Гармония звука

Эта история произошла с моим любимым мужчиной четыре года назад. Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала о том, что случилось, о том, как это произошло. Ни дня не проходит, чтобы я не вспоминала о тех прекрасных днях, которые мы проводили вместе. Моя жизнь будто остановилась после этого. Я потерялась. Застряла. Мне кажется, я больше не смогу расти, не смогу идти вперёд. Мне кажется, я достигла потолка в этой жизни.

Четыре года назад я познакомилась с Антоном. Нет, это не было какое-то волшебное и сказочное знакомство. Это была обычная, практически банальная и среднестатистическая встреча. И, несмотря на то, что наше знакомство не было обременено никакими вау- и спецэффектами, я до сих пор помню тот день, когда ехала в метро утром на работу вся такая красивая в белой блузе, в юбке-карандаше и туфельках-лодочках Кстати, буквально несколько месяцев назад, едва закончив институт, я только устроилась на работу ассистентом отдела... Я сидела и читала книжку, никого не замечала, как вдруг ощутила, как по моей груди, ногам и животу растекается жуткий, едва выносимый кипяток, и как мне становится с каждой секундой все больнее и больнее.

Я до сих пор помню, как громко кричала, что даже умудрилась перекричать типичный шум московской подземки. А все потому, что мужчина, стоявший надо мной, пытался листать одной рукой что-то в телефоне, а в другой – держал стакан кофе, и ни одной рукой не держался за поручень. Поезд дернулся в тормозных конвульсиях, парень дернулся вместе с ним и, на уровне интуиции сделав выбор, уронил на меня стакан с кофе, а освободившейся рукой схватился за поручень. В общем, я была ужасно злая, и ругались мы с ним страшно. Точнее, ругалась я, а он стоял с опущенной головой, каялся и извинялся. Поначалу мне было плевать на его объяснения и раскаяния, морально меня рвало и метало. Но пока я кричала, вдруг поняла, что парень-то очень симпатичный, и может, это просто судьба нас свела. Ведь если бы он не уронил на меня стакан с кофе, я бы никогда не подняла глаза от книжки. И вот в очередной раз думаю и верю, что в нашей жизни никогда ничего не бывает просто так. И, наверное, обливши кофейным кипятком белую блузу иногда стоит просто сказать «спасибо, господи».

В общем, мы познакомились, обменялись телефонами. Первым написал он, пригласил погулять, я согласилась. Потом он снова написал, снова пригласил погулять, и я снова согласилась. Так мы и гуляли около полугода, узнавая друг друга.

Антон был очень неловким парнем, и то, что он разлил на меня кофе, оказалось как бы не самым худшим, что могло с ним произойти. Он мог просто врезаться в столб, тупо идя по дороге, ронял телефоны, сам падал, бился локтями и коленями, весь был в синяках, но при этом никогда не унывал. В какой-то мере я даже завидовала, хотя, нет, вряд ли это можно назвать завистью, но я всегда ставила его себе в пример. Он был потрясающе оптимистичным человеком, и каждый раз, когда у меня происходило какое-то местечковое дерьмецо, я все время говорила себе, прежде чем впасть в тяжелое расстройство: «Эх, Анька, дура ты дура, смотри, вон на Антоху – его ничего не убивает, веселиться хоть бы хны! Вышиб зубы – ходит и ржет. Попал на бабки на новый зуб – да и ладно, все равно ходит и ржет, главное, что жив». Бодрость духа и оптимизм нужно сохранять в жизни, в любой ситуации, иначе очень быстро можно морально упасть.

Находясь в отношениях с ним, с каждым днём я становилась всё больше похожей на него в духовном плане. Я всё чаще улыбалась, всё меньше страдала, всё лучше училась отклонять любые грустные мысли и старалась не обращать на них внимания. И помимо того, что я сама росла в духовном плане, в котором раньше не думала, что можно расти, я влюблялась в Антона всё сильнее и глубже. Я всё больше чувствовала удивительное, сказочное, доброе и тёплое чувство внутри себя, и оно настолько сильно отличалось от типичной, привычной любви, которую я видела в кино, слышала в музыке и о которой писали в книгах. Я просто любила его. Я абсолютно не испытывала чувства ревности по отношению к другим девушкам. Я была уверена, что мы с Антоном вместе, как будто на века. Я редко злилась на него, а если и злилась, то тут же останавливала себя. Я всё время спрашивала себя: зачем я злюсь, что такого страшного он сделал, что мне нужно проявлять такое выматывающее и опустошающее чувство, как злость.

В общем, время шло, мы встречались, держались за руки, любили друг друга какой-то непонятной, совершенно странной, но такой живой и естественной любовью. В наших отношениях никогда не было ярости и гнева, ненависти и обидных слов. Я с ужасом думала, что случится, если хотя бы в один день хоть раз кто-то из нас скажет: «Да пошла ты» или «Да пошёл ты». Это же будет всё! Это же будет провал! Эти отношения можно будет заканчивать.

Антон был очень творческим человеком, несмотря на то, что работал инженером. Он не мог жить без творчества. Дома он рисовал, причём всем, чем только можно и нельзя рисовать. Он мог рисовать и карандашами, и красками, пастелью, гуашью и акварелью, углём и мелками – да чем угодно, хоть пальцем, обмакнув его в молоке. Его картины всегда были такими жизненными и оптимистичными. Порой мне казалось, что они – воплощение самой жизни, они дышали жизнью. Если Антон рисовал пейзажи, то они всегда были наполненные зеленью. Если же он рисовал людей, то его люди всегда смотрели в перспективу и на какие-то свои горизонты. На его картины смотришь – и хочется жить.

Антон обожал музыку, и музыка была для него всем. Музыка играла дома, в телефоне, в плеере и колонках, в машине – везде, где был Антон, играла музыка. Музыка была разная: местами божественная, как мне казалось, местами отвратительная, которую я терпеть не могла. Но и здесь Антон открыл и себя, и меня с другой стороны. Когда он включал музыку, которая мне казалась отвратительной, он всегда просил подождать, не браниться и не ругаться, а вместо этого послушать. Послушать, какие ноты играет, например, бас-гитара, послушать, какие ноты играют барабаны, какую партию ведёт соло-гитара или как играет главная скрипка. Антон умел вычленять каждый инструмент из той или иной композиции и слушать именно этот инструмент. Он умел слушать музыку и в целом, и разбирать её по частям. При всём при этом на удивление у него не было никакого музыкального образования. Но то, как он рассказывал мне о музыке, то, как он её умел считывать – меня поражало до глубины души. И даже самые страшные, ранее казавшиеся мне редкостным шлаком группы под ведением Антона я начала слушать по-другому, находя в них горы изюминок. И через какое-то время у меня не осталось музыки, которую я не люблю, у меня не осталось музыки, которую я ненавижу. Я начала слушать музыку так, как меня научил её слушать Антон.

Во всём есть всегда что-то прекрасное, не бывает ничего абсолютно ужасного. Любое существо, любая вещь, любое пространство всегда будет иметь две стороны, и это факт – все об этом знают. Просто зачастую мы видим либо плохие, либо хорошие стороны, становимся критичными и не хотим распыляться на большее. В общем, Антон научил меня всегда различать две стороны во всём и во всех.

10 октября ему должно было исполниться 27 лет. Я готовилась к его дню рождения, потому что Антон был мне дорог, и мне хотелось его порадовать. Хотелось подарить ему одновременно и ценный, и уникальный, и цепляющий душу подарок, чтобы он оценил его по всей своей внутренней шкале. Я долго думала, что же это может быть такое, но мне ничего на ум не приходило, и идею с подарком приходилось откладывать. К счастью, у меня ещё было время на раздумья и придумывание, поэтому я себя не торопила и не подгоняла: моё найдёт меня само.

Как-то я сидела дома после работы, ждала Антона, когда он приедет с вечерней смены, лазила по сайту с объявлениями о частных продажах и искала там какой-нибудь интересный коврик в прихожую. Я вообще люблю лазить по барахолкам различного рода. Раньше, когда я была маленькая, у нас на районе постоянно собирались люди, которые приносили всякий специфический хлам и продавали его. Мои родители называли это место сбора «барахолка» или «блошиный рынок». Я обожала туда ходить, потому что люди продавали такие странные, уникальные и классные вещи, которых в магазине уже никогда не найдёшь. В магазинах можно найти типичный однотипный безвкусный ширпотреб, а на барахолке люди приносили из дома нечто уникальное и запоминающееся. Сегодня, когда весь блошиный рынок перекочевал в интернет, я начала ковыряться и там. Конечно, коврик можно было купить и на современном маркетплейсе: его доставили бы за полчаса прямо домой, принесли, раскатали и вытряхнули бы – сервис, всё такое. Но хотелось какой-то аутентичности и эксклюзивности, которых ни один маркетплейс не сможет дать.

В общем, я рассматривала, какие люди предлагают коврики. Мне хотелось такой лёгкий и красочный, но при этом расширяющий пространство. Я просмотрела уже несколько страниц, и ещё оставалось всего пару предложений, поскольку по моим запросам и описаниям было не так много товаров, когда я увидела рекламу наушников. И тут я замерла! Наушники! Точно, Антону можно подарить наушники. Он обожает музыку, он обожает слушать и слышать её, и надо купить ему классные наушники, чтобы он без труда вычленял мелодии инструментов и наслаждался ею в полном потоке.

Я недолго думала и кликнула на рекламу. Ссылка привела на личную страницу частного лица, это не был магазин, а значит, это наушники, которые нельзя купить, просто выйдя из дома в первом попавшемся магазине. Я кликнула на объявление: чёрные проводные наушники с мягкими амбушюрами. Товар был заманчиво описан: наушники проникают в уши и запускают звук прямо в мозг, затем растворяют мелодию на звуковые волны, которые не слышит, а соответственно, не может передать никакое другое устройство. По поводу цвета тоже была отдельная вставка: было написано, что наушники цвета хамелеон, хотя на фотографии, конечно, этого было не видно, хотя продавец описывал, что они чёрные, но отливают золотым. «Какое интересное королевское сочетание», — подумала тогда я.

Денег они, кстати, стоили приличных на самом деле. Продавец указал, что пользовался ими недолго и сохранил оригинальную упаковку, и в общем-то они выглядят и работают, будто были куплены вчера.

Я написала сообщение продавцу, спросила, где он находится и что я хотела бы посмотреть на эти наушники. Продавец ответил довольно быстро, и уже на следующий день я встретилась с ним в метро на Цветном бульваре. Продавец сказал, что специально попросил встретиться в метро, чтобы я могла оценить функциональные особенности наушников и чтобы у меня потом не было никаких вопросов по поводу посторонних шумов и так далее. Я согласилась. Для меня встреча в метро даже лучше – выходить не нужно, чтобы потом платить за вход ещё раз.

Продавцом оказался мужчина, немножко странновато одетый для наших дней. На нём был темно-серый плащ, мне кажется, ещё советского производства, и шляпа – не широкопалая, как у мексиканцев, но всё же шляпа, и трость в руках. Лицо у него было какое-то незапоминающееся. Сколько бы раз я на него ни взглянула, я всё равно не смогла оставить в памяти черты его лица, за которые можно было бы зацепиться, чтобы воссоздать его портрет. Но в тот момент вопросы его внешности и внешнего вида мало меня волновали. Мне же надо было всего лишь посмотреть на наушники, и если они мне понравятся, то забрать их.

Продавец протянул мне наушники. Да, действительно, они были убраны в коробочку, и коробочка та была довольно интересной и изящной, сделанная из дерева с эстетичной, аккуратной и очень тонкой резьбой, узорами и орнаментом, похожими на египетские и индийские мотивы. Из какого дерева была сделана коробочка, сказать не могу, но она была полностью чёрная. Внутри коробочки, на чёрной плюшевой подушечке лежали наушники, аккуратно смотанные и даже закреплённые проволочкой. Цвет их действительно был хамелеон: с одной стороны вроде чёрные, но с другой – поблёскивали золотым сиянием, очень-очень тонко и аккуратно, прям настолько красиво, что у меня даже на мгновение перехватило дыхание. Когда я читала описание о чёрном цвете с вливающимся в него золотым вкраплением, я, конечно, подумала, не слишком ли броскими они будут для мужчины, но когда увидела их вживую, немного потеряла дар речи. Цвет обладал настолько утончённым сиянием, которое больше привносит солидности и важности, нежели смотрится броско. Цвет мне очень понравился.

Я взяла наушники в руки. Они оказались довольно увесистыми, что было мне непривычно, поскольку я сама пользовалась наушниками и, конечно же, не первый год. Обычно они невесомые, но вот эти... Нет, они не весили 10 килограммов, но их действительно можно было ощутить на ладони.

Я подключила их к телефону, воткнула наушники себе в уши и включила первую попавшуюся песню в моём плейлисте... Боже мой! Даже я, не настолько творческая и малосведущая в музыке, чуть не села на пол прямо посреди станции метро, поскольку звук был настолько кристально чистым, как будто я окунулась в горный родник с чистейшей водой. Я так музыку раньше никогда не слышала! Это даже невозможно описать, насколько мелодия разошлась по всему моему телу, расползлась на сотни, тысячи микро музыкальных волокон, которые пронзали все мои органы, системы организма и словно соединились с моими нервными рецепторами, а затем слились с моими молекулами в одну невероятно могущественную ДНК, которая прошибла меня насквозь.

Я не знаю, как я выглядела со стороны в тот момент – мне кажется, как просто потерянный человек, или, может быть, наркоманка, или алкашка. Но то, что я услышала в ушах, – это было божественно. Я едва справилась с желанием не вынимать наушники, потому что не хотела прерывать это ощущение, но всё же должна была это сделать, ведь мне нужно было сказать продавцу, что я вообще думаю и собираюсь ли брать их или нет.

Кряхтя и вздыхая, я выключила музыку, вытащила наушники и каким-то срывающимся, скрипучим голосом, уточнила ещё раз цену. На тот момент я уже понимала, что заберу эти наушники, даже если мужчина назовёт цену в два раза выше – я займу, украду, рожу, но всё равно заберу их, потому что Антон будет на седьмом небе от счастья, когда услышит этот ангельский звук. К моему счастью, продавец не стал беспардонно завышать цену – он озвучил всё то же самое, что и в объявлении. Я забрала наушники, поблагодарила мужчину и отправилась домой.

День рождения своего парня я ждала больше, чем вообще какой-либо праздник, больше, чем свой день рождения, потому что мне не терпелось подарить ему эти наушники и посмотреть на его лицо, когда он включит музыку. Я настолько себя уже раздраконила, представляя, как Антон будет слушать, как он обрадуется, как он будет реагировать, что, честно говоря, я не справилась с собой и не смогла удержать свои эмоции. В итоге я подарила наушники до дня рождения.

8 октября я притащилась домой с работы. Антон уже был дома. Он приготовил немыслимый ужин и встречал меня, как всегда, в приподнятом настроении с обнимашками, поцелуями и приятными словами. Я растаяла и сказала, что больше не могу терпеть. Быстро разделась, ушла в комнату и вернулась с коробочкой, упакованной в тёмно-синюю подарочную бумагу, обвязанную таким же тёмно-синим с белым красивым бантом.

— Ого! — сказал Антон, — совсем не можешь подождать? Знаешь о суевериях, что нельзя дарить заранее?

— Не могу больше ждать, ты прав, — ответила я, — и я не дарю. Это... Давай сделаем вид, что это не подарок, это просто то, что я хочу дать тебе, чтобы... не знаю, короче, не могу ждать 10-го числа, — и я протянула Антону коробку.

И я до сих пор ненавижу себя и не могу простить себя за то, что протянула ему эту коробку. С того самого момента моя жизнь перевернулась, будто кто-то пришёл, схватил меня и поставил вверх тормашками, а я смотрю и потихоньку падаю вниз, и мне не за что зацепиться.

Антон распаковал подарок и поначалу чуть-чуть усмехнулся, увидев наушники, и такая реакция была мне понятна. Наушников у него было много разных. Но его мимика не была злой или недовольной, он, невзирая на количество наушников, всё равно обрадовался. Ещё одни наушники – это классно, когда есть запасной вариант. Но я не хотела, чтобы он отложил их на чёрный день, и попросила включить их прямо сейчас и прослушать что-нибудь. Он с улыбкой молча пожал плечами и подключил наушники к телефону. Теперь я могла посмотреть на себя со стороны.

Антон стоял в коридоре с включённым плеером в телефоне и с наушниками в ушах. Его рот был открыт, и глаза застыли, и мне кажется, он даже не смотрел. Весь свет в его глазах полностью ушёл внутрь тела, будучи захваченным композицией, которая отключила окружающий мир. Всё вокруг просто перестало существовать для него, и я его понимала. Я знала, на что способны эти наушники, какие они классные и мощные.

Он прослушал целую композицию, а я смотрела за экраном его телефона и увидела, что началась уже следующая композиция, но Антон так и не шевелился. Он стоял, будто поражённый. Я аккуратно помахала рукой перед его глазами, но Антон не отреагировал, и мне ничего не оставалось, как просто аккуратно вытащить телефон из его рук и нажать на кнопку стоп.

Как только я выключила композицию, Антон буквально завёлся и ожил. Он захлопал глазами, как заведённая кукла, оглядываясь, затем уставился на меня, и впервые в жизни в его глазах я увидела необычайный, сумасшедший, умопомрачительный восторг, которого я ни разу не видела ни в чьих глазах. Он ругнулся матом, что было для него не свойственно, сказал, что, по меньшей мере, это «охренеть», а по большей – можно прямо здесь и сейчас умереть, потому что такого звука и такого качества он никогда не слышал. Он погрузился во всепоглощающий восторг, полное умиротворение и удовлетворение от музыки. С того дня всё и началось.

Антон слушал музыку всё больше, чаще и дольше. Он находился в наушниках, когда мы ехали на работу, если наши графики совпадали. Он был в наушниках на работе и дома, он постоянно слушал музыку. Он всё меньше и меньше общался со мной и всё больше погружался в свои плейлисты, всё больше растворялся в творчестве. Он писал свою музыку, подключал наушники к компьютеру и отлетал, как будто в другой мир. Со стороны он начал напоминать мне наркомана, причём в тяжёлой стадии. Сначала это была лёгкая эйфория, а потом всё становилось сложнее и усугублялось.

Я начала разговаривать с ним, говорить, что мне его не хватает, что я чувствую себя одинокой, что я живу с человеком, а рядом как будто ничего и никого нет. Но Антон только отмахивался, говорил, что мне кажется и мерещится, что он всегда рядом и всегда тут. Но я-то видела, что он сильно меняется.

В какой-то момент он перестал вытаскивать наушники из ушей вовсе. Когда я с ним разговаривала, он, неохотно, ставил музыку на паузу и смотрел на меня таким тяжёлым и обвиняющим взглядом, что мне становилось не по себе. В его глазах я читала настоятельный и настойчивый приказ закончить побыстрее мою скучную, плохо звучащую, монотонную, угрюмую речь и свалить куда-нибудь, не мешая ему наслаждаться звуками. И я заканчивала. Мне хотелось плакать. Я боялась, что теряю отношения, поскольку Антон слишком сильно изменился.

Как-то ночью, когда он спал всё так же в наушниках, я попыталась аккуратно вытащить один из них. Но как бы я ни тянула за проводок, наушник не выходил из уха. Создавалось ощущение, будто он приклеен прямо на клей «Момент». Но ведь это же невозможно!

Я чуть-чуть подтянула проводок. Ещё... и ещё. Казалось, что наушник вот-вот поддастся. И вдруг я заметила: из едва показавшегося из уха наушника торчали дополнительные тонкие проводки, которые уходили ещё глубже внутрь уха. Я испугалась, вскрикнула, отпустила наушник и резко отпрянула назад. Антон проснулся. Он строго посмотрел на меня, и мне пришлось объясняться.

В ту ночь мы так сильно поругались, потому что я кричала, умоляла снять его наушники, а он кричал в ответ и говорил, что никогда их не снимет, что я ему противна и омерзительна, чтобы я от него отстала. Я сказала, что видела в наушниках какие-то провода, может, он повредил себе голову или внутреннее ухо, и что нужно бы это проверить. Но он ответил, что знает о этих проводах и чувствует, как с каждым днём они всё глубже и глубже врастают в его тело. Благодаря этим проводам музыкальные импульсы, мелодии и ноты проходят по его телу, и это так прекрасно, что ничто в жизни не может быть прекраснее. И в очередной раз он сказал, чтобы я отвалила. А я снова кричала и плакала, в сотый раз умоляла его снять наушники и вернуться ко мне, но он уже не хотел.

Прошёл ещё один месяц, и Антон стал совершенно другим человеком, таким, которого я не знала. Наушники буквально вросли в его голову. Если раньше я видела только несколько проводков, выходящих из наушников и проходящих прямо в его ухо, то теперь я наблюдала, как с внешней стороны наушников появились множество маленьких проводков, которые полностью окутали его ушные раковины, впивались в шею, голову и за ушами. Я не знала, что это за чёртовщина. Честное слово, я начала бояться Антона, как бес ладана, потому что он перестал быть Антоном. Он больше не был похож на себя.

А я лазила по интернету, искала разгадки. Перечитала кучу форумов в надежде, что хоть кто-нибудь подскажет, что мне делать и как вылечить любимого, но я ничего не смогла найти. Я обращалась ко всяким ведуньям и гадалкам, но и там не было никакого ответа.

С Антоном мы стали совсем чужими. Мы почти не общались, и хотя я каждый день пыталась поговорить с ним, пыталась снять эти проклятые наушники, пыталась помочь ему, он бил меня по рукам, отстранялся от меня, кричал и угрожал. Он постоянно слушал музыку, он писал музыку, и вся музыка, которая раньше наполняла наш дом, ушла в его наушники. Ушла в его разум.

Через месяц Антон погиб.

Посмертная маска, застывшая на его лице, светилась улыбкой – она была полна счастья и всеобъемлющей любви, словно он достиг своеобразной нирваны, вопреки всему остановил Сансару и просветлел.

Рядом с ним лежали наушники. Они больше не были вшиты в кожу, не пронизывали десятками проводков его плоть, будто и никогда такими не были. Судебная экспертиза показала: Антон умер от множественного кровоизлияния в мозг. Причину установить не удалось, да и предположений у врачей не было.

А я… я ведь не могла им сказать, что эти самые наушники вросли в голову моего любимого, изничтожили все его сосуды, а потом бесследно вышли наружу. Меня бы просто отправили в психиатрическую больницу.

Теперь я сижу одна, в пустой квартире. Передо мной лежат эти наушники, и у меня такое ощущение, что терять мне больше нечего. Я могу надеть их – и мой мир станет удивительно прекрасным. Я знаю, что этот момент будет недолгим, но всё же прекрасным. Хоть ненадолго… я проживу в музыке, а не в отчаянии и осознании того, что мой подарок уничтожил любовь всей моей жизни.