка-младшеклассница – отличница и победительница олимпиад по рисованию, сынишка – тоже собирающийся вскоре поступать в школу и уже отлично читающий и считающий, счастливая мама, заботливый Юра…». Что-то бередило душу, но Вика не находила причин. Ночью перед сном Сережка сначала прижал ее крепко – сильнее, чем обычно, потом неожиданно начал целовать – неистово, взахлеб. Дети давно уже спали в своих комнатах, младшие – у себя, а Игорек, наигравшись с сестрой и братом, – в своей (Сережа с Викой при увеличении семьи приобрели квартиру с большим числом комнат).
– Ты что? – Удивленно спросила Вика, едва он оторвался на миг.
– Не знаю… Мне вдруг стало страшно – а если бы тогда не вернулась в машину, а просто ушла в метро. Все было бы по-другому, понимаешь! Мне даже представить это дико – как было бы иначе, без тебя.
И Вика не подумала, нет – вспомнила, как было, когда она ушла от него, прижалась к нему изо всех сил, покрывая родного человека сумасшедшими поцелуями… А потом они долго не могли наговориться и уснули лишь под утро, благо была пятница и назавтра никуда не нужно было рано вставать. Вика, привычно пробормотав перед сном «это моя судьба», нежно прижавшись к мужу, спала на его плече…
Когда она открыла глаза, был уже вечер, и спала она, как ни странно, сидя в кресле. Витражи на окнах… Вика вскочила, побежала в центр знакомой залы – на столе лежала карта с фигурками на ней. Нерасстеленная постель, на ней лежит девушка, сжимая пачку таблеток… Вика почувствовала такую дрожь во всем теле, что застучали зубы.
– Ты забыла, какой сегодня день? – Услышала она знакомый голос за спиной.
Вика обернулась. После намеренной ошибки в ее предыдущем перемещении она могла ждать любого подвоха от Старца. А ведь он так и не сказал, кто он и для чего ему эта игра с ней.
– Какой? – Спросила она сорвавшимся голосом. Казаться спокойной не получилось. Там ее обожаемый муж, любимые дети, там мама счастлива и Юра живой. Где это все?
– День твоей гибели в предыдущей жизни. – Ровным прохладным тоном ответил Старец. Он казался совершенно чужим… Она уже проживала десять лет с отцом, но по возвращении Старец оставался прежним.
– Я выбираю ту жизнь, который жила предыдущие десять лет – с Сережей, детьми, мамой, Юрой! – В отчаянии воскликнула Вика.
– Хорошо. Не хочешь с ней проститься? Старец кивнул на лежащую на карте фигурку.
– Я сделала все для ее счастья, как и обещала.
– Тогда стирай ее.
Вика взяла ластик и с долей сожаления и страха провела им по карте – немного грустно было стирать себя ту, боровшуюся, пытающуюся казаться сильной, отвоевывавшую каждую каплю счастья для их семьи, а боязно было – вдруг, стерев свое единственное изображение, она и сама исчезнет либо навсегда останется в этой зале.
– Теперь рисуй! – Приказал ей Старец.
Никогда в жизни Вика не рисовала столь быстро и сходно с действительностью: вот они с Сережкой спят в обнимку, вот в соседней комнате дремлет Игорек, держа в руках телефон, на который приходят сообщения от миловидной хрупкой девочки с длинными темными волосами и глазами, как у олененка из мультфильма, вот в другой комнате Алиса уснула, спрятав под одеяло книжку, а маленький Елисей спит, широко раскинув руки. Через несколько домов спят родители Сережи. А через у себя дома мама и Юра уютно уснули в самодельной кровати на полкомнаты, которую смастерил и украсил Юра.
Завершив картину своего счастья, Вика повернулась к Старцу:
– Теперь Вы отпустите меня домой?
– Нет. – Просто ответил он.
– Но на карте – моя новая жизнь! – Вика наклонилась, вглядываясь, есть ли шевеление – живо ли изображение. В этот миг Сережа во сне провел рукой по ее волосам. – Это! Моя жизнь!
– Я не спорю. – Проговорил Старец. – Кстати, почему ты мне теперь не доверяешь?
– После Ваших «уроков плавания». Вы же нарочно сделали, чтобы я не оказалась с ним в машине по пути туда и даже обратно – от ГИБДД! Вы специально переместили меня в тот момент, когда я уже ушла от него.
– Ну, причина этому проста. Хоть ты и стала мудрее и тверже, но слишком сильно переживала по поводу вашей встречи. Был риск, что ты наговоришь лишнего.
– А здесь не было риска?
– Чтобы ты ушла второй раз? Вряд ли. Как раз оказавшись в опасности, ты действовала наиболее быстро и четко. А мне нужно было именно это.
– То есть данный поступок был во благо?
– Все делается во благо, девочка. Только часто вы проходите мимо или не замечаете своих благ.
– Может, Вы все-таки скажете мне – кто Вы и когда отпустите меня к семье? – Взмолилась Вика. – Сегодня суббота, муж дома, выпал мокрый снег и мы хотели пойти на улицу играть в снежки и лепить снеговиков… – Она улыбнулась, глядя на Старца с надеждой и мольбой.
– И в храм зайдите… – Посоветовал он.
– Хорошо, конечно…
– Разве ты до сих пор не догадалась? Я – твой ангел-хранитель. Я отвечаю за твою душу и твою судьбу и мне нужно, чтобы ты жила в любви, вере и радости.
– Я предполагала это. – Улыбнулась Вика. – А почему зала старинного замка?
– Мы создаем себе то место, где нам комфортно. Конечно, мы не всегда в своих обителях, гораздо чаще нужно находиться с подопечными и нередко – там. – Он указал глазами наверх.
Вика догадалась, что он имеет в виду небо.
– А отпущу я тебя, когда мы с тобой посчитаем…
– Что?
– Потраченные тобой годы. И вычтем их из общей длины жизни.
– Для чего мне это знать? Тем более, судя по Вашим расчетам, там более двадцати лет… Я не хочу знать, сколько в точности мне определено прожить.
– Чтобы ценить жизнь! – Вскричал Старец. – Каждый миг, дарованный судьбой. А то вы привыкли ими раскидываться – тратить на алкоголь, курение, еще хуже – наркотики или – он кивнул на карту – вообще считаете, что сами вправе решать, сколько вам жить и когда эту жизнь завершить.
– Я могу выпить только по праздникам и не курю уже давно, наркотики и не пробовала никогда – это дело принципа. И детям своим говорю, чтобы не пробовали ни за что на свете и ни под каким предлогом. А еще – что тот момент, когда очень хочется покончить с собой, нужно обязательно переступить и заставить себя дожить до завтра.
– Молодец, усвоила. – Буркнул Старец. Итак, начнем… С отцом – девять лет, потом без отца с матерью год, с Сашей три месяца, с сыном – четыре года, сейчас с Сергеем – десять лет, плюс дни. Из восьмидесяти девяти лет и одиннадцати месяцев, тебе отпущенных, двадцать четыре с лишним года потрачено. Итого – шестьдесят пять лет. Тогда и встретимся, ранее можешь просто обращаться мысленно и вслух.
– Не густо, хоть мне и тридцать пять сейчас…
– Ну, что есть. Цени дни и мгновения, а особенно – проведенные с близкими людьми. Я горжусь тобой, у тебя все получилось. И она, – Старец кивнул на карту, имея в виду стертую фигурку, – тоже наверное гордится и благодарна.
– Это я Вам благодарна за возможность исправить свои ошибки.
– Бога благодари. – Старец поднял палец вверх, затем перекрестил ее и шепнул. – Ступай. Мы не увидимся долго. Сама ты сюда не вернешься, а как подойдет срок по нашим подсчетам, я тебя позову. Ставь руку, возвращайся назад…
– Не смахивайте, пожалуйста больше. Можно я проснусь там же, где уснула.
– Больше не нужно. Ты уже научилась плавать.
Вика вздрогнула от шума – кто-то теребил ее, пытаясь растолкать. Она открыла глаза – по кровати лазили, тормоша ее и Сережу, дети. Их дети!..
– Мам, пап, вставайте! – Пойдемте снеговиков лепить!
Вика села в кровати и расцеловала их по очереди. Они стали ей теперь еще дороже. В комнату заглянул сонно потягивающийся Игорек:
– Я чайник поставил, кофеварку включил.
Вика смотрела на него внимательно и вдруг вспомнила того мальчишку, которого погладила по волосам, проходя по сюжетам финала своей прошлой жизни. Надо же, совсем другой – серьезнее, спокойнее, веселее. Словно и не переходный возраст у него, а уже юношеский. Хотя в любом случае он в душе замечательный парень. Как она могла даже попытаться оставить его? Ведь так всегда была ему нужна.
– А что за девочка с длинными темными волосами?
– Ты же не заходишь в мою комнату и не смотришь в мой телефон? – Прищурился Игорь.
 – Опять открылся дар прозорливости. – Улыбнулась Вика.
– Новенькая девочка в нашей компании. Мы учимся вместе. – Игорь насмешливо вглядывался в мать – верит или нет.
Потом все вместе пили чай и кофе с блинчиками.
– Я вот все думаю… – Задумчиво проговорил Сергей. – А если бы наша мама не вернулась ко мне в машину.
– Не могло такого быть! – Тихо сказала Вика и положила голову ему на плечо.

В свои шестьдесят пять Виктория Орлова была известной на весь мир писательницей – ее книги переводились на множество языков, по романам снимали фильмы. Она все так же жила с дорогим сердцу мужем Сергеем, чья привлекательность с годами стала лишь благороднее. Да и сама Виктория выглядела на десятки лет моложе, хотя много лет назад стала бабушкой – у Игорька уже давно родились дочка Леночка и сын Гоша, в прошлом году Лена уже вышла замуж, Гоша же сейчас заканчивал университет, у Алисы росла дочь Алена – пятнадцатилетняя красавица и умница, у Елисея – сыновья Алеша и Дима. У всех детей Виктории браки оказались счастливыми, а семьи – крепкими, ведь они искали пару, ориентируясь на крепкую и дружную семью родителей. Часто они все вместе навещали маму и Юру, переехавших в уютный домик за городом. Виктория нашла родителям помощников по хозяйству из ближайшей деревни и щедро оплачивала их. Несмотря на известность и богатство, Виктория и ее семья не загордились – они оставались простыми и добрыми людьми. И несмотря на то, что у Игоря успешно развивался бизнес по продаже электромобилей, Алиса стала известной актрисой, а Елисей – ученым, в их семье и в отношениях с другими людьми царили любовь и справедливость. Лишь об одном Виктория не хотела думать, все крепче укутываясь в мужа по ночам… Она любила жизнь, обожала свою семью, ценила мир, верила в Бога и ей хотелось, чтобы это длилось и длилось.
Но все чаще ей стала сниться знакомая зала. И она не понимала – реальность это или всего лишь сон. Но, появившись там, она вновь возвращалась к яви. Наконец, однажды, сон затянулся дольше обычного. Она пошла по зале, увидела зеркало, усмехнулась своему отражению:
– В предыдущий раз я выглядела немного привлекательнее.
Картина была на месте, но вот карты на столе не было…
– Все?!! – Воскликнула Виктория, прижимая ладони к вискам. И покачала головой. – Как же жаль…
– Здравствуй! – К ней подходил Старец. – А ты повзрослела.
– Вы умеете делать тонкие комплименты. – Грустно улыбнулась она и поджала губы. На глаза ее навернулись слезы. – Я старалась следовать Вашим советам и ценить каждый миг. Но все равно – как же быстро! Эти годы мелькнули, словно падающая звезда, – раз и все. Но они исполнили мои желания и я за это очень благодарна и прошедшим дням, и Вам, и Богу. И своей изменившейся судьбе. Куда Вы ведете меня теперь? Сережка расстроится, конечно. И дети. Ну, что поделать…
– Домой. – Ответил Старец.
– В смысле?
– Там, наверху, решили не вычитать у тебя годы, проведенные с родным отцом в параллельной реальности. Ведь ты – всего лишь ребенок, потерявший родителя и пожелавший прожить с ним хоть сколько-то, даже отдав за это годы собственной жизни.
– Значит, у меня есть еще целых девять лет?!! – Радостно воскликнула Виктория.
– Так, но не совсем.
– А что?! – Испуганно спросила она.
– За то, что я спас твою душу от греха самоубийства, меня наградили и тебя тоже – в качестве бонуса тебе добавили еще время жизни. Сколько – не буду говорить, чтобы тебе не снилась эта зала. Просто живи! Верь! Люби!
Виктория, прижав руки к груди, смотрела на него, словно завороженная, не смея поверить своему счастью.
– Живи с добром. В храм ходи. Ближних люби. Да, ты и так это делаешь.
– А карта? Как мне вернуться?
– У тебя же теперь одна жизнь. Лети. Скажи «Назад. В мою жизнь».
– Я не знаю, как отплатить Вам за все добро…
– Ты уже сделала это. Я был ангелом-хранителем самоубийцы, а стал ангелом-хранителем достойного чада Божьего, хорошей дочери своих родителей, любящей жены, заботливой матери. Ты сбылась в лучшем своем проявлении и я победил вместе с тобой. Нас ведь тоже наверху оценивают по итогам ваших жизней… Вперед! Возвращайся домой, тебя там ждет сюрприз.
– Назад. В мою жизнь. – Счастливо улыбаясь, произнесла Вика и в ее голове неожиданно заиграла мелодия. Что это была за музыка и откуда она шла, Вика понять не могла.
– Что такое? – Женщина села в кровати. Рядом тер глаза заспанный муж.
Звонил телевизор.
– Алло! – Крикнула Виктория в сторону аппарата, тот мигнул и следом на экране телевизора появилось радостное лицо ее старшего сына Игоря. Вика глядела на него так, словно не видела давно. Как он повзрослел и возмужал! А она в суете лет даже не заметила этого. Вот так – смотришь на своих детей постоянно и не замечаешь, как они растут.
– Мам, привет! – Громко сказал Игорь с экрана. – Я звоню тебя поздравить – моя Ленулька родила дочку. Я стал дедом, а ты прабабушкой!
– Какая радость! И я тебя поздравляю, сынок!
И Вика, улыбаясь, перевела взгляд на небо, от всей души благодаря, что ей, глупой и сломавшейся, дали шанс выжить, исправить ошибки и сделать счастливыми себя и других…
А впереди ее и близких людей ждала долгая и счастливая жизнь.