После дождя кулаками не машут

(почти фантастический рассказ)

     Севка в последнее время часто ездил в приграничный Поселок. Часто, насколько позволяли расстояние до Поселка, семейные заботы и работа. Но в каждый  отпуск он обязательно заезжал к брату Стёпке и они вдвоем ехали к родному дому и стареющей матери, чтобы побыть с ней и поправить  хиреющее хозяйство. Там везде требовалась мужская рука.

     Вот и на этот раз Севка со Степаном приехали в отпуск в августе.  Их дом с резными наличниками по-прежнему украшал улицу,  свежая еще краска, нанесенная на стены и наличники в прошлом году,  в солнечные дни радовала глаз.  Лишь оградка палисадника просила небольшой косметики. Но братья решили, что сначала следует  поправить подвал, которому было уже полвека. И в первую очередь – утеплить его стены, перекрытия и сделать навес, чтобы утеплитель не намокал. Шифер для навеса Севкин брат завез месяц назад. Утеплителя требовалось много, и поэтому остановили выбор на опилках, которые можно было сыскать в Поселке у многочисленных хозяев лесопилок.

     Август этого года выдался гнилой: едва успели отмокнуть в фонтанах десантники, так тут же с запада чередой пошли нудные осенние дожди. Температура не баловала – пятнадцать-семнадцать выше нуля, а Севка помнил те времена, когда в Поселке купальный сезон длился до начала сентября.  Между дождями кое-как удалось сделать в подвале внутренние работы и установить дренажный насос.  Начали делать карманы для засыпки  утеплителя по периметру стен, но пришлось прерваться:  зарядил гнусный, без перерыва, дождь...  Струи его отмывали  бетонный короб от въевшейся грязи, мутными потеками сползали вниз, превращая землю вокруг бетонных стен в кисель. Пришлось прерваться.

      Шахматы  от вынужденного безделья не помогали, а пиво только усугубляло общую картину уныния. Дождь пожирал отпуск, бессмысленно и беспощадно, и Севка стал яриться. Местное радио который день выдавало неутешительные прогнозы.  Выждав два дня уныния, Севка с утра разыскал старые плащи, вытащил из чулана сапоги и кивнул брату:
 
     –  Ну что, брат,  нырнем?

     –  А что, брат, есть другой выход? – уныло ответил тот вопросом на вопрос  и мужики стали облачаться. Дождь бесконечными нитями сеял с неба свою влагу: низкие облака, тащившиеся по небу, казалось, можно было достать рукою. Каждое облако цеплялось за столбы, деревья и телеантенны; облизывало крыши домов; путалось в проводах и выворачивалось наизнанку, выдавливая из себя воду до последней капли. И серая череда их, казалось, будет нескончаема.

     Через пару часов  рубаха Севки была мокрая – старый плащ не обладал надежной защитой. Но, несмотря на холод и неудобства, дело сдвинулось. Решили возиться без обеда: за пару часов перерыва одежда не высохнет. К четырем пополудни оба промокли  до последней нитки, пропитались ненавистью к сырости  и решили: на сегодня хватит.

     Переодевшись, Севка вышел во двор. Оглядел мокнущее строилище, прошел через калитку в огород. Мимоходом сорвал и положил в рот пару фиолетовых ягод с куста винограда - еще кислые. Остановился под яблоней, потрогал висящее краснобокое яблоко, но срывать не стал. Поковырял ногой желтеющие плети огуречника с крючкастыми плодами. Бросил мрачный взгляд на соседские сады-огороды, потянул носом, вдыхая сырой чистый воздух. И, словно замкнулась в организме какая-то цепь, включив другие ощущения. Легкость, а потом какая-то бесшабашная радость овладели им. Как в далекие детские годы, когда накатывало что-то, родное, радостное и высокое, и мчался Севка по лесной тропинке, высоко попрыгивая и восторженно крича. Он  и сейчас ощутил эту радость единения с миром, но еще он ощутил, как неведомая энергия напитала его тело и зазвенела в его руках. Ему захотелось разбежаться в мареве дождевых капель и высоко подпрыгнуть, так, чтобы выше головы, выше деревьев...

     Он иным, осознающим взором всмотрелся в запад, где высились сосны-великаны и откуда ползли серые тучи. «А что…, –  мелькнула шальная мысль, – а не разогнать ли тучи? Попытка не пытка, и главное – без убытка».

     Севка  закрыл глаза, сосредоточился, взмахнул руками, словно собираясь лететь, и мысленно, как во сне, стремительно взлетел  за облака. Там ощутил себя великаном, бредущим в мокром тумане и инстинктивно вытянул руки. Затем представил, что они огромные и невидимые, и потянул их далеко-далеко, в сторону древнего городка, чьи храмы на высоком берегу Десны отблескивали куполами в солнечный день. Ступая семимильными шагами, взялся ладонями за  тучи, аккуратно сгреб их  в кучу и отжал их, как отжимают после стирки мокрое белье.

     Распластался над рекой и, разбрасывая руками облака, прошел саженками дальше, за Днепр, минуя Смоленск. Повернул к Беловежской пуще, где раскинул руки пошире и сгреб по пути в охапку  все серые и мокрые облака-тряпки. Скомкал затем их, выжимая небесную влагу и,  как ненужную промокашку запустил в сторону  преющей от жары Европы. Повернулся назад и… почувствовал под ногами землю. Тут же услышал шелест листьев под каплями дождя, ощутил бьющие в жаркое лицо брызги. Потер горячие, парящие руки о подвернувшиеся кстати мокрые листья винограда и пошел в дом – греться. Спина и ноги у него замерзли, пока стоял под яблоней и гонял тучи. Значит, холодно там, в облаках...

     – Ну как там, погонял дождь? – иронично поинтересовался брат, отрываясь от электронной книжки и двигая к Севке кружку. – Я тебе тут свеженького и горяченького чайку спроворил.

     – Поживем – увидим… – туманно ответил Севка и с удовольствием потянулся к горячей кружке. Чай здесь, на родине, почему-то всегда был  вкусным. – А  матушка где?

     – Устала. Прилегла отдохнуть.

Он сделал глоток и довольно зажмурился. Высоким мыслям – “высокий штиль”!

     – За чай – премного благодарны-с! – и учтиво склонил голову в поклоне.

     – На здоровье! – ответил брат, щепоткой приподнимая над головой несуществующую шляпу.

     … К вечерней электричке, что раньше ходила на Украину, дождь поредел, а через четверть часа и вовсе перестал. Облака на западе порыжели, и стало видно, как обнажившийся золотой диск солнца прячется за лесом.
 
     На следующий день погода радовала солнцем и теплом. Дело спорилось. Звенела циркулярка, цвинкал маленький топорик, бухали молотки, смачно загоняя гвозди в желтые доски. Навес и карманы для засыпки утеплителя приобретали формы. И рабочий загар ложился на обнаженное до пояса тело. А через пару дней наступил момент, когда братья смотались на ближнюю лесопилку и оттуда к полудню им привезли огромную тракторную телегу свежих и мягких как пух опилок. Опилки бережно укрыли от дождя полиэтиленовой пленкой и решили: утеплять будут завтра.

     Назавтра, в субботнее утро заморосил дождь, мелкий и противный. В теплой постели прекрасно валялось под начатую вчера книжку. На кухне, под бормотание радиоприемника гремела кастрюлями мать, затевая, очевидно, готовку обеда. Завтрак в отпуске братья готовили сами – это был почти священный мужской ритуал: яйцо всмятку, свежий огурец и по паре сосисок на брата. Завершала трапезу кружка свежего горячего чаю с хлебом и куском масла.

     Местное радио выдавало прогноз на день: дождь. В девять в комнату заглянул брат, посмотрел на торчащую из-под одеяла Севкину голову, хмыкнул и пошел на кухню, готовить завтрак. Пока Степан, сменив мать, управлялся на кухне, Севка вышел в огород, опять встал под яблоню, чтоб меньше капало на голову и сделал полдюжины глубоких вдохов. Им снова овладели легкость, радостное состояние и желание “погонять” тучи. «И чего,–  мелькнула залихватская мысль, – вот и попробую!». Севка снова, как прошлый раз, вытянул руки, сосредоточился и мысленно улетел к уездному городку с церквами на крутом берегу реки. Там скомкал и выжал серые тучи в реку, затем повернул дальше, к Днепру, разгребая по сторонам небесную сырость. Над Припятью вдруг осознал, что здесь, над болотами, светит солнце. Он мысленно развернулся и проделал свой полет обратно, смахивая как пушинки задержавшиеся в небе облака. Опять ощутил под ногами твердую землю и свои руки, которые были сухими и горячими.

     За столом, ожидая Севку,  уже сидели мать и брат. На столе стоял завтрак, над кружками с чаем вился парок. У окна, под отрывным календарем, его ждало свободное место.

     – Не заблудился в огороде? – иронизировал брат, хитро покусывая сосиску. – Ну, что там с дождем? Нужен ли бубен и каковы прогнозы на будущее? 

     – Степан, ешь! – перебила брата мать. Она любила, когда сыны сыты. Наверное, это от войны осталось. – Поешь, потом спросишь…

     – Нормально, через час пойдем таскать опилки и крыть навес, – нейтрально ответил Севка, аккуратно выковыривая ложечкой яйцо всмятку. – Думаю, дождь кончится…

     Через пару часов дождь действительно сошел на нет, и мужики, одевшись, двинулись к куче опилок. Опилки были легкие, мягкие, пахли свежим сосновым духом, и мать, не удержавшись, тоже вышла помогать: нагребала их  в большие прозрачные мешки, которые братья таскали по сходням наверх, откуда засыпали в карманы вдоль стенок и рассыпали по перекрытию. К вечеру на обрешетку навеса положили шифер и в лучах заходящего солнца торжественно забили последний гвоздь. Подвальные работы были завершены. Теперь у них оставалась целая неделя, чтобы выкопать картошку, съездить на рыбалку – подергать карасей, да и свозить мать пару раз в лес – по грибы.
 
     Поначалу съездили в дальний лес по грибы и угадали: попали один раз на молодые опята, омытые утренним дождем; а на другой раз – на подосиновики и белые. Радовалась мать, когда сыны аккуратно и неназойливо выводили ее на грибные места: в очках с толстыми линзами много не рассмотришь. Теперь она сможет насушить и закрутить грибов сынам в гостинец. Она готова поделиться последним…

     Поехать на рыбалку решили  в четверг, на дальние пруды, от дома километров шестьдесят. По “агентурным” данным, там клевал неплохой карась. Бешеной кобыле семь верст не крюк!

     Вечером, под уютный шум дождя, втроем сидели в большой комнате, за круглым столом. Мягкий свет люстры освещал стены, занавески с березками и золотистую скатерть. На столе стояло блюдо с нарезанными яблоками и грушами из сада и лежала колода карт. Говорили «за жизнь» и между делом играли в подкидного. В углу вполголоса мерцал телевизор: шла программа «Время». Севка любил такие вечера с матерью и братом: было в них что-то уютное для души, семейное, объединяющее... В какой-то момент, потянувшись к блюду за ломтиком груши, Севка краем глаза зацепил новости из Европы: там заливало дождями Германию и Францию. Часть рек Франции вышла из берегов и бурлящие потоки неслись по провинциальным городкам, снося на пути мусорные баки и автомобили. «Твоя работа. Ты же “промокашек” туда нашвырял» – запоздало упрекнула его совесть, но Севка загасил её благородные порывы половинкой груши…

     Утром собраться в путь – только подпоясаться. Путь на дальние пруды порадовал – машину нигде ни откапывать, ни толкать не пришлось: асфальт советских времён в неизбалованной европейской глубинке еще крепко держался за дорогу и без проблем привел их к месту.

     У прудов разместились на берегу ближе к полудню, сотворили обычный рыбацкий ритуал (подкормки, крючки-наживки, рогульки-притыки, раскладные стульчики) и стали ждать. Рыба нехотя покусывала наживку, изредка цеплялась за крючок, а в целом – вела себя непринужденно и недружелюбно: пару раз затаскивала крючки в заросли осоки и обрывала поводок. В общем, садок был скорее пуст, чем наполнен. Часам к трем пополудни небо заволокло серыми тучами и стал моросить дождь. Пришлось нацепить прозрачные неудобные дождевики. Крупные капли плюмкали рядом с поплавками, отчего те припадочно дергались, и было неясно, то ли рыба клюет, то ли поплавкам весело. Однако через полчаса рыба пустилась энергично заигрывать с наживкой и в садок начали протискиваться интересные экземпляры. Но возникла беда: стали промокать штаны – вода с дождевика искала пути ближе к земле.
Севка отложил удочку, и прошел к ближайшей  высокой иве. Встал под дерево, привычно сделал несколько глубоких вдохов. Сосредоточился на себе, потом на облаках, представил себе округу, путь к храмам на крутом речном берегу и стал мысленно  собирать руками облака в кучу. Потом стал отжимать с них воду, помогая себе движениями рук. Брат ехидно подначивал:

     – Камлаешь!  Бубен не принести?

     – По голове себе им постучи! – не отрываясь от начатого, буркнул Севка. Он не стал отвлекаться на ироничные реплики Стёпки и несколько минут  “терзал” облака.  “Вернулся”,  стряхнул воду с кепки, затем с дождевика и присел на мокрый раскладной стульчик. Проверил наживку и забросил крючок подальше. Достал из глубин сухих еще карманов пачку с ароматными цигарками, прикурил и стал витиевато пускать кольца из дыма.
 
     – Копперфильд! – восхитился брат. – Если бы ты так ловко еще и рыбу вытягивал – цены б твоим фокусам не было!
Севка протянул пачку брату:

     – Хватит завидовать! На, травись на здоровье!

     – Не надо. Я решил –  курю через одну. Буду завязывать.

      Минут через двадцать, потемневшая туча, что висела в километре-другом от озера, покрыла поле и дальние заросли кустарника туманом ливня, затем просветлела, и оттуда показался лучик солнца.

     – Калиостро! Нострадамус! – иронично восхитился брат. – Твоя работа?

     – Платон не друг, и истина расхожа… Куда нам, жрецам сосиски и яйца! – скромно смутился Севка. – Я даже ПТУ заканчивал по другой специальности…

     Светило солнце, парила трава. На ровной, как зеркало поверхности воды, то там, то здесь с фырканьем выскакивали рыбки и пролетев метр-другой, с бульканьем  уходили в воду. Иногда, по-акульи, чей-то плавник вспарывал гладь пруда и беззвучно исчезал в его толще. Рыба играла. Клёв  как отрезало, и братья, безрезультатно просидев на берегу еще час, стали собираться в дорогу. Улов, тем не менее, был неплохим: десяток карасиков размером с хорошую селедочницу и пару десятков с женскую ладошку – “переселенцы”, которых братья традиционно выпускали в озеро, что у ветлечебницы.

     Вечером, после ужина, Севка и Степан вышли на улицу. Было уже темно, на столбе у соседского дома зажегся единственный на улице фонарь. В доме напротив светились окна, а на безоблачном небе не  спеша зажигались звезды. В саду настраивали свои скрипки кузнечики – ночь обещала быть теплой. На этот раз  братья закурили оба и уселись на скамейку. Редкие прохожие здоровались и спешили домой. Вечерняя электричка с воем ушла на Брянск. Поселок накрывала вечерняя тишина, изредка нарушаемая брёхом пса или рокотом грузовика, блуждающего в потемках улиц …

     – Ты это… серьезно?  Облака разгонять… –  Степан привстал и щелчком направил окурок к ближайшему созвездию в луже. Тот искрой промелькнул в космическом сумраке и исчез, коротко пшикнув.
 
     –  Не знаю, –  Севка заложил руки за голову и откинулся на скамейке, –  серьезно  не думал об этом. Получилось сегодня в третий раз, а это –   уже не случайность. Тут придется помыслить…  Главное  – помалкивать и не переусердствовать... с Европами. Широко шагать – штаны порвутся.

     Из-за угла вынырнула легковушка и освещая яркими фарами дорогу, неспешно проехала мимо них. За легковушкой, растворяясь в темноте, тянулись знакомые мелодия и слова:
… ПОСЛЕ ДОЖДЯ СВЕТЛОГО И ДОЛГОГО
ПОСЛЕ ДОЖДЯ ТЁПЛОГО И ДОБРОГО
ПОСЛЕ ДОЖДЯ ЩЕДРОГО И ЗВОНКОГО
ПРИХОДЯТ ЧУДЕСА
ПОСЛЕ ДОЖДЯ…
Братья молча сидели, глядя в насыщающееся звездами небо.

     – Хотя… Тут вот какая мысль мелькнула, Степк… – задумчиво улыбаясь звездам, произнёс Севка. – Много наших у наглов пристроилось. Климат, видите ли, им комфортный. Клубы футбольные скупают…  А если нам осенью в Крым, на недельку… на Ай-Петри забраться… А оттуда вдвоем попробовать? А?