ДЮША

  10-го  марта раздался звонок  в мобильнике: «Умираю. Приезжай…»  В  это время я только что прибыл из города на дачу в Падозеро, о чем и сообщил Дюше: его предыдущие звонки обычно всегда начинались подобной фразой,  и  я  иногда приезжал к нему на улицу Зеленую или назначал встречу  в  другом  месте, чтобы поправить его.  Вернувшись с дачи, узнал о его кончине…                Уже не помню дня, когда познакомился с  поэтом Дюшей. Это был май 2009 года, тогда я окончательно  вернулся  на  родину.  Муза  моя, Таточка, отпечатала  самиздатом  сборник  моих  стихов,  которые  я  присылал  ей  в  своих  письма,  и отослала  целый  блок стихов  в  журнал  «Север».  Необходима была срочная  их правка!  Свободного  времени  у  меня  было  предостаточно  и  я  начал посещать   литобъединение Союза писателей Карелии, которое вел поэт Иван Костин.
         
С Дюшей мы договорились встретиться у гостиницы «Северная».                Он должен был освободиться с мероприятия  в  министерстве  образования в  три  часа  дня, но появился  только  в  четыре.  Звонок на  мобильном телефоне застал меня  у  книжных полок  магазина  «Экслибрис»  в тот самый момент, когда я  держал  в  руках книжку стихов «Верность» Владимира Морозова.  Цена  книжки была копеечная.
          Встретились  у  входа  в  магазин. В высоком, плотно скроенном человеке не трудно  было  угадать род его занятий,  но в глазах за сильными линзами очков на одутловатом  лице  просматривалась  какая-то  романтическая  отрешенность. Мы зашли в ближайшее кафе и заказали пива. Дюша протянул руку к моей книжке:
          – О! Это  же  самый  знаменитый  карельский поэт! На книжных развалах его сборников теперь не достать.
          – Ну  а  мне  удалось. От  поэта Судакова  о Морозове я сам только недавно узнал. Вот теперь наконец-то и прочту.
          – У меня есть дома другое издание, более раннее, правда, там  очень много неудачных редакторских правок.         
          Знакомство  наше  состоялось  и  продолжилось целых семь лет,  вплоть  до кончины  Дюши.  А  на  этой  нашей  первой встрече я, не раздумывая, согласился поехать  вместе  с  ним в Костомукшу на поэтический фестиваль тамошней газеты «Провинциальный интеллигент», открытие которого было ровно через неделю.
                * * *
Поезда на Костомукшу ходят редко, и они всегда забиты под  завязку.  Места нам достались  боковые,  рядом  с  тамбуром. Предстояло  ехать всю  ночь. Чтобы не терять время даром, я вручил Дюше стопку листов со стихами. Что-то от учителя  (а  Дюша  им  и  был в жизни) виделось мне в том,  как он бегло просматривал страницы с текстами и делал  в них пометки. Закончив  читку, он только промолвил:
          – Я не критик, но многое понравилось.
          Дюша вытащил несколько листков из кипы и поставил некоторых галочки. Три  галочки  поставил  на  листке  со  стихом  «В дороге слепого встречая…»:
          – Это про меня!
          – Написано еще  в  семидесятых.  Чудом сохранился автограф. Я тогда сжег все свои записи. Никогда всерьез не считал себя пиитом.
         
Мы наскоро перекусили, и Дюша улегся спать на нижнюю полку. Мне же перестук  колесных  пар,  в  отличие  от  авто, всегда  навевал бессонницу. Въезжали в пограничную зону. В тамбуре, где я в то время курил, появился гражданин  в штатском и потребовал «тугаменты».
          – Вы, собственно, кто? – спросил я его наивно.
          Он показал удостоверение. Раньше, когда  мы  от  техникума в семидесятых годах ездили на картошку в приграничные районы, наряд  из бойцов, вооруженных автоматами, ночью  будил  всех для проверки документов, к тому же требовали  предъявить  пропуск  на  посещение  погранзоны.  Как  изменились  времена… Проверяющего я упросил не будить Дюшу.                Почти  всю  ночь  я  так и простоял в тамбуре. За окном менялся ландшафт: на  смену  тайге  наползало царство болотное – хилые сосенки, отдельно  и  кучно стоящие сушины на мшистой подстилке среди зеркальных озерных линз. Как-то не сразу осознал – дневное светило застряло в одной точке небесной сферы…

  * * *
          Славный град Костомукша!  В  восьмидесятые годы здесь появились первые дома  финской  архитектуры  для  строителей  горно-обогатительного   комбината. Один мой друг юности рассказывал о том времени, когда финны  уже заканчивали свою строительную деятельность,  а наши монтажники начинали монтировать  панельные дома петрозаводского ДСК. У финских работяг был строгий запрет  на алкоголь. Рискнувшего купить спиртное  в пристанционном магазине задерживали и под «конвоем» заставляли всю дорогу до города, а это больше пяти километров, бежать перед полицейской машиной.

* * *               
          …После  насыщенных  мероприятий  двухдневной  культурной  части фестиваля  мы  с  Дюшей добирались до станции пешком. К отходу поезда чуть  не опоздали, хотя бежали рысцой. Весь бессонный обратный путь был посвящен разбору уже его стихов с перерывами на перекус и долгие разговоры в тамбуре. Перед Суоярви тот же погранец в штатском опять проверял наши документы: особенно тщательно изучив Дюшин паспорт, он произнес:
          – Меня  все  время мучила совесть за то, что я прошлый раз не разбудил вашего друга для сверки личности.               

После  этой  поездки  я  периодически  встречался  с  Дюшей. В те, не такие уж  и  далекие  времена,  шла  «директорская  зачистка»,  управляемая   из  недр министерства образования (это я ощутил и на своем опыте, будучи заместителем директора  по  безопасности  одного  из  заведений минобразования).  В  случае  с Дюшей предлогом  для  его увольнения послужил «сигнал» в органы о том,  что он будто бы(!) хранил оружие.  Обыски дома, на даче в Вилге  и в школе: «нашелся»-таки криминал – в подвале школы обнаружили ржавый штык от финской  винтовки из  бывшего  музея  школы (закрытого этим же министерства в  рамках «дружбы  с северным соседом») и приобщили его к уголовному делу.
         
Дюша  и  до этого увлекался зельем, но все эти события, я уверен, очень его подкосили. Он все чаще стал заглядывать в стакан. А  после  увольнения  с  поста директора, когда ему не предложили даже места рядового учителя, дела  его  резко пошли по наклонной вниз. Да еще и неизлечимая болезнь его мамы – он  почти каждый  день  приезжал  через весь город делать ей обезболивающие уколы. Она жила недалеко от моего дома. Во время этих приездов, когда у него не было денег даже  на  автобус,  он  звонил  мне – я его встречал на остановке и оплачивал  его проезд. После  посещения мамы  мы  встречались в ближайшем ельничке поговорить за жизнь. А уже после того, как его мама отошла в мир иной,  Дюша стал пропадать  в «ссылке» – на даче  в  Вилге. Впервые  я  по его просьбе приехал туда в начале июня. С трудом нашел избушку.
            
  * * *
          …Через  сени  я  попал в небольшую кухоньку:  к  ней примыкала  комнатка – вся нехитрая планировка.
          Из съестного у Дюши была только горбушка черного хлеба.
          Через заднюю калитку по крутой лесенке спустились к речке. Тропинка привела нас к мостику, перекинутого через порожистый поток. На пути  до  магазина  встретилась  компания  из  трех местных мужичков потрепанного вида. Они поздоровались за руку с Дюшей.                – Местные алкаши, – промолвил Дюша, когда мы отошли.
          Закупив  продукты  в  магазинчике,  мы двинулись в обратный путь. Мужички стояли всё на том же месте. На груди моей висел расчехленный фотоаппарат, и  я предупредил Дюшу, что сейчас буду импровизировать.
          – Подыграй.  Представь меня, скажи, что  я – фотограф съемочной группы  с «Ленфильма».
Так  и  сделали.  Я  с ходу стал расписывать мужичкам о планах снять здесь фильм о войне – необходимо выбрать натуру.
          – Вот это место очень подходит для фильма,  но вряд ли режиссер одобрит – уж больно захламлен берег реки.
          Между прочим, я проговорил, что по сюжету намечается большая  массовка, платить  за  участие  в  ней  будут хорошо. Заручившись   согласием  мужичков  на участие  в массовке в предстоящих через неделю съемках, мы попрощались  и направились вдоль левого берега. Дюша обещал мне показать интересные места.
          Выйдя  на  излучину  некогда  обширной запруды, увидели пахнущий зловониями ручеек.
          – А это откуда изливается? – спросил я Дюшу.
          – От  пятиэтажек  военного  городка,  что  на  улице  Рождественского. Когда строили, забыли про очистные сооружения.                – Это какой Рождественский?
          – Роберт. Его  отчим  служил  в  местной части  и поэт  до поступления в университет и переезда в Петрозаводск проживал с семьей здесь.
…Мы с трудом перебрались по бревнышкам через этот  рукотворный ручей  и  взобрались  по  крутому склону песчаного мыса  на  ровную полянку. Весна еще только-только набирала силу.
           На  следующий  день Дюша позвонил мне  и радостно сообщил, что мужики очистили-таки берег реки от мусора…
…Совсем  недавно  я  перечитал  рассказ  Виля  Липатова «Серая мышь». Поразило сходство жизненных историй Дюши и Семёна Баландина.