Полуостров. Глава 108

Глава 108.
- Что у него с лицом?.. - на ней было то же платье, в котором она с утра пришла в школу.
Я подумал, что она, по-видимому, вернувшись из больницы, так и сидела на кухне, ожидая, когда я соизволю, наконец, появиться на пороге дома.
- Козлов толкнул Валю, он хотел его убить, мне пришлось помешать...
У меня не было сил придумывать более удобоваримую версию.
- Паша...
В ее голосе было столько укора, что я даже почувствовал нечто, похожее на угрызение совести. Сколько же я ещё буду втягивать её в это бесконечное разгребание дерьма...
- Как она? - спросил Коновалов.
Теперь он сидел на полу в прихожей с видом человека, приведенного на место собственной казни.
- Нормально, - преувеличенно бодрым тоном ответила Мария Борисовна. - В реанимации, но, сказали, что жизни ничего не угрожает. Вовремя...
- А ребёнок?..
Она промолчала.
Проходя в ванную, я вспомнил, как смывал с рук Валину кровь. Почему это не закончилось ещё тогда?..
Не слишком ли большую цену нам всем в итоге пришлось заплатить?
- Приведешь себя с порядок, - говорила Мария Борисовна в прихожей Коновалову, - я тебе переодеться что-нибудь дам...
- Ты ещё его научи колонкой пользоваться, - усмехнулся я, выходя из ванной. - А то мы без горячей воды останемся...
- Я не... - начал Коновалов, но я махнул рукой, призывая его заткнуться.
На кухне я обшарил все полки в попытках обнаружить выпивку. Наконец, на верхней полке, где раньше хранились снадобья, у самой стены, нащупалась неполная бутыль спирта.
- Паша... - она стояла в дверном проёме, и тень её, падающая на линолеум, простиралась до самого окна. - Паша, что же теперь делать?..
- Не знаю... - я повернулся к ней с бутылью в руке. - Выпить для начала...
- Она же могла умереть... - она резко помотала головой из стороны в сторону, словно не желая признавать собственные слова. - Я всегда знала, что дети жестоки... Но не до такой же степени...
- Это не жестокость, - возразил я. - Это равнодушие. Он считал, что кто-нибудь ей поможет... Кто-нибудь, когда-нибудь... Они всегда так считают...
Я осознанно умолчал то, что было произнесено Козловым в самом конце. Этому должно было найтись какое-то объяснение.
Но не находилось.
- Паша, но мы же не можешь оставлять это просто так!..
- А что предлагаешь ты?.. - я налил спирт в кружку. - Коновалов хотел решить вопрос кардинально... Возможно, это было бы лучшим выходом...
- Паша!..
- А что? - я пошёл за чайником, чтобы развести спирт водой. - Ты предлагаешь обратиться в полицию? Чтобы они все трое, как на допросе в гестапо, твердили, что были в этот момент у кого-нибудь на квартире? Что они вообще её не видели?..
- Их трое было? - она прижала руку ко рту.
- Трое, Маша, и никто... Я, б..., понимаю Коновалова!.. Я бы тоже убил.
- Его бы посадили...
- Вот именно, посадили бы, поэтому я не мог этого допустить... Но по факту...
- Ты же не собираешься ему это давать? - она показала на бутыль.
- Как раз собираюсь... Ты же видела его состояние?.. А у меня в доме нет подрецептурных препаратов, Мария Борисовна... - я долил воду в стакан. - Я, специалист несколько иного профиля...
- Козлов все равно скажет отцу, а тот заявит... Если, тем более, остались травмы... - она, не отрываясь, смотрела на стакан. - Паша, ты же учитель...
- Вот именно, учитель, а не мимопроходящий... Козлов не вспомнит, тут уж я постарался, - пояснил я. - А дружбаны тоже по идее должны постараться все это забыть, слишком грязная история...
- Паша, откуда ты умеешь воздействовать на людей?.. - она схватила меня за руку, и я чуть не расплескал спирт. - Где тебя этому научили?..
- Слушай, успокойся!.. - я посмотрел на неё обычным взглядом, но она почему-то отпрянула к стенке кухни. - Рано или поздно я тебе все объясню. Но не сейчас...
Коновалов сидел на диване, переодетый в вещи, которые я все забывал донести до помойки.
- Что вы так смотрите, Павел Александрович?..
- Да что-то ты до боли на бомжа похож...
- Это мне Мария Борисовна дала! - с обидой произнёс Коновалов.
- Господи, как же ты мне надоел... - я протянул ему кружку. - Пей!..
- Что это? - Коновалов с опаской скосил на кружку глаза.
- Успокоительное...
Он сделал большой глоток, скривился, но тут же снова отхлебнул. Я подошёл к окну. Снег лежал на тротуаре ровным белым покрывалом, как на картине какого-то художника. Я запомнил её, когда ходил с классом на экскурсию в Третьяковку. Когда это было? В 1975? Или в 1965? Во всяком случае, на груди у детей красовались пионерские галстуки, а у меня на лацкане пиджака - комсомольский значок. В тот самый день, кажется, Зиночка призналась мне в любви, а я растерянно хлопал глазами, не зная, как следует правильно реагировать на подобное...
- Павел Александрович, о чем вы думаете?..
Я забрал у Коновалова кружку и опрокинул остатки себе в рот.
- О том, как мы будем выгребать из этой задницы...
- Я не хотел, чтобы у неё ребёнок родился... - сказал Коновалов. - Я всем только несчастье приношу... Зачем...
- Опять началось?..
- Что вы будете делать?.. - он держался рукой за скулу.
Перелома, очевидно, не произошло, не исключено, что он в последнюю секунду ослабил удар. Но гематома была приличная. Надо бы что-то и с этим сделать...
- Поговорю с Куратором.
- Когда?
- Сейчас, - я взмахнул рукой, намериваясь открыть портал.
- Павел Александрович... - в голосе Коновалова была какая-то странная интонация, и я повернул в его сторону голову, сбиваясь.
Вспыхнувшее было сияние стало тускнеть. Какое-то время отдельные искры ещё дрожали в воздухе, а потом и они исчезли, словно растворившись в пространстве.
- Ну, чего тебе ещё?!
- Я... - он замолчал. - Я же вас чуть не убил...
- Ну, не убил же! - усмехнулся я. - Не волнуйся! В учении нет сослагательного наклонения. Орден наказывает лишь за деяния. Намерения ничего не...
- Да я не об этом!.. - не дал мне договорить Коновалов. - Я не знаю, как такое вообще можно простить...
- А с какого перепугу ты решил, что я тебя простил?..
Я снова взмахнул рукой, на этот раз дочитав заклинание до конца.
В комнате бормотал телевизор. Куратор сидел в кресле, невидящим взглядом уставившись в экран.
- Виталий Валентинович, я требую объяснений!..
- Я не ослышался, Пауль Клейнмехер?.. - он медленно поставил кружку, над которой дымился пар, на стол. - Ты сказал, что чего-то требуешь?..
- Виталий Валентинович, вы знали, что так будет, и...
- Во-первых, - прервал Куратор, - когда ты врываешься к Хранителю в дом, нужно, как минимум, поздороваться! Во-вторых, ты опять, что ли, нажрался? От тебя спиртным разит!..
- Я имею право выпить, Виталий Валентинович, вечером, у себя дома, после тяжёлого дня! - я без приглашения опустился на стул. - А день сегодня был очень тяжёлый... А вы знали, да, знали...
Я щелкнул пальцами, выключая телевизор.
- В уме ли ты, нам никому не дано читать будущее! С чего ты вдруг взял, что я исключение?..
Он потянулся за пультом, но я взглядом отодвинул его в сторону.
Резким толчком стул выбило у меня из-под задницы. Я грохнулся наземь, набив приличную шишку на затылке.
- Вот так-то лучше, не правда ли, мальчик мой?
- Я требую объяснений, Виталий Валентинович... - повторил я, с огромным трудом принимая сидячее положение.
Куратор нажал на кнопку, и на экране снова замельтешили какие-то фигуры. Закадровый голос интонациями до боли напоминал бубнение пономаря.
- Каких ты требуешь объяснений, скажи мне на милость?! Почему произошло то, что произошло? Да потому что вы таскались к ней с завидной регулярностью, подпитывая энергией. Иначе бы это произошло уже очень давно! И, разумеется, не с такими тяжёлыми последствиями! Вы на этого Козлова молиться должны, оба! На девятом месяце бы не откачали... Даже, если бы вы одновременно грохнули на неё весь свой б... двадцать четвёртый уровень! Но нет, в том, что произошло, виноват, естественно, я! Впрочем, неудивительно. У тебя всегда я виноват!..
По мере произнесения слов голос Куратора становился все громче и громче, и последние слова он, словно вколотил мне в уши.
- Ибо вы милостью Отцов...
- Да пошёл ты к черту, Пауль... - он швырнул пульт в стену, и я с удивлением проследил за его полётом, никогда Куратор не позволял себе настолько выходить из равновесия. - Ты заводишь панибратские отношения, которые чуть не заканчиваются трагедией! И ты ещё позволяешь себе меня обвинять!..
- Снимайте наставничество! - я поставил стул, отлетевший при моём падении к окну, на место, и прислонился к подоконнику. - Если считаете, что я недостоин...
- С твоей точки зрения, это что-то изменит? - ехидно поинтересовался Виталий Валентинович. - Будет доказывать тебе что-то ещё долгие годы... Нелюбимые дети крепко привязываются, и не надо давать им повода...
- Как я, например, Виталий Валентинович? - выпитый на голодный желудок спирт ударил мне в голову. - Чем вы и пользовались много-много лет... Как я был счастлив, когда вы прислали мне письмо, приглашая в свой долбаный Город... Как последний дебил...
- Город и сейчас ждёт тебя, Пауль, - сухо заметил Куратор.
- Только для этого вам придётся отправиться к праотцам! - выкрикнул я. - Вы не из тех людей, которые легко отдают бразды правления в руки другим...
- Не переживай, скоро дождёшься... - он заклинанием вернул пульт на место. - Как же у тебя язык поворачивается, Клейнмехер... Если бы не я, ты бы навсегда остался неслухом, не умеющим сотворить простенькое заклинание... Тебя бы ждали годы, столетия безвестности... Я дал тебе в жизни все, это ты самолично большую часть спустил под откос...
Я почувствовал, что меня начинает трясти.
- Моя благодарность, о, господин Хранитель, столь велика, что переполняет меня, как вода переполняет реку в половодье... - я встал на колени и попытался дотянуться до его руки, но он рывком отодвинул стул к стене, как будто бы я был прокаженным. - Спасибо, Виталий Валентинович! За донос, который вы написали на женщину, с которой я впервые в жизни почувствовал, что значит быть счастливым! За то, что вы что-то насвистели Ордену, и я столетиями просыпался в ночи от ощущения никчемности и пустоты своей жизни, и хотел размозжить себе голову о стенку, но, - увы и ах, - был не в состоянии этого сделать... За эти годы бесконечного учительства, тянущиеся, как годы, проведённые в тюрьме... Спасибо за решения, которые вы принимаете по моим ученикам, а мне потом жить с этим... Мне, не вам... Вы думать забываете обо всем через три минуты...
- Тебе в цирк нужно, Пауль! - с отвращением проговорил Виталий Валентинович. - Там явно клоунов не хватает... Идите, ещё с мальчишкой бутылку уговорите!.. А то сегодня, похоже, не хватило...
- Я ещё не все сказал, Виталий Валентинович... - придавленный навалившейся невесть откуда тяжестью, я стукнулся головой о пол.
- Нет, все! Выметайся!.. - он тяжело дышал, как после быстрого бега.
- Я так понимаю, это высшая точка приложения ваших сил, господин Хранитель... - пробормотал я. - Если наш диалог ещё продлится, мне, пожалуй, реально достанется...
Я замолчал.
- Ну, что же ты?.. - усмехнулся Куратор. - Договаривай...
- Виталий Валентинович, вам прекрасно известно, что я никогда не помышлял о подобном... - я смотрел в пол, не в силах поднять на него глаза.
- Не помышлял, да! - он выключил телевизор. - Поэтому я не меняю своего решения, какую бы околесицу ты мне тут не нёс с пьяных глаз! Что вообще произошло? Все же прошло по плану, девочка жива, приплод от Шварценберга покинул её тело, забрав на себя проклятие! Не надо кривить рожу, Пауль, - заметил он, - ты не менее циничен, чем я! Так делали столетиями!.. После того, как мальчишка вытащил её с того света, она посмотрит на него другими глазами... Для девчонки-чародейки во все время было великой частью, что до неё снизошел Избранный с подобным даром. Ты не представляешь, сколько у Якоба было женщин, пока он не ударился в целибат!.. Тогда чародеек было, как собак нерезаных, костры только и пылали... - он остановился, чтобы сделать глоток из кружки. - Пауль... Хватит разглядывать пыль на паркете! У меня неделю прострелы в пояснице, а прислуга мне не по карману...
- Господин Хранитель, - прошептал я, поднимаясь. - Прошу...
- Все, замолчи, надоел!.. - Виталий Валентинович долил в кружку заварки из чайника. - Можешь напоследок сгонять на кухню и вскипятить воды?.. Или это будет слишком для тебя унизительно?
- А где ваша жена? - поинтересовался я.
- Она ушла.
- Как ушла?..
- Вот как уходят люди друг от друга, когда расстаются! - раздражённо сказал Куратор. - Сказала, что не может больше так жить. Я, с её точки зрения, слишком жестокий. Она же непрерывно внимала твоим стенаниям!.. Ты, видно, славный педагог, тебя заслушаться можно...
- А как же... - начал я.
- Я стёр ей память. Все месяцы, которые она провела в этом доме. Она должна была прийти в себя на улице. Не здесь, в родном городе... Здесь не надо, мой город слишком мал для расставаний... Решить, что её чем-то огрели по голове, поэтому так...
- Это же очень опасно!.. - вырвалось у меня. - У неё потом могут начаться головные боли!.. Да даже приступы эпилепсии...
- А что я должен был делать, с твоей точки зрения?.. - удивился Виталий Валентинович.
- Вы не должны были её отпускать!
- Это свободная воля свободного человека! Она не подписывала Договор, я не могу заставить женщину быть со мной, если она этого не хочет... А втягиваться, как ты, в невыносимые отношения, когда и вместе плохо, и врозь никак... Это же уму непостижимо! - он хлопнул ладонью по столу. - Таскаться пятьсот лет! Как ты ещё не собрал все заболевания, известные человечеству...
- Я всё-таки врач, Виталий Валентинович... - усмехнулся я.
- И кто, кто, в итоге наповал сразил твоё сердце!.. Девушка из Шуи! Таких девушек ходит по одному Городу сотен десять...
- Она любит меня, Виталий Валентинович!.. - снова начал заводиться я.
- Не пори мне чушь! - поморщился Куратор. - Тебя многие любили, но ты всегда уходил, не оглядываясь...
- Ну, хорошо, - с неудовольствием сказал я. - Я её люблю.
- Я сильно в этом сомневаюсь, Пауль, я многих людей повидал на своём веку, такие, как ты, любят лишь единожды... Но допустим. Что-то в ней есть такое, что осветило тебе путь в ночи, в которой ты блуждал после смерти Анны... Но это иллюзия, Пауль!.. Она же смертна! Она будет стареть, увядать, а тебе всегда можно будет дать лишь на десять лет больше. Да и то с огромным натягом! И рано или поздно вы расстанетесь! У вас будут дети, с которыми ты не захочешь видеться, потому что все всегда кончается тем, что люди вокруг тебя умирают, а ты - нет...
Виталий Валентинович замолчал, видимо, для того, чтобы перевести дух. Воспользовались этим, я ушёл на кухню ставить чайник.
Куратор, судя по звуку, снова включил телевизор.
А ведь он прав, Пауль...
Боже, как же он прав...
Я вдруг почувствовал непреодолимую зависть к мальчику Коновалову, влюбленному в себе подобную. У них впереди вечность... Я же не могу позволять себе допускать ошибок. Иначе все кончится ещё быстрее...
Виталий Валентинович, кряхтя, материализовался на кухне.
- Знаешь, чтобы включить плиту, нужно, как минимум, зажечь газ! - он щелкнул пальцами, и в конфорке появились язычки синего пламени. - Да что с тобой, Пауль, ты, что, неожиданно осознал, что люди смертны? Какое удивительное открытие...
- Мне было двенадцать лет, когда мне заморочили голову!.. - я вытащил из пачки сигарету и прикурил от плиты, ожидая взрыва негодования, но его отчего-то не последовало, Виталий Валентинович, казалось бы, полностью был сосредоточен на паре, начавшем вырываться из носика чайника. - Двенадцать, господин Хранитель... И потом, вспомните, мы же не могли отказаться...
Куратор некоторое время молчал.
- Помнишь, Пауль, ты приносил мне диски, которые запаролил Шварценберг? - задумчиво произнёс он, наконец. - Я поставил задачу Избранным по всему региону. И вот, на днях, получил результат... Там много по твоему любимому Козлову... Все сводится к тому, что его мать отказалась подписывать Договор...
Я пожал плечами.
- У неё способности в латентной форме? И что из этого следует? Она не производит впечатление особо неуравновешенного создания. Скорее...
- Женщина, которая приходила к тебе, - перебил Виталий Валентинович, - не его родная мать. Это вторая жена отца. Родная мать Козлова выбросилась из окна, когда ему было три года. Предварительно попытавшись сделать это с ребёнком...
Я похолодел.
- Способности, которые она подавляла, разрушили ей психику... - продолжал он. - То же самое было с Валей, только она просто начала загибаться, тут же улетела крыша. Нельзя гасить слишком мощный Потенциал, это чревато большими последствиями... Я доказываю это годами, но меня не слушают... Они, видите ли, встали на путь гуманизма!..
- Почему вы вообще так считаете, Виталий Валентинович?.. - возразил я. - Где конкретно сказано, что она была Избранной? Может быть, у неё банально прогрессировала шизофрения!
- В записях Шварценберга  указано, что она утверждала, что может читать мысли. В частности, она обвиняла мужа в том, что он завёл себе любовницу...
- И дальше что?..
- А то, что это было правдой! - усмехнулся Куратор. - Именно эта женщина предстала перед твоими глазами...
- То есть вы хотите сказать, что у него фиксация на Валентине, потому что он помнит историю про мать? - спросил я.
- Я этого не говорил, - заметил Виталий Валентинович, - но это вполне может быть правдой. Он, кстати, в раннем детстве наблюдался у психиатра. Из-за занятий спортом они все, естественно, замолчали, и психиатр был частным. Но факт остаётся фактом...
- Только не призывайте к тому, чтобы я его пожалел! - поморщился я.
- Даже не собираюсь! Я убежден, что он абсолютно адекватен и должен отвечать за свои поступки. Я просто демонстрирую тебе, что бывает, когда люди не следуют своему Предназначению. То же самое через какое-то время случилось бы и с Коноваловым...
- С Коноваловым, я постоянно боюсь, что и так это случится! - вырвалось у меня. - У него крыша в принципе не на месте...
Виталий Валентинович с ухмылкой посмотрел на меня.
- Он просто боится, что, когда закончится наставничество, ты заблокируешь его во всех мессинджерах одновременно... И, по-видимому, пытается ускорить процесс...
Я начал читать заклинание, открывающее портал. Виталий Валентинович взмахнул рукой, словно подавая сигнал кучеру на отправление.
- Удачи, Пауль...
Я вздрогнул. Родной язык всегда будил во мне странное ощущение: я вдруг начинал чувствовать, что нахожусь во сне, а настоящая жизнь осталась за его пределами, и, стоит только прийти в себя, и морок рассеется...
- И вам не хворать... - пробормотал я.
Коновалов сидел на диване, склонившись над лежащим на груде подушек анатомическим атласом. На атласе он разместил лист бумаги из принтера, и тщательно, в деталях, прорисовывал на нем изображение черепа. Череп обхватывала кольцами огромная змея. Пасть у неё была приокрыта, и из неё вытекала какая-то жидкость.
Окно он распахнул настежь, и холод в комнате пробирал до костей, но запах табачного дыма все равно присутствовал очень отчётливо.
- Ты чего не спишь?..
- Так рано же ещё, Павел Александрович... - Коновалов захлопнул атлас, пряча рисунок.
- Ты точно обычные сигареты курил?
- Так иначе вы бы поняли... - ответил он без малейшей тени улыбки. - Что, очень плохо?.. - он ткнул пальцем в переплёт атласа.
- Великолепно... - честно сказал я.
- Этим, наверное, придётся зарабатывать... - с грустью сказал Коновалов. - В медицинский я точно не пройду...
- Будешь готовиться - пройдёшь, - отрезал я.
- Павел Александрович... - он снова раскрыл атлас и уставился на рисунок. - А что Куратор сказал?
- Послал меня к черту... - сказал я, присаживаясь на диван. - С его точки зрения, все просто отлично...
- А как же... - начал Коновалов.
- Движение великих умов не доступно нашему с тобой пониманию, - прервал его я. - Ложись, короче, спать!.. Я тоже пойду, мне в долбаную школу вставать рано!.. А тебе бы рентгеновский снимок сделать... Мало ли...
Я взялся за ручку двери.
- Павел Александрович... - Коновалов продолжал пялиться на рисунок.
В кулаке он сжимал карандаш с таким усилием, словно хотел разломать его на мелкие кусочки.
- Что мне сделать, чтобы заслужить ваше прощение?..
Я медленно повернул на него голову.
- Слушай, Коновалов... После того, что ты выкинул, я имел полное право тебе пару рёбер сломать! И никто бы меня за это не осудил! Как ты думаешь, почему я этого до сих пор не сделал?..
Коновалов сжал карандаш ещё сильнее, и он хрустнул.
- Почему, Павел Александрович?..
- Господи... - вздохнул я. - Тебе случайно мама в детстве не роняла?.. Спи, давай!..
Я вышел из гостиной.
Мария Борисовна на кухне разгадывала кроссворд в журнале.
- А ты почему не спишь?..
- Я тебя ждала, Паша... Ваня сказал, ты за сигаретами пошёл...
- Ну да... - кивнул я, отмечая про себя, что Коновалов в кои-то веки научился лихо врать.
Во всякой мудрости много печали...
Наоборот, наверное, тоже годится...
- Как ты думаешь, с ней все будет нормально?..
Я забрал у неё ручку и вписал в клетки кроссворда недостающее слово.
- Надеюсь, что да...
- Боже мой, а, если бы он пришёл с опозданием... Она бы могла умереть... - она встала из-за стола, подошла ко мне и обвила руками за шею. - Иногда я думаю... У меня не было отца, но были мама, дедушка и бабушка... Они любили меня... У этих же детей нет никого, они никому не нужны... Понимаешь, что я хочу сказать?..
- Конечно... - я нашёл её губы и впился в них долгим поцелуем.
"Она будет стареть, увядать... И рано или поздно вы расстанетесь..."
- Я так рада, что встретила тебя, Паша... - прошептала она.
Я провел ей рукой по волосам, в беспорядке рассыпавшимся по плечам.
- Аналогично...