Посиделка у костра

 – Мужики! Как я рад, что мы все сегодня здесь собрались! Столько лет прошло, а я всё ещё узнаю ваши неповторимые лица. Сколько каждый из вас пережил, сколько испытаний каждый из вас прошёл. Вам ведь наверняка есть что рассказать?

    В приподнятом настроении Гибри завёл свою типичную для всех встреч пламенную речь. Его голос, по обычаю стойкий, суровый, но при этом по-домашнему уютный и такой родной, словно он всегда общается с вами так, будто вы его самый лучший приятель.

Гибри с детства был таким, он привык быть первым и самым громким. Соревнование? Он тут как тут. Поддержать близкого? Он за четверть часа заставит вас чувствовать себя так, будто вы – король мира. Стоит ли говорить, что Гибри постоянно пользовался вниманием у всех и каждого. Сегодня – не исключение.

– Ну? Кто готов поделиться со всеми нами какой-нибудь историей? Есть байка у кого-нить, а? – С надеждой проговорил Гибри, разжигая костёр так, как учил его двоюродный дядя: с помощью старых газет, розжига и мелких щепок.

– Давайте, что ли, я начну. – Послышался вдруг голос одного из семерых.

Это был огромного размера мужичина, от одного вида которого, вы бы могли представить, куда делись все ваши запасы еды. Синоид постоянно потел, поэтому каждую свою фразу завершал протиранием своего лица небольшой фиолетовой тряпочкой, которую всегда носил в нагрудном кармане своего пиджака. Нельзя было назвать его отвратным, напротив, он производил впечатление плюшевого мишки, причём со вкусом одетого.

– Давай Синоид! Мы все любим твои истории, всегда забавно слушать про то, как ты обожрался или спился где-нибудь в баре! Ну? Прав я? – Гибри толкнул плечом сидящего справа от него Марса, который в ответ хотел было выругаться, но из уважения к другим мужикам сдержался.

Синоид оглядел мужчин, с которыми он виделся уже не раз, прокашлялся, протёр пот, выступивший у него на лбу, и начал свой рассказ.

– Знаете, я тут недавно был в одном ресторане…

После этих слов Гибри был вне себя от радости от угаданной им темы рассказа Синоида. Он улыбался, сияя от радости и гордости, но позволил продолжить повествование.

– Да… И вот значит сижу я за столом, подходит официант, принимает мой заказ. А заказ большой был, ну вы меня знаете. – Усмехнувшись, и, удостоверившись, что все вокруг оценили его шутку, он довольно погладил себя по округлому пузу. – Я и говорю официанту: “А дайте ка мне то, что вы даёте только самым лучшим вашим гостям”. А он мне: “Сию минуту, сэр. Я попрошу нашего шефа приготовить вам самого лучшего поросёночка. Аллергии есть?”. Я на него смотрю, значит, и понимаю что это он серьёзно спрашивает, а я уже засмеяться хотел. Ну я у виска покрутил, по пузу себя хлопнул и он сразу понял меня. Молодец парень, быстро схватывает. Ох, сейчас…

Долгие разговоры, а особенно истории, которые он сам должен рассказывать, заставляли его потеть в два раза больше. У него начиналась одышка, он елозил на своём месте, но для Синоида это уже было привычно.

– Ой… Ну так вот, сижу, значит, жду, уже давно съел все свои закусочки, – Так Синоид называл всю еду, независимо от её порции, – а поросёнка так и не несут! Ещё и официант пропал, гадёныш! Я в этом ресторане не бывал ещё никогда, подумал, что это может у них просто повара медленные. Ан-нет! Другим-то всё несут! Я попросил, значит-ца, другого официанта пойти и разузнать. А он у меня и спрашивает: “А вам не сказали пройти на кухню?”. Я сразу встрепенулся такой, салфеточкой губы протёр, всё как подобает. Говорю, мол, нет, никто меня никуда не приглашал. И вот тут самое интересное начинается.

– Встать-то хоть смог? – С язвительной шутливостью протрезвонил Гибри.

– Ох, да лучше б не вставал, бежать… ну, то есть… идти мне надо было оттуда. Не без помощи официанта я вылез из-за столика, прошёл с ним на кухню, а та-а-ам! – Глаза Синоида, которые видно было с трудом, вдруг открылись настолько широко, что стал заметен самый прелестный карий цвет его радужки.

Плюшевый мишка настолько разволновался, что закашлялся. Хотя это сыграло на руку его истории, потому что толпа уже подпрыгивала от нетерпения.

– А там лежит мой официант, ну тот, что сначала был, весь голый, золотистый такой, словно только что из печки! Во рту яблоко, сам он скрюченный как поросёнок при подаче, а вокруг него на серебряном блюде выстлан слой салата. И вот знаете, не будь там салата, я бы сразу на него накинулся и прям там начал бы жрать, но эти зелёные листья как-то аппетит подтупили. Ну короче, попросил листья убрать, да соусы мне поставить прям на блюдо. Съел я его, вкусный, чертяка, до безумия!

Сборище раздалось хохотом. Они, конечно, ожидали чего угодно, но не этого. Хотя для Синоида всё, что вкусно пахнет – лишь искушение наполнить своё распухающее брюхо.

– Ну ты даёшь, братан! Человека сожрал! – Не скрывая своего удовольствия от рассказанной истории, прокричал сквозь смех Гибри. – Целиком?! Ну мужи-и-ик, ну Синоид!

С ноткой притворного уважения он растянул последнюю фразу, после чего поправил свои волосы и предложил право рассказать историю кому-нибудь ещё.

– Марс! Тебе-то зашло, а? По глазам вижу, что зашло! Давай, делись своей историей!

Да, экспрессии Гибри было не занимать, но все уже успели привыкнуть.

– А то! Конечно зашло, наш Плюшка ещё и людоед теперь! Ну а теперь слушайте мою, обещаю, что обойдёмся без человекоедства.

Родители Марса, словно предвидя его характер, назвали его в честь Бога войны, чем он без устали пользовался по жизни. Адмирал Франции, жестокий и безжалостный, прошёл множество войн, участвовал во всевозможных конфликтах и служил примером для всех soldats fran;ais. Его истории никогда не были скучными, он не донимал сугубо стратегическими рассказами, а делился самыми кровавыми подробностями войны.

– Поведаю вам о нашей недавней битве, о победе! – Тут он поднял свою деревянную, повидавшую жизнь кружку с элем, и прокричал боевой клич.

Все последовали его примеру и чокнулись. Подкинув пару заготовленных брёвен в костёр, все вернулись к слушанию.

– Вот это я понимаю! Мужики! Настоящие мужики! Hommes fran;ais! Горжусь вами, ребята.

Марс был из тех, кто искренне радовался, когда его патриотизм воспринимали с достоинством. Для него не было ничего важнее того, что человек ценит свою Родину, свою Францию. Немного успокоившись, но всё с тем же энтузиазмом, он продолжил:

– Жестокая была битва, много людей полегло… Знали бы вы, как мне было хорошо на поле боя! Я стрелял и стрелял, убивал и убивал! Ни разу не был ранен, представляете? На передовой!

Он слегка поник, опустил голову, и снял свою адмиралтейскую шляпку.

– Нельзя сказать, что моим собратьям повезло так же, как и мне… Я помню как умирали мои солдаты. Но умирали с честью! С французским долгом защищать нашу страну! – Тут он вновь вернулся к своему былому пылу, перед этим с должным уважением произнеся тост за умерших на поле брани, – Так вот, история будет заключаться в том, как я убил вражеского главнокомандующего, эту cochon sale.

– А я вот…! – Хотел было добавить Гибри, но Марс так грозно на него посмотрел, что горделивый мужичок почувствовал себя совсем крошечным и замолк.

– Не перебивай! Мы с моими солдатами упорно шли в атаку, не щадя никого. Таков был мой приказ. Женщины, дети, нищие – все должны были умереть от рока Франции. Единственный человек, которого я заставил поймать и принести мне живым, был главнокомандующий. Ох, как же я его мучал! Я смотрел как он истекает кровью от иголок, потом прижигал его язык раскалённым свинцом. Мои медики держали его в сознании и в относительно добром здравии, чтобы я мог наслаждаться его страданиями. Пусть знает, с какой страной воюет! Пусть знает, что Марс не щадит никого! Бог послал меня на эту землю, чтобы отстаивать честь моей страны, и я воспользуюсь каждой минутой, каждым боем, что пошлёт мне судьба. Он вытерпел ровно шесть дней пыток. Мы заставляли его делать ужасные вещи, упивались его болью. А на седьмой день, о-о-о… – Тон голоса Марса сделался таким, словно Адмирал переживал эту историю прямо сейчас, он был необычайно садистским, – На шестой день Бог сотворил человека, а я на седьмой день его убил. Я – продолжение Бога. Отнюдь не преувеличиваю. – Тут Гибри снова захотел вставить своё никому не нужное в данный момент слово, но вспомнив взгляд Марса, расхотел. – Мне дана власть лишать жизни любого. И я сделал это со всеми почестями.

Марс стал в деталях описывать убийство, которое, несмотря на всю жестокость, впоследствии переросло во вполне смиренное погребение мертвеца в соответствии со всеми религиозными законами. Марс не считал себя Богом, он преклонялся перед ним и всегда оставался человеком и всегда чтил живых и умерших. Даже врагов, хоть и посмертно.

Вдоволь насладившись кровавой историей и стукнувшись кружками “За Францию!”, мужчины устремили взгляд на следующего рассказчика – Авидита.

Авидит был одним из самых зажиточных банкиров Франции, спонсирующим всех, кто мог предоставить ему прибыль. Продажный, без всяких человеческих моралей, жадный Адивит наживался на каждом человеке или организации. Тем не менее, он был другом для всех в этой компании. Никто не испытывал к нему отвращения, особенно Марс, стабильно получавший финансирование своей армии от теневых фондов Адивита. Он всегда был напыщенно вежлив и строил свои предложения так, будто писал отчёты о своих расходах и доходах.

– Господа! (Все разговоры Адивит начинал именно с этого восклицания, что придавало его словам какую-то бюрократическую важность). Я имею честь находиться рядом с вами сегодня за одним костром и рассказывать вам свою преинтереснейшую историю. Двадцать первого числа этого года я находился в своём кабинете на центральной улице, – Словно по инстинкту, вытащив свою визитку, он захотел предложить её всем присутствующим, но быстро одёрнул себя. – Да, так… Находился в своём кабинете и заполнял квартальный отчёт. И тут выяснилось, что кто-то ворует мои ворованные деньги! Представляете какая наглость! Я не досчитался двух сотен тридцати четырёх евро, на которые я честно обманул моего клиента!

Толпа каждый раз улыбалась, слыша о подобных противоречиях, хотя Авидит говорил с железной уверенностью в том, что ему так можно, а другим нельзя.

– “Завелась крыса!”, – подумал я. Но Адивит Вертхаймер не пальцем деланный, он её найдёт, вы меня знаете! – Предвкушая конец своей истории, Адивит начал улыбаться во все свои тридцать два золотых зуба, – Я прошёлся по всем моим коллегам, – Здесь он с притворным значительным тоном разделил по слогам последнее слово, – и выяснил… Мишель Дюрсо, та проститутка, которую наняли вопреки моим приказам этого не делать! Она нашла моего клиента, сообщила ему о “финансовой ошибке” и вернула этому лопуху деньги!

Когда Адивит Вертхаймер заводился, то его “отчётность” в голосе менялась на искреннее недовольство.

– Ну и что вы думаете? Она сказала, что “делала всё правильно, как и подобает”! Чушь собачья! Экономика – это не про “правильное” и “неправильное”, это про деньги! Про мои деньги! Богатые богатеют, бедные беднеют – вот закон экономики. Если делать всё “правильно”, то как же тогда заработать?

Сделав глубокий вдох, Вертхаймер продолжил свой отчёт.

– Я уволил её в тот же день, как узнал, двадцать четвёртого числа, по причине “подозрения в денежных махинациях и введении клиентов в заблуждение”. Хорошо хоть, что с моими связями она никому об этом не сообщит. Да… Деньги… Мои деньги… Вот, что правит миром. – Авидит перешёл на какой-то мечтательный тон, словно представляя, что плавает в своих сбережениях.

Толпа поддержала банкира в его действиях и долго обсуждала неправоту Мишель Дюрсо.

И всё же был один человек, который с заносчивостью отнёсся к этой истории. Он единственный отказался от каких-либо комментариев, предпочтя остаться в стороне и бубня что-то себе под нос. Это был Фтон. Бедняк, который постоянно осуждал всех тех, кто был лучше него хоть в чём-нибудь, живший на шее у своих родителей, при этом не сделав за свою жизнь ничего полезного, кроме знакомства с этими мужиками.

– Фтон, ну чего ты? Это же просто история! – Вклинился Гибри.

– А вот и не просто история! Разве честно, что я бедный, а он богатый? Разве честно, что у вас есть жёны, а у меня нет?

– А что ты для этого сделал, Фтон? – Возразил Марс.

– А может и много чего! И жёны ваши – шлюхи одни! Я вот видел, например, как твоя любимая, Гибри, развлекается с местным владельцем бара!

– Ты чего так завёлся, герой? Я-то наверное лучше тебя знаю, где находится моя жена.

– А вот и не лучше! Была бы она моей женой, я бы вообще её никуда не выпускал. Сидела бы у меня в ежовых рукавицах, а у тебя только твоё самолюбие на уме. А может ты и вовсе гей? Любишь только мужчину в зеркале. Всё “Я”, да “Я”...

Марсу, видимо, надоело слушать эти расприи, поэтому он грозно произнёс:

– Так, Фтон, если не хочешь оказаться в гробу, советую тебе заткнуть свою пасть и свалить отсюда.

Приготовившись уйти, Фтон вспомнил, что идти-то ему и некуда, а здесь всяко интересней, чем у него в разоренной послевоенной квартирке. Поэтому он что-то пробормотал себе под нос и отвернулся.

Ребята немного подождали, отходя от минувшего спора, и начали слушать следующего рассказчика, настоящего ловеласа, соблазнителя женщин и просто красавчика, Софопа.

Софоп, несмотря на то, что ему было далеко за пятьдесят, отлично манипулировал женщинами и девушками, чтобы уложить их в постель. Мужики знали, что тот даже ведёт список всех дам, чьи страстные сердца ему удалось покорить. На вид ему нельзя было дать больше тридцати. Гены “красоты”, как он их называл, уход за собой и знание женского сознания – его главное оружие.

– Мои прелестные друзья, чьи взоры я сегодня пришёл озарить своей красотой, давайте же выпьем за наших прекрасных дам!

Мужики, сперва поморщившись от столь романтичного начала, обрадовались тосту и залпом выпили по кружке эля. Все, кроме Фтона, который остался сам по себе, пережёвывая остатки конфеток, которые он смог найти у себя в кармане.

– Вы наверняка знаете, что я веду список тех, кто попал под мои чувственные чары. И, хочу себя поздравить, сегодня утром он достиг пяти сотен имён!

Толпа закричала, захлопала и засвистела, а Софоп поклонился и заулыбался своей голливудской улыбкой.

– Голубчики, вам конечно, не терпится узнать, кто же это был, не так ли?

Все кивнули в унисон.

– Леди Амур Дюбуа, прелестная дама, скажу я вам. А в постели, м-м-м… Настоящая хищница. – Тут даже Фтон развернулся, чтобы послушать, – Когда я впервые её увидел сквозь окно одной из престижных парикмахерских, я был уверен, что она будет моей. Долгие три месяца она искушала моё голодное сердце, наполняющееся счастьем от её мимолётного взгляда. Я ухаживал за ней как принц ухаживает за своей принцессой, я носил её на руках, растапливая её холодное сердце. Ах, как она прекрасна… Словно роза, озаряемая тёплыми лучами рассвета. Весь Париж, по сравнению с ней, лишь серый песок, а она – бескрайний океан. Возможно, это повергнет вас в шок, но… Я наконец решил жениться.

Ребята выдержали долгую паузу, прежде чем накинуться на Софопа, поддерживая его и обнимая, произнося одобрительные возгласы.

– Я думаю, что это именно та женщина, с которой я готов связать свою дальнейшую жизнь. Спасибо вам всем, что были со мной и поддерживали. Я люблю мою Дюбуа, мою маленькую радость в этом мире романтики и страсти. За Амур Дюбуа!

Он поднял кружку и выпил, мужики последовали его примеру.

Самый молчаливый из всех, Эхок, вдруг произнёс ослабевшим, меланхоличным голосом:

– Хорошо в мире живётся, а? Я бы хотел найти и своё счастье. Хоть в чём-нибудь. Вы знаете, сбежать из этого мрака, стать счастливым? Пусть даже на мгновение ощутить, что я чего-то стою. В чём смысл нашей жизни? Зачем мы здесь? Обычные люди, вроде меня, служат лишь инструментом в руках таких, как Марс и Авидит. – Оба переглянулись и поморщились, но лишь вздохнули и ничего не сказали, – Есть ли цель в моей жизни? Мы никогда не узнаем ответ. Находясь во Франции, самой романтичной стране мира… Я так и не нашёл любовь, не нашёл “своего дела”. Не нашёл ничего, кроме вас, ребята. Пустота разъедает мою душу, а я могу лишь смотреть. Может… Мне нравится страдать? Нравится вариться в своём несчастии? Нравится медленно умирать… Не от физической боли, а от боли в моей чёрной душе, в которой нет ни намёка на проблеск света. Для чего Адивиту деньги? Для чего Синоиду еда? Каждый из вас нашёл своё место. Даже Фтон. У него есть ревность ко всему, что есть у других. А я? Как насчёт меня? Ничего, совсем ничего. Вы все, кроме нас с Фтоном, рассказали по истории. А что рассказывать нам? Мы несчастны, но у Фтона есть силы хоть как-то реагировать на всё вокруг. Какую историю мне стоит вам поведать? О тишине? О том, как я задаюсь вопросами, но никогда не знаю ответ? По крайней мере я задаю эти вопросы, видимо в этом и есть моя суть. В отличие от вас, я стараюсь хоть что-то понять. Понять что-то неиллюзорное. 

Потушив костёр, Марс и Фтон приобняли Эхока. Марс заговорил несвойственным для него шёлковым тоном:

– Пойдём домой, Эхок, ты пьян.

Мужики распрощались и каждый разошёлся по домам. Все были погружены в смысл, который несли слова Эхока. А может и в его отсутствие. Так и закончилась эта посиделка у костра. Не первая, и отнюдь не последняя.