Я там живу

Верка энергична до чрезвычайности. На работе к ней прочно прилепилось прозвище «активист броуновского движения». Она готова хвататься за всё и сразу. Ей необходимо переделать молниеносно все свои дела и тут же влезть в чужие — туда, где не просят, не ждут и даже не хотят.

Ей каким-то невероятным образом удаётся узнать, где её не хотят. Но Верка убеждена в обратном: что её ждут, мечтают об участии, готовы в любой момент распахнуть перед ней двери — только чтобы фурия-активистка влетела в них, разом покончила с тем, что зависло в нерешительности.

А она — вот. Благодетельница.

— Не надо благодарности! Я всё от души, от доброты, от того, что сердцем болею за всех. Изо всех сил хочу помочь. Стараюсь. Не надо ничего объяснять! Сама пойму, что вам нужно. Я хорошо разбираюсь в жизненных проблемах.

А Вера просто болеет. У неё приговор, поставленный врачами. Она хочет покоя и своего тихого уголка: кресла с тёплым пледом, уютной тишины, иногда — бормотания телевизора, чаще — старого, до дыр зачитанного томика Пушкина. И чтоб никто не беспокоил.

Забота и участие уже не нужны. Они были востребованы в прошлой жизни — той, что была «до». Теперь она живёт в «после».

Квартира у Веры совсем маленькая, но своя. Раньше они жили здесь с Боренькой — с её маленьким любимым сыном. Теперь он совсем далеко: работа, новая жизнь, дела, друзья. О матери вспоминает, но очень редко.

Боренька понимает, что ей ничем уже не помочь. Поэтому потихоньку вычёркивает мать из своей жизни. Сейчас Вера думает именно так. Хотя, может, это случилось гораздо раньше? И она просто не заметила? Нет, скорее, всё же чувствовала, но тешила себя слабой надеждой на то, что ей это только кажется.

С матерью Вере не повезло. Вечно пьяная или с сильного похмелья, та, казалось, её совсем не замечала. С детства в доме собирались пьяные материны собутыльники: кричали, ругались, а Вера тихонько забивалась в уголок и читала книжки.

О своём отце она ничего не знала. А спрашивать мать боялась. Да не особо и хотелось.

Она быстро сгорела от водки. Вера и прежде понимала, что ей не на кого рассчитывать, а оставшись одна, твёрдо решила самостоятельно добиться благополучной жизни, которой, несомненно, была достойна. Вера нашла работу в архиве и поступила в вуз заочно на профильную специальность. Долго мечтала о замужестве и дружной семье, но мужчину своей мечты так встретить и не удалось.

Геннадий занимался диссертацией, иногда наведывался в архив. Он был намного старше, имел жену и детей. У них случилась ни к чему не обязывающая связь. Вере исполнилось уже 26, и она решила родить ребёнка. Геннадий особо возражать не стал, заручившись её обещанием не требовать от него отцовства. Бореньке Вера дала своё отчество.
 
С Веркой они знакомы давно. Ей почему-то страшно хочется опекать Веру — будто та ребёнок и нуждается в посторонней помощи. Вера особо не сопротивляется, но восторга тоже не испытывает. Верка видит в её покорности согласие с собственными поступками. Компромисс вполне устраивает обеих. Их дружба продолжается почти двадцать лет.

Когда Вера узнала, что её полувековой юбилей станет финалом всей жизни, долго плакала, страдала, мучилась вопросами: «За что? Почему так рано?» Потом потихоньку смирилась и стала страдать тихо. Ей не хочется суеты, мыслей о том, сколько ещё. Просто живёт и ждёт.

Боренька приехал, погревал вместе с ней, сказал, чтоб за него не беспокоилась. Вот и всё.

У Веры ухудшение. Опять больница. Делать нечего. Боль не даёт покоя. Опять мучительная «химия», многочисленные анализы. Зачем? Но она будет бороться до конца. Понимает, что не нужна уже никому, даже Бореньке. Ну и что? Остаётся немного, чтобы прожить так, как хочется.

В буфете стоит бутылка дорогого вина. Вернётся из больницы, усядется в любимое кресло перед телевизором и погрузится в какой-нибудь сериал, выпьет бокал вина. Просто так. Без тостов.

Цветы на подоконнике. Подруга обещала поливать.

— Дом, до встречи!

У Верки, как всегда, дел невпроворот. Но сегодня твёрдо решила: «Пойду к подруге. Её положили в больницу. Попросила поливать цветы. Надо помочь». Ключ у неё есть.

Правда, давно не навещала больную Веру. Что поделаешь, времени не хватает. Кое-как открывает дверь. Замок заедает. «Даже починить некому! Ну ничего, сейчас я разберусь».

Грязища–то какая! Пыль в палец толщиной. А хламу-то сколько Вера накопила! Конечно, ей сейчас не до того.

Верка вооружается пылесосом, шваброй и тряпками. Со старого буфета, шкафов, стола, комода всё барахло летит в мусорное ведро.

А на балконе-то что творится! Старые корзинки для цветов, ящики — сгребает и несёт в мусорный контейнер. Рядом ставит детский трёхколёсный велосипед. От Борьки ещё остался. «Надо же, Вера до сих пор не успела его выбросить».

На тумбочке — ободранная книжонка в рваной обложке. «Хм, Пушкин? Тоже хлам».

Верка торопится в книжный до закрытия. Покупает отличный трёхтомник Пушкина в шикарном переплёте. «Порадую подругу».

Так, ну всё. Квартира сверкает чистотой, как на картинке, порядок просто идеальный. Веру очень жалко. Но хорошо, что у неё есть такие подруги, как Верка. Кто ещё поможет?

В больнице совсем тошно. Веру наконец отпустили домой. Подруга пообещала купить продукты — поэтому в магазин заходить не надо.

«Как хорошо. Всё-таки мой дом — моя маленькая крепость», — думает Вера.

Она открывает дверь и замирает у порога. Такое чувство, будто она попала в чужую квартиру. Здесь всё не так. Зачем-то переставлено кресло. А вещи… Где её вещи?

Где плюшевый заяц с оторванным ухом? Боренька так любил его в детстве. На комоде стоял пустой флакончик из-под духов — воспоминания о старом романтическом романе. Духи закончились, но аромат остался. Вера открывала крышечку и погружалась в то чудесное время.

А где же любимый Пушкин? И зачем ей три тяжеленных тома в тиснёном переплёте, к которым даже страшно прикоснуться?

Вера выходит на балкон. Пропал Боренький велосипед. Она ставила на сиденье корзинку, в которой легко помещалась баночка с полевыми ромашками.

Вера открывает буфет. Бутылка вина тоже исчезла.

Звонит телефон. Возбуждённая Верка буквально кричит:

— Ты уже дома? Ну как тебе квартирка, правда, здорово?

Вера молчит.

— Ну что ты там замерла? Ты из-за вина, что ли, обиделась? Ну не дуйся, тебе сейчас нельзя!

И даёт отбой.

Вера двигает кресло на прежнее место, усаживается, включает телевизор, выбирает один из любимых фильмов.

Актёр Олег Янковский пересказывает анекдот:

«— Есть одна история. Один человек спасает другого из огромной глубокой лужи, понимаешь? Спасает с риском для собственной жизни. Они лежат у края этой глубокой лужи, тяжело дышат, устали. Наконец спасённый спрашивает:
— Ты что?
— Как что, я тебя спас.
— Дурак, я там живу.»

Вера выключает телевизор, закрывает лицо руками и начинает плакать — громко, навзрыд, как в детстве.