Квартира 76

Тот, кто недостаточно храбр,
Чтобы смотреть в бездну,
Тот, недостаточно храбр,
Чтобы смотреть в себя.
Истину можно познать,
Только двигаясь вперед!

...Снова кошмар! Какой день подряд я просыпаюсь весь в поту и с холодной, почти лихорадочной дрожью. Чувство страха продирает меня от пят до макушки – я понимаю, чувствую это, но не в состоянии осознать то, чем был вызван страх. Сон, да сон – вот уже почти неделю мне снятся кошмары, но о чем они, что в них вызывает этот внутренний панический страх – понятия не имею, все как в тумане – я знаю, что это сон и что он не хороший, но о чем он я не помню…
Немного полежав тупо смотря в потолок, я, поднявшись, сел на диван и повернул к себе будильник – было почти двенадцать часов дня, суббота. Эх, как хорошо, что не надо тащиться на работу по такой мерзкой погоде. Лениво натянув брюки и кое-как застегнув ватную рубашку, встал, и, подойдя к столу, заглянул в окно – жуткая метель выла вот уже несколько дней, а синоптики оптимистически настраивали нас еще, как минимум, на неделю такой погоды. Минус двадцать девять показывал термометр. Окна были заретушированы магическими узорами зимы. Увидев дворника, - который, борясь с шуткой мороза, убирал с тротуара рыхлый снег – я улыбнулся, но тут же холод передернул меня, когда я представил, что вот так вчера я шел по улицам добираясь до ближайшей станции метрополитена сопротивляясь натискам жгуче-холодного ветра. «Сегодня на улицу не ногой» - внушил сам себе обещание, убирая постель. Зазвенел телефон. Я подошел, взял трубку и, сказав «алло», стал ждать ответа. Раздался голос – это была мама, она спрашивала как я и где буду отмечать Новый Год. Смотря на оконные узоры, я флегматично ответил, сказав, что у меня все хорошо и Новый Год отмечу один – как и свой день рождения, этот праздник я не очень любил и вообще не планировал отмечать. Закончив разговор, и, положил трубку, впихнул ноги в тапки, направился к ванной, семеня ногами. Остановившись возле двери, посмотрел на плакат с изображением полуобнаженной фотомодели и календаря. Было уже тридцать первое декабря – праздник для большинства людей на планете, но не для меня. Открыв дверь в ванную, несколько секунд смотрел во тьму, затем, включив свет, вошел. Облокотившись на раковину, посмотрел на себя в зеркале. Лица на мне не было – измятая кожа, жесткая щетина, синяки под глазами... открыв кран, с холодной водой, я, наклонился, набрал в ладоши охлаждающую воду и плеснул ее в лицо. Выпрямившись, открыл глаза, и ноги мои подкосились. В зеркале я увидел не уставшее отражение себя, а чужое лицо, с белой обвисший, как у покойников, кожей, пустыми фарфоровыми глазами, смотрящими на меня, и черными обвисшими волосами. Лицо открыло пустой, темный рот, и я, от страха, отпрянул от раковины к стиральной машине - стоявшей позади меня - ударившись об нее локтем. Поморщившись от боли и панического страха, я закрыл глаза. Неподвижно стоя с закрытыми глазами, я чувствовал, как в запястье и на шеи отдаются удары участившегося пульса, а сердце колотилось так, вызывая ощущение того, что вот прямо сейчас оно, прорвет грудную клетку и вырвется на свободу, оборвав мою жизнь. Собрав себя с силами, я сделал три глубоких вздоха и, открыв глаза, заглянув в зеркало – и снова мое лицо, измученно от недосыпания. Еще раз, глубоко вздохнув, подошел ближе, проведя ладонью по лицу. Усмехнулся. Это только померещилось. Пора заканчивать работать ночи на пролет и завязывать с кофеином. Умывшись, почистив зубы и сбрив трехдневную щетину, я аморфно поплелся на кухню. Поставив чайник кипятиться, подошел к окну. Да, жуткая метель уже замела тротуар, который всего несколько минут назад расчищал дворник. Прозвучавший щелчок символизировал, что вода вскипела. Я встал, достал большую кружку и, положив четыре чайных ложки крепкого кофе, залил его кипятком, добавил сахар и размешал. Взял чашку, я направился в свою маленькую комнату. Сев в кресло включил компьютер – в системном блоке раздался шум; щелчок и монитор загорелся, показывая загрузку. Я, отхлебнув кофе, пристально следил за ходом процесса загрузки. Вдруг в дверь раздался звонок. Поставив на компьютерный стол чашку, встал, запихнув ноги в тапочки, направился к двери. Выйдя в общий коридор, подошел к железной двери и заглянул в глазок – странный человек в дубленке и в лисьей шапке, покрытый хлопьями снега, топтался с одной ноги на другую, держа в руке черную сумку. Открыв дверь, я слегка улыбнулся.
- Добрый день. Это квартира 76?
- Да! А что вы хотели? – Оценивающе поглядел на него я.
- Я из ЖЭКа. Вот здесь нужна ваша подпись. – Резко ответил он, протягивая мне несколько листков бумаги связанные с коммунальными платежами. Я внимательно прочитал и ахнул.
- Простите. Тут какая-то ошибка. У меня нету задолжностей ни по каким коммунальным платежам. – Возмущенно ответил я на эти бумаги.
- Да успокойтесь вы. Это не ваши долги, а тех, кто жил в этой квартире до вас.
- А от меня вы что хотите? За них платить я и не собираюсь.
- А никто вас и не заставляет. Все уже оплачено. Просто, для формальности, нужна подпись жильца проживающего в данной квартире в данное время. Новый кодекс ЖКХ 2010 года.
Ничего, не ответив представителю ЖЭКа, я недоверчиво поставил свои закорючки на обоих бланках и протянул обратно ему.
- Эх, жалко семью жившую здесь до вас. – Невзначай подметил он, убирая в сумку бумаги.
- А что с ними случилось? – Простое человеческое любопытство не позволило мне промолчать.
- Да с парнем была беда. Подросток, лет шестнадцать. Взял и выстрелил себе в голову. Бедняга…
- Не понял, в каком смысле «выстрелил себе в голову»? – Решил я переспросить, дабы не было недопонимания.
- В каком-каком, - он поправил шапку, - в прямом. Тридцать первого декабря это было – взял у отца револьвер, засунул себе в рот и спустил курок. Говорят, он себе весь затылок в дребезги разнес.
- Ужас! Интересно, какие мотивы им двигали? Неблагополучная семья или личная жизнь?
- Не знаю. Семья, вроде, нормальная… ну ладно, мне пора – еще раз извините за беспокойствие.
- Да ничего. – Закрыв за ним дверь, я поплелся обратно в квартиру, не особо предав вниманию тому, о чем рассказал представитель ЖЭКа. Вернувшись в комнату, остановился возле компьютера и, посмотрел на монитор – компьютер был загружен и на экране красовался «рабочий стол», - но не сев за него, прошелся несколько раз туда обратно по комнате, раздумывая о работе, но странно возникавшие мысли напрочь мешали. Отпив кофе, поставил чашку обратно и пошел в большую комнату. Подойдя к книжному шкафу, стал рассматривать книги, читая их названия и авторов. Вытаскивая одну книжку за другой, открывал, листая их. Я не собирался читать ни одну из них. Нужно было занять хоть чем-нибудь голову, отстраняясь от тех странных мыслей, которые врывались в нее. Вытащив очередную книгу автора Шахермайра, открыл ее на восьмой странице, прочтя одну строчку: «Вперед к богатым стадам иди…». Поставив книгу на местно, пошел обратно в свою комнату – большее время я проводил в маленькой комнате, а эта была как библиотека и гостиная. Сел за компьютер и отпив кофе, стал проверять свой почтовый ящик – полно спама и ничего больше. Зазвенел телефон и я, «свернув страницу», подбежал к телефону. Это был мой начальник – он, поздравив меня с наступающим праздником, поинтересовался, как продвигается мое задание. Я сказал ему, что бумаги все готовы, осталось, правда, их заверить у нотариуса – что я и планировал сделать после праздника. Эта новость его обрадовала и он еще раз поздравив с наступающим, попрощался. Я вернулся за компьютер, находившийся в ждущем режиме. Сев, я посмотрел на темный монитор, и пришел в ужас, откатившись на стуле назад и свалившись с него – снова то жуткое лицо, отражалось в мониторе, следя за мной. Его мертвые глаза раздирали меня страхом, я чувствовал, как холод смерти исходил из них. Я попятился назад, пока не уперся в телевизор, а он все наблюдал за мной. В колонках раздался ужасный визг, режущий слух – я зажав уши и, закрыл глаза, стал молиться, чтобы все это исчезло. Но визг, сменившийся шипением, не пропадал. В комнате завеяло смертью, воздух стал затхлым и тяжелым. Шипение стало стихать и я, подумал, что все заканчивается, но вдруг из колонок в перебор с бесформенным шипением просвистели слова:
- П-о-м-о-г-и м-н-е!!!
Я в судороге открыл глаза и от страха потерял дар речи и способность двигаться. Этот мертвый уже стоял возле компьютерного стола, смотря на меня. Он, протянул правую руку ко мне, и, медленными шагами, стал двигаться ко мне, открыв рот – из него стала вытекать какая-то темная вязкая на вид субстанция. Я не мог ничего сделать - лишь смотреть, как призрак идет на меня. Его рука была в нескольких сантиметрах от меня готовая схватить и тут я, не выдержав, закричал, что было сил, отмахиваясь руками. Я не осознавал, сколько времени кричал, и сколько бы это продолжалось, пока кто-то не стал стучать в стену кулаком, ругаясь. Придя в себя, успокоившись и открыв глаза, я не увидел призрака. Но сердце так колотило, что у меня даже перебивало в горле, я задыхался, жуткий страх колотил меня в судорогах, а холодные капли пота окутали тело. Собравшись с силами, я, шатаясь и от слабости несколько раз падая, неуверенно встал. Ноги дрожали и подкашивались. Я схватился за подлокотник кресла, что бы не упасть. Сделал несколько глубоких вздохов – это мне часто помогало – посмотрев на черный монитор, в котором отражалась часть комнаты со мной. Дрожа, я неуверенно потопал на кухню, шатаясь на подкашивающихся ногах. Достав из холодильника пакетик сухого раствора валерьянки, высыпал его в чашку и залив кипяченой водой размешал. Одним глотком я выпил раствор и посмотрел на настенные часы девятнадцатого века – почти два часа дня. Успокоительное подействовало моментально – волнение исчезло, сердце возвратилось к привычному ритму, кончики пальцев и ноги перестали дрожать. Веки глаз налились свинцом и стали закрываться, я почувствовал жуткую усталость и слабость. Добравшись до дивана, плюхнулся на него и сразу же заснул. Я спал как убитый, кошмары не беспокоили и, быть может, проспал бы до следующего дня, если бы меня не разбудил странный шум, исходивший из большой комнаты. Я открыл глаза, было уже темно. На улице зажглись фонари, осветившие мою комнату. Встав, я настороженно пошел в коридор и увидел, что из большой комнаты падал яркий свет. Тут уж я немного осмелел и резко вбежал в комнату. Ближайшее к двери кресло было отодвинуто в центр. Я стал осматривать комнату, ища рациональное объяснение происходящему. Взгляд я остановил на том месте, где ранее стояло кресло – мое внимание привлекли слегка оторванные, но очень заметные, обои около плинтуса. Я опустился на колени и, взявшись за угол обоев, потянул в сторону. Обои с легкостью отклеились, и я увидел небольшую дыру в каменной стене. В ней что-то лежало. Я протянул руку и нащупал. Это оказалась толстая вся в пыли и с разорванными краями тетрадка. Но откуда она тут взялась? Когда я въехал, то сразу же стал делать в этой комнате ремонт, и этой дыры уж точно не было – чертовщина какая-то твориться в квартире или, быть может, это я схожу с ума? Я пролистал всю тетрадку – она была пуста за исключением первых нескольких страниц. Встав с коленок, я сел в кресло в центре комнаты и закинув одну ногу на другую, решил прочесть то, что было в тетрадке. Открыв первую страницу, я ужаснулся – здесь была вклеена фотография молодого юноши, нет, скорее подростка на вид лет пятнадцать-шестнадцать. Эта фотография, точнее тот, кто на ней изображен был очень похож на призрака. Не может этого быть! Да, точно. Этот подросток жил когда-то в этой квартире, именно про него и говорил представитель ЖЭКа, и именно он покончил жизнь самоубийством. Но и по-прежнему он живет в этой квартире, его проклятая душа не может покинуть это место. Он проклял себя и это место и не может покинуть его – ни в рай, ни в ад. Никто не хочет принять эту душу, и он должен страдать здесь. Но почему он появился только сегодня? Я же живу здесь вот уже практически год. Что же случилось? Так, надо собрать все мысли в единую концепцию. Ну конечно, он же застрелился тридцать первого декабря – как раз в этот день. Но что ему нужно от меня и зачем он покончил жизнь самоубийством? Может, в этой тетрадке найду ответ? Я перевернул страницу – здесь был коряво написан, кое-где с ошибками, текст небольшими абзацами и датами – видимо это его дневник. Именно в нем, думаю, я скорее всего и найду ответ.

«Никогда не вел дневник – считал это глупостью девчонок - что с них взять… но вот, от нечего делать, решил попробовать – вдруг чего и выйдет цельного. Может потом, через года, когда обо мне никто и не вспомнит, какой-нибудь бедолага найдет мои каракули... Сегодня день мой прошел как обычно – ничего того, о чем можно было поделиться. Завтра в школу – скоро каникулы, Новый Год – ура…»

«Любовь – какое странно чувство. Я всегда считал, что она лишь плот человеческой фантазии, которыми они (люди) прикрываются для удовлетворения своих низменных желаний, но сегодня… не знаю, любовь ли это или очередной прикол переходного возраста… сегодня к нам в класс пришла новенькая. Когда я ее увидел, то сразу влюбился в нее. Красивая, умная, немного робкая, но она мгновенно покорила наших, да и не только, парней и ввела девчонок всей школы в зависть, хотя и нашла немало подруг среди наших девчонок… я пришел домой и понял, что не могу ни о чем думать кроме как о ней, все мысли лишь о ней и только о ней. С мыслью о ней я делал уроки, ужинал и даже ложился спать…»

Оторвавшись от дневника, я задумался. Любовь – неужто это и стало его погибелью? Хотя и сомневаюсь, но при этом… безответная любовь – на мой взгляд, самое страшное и погибельное качество любви. Но могу ли я судить его? Нет, конечно. У каждого из нас есть право на выбор…

«Сегодня она целых четыре урока сидела позади меня. Я чувствовал каждое ее движение, запах духов, слышал ее голос, от которого у меня начинали дрожать коленки, желудок сводило, я не мог писать – все мысли лишь о ней. Я больше не мог вот так скрывать свои чувства – сил больше не было. Я должен был с ней, для начала, заговорить. На перемене это было невозможно – ее окружали подруги и парни, среди которых меня бы никто и не заметил. Тогда я решил на уроке. Вначале я робко поворачивался, спрашивая то ластик, то карандаш, то еще что-то – она смеялась, а я от стыда лишь краснел и кое-как натягивал на губах улыбку. На четвертый урок я, наконец, собравшись с силами, смог заговорить с ней «по настоящему». Это было незабываемо – мы проговорили практически весть урок. О чем? Я уж и не помню, но какая разница о чем, главное первый шаг сделан. Я узнал, что она живет в моем дворе, и думал - смогу ли я проводить ее сегодня?... Я шел, позади нее, думая как подойти, что сказать, как вдруг меня окружили дураки из класса – подхватив меня под руки, они, вначале издевались, саркастически шутя, а потом, повалив на землю, стали избивать. Я видел, что она видела, как меня избивают, и ничего не сделала. Они били меня около трех минут затем сказав, что если я к ней еще раз подойду и заговорю они не оставят на мне и живого места… не помню как я добрался до дома. Все болело, на мне не было ни живого места. Мама, когда меня увидела, чуть не хватил инфаркт. Я не стал ей говорить всю правду…».

Свет в комнате замигал, форточка с визгом распахнулась, и хлопья снега повалили в квартиру. Я ничего не сделал, перевел глаза обратно на текст дневника. Не было времени отвлекаться на пустяки – истина уже близко и, тем более, вся эта чертовщина угрожает моей жизни.

«Эти два дня я не ходил в школу, все время лежа в постели – все тело ныло от боли, а душа проклинала меня... но и по-прежнему я думал только о ней – закрывал глаза и она передо мной, сны только о ней. Я чувствовал, что схожу с ума, но это было вкуснее любого фрукта или напитка, вкуснее всего того, что может предложить материальный мир…».

«Я убедил маму, что мне уже лучше, и я могу сходить в последний учебный день этого года в школу – тем более надо было забрать дневник. Думаю, это была хорошая отмазка, и я мог бы еще раз увидеть свою нимфу. У нас было сегодня всего четыре урока и у всех было повышенное и радостное настроение – Новый Год скоро как ни как. Прихрамывая на правую ногу, с забинтованной левой рукой и разбитой губой я вошел в кабинет на первый урок. На меня - как всегда - никто не обратил внимания (даже в таком виде) - ни пожал руки, ни спросил, что с тобой случилось? Но все, при этом, прекрасно видели (кто-то даже посмеивался над мои убогим видом). Как всегда один. Я, сев за парту, стал готовиться к уроку и тут... вошла она – красивее чем когда бы то ни было. Веселая, жизнерадостная она парила как мотылек между парт. Она прошла около меня (не заметила) и я снова почувствовал запах ее духов, теряя голову. Упоенный ее ароматом я закрыл глаза и представил как мы вместе, наедине на озере где только я и она... прозвенел звонок и начался урок... весь этот день я не решался к ней подойти, но при этом не спускал ни на минуту с нее глаз – наслаждаясь ею издалека. Один раз наши взгляды пересеклись и, на какие-то доли секунд, замерли – мы смотрели друг на друга, а сердце мое колотилось с такой силой, что казалось, оно вот-вот взорвется. Тепло ее глаз проникло в меня, и кровь в венах забурлила. Сейчас для меня время перестало существовать, ничего не слыша, я смотрел в ее глаза, погружаясь в их бездонность… кто-то дал мне подзатыльник и я, очнувшись от сладкого сна, вернулся в суровою реальность тут же отвернувшись от нее, пытаясь скрыть свою неловкость. Придя домой, я сел за письменный стол и как озарение посетило меня – я взял ручку и стал писать стих – нужные слова сами материализовались в моем уме и я, систематически, их начеркивал на куске, попавшей под руку, бумаге…».

Здесь я не смог различить шрифт – буквы были размыты, что делало невозможным их прочтение. Оторвав глаза чтобы передохнуть, я посмотрел на открытую форточку – снег уже засыпал половину дивана и пол, ветер трепетал тюль, разнося ее по комнате. То, что я прочел в дневнике, уже наводило на странные мысли, порождая один вопрос за другим. Я посмотрел еще раз на число стоящее перед этим абзацем и понял – на следующей странице будет та истина, которая ответит на вопросы – и это меня пугало. Я, взявшись, за уголок страницы начал было переворачивать ее, как услышал шум, сменившийся каким-то басистым голосом на кухне. Я не мог его разобрать пока он не стал приближаться ко мне. Холодное дуновение ворвалось в комнату (еще более холодное, чем ветер с улицы, дувший из форточки) разнося повторяющиеся слова:
- П-о-м-о-г-и м-н-е!!! П-о-м-о-г-и м-н-е!!! П-о-м-о-г-и м-н-е!!!
Холодное эхо с ужасом отдавалось у меня в ушах. Затем последовал плачь, жалостный плачь ребенка и, наконец, более отчетливые слова:
«Моя нимфа – что ты наделала, что ты наделала??!!».
Эта фраза повторялась несколько раз, чередуясь с плачем. Эпилептическая дрожь неконтролируемо колотила меня, но при этом я не боялся. Что-то в подсознании говорило мне - пока ты держишь этот дневник, тебе бояться нечего. Но надолго ли это? Вот сейчас я переверну страницу, и флер тайны спадет, – я буду знать правду самоубийства. И что? Что буду делать я дальше? Только время ответит на этот вопрос. Сделав глубокий вздох, я перевернул страницу – вот оно! Последний текст, последнего дня и… фотография! Еще одна фотография с изображение уже девушки. Как мне показалось, лет шестнадцати. Да, это она, она покорила сердце самоубийцы и, видимо, она и была тем последним гвоздем в гроб, заставившим его совершить суицидальный поступок. Для своих лет она была поистине красива, даже слишком... но я за свои года выучил, выгравировав на камне памяти, что внешность бывает обманчивая и потому, был полностью либерален. Ее глаза, светло-карие, смотря прямо на меня, пронизывали взглядом. Я почувствовал отчуждение. Этот человек внушал ужас: ее взгляд, улыбка, да сама красота внушали опасность, ужас, негодование. Красота влекла к себе, а душа, скрывавшаяся под обманной личинкой, готовила кинжал. Оценив, возлюбленную самоубийцы, я перевел глаза на ниже написанный, еще более корявый (дрожащей рукой был он написан) чем прежде, текст. Волнение, страх, отчаяние чувствовалось в этом почерке – можно, было, предположить, что в придачу этим негативным эмоциям он добавил слезы отчаяния.

«Я встал сегодня довольно рано – странные сны терзали меня всю ночь. Сегодня я был никакой – даже о ней практически не думал. Как зомби с самого утра я шатался по квартире, не обращая внимания ни на праздник, ни на что. Было около пяти часов вечера – стемнело, пошел мелкий снежок. Родители поехали докупить продукты, и я остался один. И снова навеянный грустью я стал думать о ней, вырисовывая ее черты лица вначале в воображении, а затем и на листке бумаги… (здесь текст перестал быть читабельным)… я шел по улице – погода была, на редкость, спокойная, но холодная. Я был около магазина и где увидел ее с… каким-то парнем на несколько лет старше нее!!! Его массивные руки сжимали ее хрупкое, нежное тело в своих объятиях, лаская ее поцелуями и смазливыми словечками на ушко. Ей это нравилось – она смеялась и получала удовольствие от его поцелуев и нежностей. Гнев, как вода, закипал у меня внутри, выплескиваясь в глазах. Я сжал кулаки и готов был подбежать сейчас к нему и набить лицо, но и при этом осознавал полное фиаско. Затем гнев сменился жалостью, обидой, апатией ко всему – я не хотел жить – последний смысл, лучик света для засыхающего цветка, был утерян. Подавленный я вернулся домой – родителей еще не было. И вот теперь я сижу и пишу эти строки, сжимая в одной дрожащей руке ручку, а в другой отцовский револьвер тридцать восьмого калибра. Я решился – мне больше нет смысла вести это жалкое существование на этой Земле...
И если кто-либо найдет этот дневник, то я прошу не винить в моей смерти никого!!! Во всем виноват только я, лишь один я. Я не хочу жить и в этом нету ни чей вины. Все! На этом все, мне пора, через каких-то три часа все дружно встретят Новый 2009 Год, а я...
Прощайте! Ваш Н. К.».

На этом дневник его заканчивается.
Теперь все стало на свои места. Он был несчастен в этой жизни, и когда в нее ворвалась эта девчонка, он подумал, что снова лучи солнце осветили его улицу несчастной жизни. Он был наивен, и эта слабость сыграла с ним в фатальную игру – он проиграл. И теперь обречен. Но почему душа его осталась в этой квартире? Может, она проклята? Что если и так. Я никогда не верил в мистику,  ни в Бога, но теперь… это не какой-нибудь церковный фольклор, это реальность и этот призрак суицидника тоже реален. Он страдает. Но от чего? От того, что совершил он? Не думаю. Здесь есть еще что-то, но что? Может, есть какая-нибудь третья, невидимая, сторона. Но что за сторона? Девчонка? Нет, это уж слишком, хотя… я снова посмотрел на ее фотографию и еще больший ужас и страх пробил меня. Я резко закрыл тетрадку, отвернувшись в сторону. В ней есть что-то необычное, но что? Мои размышления прервал скрип открывающейся двери шкафа. Резко, испуганно я обернулся, стал следить за открывающейся дверью. С одной из полок свисал уголок шерстяной ткани. Положив на кресло дневник, я, медленно, с опаской подошел к ней. Присел на корточки, протянув с осторожностью руку. Взяв тяжелый сверток, я потянул его к себе и тут он развернулся – что-то тяжелое металлическое выпало из него. Убрав руку, я увидел пистолет. Револьвер тридцать восьмого калибра лежал передо мной. С опаской посмотрев, я поднял его. Тяжелое холодной оружие плавно лежало в моей правой руке. Я внимательно осмотрев пистолет, открыл барабан – в нем было четыре патрона из пяти. «Четыре» - повторил я в слух. Значит, именно этим револьвером он застрелился. Сев на ковер я стал крутить пистолет в руках, как вдруг, свет в комнате снова замигал и погас. Вскочив, я стал судорожно крутиться на месте, смотря по сторонам с опаской выискивая призрака. Тьма окутала комнату, и лишь свет от уличных фонарей не вводили ее в кромешную тьму. Холод подул из коридора и снова раздался плачь, но уже доносившийся из маленькой комнаты. Напряженно подняв руку с револьвером, я двинулся на источник разносившегося плача, с опаской передвигая ноги, по ковру, как будто я был на минном поле и если одни неверный шаг – смерть. По мере моего приближения, плачь становился все сильнее и четче. Я прошел темный коридор и оказался в не менее темной маленькой комнате. Я протянул руку к выключателю, пощелкал – света не было. Тогда я сделал еще один шаг и увидел, что какой-то силуэт сидел за моим столом. В свете уличных фонарей было видно, что он, наклонившись над столом, обхватил голову мертвыми, без пульсирующий жизни в венах, руками и плакал. Неожиданно, плачь прекратился и он, разведя руки в стороны, поднял голову – в свете фонарей я увидел его затылок и отпрянул назад от увиденного. У него, фактически, и не было такового затылка – рваная, огромная дыра зияла на его месте с какой-то субстанцией внутри, куски которой, выпирали из раны и слегка прикрывались черными безжизненными волосами. В этот миг мне показалось, что все это дано мне в наказание за мою жизнь. Я больше не мог терпеть. Страх и ужас как никогда взыграли внутри меня – я хотел бы, чтобы этого ничего не было, чтобы это все прекратилась. В душе я кричал эти слова, что было сил и мочи, а в реальности, оцепенение страхом не давало ни то, чтобы выкрикнуть хоть какое-нибудь слово, но даже пошевелиться. Призрак, встав из-за стола, развернулся лицом ко мне. И снова его фарфоровые глаза устремились на меня, пронзая холодом. Он открыл рот, и темная субстанция покапала на пол. Он поднял правую руку и промычал единственную фразу, повторяющуюся несколько раз:
- П-о-м-о-г-и м-н-е!!! П-о-м-о-г-и м-н-е!!! П-о-м-о-г-и м-н-е!!!
Еле передвигая ноги, он двинулся на меня. Я, подняв руку с револьвером, нацелился на него. Дрожащий палец лежал на курке готовый спустить его, но сил не было. Я мог лишь смотреть, как покойник идет на меня. Тяжело проглотив собравшуюся во рту слюну, я тяжело выдохнул воздух из легких, став отходить в коридор. Призрак был в метре от меня и тогда, и только тогда мне хватило сил лишь бежать, бежать куда-нибудь, спрятаться в укромный уголок, закрыть глаза и заснуть мертвым сном - у меня больше не было сил, чтобы терпеть, сопротивляться этому невыносимому ужасу и страху. Я вбежал в темную ванную, закрыв дверь за собой и крепко, что было сил, схватившись за ручку, стал удерживать ее. Ручка задрожала и дверь стала открываться. Прикусив нижнюю губу, я стал изо всех сил тянуть дверь на себя. Бесформенные звуки раздались по ту сторону двери, за которыми последовала внятная фраза:
- Моя нимфа – что ты наделала, что ты наделала??!!.
Дверь по-прежнему дрожала, пытаясь отвариться под натиском сил смерти. Удерживая ее из последних сил, я зажал глаза, став читать какую-то молитву себе под нос. Я был атеистом, но теперь – инстинкт самосохранения дал о себе знать – все, что угодно, лишь бы сохранить жизнь. Отвлеченный мольбой я не заметил, как ручка прекратила ходить вверх-вниз. Все успокоилось, но я не отпускал ручку, думая, что это нечто могло вернуться в любую минуту. Я открыл глаза. Ничего не видно. На ощупь я стал одной рукой рыскать во тьме. Постояв так какое-то время, я решился отпустить дверную ручку и отошел в сторону, где, как я предполагал, была ванная – вдоль дальней стены. Наткнувшись на нее, я чуть не кувыркнулся в нее. Сев на край отдышался и стал вслушиваться – было тихо. Тишина. Это не может быть концом – лишь затишье. «Что же мне делать?» - думал про себя я, крутя в руках холодный как лед револьвер. Странные мыли стали посещать меня – скорее всего я не переживу эту ночь, я обречен, проклят как и этот бедняга, как эта квартира. Я закрыл глаза и представил себе тот день, миг, когда я был счастлив – как давно это было, и я даже забыл все значимые моменты того дня, но сейчас мне надо было отвлечься, успокоиться, расслабиться. Вспомнив тот день до мельчайших нюансов, я мысленно улетел в прошлое на четыре года в тот жаркий месяц. Образно, представляя картину того дня, я хотел погрузиться в него, не возвращаясь в насущную реальность. Но реальность сама вытаскивала меня из моих мечтаний для того, чтобы оборвать мои способности мыслить, рассуждать, существовать в конце-концов. И я знал это, я чувствовал смерть – она была в моих руках! Вдруг, тишина была нарушена. Вся ванная комната зашумела и задрожала. Послышался треск стекла, ванная стала разваливаться подо мной, и я отскочил к двери, став панически соображать, что делать – остаться здесь и, скорее всего, погибнуть или выскочить из ванной, где уж точно я погибну. Послышался лязг металла и что-то жуткое холодное, с непомерной силой, вытолкнуло меня из ванной комнаты. Ударившись затылком о стену, я упал. Волна холодной воды вперемешку с осколками керамической плитки хлынула из ванной, окатив меня, нанеся многочисленные раны и ушибы. Сотни порезов стали украшать мое тело, из которых медленно вытекала жизненная кровь. Переведя дыхание, я облокотился на стену, стал тяжело дышать. Слабость, усталость и полная апатия к жизни заполонили мое тело и голову. Я больше не хотел ни жить, ни дышать, ни чувствовать. Я хотел лишь одного – покоя. Того умиротворения, которое я давно уже не испытывал. Все, теперь мне было на все наплевать. Только сейчас я понял, почему он покончил жизнь самоубийством и понял, что теперь это грозит и мне. Израненная, уставшая рука скользнула по мокрому холодному полу, схватив револьвер. Сейчас он казался еще тяжелее. Подвину его к себе, положил револьвер на колени. Открыл барабан, посмотрев боезапас – по-прежнему четыре пули и одна для меня. Щелчок и я, собрав последние силы для того, что бы прекратить свои страдания, стал поднимать руку с пистолетом к правому виску. В большой комнате снова скрипнула дверь, и опять послышались бесформенные звуки. Тихие шаги призрака стали доноситься оттуда же. И вот он, появился около трюмо, остановившись возле него. Мертвые глаза смотрели на меня как будто моля меня о чем-то. Теперь я не боялся ни его, ни смерти, ни того, что ожидает меня после. Холодное, влажное дуло коснулось моего виска, указательный палец, уверенно, лег на курок. Призрак, протянув руку, медленно, аморфно поплелся ко мне, что-то мыча. На кухни часы пробили двенадцать, и я спустил курок.