Алехандро

Маклашкин начал новую жизнь. Он запрыгнул в вагон и, выйдя в другом городе, стал другим человеком.
Я могу быть Фернандо, подумал он. Или Рудольфо. Или Стефано. А может и вовсе Алехандро!
Маклашкин рассмеялся и, зайдя в магазин, купил себе шляпу.
В шляпе он стал похож на Игоря Геннадьевича, который сидел в мастерской и менял в часах батарейки. 
Мне нужен белый пиджак, подумал Алехандро, усы и немного сырокопченой колбаски. Он тут же снял квартирку, купил  бутылку вина, двенадцать свечей и зажил замечательной жизнью.
По утрам он ел хрустящие тосты с паштетом, блинчики с медом и кленовым сиропом, бельгийские вафли с маскарпоне и вишней, сырники с деревенской сметаной и джемом и, радуясь новому дню, распахивал настежь окна.
- Как же мне хорошо! – восклицал он. – Как же я счастлив!
Прогуливаясь по городу, он говорил всем buongiorno, зная, что никакая падла не окликнет его по имени, по тому старому, дурацкому имени, которое осталось стоять в шкафу среди прочего барахла.
По вечерам Алехандро сидел где-нибудь в доме поэтов, выслушивал любовные мадригалы, либо в творческой мастерской Фаддея Купчихина следил за игрой актеров, и ему казалось, что он все понимает, что как раз таки его место на сцене. 
Либо в камерном зале он едва сдерживал слезы от сонаты Равеля и перед его глазами проплывали деревянные домики с зелеными крышами, белые пушистые астры, темноглазые девы с длинными волосами, румяные фабулы в шерстяных синих костюмах...
 - Я художник! – говорил он и женщины не мешкая, хотели ему отдаться.
Алехандро записался на литературные курсы, купил перчатки, очки, платочек для небольших, но искренних слез, обзавелся обществом приятных и милых людей, с которыми сидя в баре мог смеяться и говорить об эгоистичности цвета, но тут неожиданно заявилась его жена.
Именно в тот момент, когда Алехандро сидел на терраске, пил Chablis и ел гребешки под сливочно-апельсиновым соусом.
- Яшуня, - сказала она. - Это же я, Нина…
Но Алехандро ее не узнал. Он подумал, что эта женщина хочет вступить с ним в интимную близость, поэтому он немного смутился, но жена стала рыдать и сморкаться в салфетку.   
- Я понимаю, - говорила она, - я была с тобою строга и даже где-то жестока…
- Но позвольте, - Алехандро заметил, что у нее какое-то вышарканное лицо и толстая шея.
- Яшуня, - умоляла жена, - мне сказали, что ты занял денег у Епифанцевых, и у Марусовых и даже у Немировичей, и что ты уехал с какой-то бабой в Туапсе…
- Вы меня с кем-то путаете, - Алехандро был весьма удивлен. - Кстати, как вы относитесь к словам Гёте «смотреть ни в даль, ни в прошлое не надо, лишь в настоящем счастье и отрада»?
- Но ведь я знаю, что это ты! – вскрикнула жена. – У тебя на ноге шрам!
- Да вы что? – улыбнулся  Алехандро, и ему захотелось поддержать эту некрасивую, несчастную женщину. -  Может, вина? – предложил он.
- Снимай штаны! – жена схватила его за брючину и стала тянуть. - Пусть все видят, что ты мой муж Яков Маклашкин!
- Ну, это смешно! – Алехандро рассмеялся. – Как чуден мир, - он вспомнил строки из стихотворения, - как ласково и нежно он перед нами травами шуршит...
- Яшунь, – умоляла жена. – Ну, прости ты меня! - она стала снова рыдать. – Ну, давай вернемся домой…
- Женщина! - Алехандро встал из-за стола. - Мне очень жаль, но я не ваш муж. Прощайте!
С этими словами он покинул заведение и, придя домой не мог понять, откуда взялась эта баба.
Надо сходить на выставку Барнео Вилеска, подумал он и достал из коробочки деревянную трубку ручной работы.  И ведь еще же хватала меня за ноги. Невероятно!