Мысли о музыке и не только

- А-А-А… - пели женщины-хористки мессу си-минор Баха.

Камера оператора съёмочной группы скользила по рядам оркестрантов, с интересом вглядывалась в огромные гулкие виолончели, жмурилась на сверкающую медь труб и, поднырнув "незаметно для окружающих" под скрипичные деки, ощупывала оптическим окуляром телесные прелести двух симпатичных девушек-скрипачей, высаженных, как коллекционные розы, в первый, ближайший к слушателям ряд оркестровой клумбы.

Удовлетворив инструментальные хотелки, камера перемещала кадр к стоящим на возвышении хористам. Первые несколько секунд объектив метался между мужской и женской певческими группами. Строгое чёрное пятно поющих мужчин, подобно «Чёрному квадрату» Малевича, привлекало импортную оптику, привыкшую к рациональному великолепию форм. Однако воспоминания о прелестных скрипачках странным образом действовали на поворотный механизм опорного штатива, то и дело разворачивая объектив в сторону группы поющих женщин.

Хористы пели, музыканты играли. Слаженное звучание голосов и оркестровых партий напоминало течение большой реки. Время от времени река «сужала русло» и направляла воды в узкую протоку - сольную партию голоса или инструмента. Я глотал летящие в меня музыкальные брызги, жмурил от удовольствия чувственные начала, но думал вовсе не о музыке. Мне представилось огромное сообщество людей, объединённых некими профессиональными узами, о которых я могу судить лишь по собственным впечатлениям, но ни в коем случае с точки зрения их устройства и внутренних законов развития. Разве вода и пьющий воду человек могут понять смысл действий друг друга? Если я добьюсь любви одной из двух хорошеньких скрипачек, избранница сердца никогда не станет моей житейской половиной. Почему? Едва прозвучит музыкальный призыв Баха (он прозвучит обязательно - рано или поздно), моя прелестница, лёгкая, как перо, вздрогнет и поспешит на зов сладкозвучной Себастиановой сирены. В городском лабиринте улиц она отыщет улицу "Театральная" и главную достопримечательность улицы - Музыкальный театр. Распахнув дверь фойе, она вбежит в зрительный зал, поднимется на сцену и, сев на свободный стульчик в кругу своих музыкальных товарищей - скрипачей, трубачей, виолончелистов - станет без устали повторять: «Ну, где она, где?..».
- Ваша скрипка, мадмуазель, - скажет великий Иоганн Себастиан и коснётся скрипичной декой розового плечика моей возлюбленной.
Подхватив инструмент, дева весело взмахнёт смычком и скажет мне: «Ты иди!», и вскоре вовсе забудет о моём существовании. Ведь из распахнутых кулис на сцену выступит маэстро дирижёр, одетый в чёрное от Малевича...

Зазвучит музыка, и я вдруг почувствую, как вперемешку со звуками из оркестровой ямы  полетят прочь наши с девой любовные метастазы. Музыкальные тремолы разнесутся по залу, а любовные крохотки сосредоточатся во мне. Как брошенная перчатка, они потребуют ответное действие. Неужели это и будет моим соло? Соло о человеческом множестве и вынужденном одиночестве одного отдельно взятого человека.
Что ж, в сказанном радости мало. Но нет худа без добра: поразмышлять о превратностях жизни под аккомпанемент минорной мессы весьма аллегорично...

- Концерт рано или поздно закончится, ведь так? Она вернётся! – улыбнётся добрый читатель.
- Нет, - отвечу я, перебирая вехи назначенного мне соло, - месса – это духовный распев жизни. Он будет звучать, пока живы музыканты и их слушатели. Музыка объединяет нас. И разделяет тоже.