Зацепиться за небо. -2. Конфронтация

Станислав Леонидович стоял над Эльвирой, внимательно всматривался в её лицо. Как–то смущенно спросил:
– Вы проснулись? – Эльвира открыла глаза, заметив волнение психиатра,  вслушалась в тишину. Слово монотонно трепетало в мозгу  или где–то здесь - «…люблю…».
– Вы так много раз его произносили, я даже забеспокоился и за Вас и за себя,  – психиатр хитро прищурился.
– Извините, – сказала тихо Эльвира, вставая с кушетки и аккуратно складывая белую простынь.   
– С вами произошло что–то удивительное!?
– Станислав Леонидович, я ощутила такие яркие эмоции, которые в реальной жизни мною уже забыты.
– Наверное, вы хотели сказать про чувства, которые проснулись во сне.
– Нет, именно эмоции со своими картинками, и  они связались в любопытную историю!
Эльвира рассказывала сон, пытаясь скрыть волнение, но слабо получалось. Дослушав историю, Станислав Леонидович улыбнулся. – Вот и хорошо. Отпустить нужно всё это: человека этого и всё, что с ним связано.
Эльвира неторопливо обходила лужицы, казалось, бесконечного тротуара, гулкое эхо её шагов тонуло в  кронах желтеющих раскидистых кленов; в  больших и маленьких лужицах тонули  её многолетние тревоги. Когда вышла на открытое место - справа и слева от тротуара  только пустошь, то ускорила шаг, словно, пыталась успеть в новую жизнь.
Все складывается удачно – в предстоящей командировке  она уверенно поставит ту самую точку. Деловая часть поездки включала обязательства: встречу с заказчиками, согласование документации и по возможности подписание уже подготовленного договора на работы. Десять лет она проезжала мимо Минска. Теперь уже и не знает, кто был виновником такого игнорирования: она сама, проведение или воля начальства. Весь вечер собиралась в дорогу, стараясь удачно подобрать гардероб на все возможные случаи. Дочь не скрывала радости, что каникулы она проведёт у бабушки, помогала складывать вещи в чемодан, болтала без–умолку, всматриваясь в лицо матери.
– Мама, ты не волнуйся, пожалуйста, за нас с бабушкой, мы без тебя проживем! – говорила она, словно извинялась за свои девчачьи мечты и за то, что спокойно отпускала мать «за тридевять земель».
Эльвиру обидели слова Шурочки. – А, если  я не вернусь, то, как ты будешь жить без меня?
Подыгрывая невозможному событию, смущаясь, дочь сказала: – А, как я живу без папы?
Эльвира удивилась сравнению, но уже давно не удивлялась взрослению дочери. 
Загадочный, но доброжелательный  город встретил обычной межсезонной сыростью. Поселившись в гостинице, Эльвира решила прогуляться – напомнить о себе большим изысканным витринам  магазинов, широкому проспекту и заманчивым скверам, любимым памятным местам. Предпраздничный день – шестое ноября был расцвечен кумачовыми знаменами и лозунгами. Казалось всё,  как и девять лет назад было понятным и доступным.
Гуляя по парку Горького, как бы заново знакомясь с ним, она задержалась на гребне мостика,  и поплыли воспоминания: «Да, вот здесь она нагнала парочку, поравнявшись, с силой толкнула Павла, чтобы оторвать его от незнакомки. Она била перчатками по лицу Павла, оглядывая сопровождавшую его  молодую женщину, узнала в ней официантку ресторана. Та, в свою очередь толкнула Эльвиру, кричала звонко: «Успокойтесь, девушка, завтра он будет вашим!» Парочка спокойно продолжила свой путь, оставив её стоять в ярости одинокой и жалкой. »
Романтическая история знакомства с Павлом начиналась в осенние пасмурные учебные дни квалификационной переподготовки. В первый же день в учебном центре сошлась с темноволосой Любой – активной, приятной и более зрелой женщиной. Решили жить вместе. Самостоятельно и скоренько  выбрали для полугодового жизнеобеспечения пустующую квартиру, заплатили довольно приличную сумму хозяйке,  так и вляпались в столичную излюбленную форму обмана. Пришлось обеим пострадавшим от аферистки обратиться за помощью в опорный пункт правопорядка.
Дежурный участковый милиционер был доброжелателен, внимателен, но строг – от него в полной мере сквозило прописной субординацией.  Эльвира, не скрывая эмоций, объяснила причину обращения, Люба также эмоционально дополнила своим отношением к ситуации.
- Никогда не думала, что в Белоруссии – моей стране такая безалаберность! Живу рядом – в Орске, но ничего подобного не слышала, и со мной не случалось. Оказывается, возможно,  -хозяйка совершенно не боится последствий!
Эльвира восторженно следила за движением  губ участкового, когда тот реагировал на Любино выступление. Казалось, он не заметил восторга, на прощанье  обаял Эльвиру внимательным взглядом и только её губам сказал:
– Обещаю виновницу привлечь к ответу.
Через несколько дней в съёмной квартире на улице Захарова, куда они с Любой прописались, раздался телефонный звонок. Сняла трубку Эльвира, голос узнала.
– Именно вы  незамедлительно должны приехать к кинотеатру «Партизан». Он недалеко от опорного пункта.
Время было позднее – десять часов вечера. Уже через полчаса она выходила из автобуса у ресторана «Каменный цветок». Поднимаясь по крутой лестнице к кинотеатру «Партизан» услышала свое имя, обернулась на голос, увидела стоящего у входа в ресторан  красавца мужчину, остановилась. Это был Павел Петрович, и пока он  шёл к ней, казалось, все цветы на клумбах перед рестораном вместе с ним улыбались, а она ждала  и трепетала.
Он подошел, обнял Эльвиру, словно знал её всегда и всегда был рад встрече с ней. Держа её руки в своих, повёл к ресторану, сообщая на ходу, что деньги хозяйка вернула. Он помог Эльвире снять демисезонное пальто, сдал его в гардероб. Затаённо улыбаясь,  подтвердил свой интерес:
– Очарован, рад знакомству!
Эльвира одета скромно – не для ресторана: юбочка–плиссе, серый югославский джемпер. Павел подвел её к столику, начал знакомить с друзьями. Одного из мужской компании представил  братом – художником Александром. Светские разговоры мужчины вели, перемежая их призывными тостами о дружбе, любви, о верности… Ей не забывали наливать шампанского. Компания для Эльвиры непривычная, было лестно находиться среди четырех солидных мужчин. Она вслушивалась в разговоры, поддерживала тосты, так и не заметила, как стали наливать коньяк. Уже опустели соседние столики, а компания продолжала веселье. Александр, наклонившись к Эльвире, шепнул: «Вы мне нравитесь, он - Ваш».  Наконец, стали прощаться. Эльвире вызвали такси, но Павел не отпустил.
Откровенность рассвета рассеяла по комнате тяжелую сонливость, вырывая из полумрака неряшливо разбросанные вещи. Эльвира сидела на кровати, съежившаяся и взъерошенная, рассматривала убранство комнаты. Было зябко и нестерпимо грустно, вот так сидеть в чужой комнате. Время от времени Эльвира бросала взгляд на соседнюю кровать. Мужчина, разметавшись, лежал на ней наполовину прикрытый одеялом. Вчера он для неё был кумиром.
Ночью она ушла от него, осторожно высвободившись из объятий, и до рассвета сидела, боясь шевельнуться. Он чему–то улыбался во сне. Эльвира тоже улыбнулась. «Все будет хорошо!» – но чувствуя, что краска стыда не сходит с лица, она не успокаивалась, ведь предстоит встреча с Ним - другим. Какой будет эта встреча? Обхватив колени руками и, упершись в них подбородком, Эльвира ждала.
Он все также спокойно спал, не чувствуя ни её взгляда, ни её трепетного ожидания. Подслеповатый портрет Есенина, вчера скорбно смотревший на неё, сегодня пошленько подмигивал. Сомнительно выглядели безделушки, которые попадались на глаза. Были ясно видны несмелые мазки натюрморта, грубые и незаконченные очертания предметов. Не зная, чем больше заняться, она встала. Стол был завален книгами, посудой. Не заинтересовавшись ни одним из лежащих на нем предметов, она прошлепала босыми ногами по всей комнате. Плакат, склеенный из газетных вырезок, трубил о мужской силе и ловкости. Услышала шорох, подошла к его кровати, села. Он не открывал глаз, но Эльвира поняла, что Павел проснулся. Положив голову ему на грудь, она ждала слов. Твердый шепот  уводил её от дум и страхов.
– Иди ко мне! Ну же, иди ко мне!
– Мне пора уходить. Что ты скажешь мне?
Но, он продолжал звать её, не слушая и не открывая глаз. Эльвира вслушивалась в зовущий шепот…
Он открыл глаза. Всё также обнимая и не давая высвободиться, нахмурился. Она подумала: « Наверное, я  выгляжу также убого, как и все в этой комнате». Он потянулся, сложив руки на груди, равнодушно сказал:
– Можешь уходить, удерживать не стану.
– Да, мне лучше уйти.
– Нет, ты не уйдешь. Все к черту, понимаешь, это мой день!
И уже укрывая её плечи серым  байковым одеялом признался:
– Нет у меня никого.
На улице все гремело, шумело, обволакиваясь непогодой. Последние осенние дни крали былую нарядность и задор площадей. В окно просился обремененный сыростью ветер. Уже был полдень. Разливая шампанское в бокалы, Павел, смеясь, рассказывал о своей прежней жизни.
– Ты не слушаешь? – спрашивал то и дело.
Эльвира слушала, он то курил, прохаживаясь по комнате, то вертелся у зеркала, расчесывая буйно–кучерявые волосы.
– Ты не слушаешь меня!
Ему уже не хотелось с ней разговаривать. Игра с этой наивной или дерзкой девочкой в пастели ничего не подарила, пытаясь скрыть раздражение, спросил:
– Для кого ты береглась? Для чего?
– Для тебя.
– Слава богу, что вовремя подвернулся, а то маялась–бы со своей невинностью.
– От меня было заявление?
Фраза Павла насторожила, он отошел от зеркала.
 – Какое заявление?
– Можно за здоровье не переживать?
– Зачем пошла со мной? Женские уловки я все выучил. Поиграли и хватит!..
Эльвира долго смотрела на него – вчерашнего кумира. Все слова где–то застряли. Павел, присвистывая, приводил в порядок лицо. Он видел в зеркало, как она подошла, скривился. Она прильнула к Павлу, обхватила шею руками. Он попытался оттолкнуть ее…
Соседка Люба всю ночь не спала – ждала возвращения Эльвиры, встретила разносом:
– Как ты решилась? Зачем? Ради чего?
Окончание курсов праздновали в ресторане «Журавинка». Общим решением пригласили на вечеринку главного преподавателя курсов Вербицкого. Эльвира получала частые знаки внимания от него, знала, что он холост, вполне обеспечен, но ждала решительных действий от Павла.   
В разгар праздника пришла шальная мысль – пригласить Павла. Красавец мужчина появился в ресторане неожиданно, пока Эльвира с волнением его представляла  сокурсникам, каждая из сокурсниц успела за это время встать,  и призывным махом руки себя объявить, освобождая место рядом. Павел с широкой доброй улыбкой поклонился всем, сел напротив Эльвиры. Она успела пожалеть о затее, ведь Павлу сокурсницы не давали отдыха, наперебой приглашали на танец. Недолго Эльвира терпела это, вырвала его из рук очередной  разлучницы, отвела в сторону для объяснений. Дрожал её голос,  дрожала, поддерживая волнение, зелёная шифоновая кофта, а он лишь  затаенно улыбался, обнимая её и уже, присев за стол, попросил тишины. Тревожно звенели слова, и сквозь эту тревожность Эльвира пропустила речь Павла, только услышала:
« …Давайте выпьем за любовь, а не за конфронтацию!»
Вербицкий вскочил с места, отозвал в сторону Павла. Когда Эльвира подошла с пылающим от волнения лицом, они жали друг другу руки; она услышала лишь фразу Вербицкого, которой  завершились переговоры: « Желаю счастья!»
Эльвира радовалась, что Вербицкий выступил в роли свата и её  почитателя.
Домой возвращалась одна, шла по вечернему городу и ревела. Она – пьяная и оскорблённая предательством Павла шла по немноголюдной улице в сторону своего дома,  её остановила тёмная фигура участливого мужчины.
– Что с Вами? Я могу чем–то помочь?
Она бросила ему в лицо что–то грубое. Что хорошего можно ждать от незнакомца, если её предал  избранник?  Она перешла на другую сторону улицы, отказавшись от сопровождения. Мужчина лишь вздохнул  и остался стоять, наблюдая за её продвижением.  Наверное, он, не привлекая к себе внимания, продолжал за ней идти,  иначе, кто её поднял на этой тёмной улице, когда она, совсем обессилев от рыдания, наткнулась на росшее посреди тротуара дерево и от удара распласталась. Кто  помог, не говоря ни слова, ей подняться и дойти до двери квартиры. А потом – через несколько дней, по минскому радио прозвучал  стих и история его появления, очень схожая с ее вечерней историей преследования.

Кто обидел тебя, мою дурочку?
Кто околдовал, как снегурочку?
Кто любил тебя охлажденную,
Бросил, не любя, побежденную?

Пусть прошла беда, мучит суета,
Не растопишь льда, жизнь твоя пуста.
Обучаешься без учебников
И влюбляешься не в волшебников.

Это было десять лет назад. Эльвира, понимая, что хваталась за любое свидетельство, и будто бы узнав в незнакомце брата Павла, поспешила  за ним, уже настигнув, окликнула:
 – Пожалуйста, остановитесь!
    Незнакомец услышал, остановился.
 – Вы мне?
 – Простите Вы – художник?
 – Вы, думаете, у нас с вами есть будущее? – спросил он, внимательно всматриваясь в её лицо, оглядел фигуру.
–  У нас с вами,  я надеюсь, есть прошлое.
– На что Вы намекаете? На то, что вот эти дети, бегающие за собачкой, возможно, наши с вами дети?
– Конечно, это наши с вами дети, если других взрослых рядом с ними нет.
– Абсолютно верное утверждение. Но все же признаюсь: я –художник, ура, кондиции!
Эльвира услышала очень знакомые нотки, напомнившие тост Павла: « Давайте, выпьем за любовь, а не за конфронтацию!»
Через полчаса общения Эльвира  спросила:
– Вы Некрашевичей знаете? – с усмешкой добавила, – За любовь, а не за конфронтацию…
Художник посмотрел на неё заинтересованно.
– Да,  в моё время часто произносился такой тост. Признаюсь: дружу с обоими братьями. С Александром  одну мастерскую держим. Кто из них вам мил и дорог? Милиционер или художник?
 Незнакомец, развел руки в стороны, качнулся. 
– Может, мы все же познакомимся?  Вы кто?
–  Я – Эльвира.
Незнакомец, поклонился,  прищелкнул каблуками.
– Представьте,  я – художник Николай Милевич, почти Малевич!
Десять лет назад кумиру сердца – избраннику она отправила  мстительное послание.  Павел успел оправдаться - позвонил: «Зря ты так. Я весь день не ел и быстро опьянел», и всё - продолжения история не имела. Лишь позвонил перед отъездом брат Александр: «Не расстраивайтесь. У вас всё ещё будет, но Павел не для вас».
Разве такое поражение расскажешь или признаешь.
- Пора закончить миром конфронтацию! – только и сказала Эльвира.
Художник как будто всё понял.
– Я, кажется, смогу быть Вам полезным. Но это предложение не для сегодняшнего дня. Договорились? Позвоните мне завтра.
Эльвира,  без лишних слов, приняла визитку, попрощалась. Моросил дождь, шумел где–то рядом проспект. Он смотрел ей вслед, как,  вероятно, с любопытством смотрят в след уходящей чужой тайне. Похоже, он ждал подобной встречи - как возможности утвердиться в праве на ошибку. Ему не приходилось ошибаться в профессии и в людях, рядом с ним всегда была его надежная подруга любимая и любящая Вера – Верочка, она указывала путь и расчищала его. Он всегда жил в обычном водовороте событий, почти все предвидел и предвосхищал с её помощью и поддержкой. Он писал на разрешенные темы  на новых холстах. И вот – Верочки не стало. Совершилась  умопомрачительная ошибка, ему казалось, что эта ошибка не дает ему права ни на фантазию, ни на саму жизнь.  Словно, взяв у природы  лучшее, не научившись пользоваться мерой зла и добра, он был заслуженно наказан.
Эта молодая женщина, пробудила в его душе желание быть полезным. Ему захотелось исправить чужую ошибку, захотелось поймать момент безвозвратности, уходящий в прошлое. Вернувшись в свою звенящую пустотой квартиру, сразу же позвонил Александру.
– Хочу организовать вечеринку. Можешь пригласить брата, только вот надо определиться с датой. Желательно бы в субботу.
Александр выслушал молча,  срывая голос, высказался:
– Мы давно с тобой не общались, и ты не знаешь, что Пашки больше нет. Погиб в автомобильной катастрофе.
Холодный пот прошиб  Николая.
– Когда это случилось?
– Ещё летом. Вот так, старина, закончились наши посиделки. Почему–то судьба выстрелила в Павла. Я, думаю, встретиться надо. В субботу будет сорок дней.
– Саня! Я приду не один, разрешишь? – услышав согласие, попрощался до субботы.
Про Эльвиру он старался не думать, старался отпустить ситуацию.
Эльвира встала седьмого ноября рано. Она относилась к демонстрациям не только лояльно, но, даже любила вливаться в потоки и колонны марширующих демонстрантов. Любила  знамена, обволакивающие красным цветом лица, проникающие в сознание бравурные  речи, даже беспорядочный побег многих, когда бросались знамена знаменосцами и в ближних  дворах  распивались крепкие напитки и откровенные речи другого порядка и другой закваски допоздна тиражировались людьми.
Было около десяти часов утра, когда она вышла из гостиницы и направилась в сторону  парка  Горького. Пройдя через весь парк, остановилась у моста. С этого места хорошо просматривался  пост  Павла. Она надеялась, что спустя десять лет традиция сохранилась, и она увидит его, стоящего в оцеплении на проспекте Независимости, следящего за порядком в мимо проходящих колоннах демонстрантов. Павла не было. 
« Я сделала всё, что могла, Господи, прости!»  Её прошлый грех привел её сюда – на место проклятия. Она надеялась, что силы небесные подключаться размножат и растиражируют по близлежащим домам и скверам её покаяние, донесут до Павла прощение и прощание.
Через неделю, завершив командировочные дела, она засобиралась в обратную дорогу. Долго держала в руках визитку художника, раздумывала. В который раз набрала телефон, аккуратно вписанный в старенькую записную книжку. На другом конце провода трубку никто так не взял. Позвонила художнику. Николай был приветлив, и её опасения и волнение как–то сразу улетучились.
– Мы должны встретиться, – напористо и твердо высказался он.
– Вы мне хотите что–то сказать о Павле?
–  Да, и о нём тоже. Вы мне не сказали, где вы остановились.
– Я завтра уже уезжаю.
Николай услышал в голосе усталость и затаенную обиду.
– Именно сегодня, давайте встретимся.
Эльвира понимала, что это была последняя возможность узнать о Нём. В назначенное время вышла из гостиницы, моросящий дождь, встретив её на ступеньках у входа, расписал лицо маленькими струйками и охладил колени. Николай стоял за серой стеной непогоды и приветливо махал ей рукой.
– Я хотел предложить Вам судьбоносную встречу, но решил повременить с ней, – сказал, подойдя ближе.
– Мы  прогуляемся? – сказала Эльвира, – И вы мне всё расскажите.
– Всё? Вряд ли.
Они шли по отполированному дождём проспекту, больше молчали. На перекрёстке, вполне ожидаемо для Эльвиры, Николай увлёк её в сторону ресторана «Журавинка».
– Вы хотите пригласить меня в ресторан? – лукаво  спросила.
– Думаю, нам придётся это сделать.
Николая окликнул мужчина, вышедший из ресторана им навстречу. Эльвира вздрогнула, пытаясь узнать в мужчине Павла. Знакомые движения рук, буйная шевелюра на голове, но на этом схожесть закончилась.
– Это Александр, – представил мужчину Николай.
Эльвира в ресторан заходить отказалась.
– Извините,  с малознакомыми мужчинами в злачные места не хожу.
– Предпочитаете вести беседы на лавочке или в церкви вымаливать отпущение грехов?
Выпад Александра еще более обескуражил Эльвиру.
– Вы имеете какое–то отношение ко мне, к моей жизни? – просто спросила, обращаясь к обоим.
– Пойдемте в сквер, – обняв  и Эльвиру и Александра, Николай подтолкнул обоих на песчаную дорожку сквера.
Александр, сначала подчинившись упрямству Николая, прошёл несколько шагов, потом вывернулся из объятий и со словами: «Я сейчас», – направился к ресторану. Через несколько минут он вышел с бутылочкой вина и со стаканчиками.
– Дамочка, вижу, нам не доверяет. Будем ей демонстрировать близость к народу  и  совершенную прозрачность в отношениях, – громко произнес он на публику.
Все трое сели рядком на мокрую бульварную скамейку. Прекратился дождь, словно природа получила жёсткий приказ, но разговор всё равно не клеился. Эльвира выжидала. Первым высказался Николай:
– Завтра Эльвира улетает, давайте – выпьем за встречу.
Николай, взяв бутылку вина из рук Александра, налил в стаканчики, осторожно раздал их. Эльвира не противилась – выпила, выпили и мужчины.
– Знакомьтесь, Эльвира, это брат вашего Павла – Александр.
Николай сказал это и замер, наблюдая за реакцией обоих, продолжил, показывая раскрытой кистью руки на Эльвиру:
– А это, Александр, Эльвира – подружка твоего брата десятилетней давности.
Эльвира всё ещё молчала. Включился Александр:
– А я хотел порадоваться, Коля, за тебя!
Эльвира услышала знакомые нотки в голосе Александра.
– Эльвира? Из-за которой мой брат рассорился с родителями – собрался жениться на чужестранке? Да, десять лет назад.
Эльвира  всё поняла.
– Я вас тоже узнала, но  сказанное  – не про меня.
– Вы – не такая! Да и Павла уже нет – погиб сорок дней назад! Жаль, а то бы уточнили.
Прорвавшаяся боль потери  нависла над всеми. Эта боль, неожиданная, но опережающая все эмоции, висела и весела и все молчали. Прошлое словно тысячами игл пронзило пасмурное  небо, снова заморосил дождь, зашумел, затребовал внимания машинными гудками проспект Независимости. 
 – Проклинать–то было зачем? – вырвался крик у Александра. Этот крик повис над Эльвирой, над парком Янки Купалы, а её внутренний голос, размножив слово «зачем…»  понёс невидимую стайку в сторону ресторана «Журавинка».