Король и шут

КОРОЛЬ И ШУТ (трагикомедия в двух актах)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

КОРОЛЬ АРКАДИЙ XII — Человек, который когда-то забыл, что он человек, и теперь никак не может вспомнить. Его маска — маска правителя — приросла к лицу. Он прячется за нею от мира и от себя.
ОТРАЖЕНИЕ КОРОЛЯ — Его незапятнанная совесть, вывернутая наизнанку. Голос, который он слышит, но боится слушать.
ШУТ ЛОРЕНЦО — Единственный трезвый в королевстве безумцев. Его шутовской наряд — это добровольная униформа полевого хирурга на войне с глупостью. Он делает больно, чтобы вылечить.
ПРИНЦЕССА АГНЕССА — Ее наивность — это не глупость, а иная, более чистая оптика восприятия мира. Она видит суть, потому что не обучена видеть сложность.
МИНИСТР ФИНАНСОВ ЛЮДВИГ — Философ воровства. Он не просто ворует — он создает сложную финансовую теологию, где кража является актом заботы о стабильности государства.
МСЬЕ ТРЮФО — Дилер успокоения. Он продает самый ходовой товар при дворе — иллюзии. Его шутки — это анестезия, которую все жадно глотают, боясь проснуться.
ПАЛАЧ ОТТО — Последний материалист в королевстве метафор. Для него существует только то, что можно положить на плаху. Глупость — можно. Правду — нет.
КОНЮХ ЯКОВ — Антифилософ. Считает, что все мировые проблемы можно решить овсом, розгами и здравым смыслом.
ГЛАВНЫЙ АСТРОНОМ АЛЬБЕРТ — Трус, предавший звезды ради теплого места у королевской кухни.
ПОВАРЁНОК ГАНС — Единственный человек, занятый делом. Он функционален, как лопата. И так же нем.
КАНЦЛЕР, ПРИДВОРНЫЕ, СТРАЖА.
________________________________________
АКТ I
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Покои Короля. Утро.
(Комната в стиле увядающего барокко. Бархат на стульях отсырел и покоробился. За огромным витражным окном — нескончаемая серая пелена ливня. КОРОЛЬ АРКАДИЙ, человек с уставшим, обвисшим лицом, сражается с застежками на своем некогда роскошном, а теперь чуть затхлом бархатном камзоле. Перед ним — ОГРОМНОЕ ЗЕРКАЛО в позолоченной, но потускневшей раме. Его ОТРАЖЕНИЕ двигается независимо, поправляя несуществующие складки на своем безупречном камзоле.)
КОРОЛЬ
(бормочет, сражаясь с камзолом)
Опять эти предатели-пуговицы... Клянусь, ночью они отстегиваются и ползают по полу, строя козни! Целое пуговичное восстание. Мне докладывают о беспорядках в провинции, а надо бы — о заговоре в собственном гардеробе.
ОТРАЖЕНИЕ
(лениво поправляя невидимый воротник)
Подавите бунт. Прикажите всем пуговицам немедленно пристегнуться к местам. Непослушных — оторвать и выбросить. Это научит остальных смирению.
КОРОЛЬ
(бормочет,  продолжая сражаться с камзолом)
Вот же... Опять. То ли пальцы толстеют от безделья, то ли петли тонут... в общем благополучии. Не удержать ничего. Все норовит расползтись, разъехаться, выйти из-под контроля. Словно это... картофельное пюре на вчерашнем банкете. Помнишь?
ОТРАЖЕНИЕ
(лениво, не глядя на него)
Я помню все ваши официальные речи, Ваше Величество. О пюре — нет. Я — ваше официальное сознание. А пюре — это из области... личного. Для меня оно не существует.
КОРОЛЬ
(все еще борясь с застежкой)
А зря. Это было единственное съедобное блюдо за весь вечер. Эх, пора бы поменять повара. А старого казнить… Или даровать ему жизнь?
ОТРАЖЕНИЕ
(холодно)
Жизнь — это представление, парад. А парад должен быть заслуженно ярким, четким, выверенным и... кхм, кхм сухим. Кстати, о сухости...
КОРОЛЬ
(махнув рукой, наконец-то справившись с камзолом)
Знаю, знаю. О чем ты. Вода. Опять вода. Министр финансов уже прислал три свитка с анализом экономических последствий подмоченного паркета. Он предлагает ввести налог на дождь. Собирать с облаков.
ОТРАЖЕНИЕ
Рациональное предложение. Превратить проблему в статью дохода — вершина государственного управления. Вы недовольны?
КОРОЛЬ
(подходит к зеркалу, вглядывается в свое лицо)
Я недоволен тем, что мое отражение выглядит свежее, чем я. Мы выспались?
Ну, как я смотрюсь? Прилипло ли ко мне сегодня мое величие? Или оно… какое-то… слегка подавленное?
ОТРАЖЕНИЕ
(холодно оглядывая его)
Величие — это не пюре, что быть подавленным. Вы — символ. Символ должен быть гладким, отполированным и абсолютно непроницаемым для думок. Идите займитесь царствованием. Ваш трон ждет.
КОРОЛЬ
(отворачиваясь к окну, гладит ладонью по подоконнику, собирая влагу)
Слушай... Мне снилось, что я не король. Что я — простой садовник. И у меня болит спина от прополки, а не голова от короны. И пахнет землей, а не этими дурацкими духами. И дождь... он не был проблемой. Он был... помощью.
ОТРАЖЕНИЕ
(ледяно)
Ужасный сон. Садовники не носят корону. А короли — не пахнут. Вы — идея. Идея не должна пахнуть. И не должна мокнуть. И посол страны «Вверх Тормашками», где ходят на руках, уже прибыл. Он скоро будет у вас в зале… а его слюна будет капать на паркет работы мастера Губерта. Историческую ценность. Тьфу…
КОРОЛЬ
(с тоской)
Что мне вообще с ним делать? Хвалить? Что? Может его сапоги? Но они же у него... на... на каблуках.. Это так неестественно!
ОТРАЖЕНИЕ
Именно поэтому и хвалить. Это тонкий намек на то, что мы в курсе его... гм... альтернативных способов передвижения. Дипломатично. Потом — совет по налогу на бороды. А потом — разговор о воде.
КОРОЛЬ
(делает шаг к двери, тяжело вздыхая)
Опять бороды. И опять вода. Круг замкнулся.
ОТРАЖЕНИЕ
(вдруг, тихо, но так, что слова врезаются в спину)
Не круг. Воронка. Она подмывает не только дороги. Она подмывает сам фундамент. Бюджет, налоги, послы — это лишь ширма. Она размывает почву у вас под ногами, Аркадий. Скоро провалитесь. И... никому не будет дела до ваших указов.
(Король замирает на мгновение, потом резко, почти бежит к двери, словно пытаясь убежать от самого себя. Дверь закрывается. В зеркале отражается пустая комната, и за окном — бесконечный, беспощадный дождь. ОТРАЖЕНИЕ смотрит на дверь, потом на свое идеальное лицо в зеркале. На его лице на мгновение появляется что-то похожее на боль. Оно проводит рукой по щеке, как бы проверяя, реально ли оно. Затем маска бесстрастия возвращается.)
(Занавес)
________________________________________
СЦЕНА ВТОРАЯ
Тронный зал.
(Зал, который когда-то внушал трепет, теперь напоминает дорогой, но затопленный сарай. Позолота на пилястрах покрылась темными разводами. Где-то с потолка с интервалом в секунду падает упрямая капля. Две пары ПРИДВОРНЫХ — Придворный 1 и ПРИДВОРНЫЙ 2 , а также ФРЕЙЛИНА и КАМЕРГЕР — расставляют изящные фарфоровые тазики, старательно делая вид, что это — часть дизайна.)
Придворный 1
(подставляет тазик под новую струйку)
Опять с утра лужи. У меня в спальне уже грибы растут. Белые. Довольно симпатичные. Жена предлагает их мариновать и подавать к официальным приемам как местный деликатес. «Грибы а-ля потоп».
ПРИДВОРНЫЙ 2
(поправляя намокший парик)
Молчи, дурак. Ты что, хочешь, чтобы их объявили вне закона за незаконное произрастание? Или, того хуже, обложили акцизным сбором? Лучше похвали ковер. Скажи, что он приобрел глубину цвета и антикварный шарм от влаги.
Придворный 1
А он и правда стал... глубже. И пахнет... воспоминаниями о сухости.
ФРЕЙЛИНА
(КАМЕРГЕРУ, тихо, указывая на лужу у трона и хихикая в кулачок)
Вам не кажется, что она сегодня имеет более... философский оттенок? Почти меланхоличный.
КАМЕРГЕР
(внимательно рассматривая лужу, подыгрывая)
Безусловно. Это влияние утреннего света, пробивающегося сквозь тучи. И, возможно, примеси меди из протекающего водостока. Это придает глубину.
ПРИДВОРНЫЙ 2
Вот видишь! Оптимизм — это вопрос правильной интерпретации. Главное — не вытирать ноги при входе. Пусть все думают, что это такой новый перформанс — «Постоянство прошлогов условиях повышенной влажности настоящего». Ах, вот и наш Глубокоуважаемый...
(Входит КОРОЛЬ. Он пытается идти величественно, но слегка шлепает по мокрому паркету. Садится на трон с таким видом, будто садится на холодный камень. На отдельном треноге, как на островке посреди всеобщего безумия, восседает ШУТ ЛОРЕНЦО. На его колпаке — три поблекших бубенца. Он не смотрит на суету, его взгляд устремлен в окно, за которым хлещет дождь.)
КОРОЛЬ
(на троне, грустный, как промокшая ворона)
Ну, Лоренцо! Вытащи нас из этой... сырости настроения. Весели. А то министр финансов опять подал смету на содержание армии. Толще моей подушки. Цифры, друг мой, цифры! Они выедают мозг, как моль — бархатную мантию. Остается одна дырявая позолота.
ШУТ ЛОРЕНЦО
(легко спрыгивает в воду, бубенцы звенят тревожно и немножко глухо)
О, Вместилище Нашей Общей Тоски! Ты желаешь шутки? Но позволь сперва провести маленький эксперимент. Вели подать себе чашу! Самую обычную. И воду. Самую что ни на есть... водянистую.
(Придворные перешептываются. Приносят простую глиняную чашу. В ней плещется вода.)
КОРОЛЬ
(морщит лоб)
Чашу? Лоренцо, зачем. Обливаться перед совещанием? Ладно! Что там за фокус на этот раз? Предскажешь по воде судьбу министра финансов?
ШУТ
(торжественно)
Нечто большее! Проверим фундамент мироздания! Величайший! Прикажи воде не выливаться, если чашу перевернуть!
КОРОЛЬ
(с легким интересом)
Зачем? Она и так не выливается. Пока не переворачиваешь. В этом и есть ее главная добродетель. И главная слабость.
ШУТ
Чтобы проверить силу Твоего Слова против силы... ну, скажем, Природы! Если вода послушается — значит, и цифры в смете послушаются, и армия, и соседи! А если нет...
(разводит руками, бубенцы плачут)
Тогда, быть может, проблема не в воде, а в... природе приказов? Может, они, как мои бубенцы, просто издают звук, но не могут прогнать печаль сами по себе?
КОРОЛЬ
(оживляясь, как ребенок, которому предложили новую игру)
Гм... Любопытно. Что ж... Эй, вода! Приказываю тебе оставаться в чаше, даже если ее перевернут! Сию минуту! От имени Короны, Закона и... и паркета работы Губерта!
(Он резко переворачивает чашу. Вода с громким, почти издевательским шлепком выливается на паркет, смешиваясь с другими лужами. Король смотрит на это с наивным удивлением, почти обидой.)
ШУТ
(печально)
Видите? Вода — упрямый материалист. У нее своя конституция — притяжение. Можно, конечно, объявить воду вне закона. Посадить в тюрьму. Или наказать лужу. Но мокро все равно будет. От ваших указов она не испаряется...
(Зал замирает. Это была шутка? Или государственная измена?)
КОРОЛЬ
(внезапно просияв)
Гениально! Объявить воду вне закона! Это же прекрасно! Это решает все проблемы! Людвиг! Где Людвиг?!
(Из-за колонны выскальзывает МИНИСТР ФИНАНСОВ ЛЮДВИГ. Он не промокший. Он какой-то лакированный, сухой, с блокнотом в руках, который он держит так, будто это священный гримуар.)
ЛЮДВИГ
(с почтительной, но хищной улыбкой, делая пометку золотым пером)
Сразу подготовлю указ, Ваше Величество! «О сухости и послушании всех жидкостей в королевстве»! С бюджетом на пропаганду и создание специальной сухой жандармерии! И... э-э-э... скорректирую статью расходов на содержание залов. В связи с... ожидаемой усилившейся сухостью. Надо будет закупить новые ковры. Сухие.
КОРОЛЬ
(довольно, поворачивается к Шуту)
Вот видишь, Лоренцо! А ты про какое-то притяжение! Слова, друг мой, слова правят миром! Они создают реальность! Ну, а теперь что-нибудь веселое! Про мою тетку! Или про Людвига! Чтобы посмеяться, а не думать!
(Все с громким, облегченным, почти истеричным смехом аплодируют. Крамола снова превратилась в шутку. Механизм спасен. Шут сникает, будто из него выпустили воздух. Он проиграл. Снова. Он медленно надевает маску, делает кувырок. Бубенцы звенят фальшиво и горько.)
(Занавес)
ИНТЕРМЕДИЯ
(Кухня замка. Вечер.)
(Воздух густой от пара и запаха дешевого лукового супа. ШЕФ-ПОВАР, красный от жара и злости, помешает в огромном котле. ПОДМАСТЕРЬЕ чистит гору картофеля. СЛУЖАНКА перетирает посуду.
В углу, на своей табуретке, ПОВАРЁНОК ГАНС пытается замазать трещину в стене, откуда сочится вода.)
ШЕФ-ПОВАР
(орёт на Подмастерье)
Да ты что делаешь, недоносок индюшачий?! Это не картошка, это твои будущие мозги, которые я сейчас на суп пущу! Чисти тоньше! Каждая толсто счищенная шкурка — это слеза министра финансов! Он их в отчётности учитывает!
ПОДМАСТЕРЬЕ
(угрюмо)
Я и чищу. Она вся гнилая, она сама расползается. Не чистится она, а хоронится.
СЛУЖАНКА
(шепотом Гансу)
И чего ты там ковыряешь? Всё равно натечёт. Лучше бы тазик подставил, как все умные люди.
ГАНС
(не отрываясь от стены)
Тазик — это потом. А это — причина. Шеф сказал, чтобы было сухо. Значит, надо причину убрать.
ШЕФ-ПОВАР
(услышав, оборачивается)
Ах, ты, философ кухонный! Нашёл причину! Я тебе дам причину! Причина моей головной боли — это ты! И следствие будет — пинок под причинное место! Сухо сказал? Сухо! А как — это твои проблемы! Не нравится — есть дырявое ведро, люби его, целуй, но чтобы было сухо! Понял? Или ты умнее всех?!
ПОДМАСТЕРЬЕ
(тихо, себе под нос)
Он не умнее. Он просто глаза не закрывает. А это здесь приравнивается к государственной измене.
СЛУЖАНКА
(вздыхает)
Эх, Ганс... Вырастешь — поймешь. Главное — чтобы от тебя отстали. А сухо или мокро — какая разница? Жили же как-то до потопа. И после потопа как-нибудь проживем.
(Все замолкают. Слышен только шипение пара из котла, скрежет ножа о картофель и тихое, упрямое шуршание, с которым Ганс замазывает трещину.)
(Занавес на интермедию)


СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Каморка под крышей.
(Теснота, духота. Под самой крышей, куда дождь стучит не в окно, а прямо по деревянной кровле, усиливаясь до оглушительного гула. Пахнет старым деревом, пылью, влажным сукном и одиночеством. В уголке — соломенная подстилка. На грубой деревянной табуретке — оплывшая свеча. ШУТ ЛОРЕНЦО сидит на полу, прислонившись спиной к балке. Он снял колпак и разноцветный камзол, остался в простой потертой рубахе. Его лицо при свече кажется изможденным и невероятно серьезным. У него на коленях дремлет старый, слепой кот БАРМАЛЕЙ. Шут негромко разговаривает с ним, перебирая его шерсть.)
ШУТ
Вот и всё, старик. Снова монолог в пустоту. Они аплодируют той шутке, которая должна была их прижать к стенке. Они любят, когда я бью себя по лицу, а не по их совести. Объявить воду вне закона... Гениально! Теперь Людвиг будет писать новые указы, и считать убытки от неподчинения капель. А дождь будет идти. Просто потому, что он дождь.
(Вздыхает. Вздох похож на скрип несмазанной двери.)
Я не шут. Я — садовник, который бросает зерна правды в каменный пол тронного зала. И тайно надеется, что они прорастут сквозь камень. Но это не садовничество. Это — клиническое безумие. Правда, Бармик?
(Кот мурлыкает, тыкаясь мокрым носом ему в ладонь.)
ШУТ
(с горькой улыбкой)
Да, я знаю. Голоден? Прости. Сегодня мне платили не деньгами, а восхищением. Его нельзя съесть. Хотя... попробуй поймать ту жирную мышь, что бегает возле кухни. Та, что с надменным взглядом и в бархатном кафтане. Скажи ей, что это я тебя послал. Пусть знает.
(В дверь стучат. Легко, несмело, почти по-детски. Шут вздрагивает. За долю секунды на его лицо наползает привычная маска — маска шута. Он аккуратно сдвигает кота, вскакивает, нахлобучивает колпак. Голос становится громким, визгливым, натянутым.)
ШУТ
Входите, о путник сквозь мрак и уныние! Дверь в будущее открыта, правда, она скрипит и иногда бьет по лбу!
(Дверь открывается. На пороге — ПРИНЦЕССА АГНЕССА. В руках у нее — поникший букет полевых цветов.)
АГНЕССА
Лоренцо! Я... я нарвала цветов. Они такие веселые, желтенькие. Но они все промокли и повесили головки. Этот дождик такой непослушный, правда? Папа сказал, чтобы он прекратился, а он не слушается. Почему? Он не слышит? Или он просто... не хочет?
ШУТ
(с комедийным придыханием, но в глазах — усталая нежность)
О, Прелестный Цветочек Нашего Сада! Дождь — он как правда. Мокрая, неудобная и не всегда пахнет розами. Иногда — мокрой собакой. А короли... они привыкли, чтобы всем хотелось того же, чего и им. А дождь... у него свои желания.
АГНЕССА
(рассматривая букет, потом поднимая на Шута ясные глаза)
А моя кукла не тонет. Мы пускали ее в лужу в коридоре. Она плавает. Лежит на спинке и улыбается. Может, и нам всем нужно стать куклами, чтобы не утонуть? Мы можем изготовить красивые кукольные маски! Или научиться плавать? Хотя папа говорит, что короли не плавают. Они... восседают.
(Шут замирает. Маска на мгновение сползает. Он смотрит на Принцессу не с уважением, а с чем-то вроде щемящей жалости и восхищения одновременно.)
ШУТ
(очень тихо)
Это... Ваше Высочество... это не глупость. Это — единственный спасительный совет, который я слышал за последнее время. Надеть маску, стать куклой... или научиться плавать.
АГНЕССА
(весело)
Правда? А папа говорит, что я говорю глупости. До свидания, Лоренцо! Пойду попробую приказать дождю быть тише. Но на этот раз я его вежливо попрошу. Вдруг он послушается, если с ним быть милой?
(Убегает, оставив букет на табуретке.)
(Шут остается один. Он медленно снимает колпак, подходит к букету, опускает один из цветков в кружку с водой.)
(Он гасит свечу. Сцена погружается в темноту. Слышен только оглушительный стук дождя по крыше и его шепот.)
ШУТ
Может, завтра... Может, завтра кто-то услышит.
(Тишина. Занавес.)

ИНТЕРМЕДИЯ
Коридор в жилой части замка. Поздний вечер.
(Узкий каменный коридор. Скудный свет от масляной лампы на стене выхватывает из полумрака две фигуры. ФРЕЙЛИНА ЭЛЬЗА (та самая, что рассуждала о философском оттенке лужи) и КАМЕРГЕР ФРИДРИХ (ее собеседник). Они стоят у окна, смотрят на ливень. Они не при исполнении служебных обязанностей. Эльза закутана в простую шаль, Фридрих снял свой официальный камзол. В руках у Эльзы — кружка с парящим чаем, Фридрих держит тарелку с сыром. Их позы усталые, но расслабленные.)
ФРИДРИХ
(отламывая кусок сыра, смотрит в окно)
И не думает униматься. Как будто кто-то там, наверху, забыл закрыть кран. Или решил всё смыть, чтобы начать заново.
ЭЛЬЗА
(прижимая теплую кружку к щеке)
Может, и правильно. Иногда смотришь на все это — на паркет, на парики, на церемонии — и думаешь: «Смойте всё. Пусть останется голый камень. И мы на нем. Без всего этого». Страшно, аж жуть. Но... честно.
ФРИДРИХ
(усмехается)
Голый камень — он холодный. А мы уже привыкли к бархату. Даже мокрому. У меня племянник в городе... сапожник. Так он мне в прошлом месяце сапоги новые сшил. На особом гвозде, чтобы подмётка не отклеивалась. Говорит: «Дядя Фрид, раз у вас там при дворе такая погода, надо чтобы обувка была на совесть». А я ему: «Спасибо, Николь, но у нас тут не погода, а... атмосферная аномалия». Он посмеялся.
ЭЛЬЗА
(улыбается)
Хороший племянник. Заботится. А у меня... кот. Персидский. Белый. Он воду ненавидит. Сидит на комоде, как султан на троне, и смотрит на все это сверху вниз с таким презрением... Мне даже совестно перед ним становится за нашу всеобщую… мокрость.
(Оба молча смотрят в окно. Слышен только шум дождя.)
ФРИДРИХ
А помнишь, лет пять назад? Была засуха. Трава желтая, фонтаны пустые. Король тогда издал указ «О всеобщем воздержании от потоотделения в целях экономии влаги». Помнишь?
ЭЛЬЗА
(тихо смеется)
Помню. Министр финансов тогда предлагал продавать воздух соседям. Говорил, что у нас он «особой, негазированной сухости». А потом пошёл дождь. Все его ругали. А я... я тогда вышла в сад и просто стояла. Под ним. Мне было восемнадцать. И казалось, что это он идёт специально для меня. Один такой большой, щедрый подарок.
ФРИДРИХ
(вздыхает)
Да... Щедрый. Теперь он одаривает всех  без разбора. Надо бы ему напомнить о чувстве меры.
ЭЛЬЗА
(вдруг серьезнея)
Фрид... а ты веришь, что это всё... закончится? Что мы проснемся однажды утром, и будет... тихо? И сухо?
ФРИДРИХ
(долго смотрит на нее, потом на сыр)

Я верю, что мой племянник продолжит шить сапоги. А твой кот — презирать воду с высоты своего комода. А всё остальное... не нам решать. Нам надо просто делать своё дело. И иногда... находить сухие углы, чтобы выпить чаю.
(Он улыбается ей. Она в ответ прикасается к его руке. На мгновение. Это не романтика — это жест поддержки, взаимного понимания двух заложников обстоятельств.)
ЭЛЬЗА
Идём? А то чай остывает. И кот, наверное, уже волнуется.
ФРИДРИХ
Идём.
(Они медленно уходят по коридору в темноту. Свет от лампы дрожит на мокром камне стены. Коридор пустеет. Остается только бесконечный шум дождя.)
(Занавес на интермедию)

________________________________________
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Кухня замка. Поздний вечер.
(Пол под ногами покрыт водой, отчего глиняные плитки отдают мерзким, скользким блеском. Воздух спертый, пахнет влажным деревом, кислой тряпкой, луковым супом и безнадежностью. В центре -- ПОВАРЁНОК ГАНС, веснушчатый мальчишка. Он зачерпывает воду из-под плиты ДЫРЯВЫМ ДЕРЕВЯННЫМ ВЕДРОМ и выносит за дверь. Действие его монотонно и бессмысленно. Входит ШУТ ЛОРЕНЦО. Он потер ладонью усталое, немытое лицо.)
ШУТ
Борьба с последствиями, а не с причиной, мальчик? Героический, но глупый труд. Сизиф бы аплодировал стоя. И предложил бы тебе более просторную пещеру.
ПОВАРЁНОК ГАНС
(вскакивая, пугаясь, роняя ведро)
Господин Лоренцо! Я... вода... Шеф-повар сказал, чтобы было сухо! А то у ужина будет «непривлекательный вид и излишняя влажность»!
ШУТ
(садясь на мокрую табуретку, смотрит на ведро)
Он сказал. А вода, видимо, не слышала его кулинарных приказов. Удивительно, правда? Это не вода. Это -- материализовавшееся равнодушие. Его не вычерпать. Нужно копать глубже. Найти, где труба лопнула. Или стена прохудилась.
ГАНС
(смотрит на свое дырявое ведро с отчаянием)
Но я... не умею копать. Мне дали ведро. Оно дырявое. Но другого не было. Шеф говорит, что на новое ведро в смете не заложено. «Учись работать с тем, что есть».
ШУТ
(мягко, почти с нежностью)
Именно. Королю нужны те, кто пытается вычерпать океан дырявым ведром. Это создает иллюзию работы. Пока все заняты ерундой, никто не спросит: «А почему, собственно, океан в тронном зале?» Ты — живой щит от неудобных вопросов.
ГАНС
(внезапно, с наивной прямотой)
А вы... вы не такой, как все. Вы говорите странно. Не как шеф. Вы... как будто видите ту самую дыру в трубе. Но вместо того, чтобы ее залатать... вы про нее рассказываете.
ШУТ
(горько усмехается)
Я -- такой же. Только мое ведро -- слова. И я тоже пытаюсь вычерпать ими море. Просто мое ведро... красивее звякает. Бубенцами. Но оно тоже дырявое. Все слова утекают в песок их равнодушия.
(Надевает колпак, встает. Уходит, оставляя мальчика в раздумьях над его бессмысленным ведром.)
(Занавес)

интермедия:
(Место: Конюшня. Поздний вечер.)
(Полумрак. Слышно тихое позвякивание упряжи, фырканье и топот лошадей. Пахнет лошадьми, овсом и сырым деревом. КОНЮХ ЯКОВ чистит огромного першерона скребницей. Делает он это методично, почти медитативно. Рядом, прислонившись к косяку, стоит ШУТ ЛОРЕНЦО. Он снял колпак и наблюдает.)
ЯКОВ
(не оборачиваясь)
Ну что, королевский острослов? Мысли разбрелись и ты пришел искать пристанища в моих лошадиных мозгах? Зря. У меня тут всё просто. Овес да розги. От одного ржут, от другого — быстрее бегают.
ШУТ
А если и то, и другое сразу? Не разорвётся бедное животное меж восторгом и болью?
ЯКОВ
(останавливается, хрипло усмехается)
Животное — нет. Оно не умничает. Оно понимает: ешь — хорошо, бьют — плохо. А вы, людишки, всё усложняете. Вам дали овес — вы требуете овса с изюмом. Вас отхлестали за дело — вы пишете жалобу на жестокость розог. И всё плачете: «Мир сложный, мир сложный!» А он простой. Как морда у этого мерина.
ШУТ
И как же по-твоему решить мировые проблемы, а мудрец от навоза?
ЯКОВ
(снова принимаясь за работу)
Да так же, как и здешний потоп. Не тазиками вычерпывать, а найти, где земля просела, и подсыпать щебёнку. Не воду ругать, а канаву прокопать, чтоб стекало, куда надо. Всем этим умникам твоим — министрам да астрономам — по лопате в руки да на навоз убирать. Глядишь, и мысли прочистятся. А то всё в облаках витают, а под ногами у самих — дерьмо по колено.
ШУТ
(с лёгкой улыбкой)
Твоя простота, Яков, сложнее всех королевских указов, вместе взятых. Жаль, её не положить в основу государственной системы.
ЯКОВ
Потому и не положат. Система — она для сложных. А я — человек простой. И лошади мои — простые. И навоз от них — простой. А вы всё тоните в своём сложном. Ну и ладно. Только отойди в сторонку, а то сейчас Меринко хвостом махнёт — всю твою философию сметёт, как ветер пыль.
(Шут отступает в тень. Яков продолжает работать. Слышен только скребок по лошадиной шкуре и усилившийся на мгновение стук дождя по крыше.)
(Занавес на интермедию)


СЦЕНА ПЯТАЯ
Покои Короля. Вечер.
(Комната в сумерках. Зажигается одна лампада, отбрасывая трепетные тени на стены, по которым ползут влажные разводы. КОРОЛЬ АРКАДИЙ в бархатном халате стоит у окна, спиной к комнате, и смотрит на нескончаемый дождь. Рядом, подобрав под себя ноги, сидит на подушке ПРИНЦЕССА АГНЕССА. Она пытается вышить на канве уток. Получается криво. На полу рядом с ней — несколько корабликов из исписанной бумаги.)
АГНЕССА
(показывая отцу кривую утку)
Папа, смотри! А утки ведь любят воду? Им сейчас хорошо, да? Они, наверное, думают, что это не дождь, а один большой, очень веселый пруд. Может, и нам так думать?
КОРОЛЬ
(не оборачиваясь, глухо)
Возможно, дочка. Но тронный зал — не пруд. А паркет мастера Губерта — не камыши. И лилии на нем не плавают, а... тонут. Медленно и с ущербом для бюджета.
АГНЕССА
(задумчиво рассматривая свой кораблик)
А может, его нужно переименовать? Назвать «Внутреннее озеро Его Величества»? Тогда вода будет не лишней, а просто... украшением! Как аквариум! Только очень большой.
(Король оборачивается. Он смотрит не на дочь, а куда-то в пространство, ловя ее идею, но тут же переворачивая ее на свой лад.)
КОРОЛЬ
Переименовать... Аквариум... Людвиг! Где Людвиг?!
(Спустя секунду осознает, что Людвига нет, и машет рукой.)
Эх... Нет. Нельзя. Аквариумы требуют ухода. А у нас... нет сметы на содержание озер в помещении.
АГНЕССА
А можно запустить туда рыбок? Золотых! Они такие веселые!
КОРОЛЬ
(гладит ее по голове, но его мысли далеко)
Рыбок... Рыбок могут сожрать придворные коты. Это вызовет межведомственный конфликт. И расследование. Очень мокрое расследование.
(Дверь распахивается. Входит КАНЦЛЕР, весь взъерошенный, с пачкой промокших свитков. Он нервно шмыгает носом. Он не замечает Агнессу, он видит только Короля.)
КАНЦЛЕР
Ваше Величество! Катастрофа! Посол страны «Вверх Тормашками» промок до нитки и требует компенсации за испорченный камзол! Говорит, отсыревший бархат нарушил его дипломатический баланс! Министр финансов плачет — фонд на осушение подвалов исчерпан! Он предлагает ввести чрезвычайный сбор с... с луж! А Главный Астроном Альберт...
КОРОЛЬ
(раздражаясь, перебивает его)
Опять этот нытик? Что он там насчитал? Еще дождичек? Советует нам всем дружно перевернуться и ждать, пока все само не стечет в подвал?
КАНЦЛЕР
(шмыгая носом, не слыша иронии)
Он... он говорит, что это не просто дождичек! Он бормочет что-то о «стабильном атмосферном фронте», «аномалии» и... и советует молиться. Или строить ковчег. Я не совсем разобрал, он все время поправлял очки и чихал. В общем, паника, Ваше Величество! Паника!
КОРОЛЬ
(в ярости, но ярость эта показная, чтобы заглушить собственный страх)
Ковчег?!! Да я его самого отправлю плавать на его позорном телескопе! Он должен предсказывать победы, солнечную погоду для парадов и урожай репы! А не сеять панику! Его работа — делать звезды удобными для отчетности!
КАНЦЛЕР
(полностью игнорируя смысл, слыша только то, что можно исполнить)
Совершенно верно, Ваше Величество! Паника — это удар по авторитету! Но народ уже шепчется... Шут Лоренцо... тот вообще... намекал, что вода не слушается указов! Прямо с тронного зала!
КОРОЛЬ
(вспыхивает, наконец-то находя виновника всех бед — того, кто озвучивает проблему, а не того, кто ее создает)
Хватит о шуте! Его горькие истины мне осточертели! Мне нужно что-то другое! Что-то... легкое! Безопасное! Чтобы смеяться, а не думать! Нету у меня другого шута?!
КАНЦЛЕР
(внезапно просияв, как будто он только этого и ждал)
Ваше Величество! Как раз кстати! Ко двору прибыл мсье Трюфо! Прямо из-за границы! Специалист по тёплому, лакированному юмору! Его шутки -- как тёплые булочки с изюмом! Сытные, сладкие и абсолютно... беспроблемные! Он гарантирует только -- комфорт!
КОРОЛЬ
(его лицо проясняется, как будто ему предложили обезболивающее)
Трюфо? Без проблем? Это то, что надо! Немедленно представить его ко двору! Пусть развеет эту тоску! И скажи астроному, чтобы он заткнулся и пересчитал звезды заново! Пусть найдет там ту, что отвечает за хорошую погоду, и прикажет ей немедленно встать в зенит! Прикажет! Слышишь?!
КАНЦЛЕР
(радостно кивая, уже поворачиваясь к выходу)
Слушаюсь, Ваше Величество! Приказать звезде! Прекрасный ход! Это поднимет настроение!
(Убегает, не замечая Агнессу.)
(Король тяжело опускается в кресло, закрывая глаза. Он уже почти поверил, что приказ звезде может что-то изменить. Агнесса подходит к нему, держа в руках кораблик.)
АГНЕССА
Папа, а изюм в булочках тоже иногда горчит. Мсье Трюфо будет рассказывать шутки с горьким изюмом?
КОРОЛЬ
(открывает глаза, гладит ее по голове. Он слышит не ее вопрос, а утешение.)
Уж лучше горький изюм, чем горькая правда, дитя мое. Уж лучше любая булочка, чем никакой. Иди, поиграй.
АГНЕССА
(кивая, но не понимая)
Хорошо, папа. Я поплыву на кораблике в коридор. Проверить, нет ли там акул.
(Убегает.)
(Король остается один. Он снова подходит к окну, за которым бушует дождь. Он шепчет, глядя на свое отражение в стекле.)
КОРОЛЬ
Прикажи ей остановиться... Прикажи...
(Занавес)


СЦЕНА ШЕСТАЯ
Двор замка. Непрерывный дождь.
(Под низким каменным навесом, с которого стекают сплошные водяные завесы, сидит ПАЛАЧ ОТТО. Он точит большое, отполированное до зеркального блеска лезвие на точильном камне. Ритмичный, монотонный СКРИП КАМНЯ — гипнотический, древний звук, единственный, что противостоит шуму дождя. К нему подходит ШУТ ЛОРЕНЦО, промокший до нитки, вода стекает с его колпака ручьями.)
ШУТ
Опять за свое, Отто? Точишь лезвие против правды? Или готовишься рубить голову дождю? Он многоглавый, не управиться.
ПАЛАЧ ОТТО
(не поднимая глаз, методично водя лезвием по камню)
Нет. Я точу его против лжи. Правда — она живая и гибкая. Ее не возьмешь. Ее не положишь на плаху. А вот глупость, затвердевшая в догму другое дело... хрясь! — и нет ее. Чистая работа. Как математика. Дважды два — и нет головы.
ШУТ
(садясь на мокрую колоду, смотрит на хлещущий дождь)
А если правда в том, что мы все скоро будем плавать, а не ходить? И уплывет твоя плаха, на чем тогда рубить?
ОТТО
(останавливается, смотрит на дождь. Его гранитное лицо не выражает ничего.)
Знаю. Все знают. Министр финансов уже заказал непромокаемые свитки для новых указов. «О обязательном ношении плавок при дворе». Фрейлины шьют платья из пробки. Все готовятся. Молча. Готовятся продолжать играть свои роли и под водой. Твоя проблема, Лоренцо, не в том, что ты говоришь правду. А в том, что ты мешаешь им играть. Ты — сквозняк в их душном театре.
ШУТ
И что же, по-твоему, делать? Точить лезвие и ждать, когда вода дойдет до шеи?
ОТТО
(с усмешкой, снова начиная точить лезвие)
Ждать. Когда вода дойдет до горла, они сами начнут срывать с себя эти маски, чтобы не захлебнуться. И вот тогда... вот тогда моя работа начнется по-настоящему. Будет много работы. Очень много. Глупость, оказавшись на грани гибели, становится особенно изобретательной. И особенно — уязвимой.
ШУТ
(встает, отряхиваясь с тщетной надеждой)
Жуткий ты человек, Отто. У тебя вместо сердца — точильный камень.
ОТТО
(останавливается, впервые поднимает на него глаза. Взгляд холодный, но без злобы.)
А у тебя? Бубенцы? Они веселее звенят, но от дождя не спасают. Иди, философ. Твоя аудитория ждет. Им срочно нужно посмеяться над тем, как они тонут.
(Отто снова погружается в свой монотонный ритуал. Шут стоит под дождем еще мгновение, глядя на него, потом разворачивается и уходит. Скрип камня стихает, растворяясь в бесконечном шуме воды.)
(Занавес)
________________________________________

 (ИНТЕРМЕДИЯ)
Потайная лестница. Вечер.
(Узкая, винтовая, темная лестница, ведущая из жилых покоев в никуда. Сидят, прижавшись спинами к холодной стене, на ступеньках — ФРЕЙЛИНА ЭЛЬЗА и КАМЕРГЕР ФРИДРИХ. Между ними — краюха хлеба, кружка с чем-то горячим, которую они передают друг другу. Они говорят вполголоса, их слова теряются в гуле дождя, бьющего в узкое бойничное окно.)
ЭЛЬЗА
(прислушиваясь)
Кажется, стихает.
ФРИДРИХ
(прислушивается)
Нет. Это тебе кажется. Ты просто очень хочешь, чтобы стихло.
ЭЛЬЗА
(вздыхает)
Да. Очень. У меня новое платье. Зелёное. Как молодая трава. Я его ни разу не надела. Боюсь, что оно промокнет по дороге на бал и станет не зелёным, а... болотным.
ФРИДРИХ
(отламывает кусок хлеба, протягивает ей)
Носи его здесь. При свете этой лампы. Для меня. Я представлю, что мы не на этой чёртовой лестнице, а в саду. И что это не дождь шумит, а шелестят листья.
ЭЛЬЗА
(берет хлеб, улыбается)
Ты романтик, Фрид. Погибающий романтик тонущего королевства.
ФРИДРИХ
Все королевства когда-нибудь тонут. А романтика... она как эта краюха хлеб. Простая. И поэтому хоть и тонет, но в последнюю очередь.
(Пьет из кружки, морщится.)
Остыло. Всё остывает быстрее, чем обычно. Даже чай. Даже надежда.
ЭЛЬЗА
(принимает кружку, прижимает ладони к теплому глиняному боку)
Ничего. Главное — чтобы не остыло вот это.
(Легко, почти невесомо касается его руки.)
Всё остальное... как-нибудь переживём. И платье надену. Обязательно надену.
(Они сидят в молчании, слушая, как дождь за окном снова набирает силу. Они не смотрят друг на друга. Они смотрят в одну точку в темноте, где им видится сад.)
(Занавес на интермедию)

СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Тронный зал. Бал.
(Зал преобразился. Воду не победили, но ее… обыграли. Вместо тазиков повсюду расставлены низкие скамейки и столики, на которые и взобрались ПРИДВОРНЫЕ. Они танцуют, стараясь не смотреть под ноги, где вода уже выше щиколотки и колышется в такт их движениям. Музыканты, разместившиеся на огромном дубовом столе, играют слишком громко и весело, пытаясь заглушить хлюпающие звуки. Воздух спертый, густой от запаха влажной шерсти, духов и страха, который тщательно маскируется под оживление.)
(ШУТ ЛОРЕНЦО стоит в углу, в тени. Он не пляшет. Он наблюдает. К нему, перепрыгивая с табуретки на табуретку, как по кочкам на болоте, подходит МСЬЕ ТРЮФО. Он улыбается сладкой, лакированной улыбкой, от которой во рту приторно.)
МСЬЕ ТРЮФО
(слащаво)
Дорогой коллега! Вы сегодня особенно… остры! Король смеялся до слез над вашей историей про неверную воду, которая ушла от своего господина! Это дар! Настоящий дар! У вас в бубенцах, я вижу, прячется целая академия язвительности!
ШУТ ЛОРЕНЦО
(не глядя на него, наблюдая за танцующими)
Не дар. Ремесло. Как у палача. Только я убиваю смысл, а не людей. Или наоборот. Я уже и сам запутался. В этой воде всё расплывается.
ТРЮФО
(смеется, неестественно громко)
О, какой вы забавный даже в быту! Прямо хохмач! Нет, серьезно, ваша метафора с водой и супружеским долгом! Блеск! Все смеялись!
ШУТ
(медленно поворачивается к нему)
А ты понял, о чем она?
ТРЮФО
(теряясь на мгновение, но тут же подхватывая)
Ну… конечно! О… о глупости! О том, что мы все глупые! Очень смешно! И главное — никого не задевает! Никаких последствий! Истинное искусство!
ШУТ
(смотрит на него с бездонной жалостью)
Да, Трюфо. Очень смешно. Танцуй дальше. Твои шутки не ранят. Они — как пуховые подушки. В них так удобно задохнуться.
(Трюфо, не понимая, улыбается и отходит, сливаясь с толпой. Его улыбка на мгновение слетает, когда он оказывается один, но он тут же поправляет ее, как галстук.)
(К Шуту, чуть пошатываясь, подходит КОРОЛЬ. Без свиты. Его лицо усталое, маска благодушия сползает, как плохой грим.)
КОРОЛЬ
(тихо, чтобы не слышали)
Лоренцо. Мне скучно. Страшно скучно. Скажи что-нибудь… горькое. По-настоящему горькое. Чтобы аж передернуло. Чтобы я почувствовал… что я еще жив.
ШУТ
(не надевая шутовской маски, глядя на него прямо)
Ваше Величество. Ваше королевство тонет. Не в воде. В ерунде. В мелкой, липкой, бесполезной ерунде. Вы танцуете на столах, а под вами уже не паркет, а дно. Скоро вода дойдет до вашего горла. И вы прикажете ей отступить. Она не послушается.
КОРОЛЬ
(вспыхивает, но тут же скисает)
Опять?! Хватит уже про воду! Надоело! Я приказал быть живым! Веселись!
ШУТ
Вы слушаете не меня. Вы слушаете звук собственного раздражения. Вы хотите, чтобы я прописал вам лекарство, а вы бы продолжили болеть. Не выйдет. Возвращайтесь. Пока не поздно. Спросите у того мальчишки с кухни. У Ганса. Он знает, где течь.
КОРОЛЬ
(бледнея, хватая его за рукав)
Ты… ты слишком далеко зашел. Я… я не позволю… Я король!
ШУТ
(спокойно)
Нет. Я остался на месте. Это вы ушли. Далеко. В страну, где слова важнее дел, а указы — реальнее фактов. Ваше Величество, оглянитесь. Вы же видите?
(Король оглядывается. Видит натужные улыбки, фальшивый смех, глаза, полные ужаса. Видит, как кавалер, кружа даму, поскальзывается и чуть не падает в воду. Слышит сдавленный вздох облегчения толпы, когда он удерживает равновесие. Видит всё.)
КОРОЛЬ
(срываясь на крик, привлекает всеобщее внимание)
Стража! Арестовать этого… философа! В темницу! Пусть посидит в сухости и подумает о своем поведении! О своем непотребном поведении!
(Стража с плеском пробирается к Шуту. Он не сопротивляется. Смотрит на Короля с бесконечной усталостью и… жалостью.)
ШУТ
(на прощание, совсем тихо)
Не забудьте издать указ об отмене сырости в подвале. Иначе ваша правда может покрыться плесенью и испортиться.
(Его уводят. Музыка умолкает. Все смотрят на Короля. Он пытается улыбнуться, махнуть рукой.)
КОРОЛЬ
(сдавленно)
Ничего… Ничего… Продолжаем. Музыку! Трюфо! Развесели нас!
ТРЮФО
(выскакивает на импровизированную сцену-стол, как чертик из табакерки)
Коллеги! А знаете, почему вода в зале такая непослушная? Она же… женщина! Ха-ха! Ей положено капризничать! Надо было не приказывать, а подарить ей букет… ну, например, сухих законов! Или свозить на курорт… в облачный край!
(Придворные напряженно улыбаются. Музыка заигрывает снова, но уже не так уверенно. Никто не смеется. Все смотрят под ноги, на воду, которая качается в такт музыке.)
(Занавес. Конец Акта I.)

ИНТЕРМЕДИЯ
(Комната мсье Трюфо. Ночь.)
(Номер, выделенный мсье Трюфо, сух и уютен. На столе — остатки ужина, графин с вином. Сам ТРЮФО в роскошном халате сидит у туалетного столика. Перед ним — его отражение в зеркале. Он снимает с лица густой грим, под которым оказывается усталое, немолодое лицо с острыми чертами. Рядом на стуле лежит его яркий шутовской наряд. Он выглядит как сброшенная кожа.)
ТРЮФО
(разговаривает со своим отражением тихо, без слащавых интонаций)
Ну что, старик? Отлично поработали сегодня. Ни одного промаха. Ни одной живой мысли. Сплошной зефир.
(Берёт в руки колпак, рассматривает его.)
Они так жадно глотали... Так благодарно смеялись... Как будто я не шутки рассказывал, а раздавал глотки воздуха, пока они сами себя топят.
(Ставит колпак на туалетный столик.)
А этот... Лоренцо. С бубенцами. Говорил сегодня с ним. Смотрит на меня, как на могильщика. А кто из нас могильщик? Я даю им утешение перед концом. А он тычет их мордой в их же могилу. Кому от этого легче?
(Отпивает из бокала.)
Нет. Я свой выбор сделал давно. Золото пахнет куда приятнее, чем правда. А их смех... он хоть и фальшивый, но он теплый. А их правда — холодная и мокрая. Как этот проклятый дождь.
(Встаёт, подходит к окну, смотрит в ночь.)
Дождь, дождь... И ведь он прав, проклятый бубенец. Его не объявишь вне закона.
(Поворачивается к своему отражению.)
Ладно. Хватит лить воду. Завтра нужны новые шутки. Про солнце. Про богатство. Про то, как хорошо плавать в шампанском... Им это нравится.
(Он гасит свечу. Комната погружается во мрак. Слышен только усилившийся за окном шум дождя.)
(Занавес на интермедию)

АКТ II
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Темница. Ночь.
(Та же сырая камера. Монотонная капель. ШУТ ЛОРЕНЦО не спит, сидит, уставившись в стену. На его коленях дремлет слепой кот БАРМАЛЕЙ. Вместо привычного скрипа — дверь с глухим стуком открывается. На пороге — КОРОЛЬ. Один. Он стоит несколько мгновений, словно не решаясь войти. Он выглядит разбитым, постаревшим на десятилетие. Вода хлюпает под его сапогом.)
КОРОЛЬ
(тихо)
Спишь?
ШУТ
(не оборачиваясь)
Нет. Слушаю. Как ваши указы тонут. У них довольно жалкий булькающий звук. А кот мой спит. Ему всё равно. Он мир чувствует, а не понимает. Иногда это мудрее.
КОРОЛЬ
(делает шаг вперёд)
Он... усилился. Дождь. Вода в тронном зале... уже по колено. Придворные танцуют на столах. Трюфо рассказывает сказки про подводные корабли. Всё как обычно.
(Пауза. Он смотрит на воду на полу.)
Всё совершенно ненормально. Я... я приказывал дождю остановиться! Я грозил! Я объявлял вне закона! Почему? Почему это не работает?!
ШУТ
Поздравляю. Вы начали видеть. Это лечится. Но болезненно. Как удаление больного зуба. Сначала адская боль, потом — облегчение.
КОРОЛЬ
(опускается на мокрую ступеньку у входа, не в силах больше стоять)
Что мне делать?.. Говори. Как шут. Как друг. Как кто угодно.
ШУТ
(поворачивается к нему, кот недовольно мурлыкает)
Перестать быть Королём. Хотя бы на пять минут. Стать человеком, который видит лужу. И позвать того мальчишку с кухни. Ганса. Спросить его: «Где прорвало?» Он знает. Он каждый день с этим живёт.
КОРОЛЬ
(горько)
Спрашивать совета у поварёнка... История этого не простит.
ШУТ
История пишется на бумаге. А она уже намокла и расползлась. Остались только факты. Факт в том, что тонем мы все. А он знает, где дыра. Унизительно — делать вид, что тонешь в шампанском, когда давно уже в дерьме по уши.
(Король медленно поднимается. Он смотрит на Шута не как на преступника, а как на единственную точку опоры в рушащемся мире.)
КОРОЛЬ
(приказывает стражнику за дверью)
Откройте. Выпустите его.
СТРАЖНИК
(за кадром, растерянно)
Ваше Величество? Но указ... протокол...
КОРОЛЬ
(без злости, с бесконечной усталостью)
Указ... отменить. Все указы — отменить. Пока что. Идите найдете поварёнка Ганса. Приведите его ко мне. Скажите... скажите, что король просит его о помощи.
(Он выходит, не глядя на Шута. Дверь остаётся открытой. Шут не уходит сразу. Он сидит, слушая, как затихают шаги Короля. Звук капели теперь кажется громче. Кот потягивается.)
ШУТ
(гладит кота)
Ну что, старик. Кажется, прорвало и в самой главной трубе.
(Занавес)
________________________________________
ИНТЕРМЕДИЯ
Потайной чулан у кухни.
(Тесно. Полутьма. ПОВАРЁНОК ГАНС и СЛУЖАНКА МАРТА (та самая, с кухни). Ганс пытается заточить обломок ножа о камень. Марта зашивает ему разорванную рубаху.)
МАРТА
(ворчливо)
Ну и куда ты прёшься, дурачок? Король позвал! Тебя либо в рыцари посвятит за усердие, либо голову с плеч за ту же причину. У них там свои правила. Как в игре в шары, где все шары квадратные.
ГАНС
(не отрываясь от работы)
А что мне делать-то? Говорить «нет»? Мне сказали «король просит». Даже не «приказывает» — «просит». Это... это как когда отец перед смертью просит воды. Не откажешь.
МАРТА
(вздыхает, кусает нитку)
Отец... И что ты ему скажешь, этому королю-батюшке? Что труба лопнула? Так он это и сам знает! Он же не слепой!
ГАНС
(останавливается, смотрит на нее)
Он не слепой. Он... занятой. Ему некогда смотреть под ноги. Он на троне сидит. А снизу всегда кажется, что там, наверху, всё видят. А они... они на небо смотрят. Или в зеркало.
МАРТА
(качает головой)
Философ. Нашёлся философ. Ладно, иди уж. Рубаха готова. Только смотри... если что, беги. Не геройствуй. Герои дохнут первыми. А мне потом за тебя картошку чистить.
(Ганс надевает рубаху, кивает ей и выскальзывает в коридор. Марта сидит одна в темноте.. Тихо всхлипывая.)
(Занавес на интермедию)
________________________________________
СЦЕНА ВТОРАЯ
Коридор у кухни.
(КОРОЛЬ и только что приведённый ПОВАРЁНОК ГАНС. Мальчик испуган, он никогда так близко не видел Короля. Король неловко пытается найти слова, он кажется меньше ростом без своей мантии.)
КОРОЛЬ
Мальчик... Ганс. Ты... вычерпываешь воду?
ГАНС
(кивая, запинаясь)
Д-да, Ваше Величество... Ведром. Оно дырявое. Но я стараюсь.
КОРОЛЬ
А... а откуда она? Вода-то? Где её... источник?
ГАНС
(оживляясь, забывая о страхе)
О! Я знаю! В подвале под винным складом! Там труба лопнула ещё на прошлой неделе! И в стене у конюшни трещина, оттуда прямо ручейком! И ещё в восточном крыле... Я покажу!
КОРОЛЬ
(смотрит на него с немым изумлением)
Ты... ты знаешь...
ГАНС
Конечно! А кто же ещё? Министр финансов? Он же бумагами занят, ему не до того.
(Король оборачивается и видит стоящего поодаль ШУТА. Их взгляды встречаются. Король медленно кивает. Он понял. Всё было так близко. Так просто.)
КОРОЛЬ
(Гансу)
Веди.
(Они уходят. Шут смотрит им вслед. Из-за угла выходит КОНЮХ ЯКОВ, хрипло усмехается.)
ЯКОВ
Ну что, барчук, и тут прорвало наконец-то?
ШУТ
(не отрывая взгляда)
Пока ещё только сочится. Но это уже прогресс. Теперь главное — не дать ему снова замазать всё золотом и ритуалами.
(Занавес)
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Обсерватория. Ночь.
(Комната под куполом. Холодно. Стеклянные окуляры телескопов запотели. На столе — груды исписанных листков, пустая тарелка из-под супа. ГЛАВНЫЙ АСТРОНОМ АЛЬБЕРТ в растерзанном виде, без мантии, что-то лихорадочно вычисляет на грифельной доске. Он шмыгает носом, бормочет. Входит ШУТ ЛОРЕНЦО. Его шаги эхом разносятся под куполом.)
ШУТ
Сжигаешь доказательства, Альберт? Или просто пытаешься вычислить, какая звезда отвечает за сквозняк?
АСТРОНОМ
(вскрикивает от испуга, роняя мел)
Ты! Ты на свободе! Как?! Его Величество... он... же тебя запер?
Его Величество пошёл смотреть на лопнувшую трубу. Звёзды можешь не считать, Альберт. Катастрофа уже здесь, на земле. Ты мог бы помочь. Своими знаниями. А не скрывать их.
АСТРОНОМ
(истерично, хватая Шута за рукав)
Мои знания?! Мои знания говорят, что всё бесполезно! Видишь эти цифры?!
(Тычет пальцем в доску.)
Это не прогноз погоды! Это — приговор! Вода с гор уже идёт! Сель из грязи и камней! Я не виноват! Я предупреждал! В служебных записках! Но мне сказали — «не сеять панику»! «Подкорректировать данные в сторону позитивного оптимизма»!
ШУТ
(со странным спокойствием)
И ты подкорректировал. Ты променял звёзды на титул Главного Звездочёта и тарелку супа. Как вкусно было?
АСТРОНОМ
(опускаясь на стул, плача)
Я... я хотел жить! Меня ждёт звание! Пенсия! Я столько лет... я мог вычислять траектории комет! А теперь составляю гороскопы для королевских пуделей! «Меркурий в созвездии Бобра сулит удачную стрижку!» Понимаешь?!
(Снаружи — оглушительный раскат грома. Стекла в куполе звенят. Астроном в ужасе закрывает лицо руками.)
ШУТ
(с жалостью)
Твое звание уже тонет, друг мой. Как и все мы. Выбирай — или ты Главный Звездочёт на дне, или просто Альберт, который пытался помочь наверху. Хотя бы сейчас.
(Оставляет его и уходит. Гремит гром. Альберт один. Он медленно подходит к главному телескопу, смотрит в него. Но видит только мутную пелену дождя на стекле.)
АЛЬБЕРТ
(шёпотом)
Простите... все вы... Коперник... Галилей... я... вы храбрецы.. а я.. я простой...
(Занавес)
________________________________________
 (ИНТЕРМЕДИЯ)
Каморка прачки.
(Душно, парно. Воздух густой от запаха мыльной пены и влажного белья. Две ПРАЧКИ, засучив рукава, перебирают в корзинах мокрую придворную одежду. Вода с них течёт ручьями.)
ПРАЧКА 1
(выжимая кружевной воротник)
Ну что, опять всё замарали. Как будто они по лужам не ходят, а в них купаются. Смотри-ка, камзол министра... весь в чём-то липком. То ли варенье, то ли совесть прилипла.
ПРАЧКА 2
(вздыхая, развешивает мокрую простыню)
А у меня муж с рыбаками ушёл. Говорит, раз вода везде, так хоть рыбу ловить будем. А я ему: «Какую рыбу, дурак? В тронном зале? Карпов, что ли, золотых?» А он: «А чем они отличаются от наших министров? Те тоже плавают, рот открывают и пузыри пускают».
ПРАЧКА 1
(фыркает)
Твой муж — философ. А я вот о чём думаю: если уж тонуть, так в чистой воде. А то тут ещё и мыльная пена добавится. Будем как мыльные пузыри… Хотя… Красивые зато.
ПРАЧКА 2
(смеется и вдруг серьёзнеет)
А правду говорят, что Король... с тем мальчишкой с кухни... по подвалам лазил? Искал, где течёт?
ПРАЧКА 1
(машет рукой)
Сказки всё. Короли по подвалам не лазают. Они для этого указы пишут. «Воду — осушить!», «Течь — прекратить!». А вода себе течёт. Ей указы не указ. Вот и мы тут... своё дело делаем. Стираем. Пока совсем не погрузились.
(Занавес на интермедию)
________________________________________
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ (ФИНАЛЬНАЯ)
Тронный зал.
(Хаос и паника, тщательно скрываемая под тонким слоем этикета. Вода уже выше колена. Придворные стоят на столах, на тумбах, на всём, что возвышается. КОРОЛЬ стоит посреди зала, по грудь в воде, рядом с ним — ГАНС и ШУТ. Король больше не пытается ничего приказывать. Он слушает, что ему говорит мальчик, и кивает. Министр финансов ЛЮДВИГ пытается писать на плавающем перед ним на подносе свитке.)
ВСЕ
(в панике)
Ваше Величество! Прикажите что-нибудь! Объявите воду вне закона! Прикажите ей отступить!
КОРОЛЬ
(оборачивается к ним. Он очень спокоен. Его голос глухо разносится по залу.)
Я уже отдал свой последний приказ.
(Указывает на Ганса.)
Слушайте его.
(Все замирают в немом шоке. В этот момент с оглушительным ГРОХОТОМ распахиваются дубовые двери. В зал, сметая всех на своём пути, врывается стена мутной воды, несущей обломки мебели, бумаги, одежду. Все кричат. Все маски смыты в одно мгновение. Король хватает Ганса и Шута и взбирается на трон, как на островок посреди бушующего потока. Он прижимает дочь, Агнессу, к себе.)
(МЕДЛЕННОЕ ЗАТЕМНЕНИЕ. ЗВУК РЕВУЩЕЙ ВОДЫ, КРИКИ, ПРЕВРАЩАЮЩИЕСЯ В ГОГОТ ЧАЕК. ПОСЛЕДНЕЕ, ЧТО МЫ ВИДИМ — СЛЕПОЙ КОТ БАРМАЛЕЙ, ЛЕГКО КАЧАЮЩИЙСЯ НА ДЕРЕВЯННОЙ ДВЕРЦЕ ОТ БУФЕТА, КАК НА ПЛОТУ.)
ГОЛОС ШУТА (за кадром)
И вот тогда мы все наконец-то замолчали. Осталось только слушать. Слушать воду. И тихий голос здравого смысла, который всегда был где-то рядом. Под самой душной и пропахшей шутовской маской. Под короной.. Под масками… Под всеми нашими масками.
(ПОЛНАЯ ТЕМНОТА. ЗВУК ПРИБОЯ. Долгая пауза.)
КОНЕЦ ПЬЕСЫ.