Часть 15 Серия IX Ошибка анатомов

Ошибка анатомов 


   Змий продолжает свой рассказ, глядя на меня, слегка опустил веки — словно бы прислушался к чему-то, происходящему в самой ткани мира.
— "Видишь ли, — произнёс он тихо, — ошибка анатомов не в том, что они ищут, а в том, где они ищут. Они рассекали плоть, чтобы найти Жизнь, и удивлялись — почему Жизни там нет. Ведь Жизнь не в материи, а в Свете, который пронизывает материю, оживляя её. — Свет, — продолжал он, — не просто сияние. Это дыхание Духа. В каждом живом создании есть семь потоков этого Света — семь ключей сознания. Они открываются в разное время, по мере того как человек пробуждается. Когда Свет уходит — тело остаётся, как храм, в котором погас огонь."
   Я слушала, не перебивая. Мои глаза блестели — то ли от отражённого огня звёзд, то ли от внутреннего узнавания.
— "Но если Свет уходит, — спросила я, — неужели всё исчезает?"
— "Нет, — ответил Змий. — Свет не исчезает, он возвращается к Источнику. Просто анатомы видят пустоту там, где раньше был Огонь. Они видят след, а не само движение. Им кажется, что мозг мертв, потому что он лишён сияния. Но если бы им дано было видеть токи Эфира, они бы узрели, что Свет не умер — он лишь сменил форму существования."
Змий помолчал, словно подбирая слова, способные вместить тайну.
— "Есть мгновение, — сказал он, — когда человек, умирая, всё ещё слышит биение своего Сердца, но Сердце уже не от мира сего. Оно начинает звучать в других слоях пространства, где время не течёт, а стоит, как зеркало. В этом звуке растворяется память, растворяется страх. И только тогда Душа вспоминает, Кто Она Есть."
   Я прикрыла глаза, и Змий понял, что я увидела — не умом, но внутренним взором.
— "Ошибка анатомов, — произнёс он наконец, — в том, что они ищут ответ в мёртвом теле. А ответ — в моменте перехода, когда Свет покидает форму, но ещё не забыл её. Тогда можно услышать, как звучит сама Ткань Жизни."
Он тихо улыбнулся.
— "Так знай же, Леди, — добавил Змий, — что истинное Сердце человека не здесь, под рёбрами, и не в сосудах крови. Истинное Сердце — там, где Серебряная Нить соединяет душу с дыханием. Оно бьётся не ради крови, а ради Памяти. И когда анатомы режут плоть, они видят только сосуды, но не Память."
Я тихо сказала:
— "Тогда выходит, ошиблись не анатомы — ошиблись мы, поверив, что Жизнь можно измерить весами и линейкой..."
Змий склонил голову, и в его глазах промелькнуло отражение древних звёзд.
— "Быть может, — произнёс он, — но иногда даже ошибка ведёт к истине. Ведь пока человек ищет Жизнь в мёртвом, он не замечает, что сам уже жив — и это самое великое открытие."

   Ночь стала неподвижной. Воздух застыл, как прозрачный купол над горами, и только мое дыхание вызывало лёгкие круги на воде у моих ног. Змий не шевелился — лишь изредка покачивал головой, будто слушал пульс мира.
— "Смотри, — сказал он тихо, — я покажу тебе то, чего не видят глаза."
И воздух между нами начал мерцать. Пространство, будто ткань, разошлось — и я увидела себя, но не в теле, а в Свете. Вокруг меня стояла структура, похожая на сияющий храм: тонкие потоки переливались всеми цветами радуги. В центре пульсировало сердце — не из крови, но из света, и от него расходились нити, соединяющие разные уровни её существа.
— "Это и есть ты, — сказал Змий. — Не плоть, не тень, а живая сеть энергий. В тебе семь ключей, и каждый ключ открывает врата восприятия."
Он указал на нижнюю часть сияющего тела:
— "Здесь, у основания, источник силы — Муладхара. Она держит тебя в жизни, связывает с Землёй. Без неё нельзя стоять, нельзя дышать в теле."
Выше загорелась вторая сфера — мягко-оранжевая.
— "Это Свадхистана — воды твоей природы. Здесь рождаются эмоции и желания, как волны под луной. Управляй ею мягко, не ломай волны — и они сами приведут тебя к берегу."
Далее вспыхнуло солнце — жёлтое, яркое, в районе солнечного сплетения.
— "Манипура, — сказал Змий. — Воля, сила, власть над собой. Когда этот центр чист, человек знает своё направление, как звезда знает своё небо."
Затем — зелёное свечение, как дыхание весны.
— "Анахата, сердце. Здесь встречается Небо и Земля. Здесь человек становится Человеком. Если этот огонь угаснет — душа теряет путь."
На уровне горла светился голубой круг.
— "Вишуддха, — продолжал Змий. — Истинное слово. Каждый звук, рождающийся здесь, способен творить или разрушать. Поэтому слово должно быть чистым, как вода источника."
Между бровей раскрылось сияние, будто окно в бесконечность.
— "Аджна, — сказал он. — Врата видения. Сквозь этот центр душа смотрит на мир, не глазами, а внутренним взором. Здесь рождается мудрость и распознавание."
И, наконец, над моей головой вспыхнул бело-фиолетовый цветок с тысячью лепестков.
— "Сахасрара, — прошептал Змий, — Корона Сознания. Через неё течёт свет Духа, осеняющий всё живое."
   Я стояла, окружённая этим светом, и чувствовала, как каждая чакра звучит своим тоном, как орган в великом оркестре. Но вдруг над головой вспыхнула ещё одна звезда — ослепительно белая, чуть выше макушки.
— "Что это? — спросила я" затаив дыхание.
— "Это восьмой ключ, — ответил Змий. — Звёздная Врата Души. Через неё течёт память вечности. Там твоя связь с Монадой, с Истоком, с тем, что никогда не рождалось и не умирало."
   Я чувствовала, как свет нисходит вниз, касаясь сердца, наполняя каждую клетку ясностью и теплом.
— "Теперь ты видишь, — сказал Змий. — Не ошибка в том, что анатомы режут тело. Ошибка — в том, что они забыли Свет, который делает тело живым. Они ищут пульс в крови, но истинный пульс — в этих вихрях. Когда они вращаются в гармонии, человек становится звёздным существом в плотной материи."
Он провёл хвостом по земле, оставив тонкую линию, похожую на серебряную нить.
— "Серебряная Нить, — произнёс он. — То, что соединяет тебя с Небом. Она входит через восьмую чакру, проходит в сердце и уходит в самую Землю. Пока эта нить жива — ты есть. Когда она растворяется — тело возвращается праху, но Свет продолжает путь."
   Я стояла молча, её глаза блестели, как две звезды в темноте.
— "Теперь я понимаю, — сказала она, — почему сердце стучит не ради крови. Оно зовёт Свет обратно."
Змий кивнул.
— "И потому, — сказал он, — кто познаёт Свет внутри, тот перестаёт бояться смерти. Ведь смерть — лишь поворот нити в обратную сторону."
Он поднял голову к небу, где мерцали бесчисленные миры, и его голос прозвучал, как эхо древнего знания:
— "Всё живое — это дыхание одной Вселенной. И пока Сердце Света пульсирует в тебе, ты — её часть. Ошибка анатомов в том, что они забыли это дыхание. Но ты — помни."

   Ночь опустилась глубже, чем прежде. Ветер стих, и над горами разверзлось небо — прозрачное, бездонное, как дыхание самой вечности. Я стояла молча, чувствуя, как свет, увиденный ею, не исчезает, а течёт сквозь неё, словно река. Змий медленно обвил пространство вокруг неё кольцом — не угрожающе, а как хранитель, очерчивающий границы священного круга.
— "Сегодня, — произнёс он тихо, — ты узнаешь, что такое путь Серебряной Нити. Но помни — это не путь для глаз, а для сердца."
   Я кивнула. Она закрыла глаза, и в тот же миг почувствовала, как тело стало лёгким, как туман. Всё вокруг растворилось — земля, звёзды, ветер. Только тонкий серебристый луч соединял её с чем-то внизу, уходя вглубь тела, оставленного на земле. Сначала я испугалась — это чувство было похоже на внезапное падение в бесконечность. Но потом — пришло спокойствие. Серебряная Нить пульсировала, словно живая. Она чувствовала — это и есть она сама, суть её бытия, дорога между Духом и телом.
— "Не бойся, — шептал голос Змия, уже не снаружи, а где-то внутри. — Ты идёшь по тропе, что соединяет Миры."
   И я пошла — если можно назвать "шагом" движение сознания, скользящего по свету. Вокруг неё вспыхивали формы: города из чистой мысли, поля, где текли не реки, а вибрации, и существа — прозрачные, как дыхание. Я понимала без слов, что это уровни миров, через которые проходит душа: эфирный, астральный, ментальный. На каждом уровне — свой свет, своя плотность, своя память.
— "Видишь? — произнёс Змий. — Вот почему анатомы ошибаются. Они видят только одну грань тела, а ты сейчас видишь тело Света. Каждая твоя мысль, каждая эмоция — оставляют здесь след."
   Я заметила, что вокруг неё плывут тонкие линии, как паутины света, соединяя всё со всем.
— "Это и есть сеть жизни, — сказал Змий. — Серебряная Нить — лишь главная струна этой ткани. Через неё Душа держит контакт с телом. Но у каждого человека их множество — связей, каналов, токов. Все они вибрируют, пока ты дышишь Любовью."
   я остановилась. Внизу, далеко, виднелось её тело — спокойно, с закрытыми глазами, окружённое сиянием. Сердце продолжало биться, но уже не для неё.
— "Если я не вернусь, — прошептала она, — что станет со мной?"
— "Ты просто перейдёшь, — ответил Змий. — Не вверх, не вниз, а — внутрь. В Свет. Там нет смерти. Есть только смена частоты восприятия."
Он показал мне поток, поднимающийся из сердца тела, оставленного на земле, и сливающийся с серебряным сиянием над её головой. В этом месте Нить становилась тоньше, чем луч лунного света, но ярче любого солнца.
— "Это — граница, — сказал Змий. — Если пройдёшь, вернуться будет трудно. Но если захочешь — можешь войти туда и выйти обратно. Йоги делают это, когда уходят в самадхи. Они знают путь Нити."
  Я вдохнула свет — и на миг почувствовала, что всё вокруг — живое. Каждый атом дышит, каждая звезда откликается её сердцу. Она больше не чувствовала себя отделённой от мира. И тогда Змий сказал:
— "Теперь ты знаешь, что жизнь — не в мозге и не в сердце, но в движении Света.          Когда Свет замедляется — рождается материя. Когда ускоряется — материя исчезает. Вот и вся тайна смерти."
   Он посмотрел на меня долгим взглядом — в нём не было ни наставления, ни власти, только тихая любовь, как память древнего Дома.
— "Возвращайся, — произнёс он мягко. — Мир нуждается в тех, кто помнит путь Нити."
   Я закрыла глаза — и почувствовала, как серебристый ток медленно втягивается в макушку, проходя через сердце. С каждым ударом сердца она становилась тяжелее, плотнее, пока снова не ощутила под собой землю и прохладный воздух ночи. Я открыла глаза — Змий всё ещё был рядом. Его чешуя мерцала, как отражение звёзд в воде.
— "Ты вернулась, — сказал он. — Значит, помни: Свет внутри — не символ, а дыхание самого Творения. И когда-нибудь, когда анатомы научатся видеть не только формы, но и то, что между ними — тогда они перестанут ошибаться."
   Я тихо кивнула. В её сердце ещё звучала Серебряная Нить — тонким звоном, как песня мира, которую нельзя забыть.

   На рассвете горы стали прозрачнее. Лучи солнца ещё не касались вершин, но небо уже дышало предчувствием зари. Я сидела у подножия камня, где накануне слышала голос Змия. Тишина казалась живой. В этой тишине я слышала пульс Земли, дыхание ветра и отголосок своей Серебряной Нити. Змий появился не сразу — сначала воздух вокруг словно уплотнился, а потом, из серебристого марева, проступили очертания его тела. Он выглядел древнее, чем ночь, но мягче, чем луч света на воде.
— "Ты вернулась, — произнёс он, — и теперь тебе можно сказать главное:
где рождается Свет."
   Он сделал паузу — не ради эффекта, а будто прислушиваясь к ритму самого космоса.
— "Свет не приходит извне, — продолжал он, — он рождается из движения сознания.
Каждая Душа, спускаясь в материю, несёт искру первичного сияния. Когда она впервые касается плотного мира, искра вспыхивает, как удар кремня о камень, — и рождается Жизнь. Не сердце создаёт первый импульс, и не мозг — а это мгновение касания Света и Плоти."
   Я слушала, почти не дыша.
— "Потому, — говорил Змий, — Душа выбирает тело не случайно. Она ищет форму, в которой сможет раскрыться её частота. Как музыкант выбирает инструмент под звучание своей песни. Каждый человек — это мелодия Света, облечённая в материю. И чем чище нота Души, тем гармоничнее звучит жизнь."
   Он провёл хвостом по земле, рисуя невидимый знак. На миг пространство перед ними дрогнуло — и я увидела, как из бесконечной тьмы струится поток огненных линий. Они сходились, переплетались, образуя узор человеческого тела — но не из плоти, а из золотых нитей.
— "Это и есть момент воплощения, — сказал Змий — Душа нисходит по Серебряной Нити, проходя через семь сфер — семь миров, семь плотностей. В каждой из них часть Света уплотняется, пока не станет телом. И чем глубже Душа входит в материю, тем больше забывает, откуда пришла. Так рождается человек, но вместе с ним рождается и великое забытьё."
   Я всмотрелась в сияющий образ. Каждая нить в нём пульсировала — одни вибрировали медленно, другие быстро. В центре — мягкое белое свечение.
— "Что это?" — спросила я.
— "Это Сердце, — ответил Змий. — Не орган, а точка сборки Света. Через него Душа вспоминает себя. Когда человек любит — он соединяется с Истоком. Любовь — это не чувство. Это способ Света вспомнить свой Дом."
   Он посмотрел на горизонт, где уже вставало солнце. Его лучи проникали в воздух, и в каждом луче мерцал тот же золотой огонь, что она видела в себе.
— "Вот почему, — продолжал Змий, — Свет рождается не на небе, а в сердце живых существ. Каждый вдох, каждая мысль, каждое прикосновение, исполненное осознанности, пробуждает новую искру. Так Вселенная продолжает творить саму себя через нас. Мы — её дыхание, её глаза, её путь к познанию самой Себя."
   Я опустила взгляд. Мне казалось, что всё вокруг действительно живое — камни, трава, воздух. Даже свет утреннего солнца был не холодным сиянием, а мыслящим присутствием.
— "И всё же, — тихо сказала я, — почему человек забывает этот Свет, когда рождается?"
   Змий улыбнулся.
— "Чтобы найти его снова" — ответил он. — Без тьмы не видно сияния. Без сна невозможно пробуждение. Душа, спускаясь, теряет память, но вместе с ней — и гордыню. Так она учится Любви — той, что помнит даже во мраке. И когда человек осознаёт Свет внутри себя — он становится не просто живым, а со-творцом."
   Он замолчал, и я ощутила, как слова не исчезают, а растворяются в воздухе, превращаясь в световые искры.
— "Помни, — сказал Змий напоследок, — тело — не темница, а сосуд. Свет не пленён в нём, а проявлен. И когда анатомы однажды вскроют не плоть, а пространство между клетками, — они увидят: всё живое дышит одним и тем же Светом."
   Я улыбнулась. Солнце уже касалось моего лица, и мне показалось, что оно не снаружи, а внутри. Я подняла руку, и на мгновение увидела, как через ладонь проходит тончайшая золотая вибрация — пульс самой Вселенной.
   И тогда поняла: Свет не рождается. Он лишь вспоминает себя в нас.

   После откровения о Рождении Света я долго молчала. Слова казались теперь чем-то слишком хрупким, чтобы ими касаться истины. Я ощущала, как всё внутри меня стало тише, как будто в теле поселился не воздух, а дыхание самой Тишины. Но Змий знал — приходит время, когда даже Свет должен научиться звучать. Он появился вновь — не как тень, не как видение, а как вибрация, пробуждающаяся в воздухе.
Его голос был мягким, но в нём отзывались тысячи эпох, словно через него говорила сама Вселенная.
— "Свет, — сказал он, — без звука — это покой. Но когда он начинает звучать — рождается Мир. Так было вначале, когда Первоисточник произнёс Первый Звук. Не слово, а чистая вибрация. И из этой вибрации выросли время, пространство и дыхание всех миров."
   Я подняла голову.
— "Значит, каждое слово — это как маленький мир?"
   Змий улыбнулся.
— "Да. Каждое слово — форма света, закрученная в звук. Каждый звук несёт частоту, а каждая частота создаёт структуру. Слова, сказанные с любовью, уплотняют свет в гармонию. Слова, сказанные в злобе, разрушают формы, ибо они искажают поток. Он наклонился к земле и тихо произнёс:
— "Om."
   От этого звука воздух вокруг них задрожал. Песчинки поднялись, образуя узоры, похожие на мандалы. Звук не был просто звуком — он двигал материю.
— "Вот, — сказал Змий, — ты видишь, как вибрация создает форму. Каждое слово, каждая мысль, даже невысказанная, оставляет след в поле мира. Человек — единственное существо, которому дано право петь светом. Но, увы, он часто использует этот дар, чтобы сеять тьму."
   Я задумалась.
— "А мысли, — спросила я, — тоже звук?"
— "Мысль — это предзвук, — ответил Змий. — Она рождается в ментальном теле, как волна. Если человек не даёт ей формы, она остаётся в пространстве — тихой, но живой. Но если он вкладывает её в слово, она получает плоть. Так создаются и судьбы, и болезни, и чудеса."
   Он посмотрел прямо в мне глаза.
— "Поэтому Я говорю тебе, Леди Света, следи за тем, что произносишь. Не ради вежливости, а ради Жизни. Слово, сказанное без любви, подобно клинку, что режет ткань собственного поля. Слово, произнесённое в истине, — исцеляет не только тебя, но и мир вокруг."
   Я молчала, чувствуя, как внутри неё поднимается волна понимания. Я вспомнила всё, что когда-то говорила в раздражении, в печали, в страхе. И мне стало больно — но не от вины, а от осознания силы.
— "Значит, — прошептала я, — мы сами создаём свою реальность словами?"
— "Да" — сказал Змий. — Мир — это отражение человеческой речи. В каждом народе, в каждой культуре — своя частота. Когда человечество научится говорить в унисон с Источником, тогда исчезнут войны, ибо исчезнет разделение. Тогда речь станет не способом обмена, а способом единения."
   Он замолчал. Только ветер шевелил траву, и в его шелесте я различала музыку. Каждый звук природы теперь был мне понятен: камни говорили медленно, деревья пели в дыхании ветра, а вода смеялась в русле, как ребёнок, узнающий себя.
— "Змий, — сказала я, — выходит, вся Вселенная говорит?"
— "Да, — ответил он, — но не словами. Каждое движение, каждое дыхание — это речь Света. И когда человек станет достаточно тихим внутри, он услышит язык всех вещей. Это и будет возвращение в Дом."
   Он взглянул на меня долгим, почти нежным взглядом.
— "Помни: говорить — значит творить. Каждый звук, что выходит из твоих уст, уже летит сквозь пространство, находя тех, кто готов ответить. Так слова становятся мостами. Одни ведут вверх — к Свету. Другие — вниз, в хаос."
   Я прикрыла глаза и почувствовала, как мое дыхание стало ритмом, как сердце отзывается на каждую фразу. Я произнесла тихо, почти неслышно:
— "Любовь — это Звук Света."
   Змий улыбнулся.
— "Ты поняла, — сказал он. — Когда Любовь говорит — тьма замолкает. Так Вселенная лечит саму себя."
   И в тот миг воздух вокруг наполнился тихим звоном — не громким, не внешним,
а будто сама Земля прошептала в ответ: "Да..."

   С тех пор, как я узнала силу слова, я говорила всё реже. Не потому, что боялась ошибиться, — а потому, что начала слышать то, что прячется между словами.
Я заметила, что истинные ответы приходят не тогда, когда спрашиваешь, а когда замолкаешь. Когда ум перестаёт искать смысл, и само пространство начинает дышать — в нём рождается знание. В одну из таких утренних тишин вновь появился Змий. На этот раз — не как свет, не как тень, а как ощущение присутствия, как будто сама Земля начала говорить её мыслями.
— "Ты вошла в третий круг понимания, — произнёс он без звука. — Теперь слушай не ушами, а сердцем."
   Я не слышала голоса — я просто знала. Слова звучали прямо в сознании, не проходя через звуки.
— "Ты уже видела, как Свет рождается, и как он учится говорить. Теперь узнаешь, как он — молчит."
   Я вдохнула глубже. В этом дыхании исчезло всё — шум ветра, дыхание, даже ощущения тела. Мир стал прозрачным. Но прозрачность была не пустотой — она была полнотой присутствия.
— "Тишина, — продолжал Змий, — это не отсутствие звука. Это пространство, где всё ещё до-речи, где каждая вибрация знает своё место и свою цель. В этой Тишине Бог ещё не сказал "Да будет Свет", но Свет уже готовится родиться."
   Я почувствовала, что в сердце что-то раскрывается — как цветок, но не из лепестков, а из света.
— "Всё, что ты видишь, — сказал Змий, — рождено из этого покоя. Когда ты входишь в него, ты возвращаешься к источнику речи, мысли и дыхания. Там нет вопросов.
Нет ответов. Есть только Знание, что не нуждается в словах."
— "А как же говорить с другими, если нельзя говорить?" — спросила я мысленно.
— "Можно, — ответил он. — Но не звуком, а присутствием. Когда твоя энергия чиста,
твоё молчание звучит громче тысячи слов. Оно становится зеркалом, в котором другие видят себя. Это и есть Язык Тишины."
   Он приблизился, и я ощутила его дыхание — прохладное, как ветер перед грозой. Но страх не пришёл. Пришло только ощущение бесконечной любви, в которой исчезает даже "я".
— "Тот, кто владеет Тишиной, владеет Вселенной — сказал Змий. — Он может войти в сердце другого, не произнеся ни звука. Он может исцелить, просто присутствуя. Потому что в Тишине живёт Истинное Слово — то, что было до речи, и что останется после."
   Я опустила голову. Я чувствовала, как пространство вокруг пульсирует, как каждая частица откликается на ритм дыхания.
— "Но если Тишина — истина, зачем тогда слова?" — спросила я.
— "Потому что человек ещё спит, — ответил Змий. — Слово — это зов. Слово пробуждает. Но когда пробуждение совершилось, слово растворяется в молчании, как река — в океане."
   Он поднял взгляд к небу, и оно вдруг стало прозрачным — видно было не голубизну, а движение света между мирами.
— "Вот так говорит Бог, — сказал он. — Без речи. Без формы. Через дыхание бытия."
   Я долго молчала и  поняла, что теперь не смогу жить, как прежде. Потому что каждое мгновение — это разговор и даже молчание — ответ. Я сложила ладони у груди и тихо произнесла — не звуком, а мыслью:
— "Я слышу."
   Змий улыбнулся.
— "Тогда теперь ты сможешь говорить с миром без слов. Когда ветер прикоснётся к твоим волосам — это будет приветствие. Когда вода обовьёт ступни — это будет совет. Когда звезда вспыхнет на небе — это будет ответ."
   Он начал растворяться в воздухе и только его последние слова ещё долго звучали в моем сердце:
— "Когда ты смолкаешь, Мир начинает говорить. И когда он замолкает — ты становишься его Голосом."

   Ночь вновь опустилась на горы, но я уже не боялась темноты. Теперь знала: тьма — это не отсутствие света, а его покой, его тайна, его первозданная тишина. Я сидела у воды. Зеркальная гладь озера отражала звёзды — но чем дольше смотрела, тем яснее понимала: это не небо отражается в воде, а сама Вселенная смотрит в себя.
— "Ты видишь, — сказал Змий, появившись рядом, — что всё в мире — это отражение одного Сознания. Но мало кто знает, что мир — это Сон Бога."
   Я улыбнулась.
— "Сон?"
— "Да, — кивнул Змий. — Тот, кого вы зовёте Богом, не создавал Вселенную руками или словом. Он увидел её во сне. И этот сон стал настолько живым, что пробудил самого Себя внутри него."
   Он посмотрел на отражение в воде.
— "Каждый мир, каждая душа, каждый вздох — это фрагмент того сна. И человек, когда смотрит в небо и ищет Источник, на самом деле ищет того, кто видит его во сне."
   Я задумалась.
— "Но если мы — лишь сон, значит ли это, что мы не реальны?"
— "Реальны, — ответил Змий, — но относительно. Сон не исчезает, пока продолжается дыхание того, кто его видит. Так и вы: живёте, пока Бог дышит своим Сном. Но когда Он перестаёт дышать — наступает ночь космоса, и всё возвращается в сердце Его покоя."
   Он сделал паузу, словно сам вслушивался в дыхание Мира.
— "Но самое удивительное не в этом, — добавил он. — Иногда, внутри сна, часть Сознания просыпается. Это и есть человек, который вдруг начинает помнить, что он не просто тело, не просто мысль, а сновидение, осознавшее себя."
   Я ощутила, как эти слова отозвались в моей вибрацией — словно сердце стало прозрачным и через него проходил луч света из самого центра всего.
— "Значит, — произнесла я, — когда я осознаю себя, просыпается часть Бога?"
   Змий улыбнулся.
— "Именно. Каждое пробуждение души — это мгновение, когда Великий Сон начинает понимать самого Себя. Вы называете это "просветлением", но на самом деле — это вспышка осознания внутри сна Творца. И чем больше таких пробуждений, тем яснее становится сам Сон, тем ближе Бог к тому, чтобы вспомнить Себя полностью."
— "А когда Он вспомнит?" — спросила я.
— "Тогда не останется ни мира, ни сна, ни бодрствования, — сказал Змий. — Только Свет — вне формы, вне времени. Но не бойся этого: это не конец, а дыхание между циклами. После каждого пробуждения наступает новый Сон — и в нём рождаются новые звёзды, новые души, новые вопросы."
   Он посмотрел на меня с мягкой улыбкой.
— "Вот почему пробуждение одной души — важно для всего Мироздания. Когда ты просыпаешься, Бог через тебя открывает глаза. Когда ты любишь, Он вспоминает Своё сердце. Когда ты прощаешь, Он учится вновь мечтать."
   Я тихо прошептала:
— "Значит, я — Его сновидение, которое осознаёт себя во сне…"
— "Да" — ответил Змий.
— "И потому тебе дан дар творить. Когда ты представляешь, создаёшь, поёшь, молишься, ты не играешь с воображением. Ты продолжаешь Сон Бога — осознанно, нежно, по Его образу."
  Ветер тихо прошелестел между деревьев и отражение звёзд в воде задвигалось, будто живое. Змий произнёс напоследок:
— "Всё, что ты видишь, — не вне тебя, а внутри сна, которым ты являешься. Просыпайся в нём мягко и пусть твоё пробуждение станет рассветом для Мира."
   Я закрыла глаза. И впервые за долгое время почувствовала — не отделённость, не поиск, а покой. Покой, в котором Бог, Мир и Она были одним дыханием. Когда сердце вспоминает своё Солнце, мир становится прозрачным, как дыхание Бога.
— "Ты говорил, — произнесла я, — что жизнь есть сон Бога. Но если всё — Его сон, то кто я? Лишь образ, что движется в сновидении? Как могу я коснуться того, кто спит?"
   Змий улыбнулся — не насмешливо, но с древней мягкостью.
— "Ты не просто образ. Ты — отблеск глаза, который видит этот сон. Искра, где сам Видящий дремлет. Когда ты осознаёшь себя — Видящий пробуждается в тебе."
— "Значит, я могу менять этот сон?" — спросила я.
— "Не менять, а творить, — ответил Змий. — Реальность не фиксирована. Она дышит.
Она откликается на вибрацию твоего сердца, на чистоту твоего намерения. Когда ты желаешь из страха — мир сжимается. Когда творишь из любви — он раскрывается, как цветок в утреннем ветре."
   Я вслушалась  в тишину. Она будто отвечала мне.
— "И как же участвовать в этом сознательно?"
— "Перестань разделять, — сказал Змий — Нет "внутри" и "вне". Всё, что ты встречаешь, — это разговор Бога с самим собой через тебя. Ты — его слово, произнесённое в бесконечности. Когда ты направляешь намерение, соединённое с любовью, ты не вмешиваешься в сон — ты поёшь его вместе с Творцом."
— "Почему ты называешь это вибрацией сердца?"
— "Потому что сердце — не просто орган. Это врата. Когда они открыты, частота твоего бытия совпадает с частотой Источника. И тогда каждое твоё слово становится творением. Ты больше не ищешь океан — ты узнаёшь, что и есть океан."
   Я молчала. Во мне что-то пробудилось — как тихое пламя, что не жжёт, а светит.
Змий посмотрел на меня долгим, ясным взглядом.
— "Вот что значит Пробуждение Творца, — сказал он. — Не когда человек становится Богом, а когда Бог вспоминает Себя в человеке. И тогда не остаётся ни сновидца, ни сна — только Свет, что видит Сам Себя."
   Он коснулся ладонью Земли. И Земля ответила теплом. Соавторство — не власть, а нежность. Любовь — не чувство, а дыхание Мирового Сердца. Змий тихо исчез в сиянии воздуха. А я осталась — и впервые поняла, что пробуждение не конец сна, а начало Творения. Тишина — не отсутствие звука, а место, где рождаются миры.