Гранатовые кольца. Колючинские переплетения 8

На тридцатом году жизни с Верой, известной так же как Верка Катастрофа, случилося несчастье. Она влюбилась.

   Влюбилась так, как не влюблялась еще никогда. Вот не повезло.

   До двадцати трёх лет исправно ждала принца и старалась ему соответствовать, хорошо училась и старательно работала в школе.
Этому периоду положила конец противопехотная мина террористов, замаскированная под детский мяч. В какой-то мере это случилось причиной её уступке ухаживаниям друга школьной юности по прозвищу Дикий, а на деле к двадцати пяти годам мажористому «инженеру для особых маминых поручений» в семейной фирме по обслуживанию шахт. Влад-Вальд-Дикий стал отцом Вериного сына, потому что Вера этого хотела. Чтобы не сбылось пророчество кумушек о том, что после знакомства с миной  Вере будет сложно найти спутника жизни и стать матерью. Доказывать кумушкам Вера бы ничего не стала, но вот себе… - а если и кумушки успокоятся, вообще хорошо.

   Через три года после родов Вера стала замечать и других мужчин, кроме ее маленького Артёмки. И она приняла под своё материнское крыло еще одного мальчика, взрослого мальчика Рому, сезонного рабочего в археологии. Рома был серьёзный мальчик 23 лет и совсем не инфантильный. Он показал себя нежным и преданным другом. Очень близким другом. И если бы не встреча с другом друга, Вера бы думала, что это и есть любовь.

   Вот в Роме и кроется ответ, почему же новая Верина любовь стала для неё несчастьем. Рома предательства не заслужил. Из него получился отличный старший товарищ её Артёмке и удовлетворял в быту и в постели все женские потребности. Они проживали в старинном доме в английском стиле в большой и работящей семье и сами вносили свой вклад, оба. Нет, Рома появился в нужное время и в нужном месте, успел проявить себя и обмана никак не заслужил.

   Но у Ромы оказался свой старший друг, старше самой Веры лет на двадцать. И рядом с ним легко было почувствовать себя девочкой.

  - Я пропала, - сказала себе Вера, когда её зеленые с голубизной глаза встретились с серо-зелеными глазами Глеба со смешной фамилией Рябоконь.

   Этот Глеб разъезжал на микроавтобусе «УАЗ-452» и не сразу взгляд останавливался на номере. Из номера, порядка букв и цифр, следовало, что автобус не служебный, а личный. Несколько странно, как в анекдоте из университетских времен: «Папа, лучше будэт, если я буду эздить на автобусе, как всэ студэнты.». Рома попросил за друга, чтобы тот подключился к сети и подзарядился, набрал воды.

   Вдруг оказалось, что автобус является домом на колесах, вариант с высшим образованием бывшей Роминой желтой палатки.

   Этот Глеб вывел наружу шнур с розеткой и счётчиком. Он просил об услуге, а не о подаянии. Абсолютно независимый человек, перекати-поле, с походкой хищного зверя.

   Автодом оказался еще и сухопутным кораблём, поскольку носил собственное имя – «Строптивая Лошадка». Об этом рассказывала надпись на боковой двери в салон сверху и снизу той самой брыкающейся лошадки. Неказистый такой конёк, навроде самого УАЗика.

   Нет, не принц. И конь не белый, и подковы не серебряны… Бродячий рыцарь, если не разбойник…

   Но Вера уже узнала Рому до… Основательно узнала, просто слова не нашлось. «Скажи мне, кто твой друг…».

   - Я люблю Рому, - сказала себе Вера. Уговаривала себя. – Именно потому, что  сейчас с Глебом я истекаю мёдом и молоком. Просто я иначе люблю Рому. Рома больше чем друг, но он сначала мне друг. А этого кручёного мужика я  совсем не знаю, но я хочу его. Здесь и сейчас. И он Роме друг, он не может быть разбойником.

   Что-то было в лице Веры, если Глеб вдруг произнёс:

   - Совершенно точно, я сирот не обижал. Не могу сказать, что вдовы за меня молятся, как молились за моего деда, но я хотел быть на него похожим…

   Вера покраснела. Хорошо хоть дело было  в сумерках, поздняя, но весна и всё такое… Покраснела – кровь прилила. К щекам, к ушам, покатилась волной дальше, ниже…

   - Вот в этот момент Вера изнемогла от желания.

   Она схватила за руку Рому и потащила его в их комнату с отдельным входом.

   - Возьми меня сейчас, иначе я умру…

   Они любили друг друга без привычных ласк, страсть захватила Веру. А когда изнемогли и откинулись на подушки, Вера неожиданно спросила:

   - Рома, а если бы ты меня впервые встретил с костылями, ты бы влюбился?

   - Я не знаю Вера, я этого не испытал. Сейчас было бы полезно соврать, что конечно же, а  я ведь слушал, как ты говорила и смотрел в твои зеленые глаза, а что ты на протезе до самого конца не понимал. Значит, я принял  тебя просто красивой женщиной, без особенностей.

   - Владик тоже меня с детства знал легкоатлеткой, а костылей на полу не видал. А потом уже поздно было отступать. Но еще его Ледипална,  бабушка Артика, назвала коллекционером… Очень неудачно вышло, что я сегодня на костылях… Как думаешь, я е г о  напугала?

   - Кого его?

   - Приятеля твоего, Глеб, правильно? Имя как выстрел, как удар ножом в сердце…

   - Ты запала на него?

   - Да.

   Ну и что было делать Роме? Устраивать сцену ревности? После такого секса? После теснейшей б л и з о с т и? И отодвинуться некуда… Обнять? А вдруг оттолкнёт? Люди  редко учатся на ошибках даже ближних своих, но вот на Рому нашло. Он вдруг вспомнил рассказ, конечно Глеба! Как тот уходил в одной ветровке в мае, когда вскрылся третий. «Он был моим любовником и до тебя, и до Корнева, но не может быть отцом моему ребёнку, потому что у него семья. От тебя требуется имя, фамилия и забота как о своём».

   - Давай не будем делать резких движений и во всём разберемся? – он это сказал.

   - Я тебя люблю,- ответила она.
   - Я т е б я   л ю б л ю,  так странно, не отдаляйся от меня… Я люблю Артика и люблю отца, брата Виктора тоже люблю… Маму мою люблю…наверное. И всё это одновременно. И мороженное тоже люблю, но от мороженного я могу отказаться, а от тебя нет. А это… Ты прав, это надо обдумать и понять, что это было… Больше всего  похоже, как выпила слишком крепкого кофе, сердце заходилось, и нужно срочно в одно место, чтобы не истечь прямо сейчас. Я увидала Глеба, я послушала Глеба, я встретилась глазами и истекла… Не хочу лгать тебе, потому что люблю. Ты честен со мной, я честна с тобой. И прямо говорю тебе: я на своей ножке могу не устоять…

   - Ребята, вы где? Я закончил, могу больше не мешать… - Это был Он за дверью.

   - Мы сейчас, - отозвалась Вера, - Мы тоже закончили… - да, глупее ответа не придумаешь… Но что сказано, то сказано. И какое теперь имеет значение,  выйдет она на крыльцо в две ступеньки как бы на двух ногах, или пропрыгает на одной… Быстро поправили на себе и друг на друге одежду и вышли, Вера опиралась на Ромино плечо и один костыль под левой мышкой. Мужчинам было еще о чем поговорить, Вере было любопытно, как можно жить в автодоме. Глеб подал руку и помог подняться на ступеньку уже в его «Лошадке». Внутри пахло кофе, несильно мужским потом и еще чем-то, чем пахнут мужчины. Не пахло табаком, как в машинах Влада и Виктора, даже в её «Тыквочке» попахивало. А курить хотелось. Всего хотелось. Еще коньяка, еще кофе, еще  пота между мужских лопаток…  Вера слушала мужской разговор внимательно и смысл сказанного уплывал за горизонт… Говорили мужики о своих странствиях по малоизвестной Вере дикой Степи…

            *   *   *

   Людям смешно, когда  не девочка уже бегает за мужчиной. Не знаю, смешно ли, страшно ли, когда недевочка  за мужчиной бегает на костылях. А Вера бегала. И просчитать, где «случайно» можно встретить Глеба было весьма трудно. Не систематизированный он какой-то оказался. Работал удалённо, продукты закупал набегами, и много ль ему одному  надо? Вот заправками поинтересовался, где удобнее и выгоднее? Роме на доставке удобнее было с электрическим роллером, машину у них водила Вера. Маленькую, юркую, с автоматической коробкой передач, подарок Артёмкиной бабушки Ледипаллны, известной в городе бизнесвумен. «Леди Безупречность» устраивала дистанция между ними, до совместных перекуров дело так и не дошло, но её прощальные дары были так же в точку, «без пятнышка, без складочки». Как бы невесте единственного и позднего чада и почти принца, к тому же покатую и фисташкового цвета, прозвище машинке возникло естественно и спонтанно – «Тыквочка». Вот на ней и стала Вера задерживаться на  рекомендованных Глебу автозаправках – а вдруг?.

   Томленье духа и томленье внизу живота от долгого ожидания в виду заправки подсказывало давнее желание курить, но режим заправки этого не позволял. А ведь отличный повод для посторонних, дама за рулём уважает правила… Но нет, четверть часа и надо ехать, чтобы  еще наугад постоять в местах, где когда-то появлялся этот ужасный Глеб. И шеф в конторе как-то стал поглядывать… Было дело, в него Вера тоже чуть не влюбилась уже когда Артём подрос. Незадолго до встречи с Ромой с такой смешной фамилией – Роман Продан… Бедный Рома, его жалко, он молчит, совсем не так, чтобы «красноречиво», обычно молчит, он собран, как будто всё понимает. Ночью в постели теперь Вера его ласкает, есть в этой ласке что-то материнское. Хотя… Всего-то шесть лет разницы, немного, у коллеги по адвокатской конторе по прозвищу Жеребец с Ледипалной было (есть?) и её подругами четверть века… Так легко говорить обо всём с Ромой и как всё трудно и запутано у Глеба… Но желание видеться с ним нарастает и  Вера понимает, надо ехать, ждёт её Рома, ждёт Артёмка, но еще немножечко… А вдруг? За дальним светофором в потоке машин…

   «Лошадку» Вера увидала внезапно. На автостоянке. Томленье духа и внизу живота подсказало пройтись, размяться, подышать. И оказалось псевдонимом интуиции.

   Вера процокала каблучком, сегодня низким, пять сантиметров к песочного цвета в разводах «буханке». Дверь в салон оказалась не заперта. Вера тихонько потянула её на себя, не открывая до конца, потом не закроешь изнутри. Перекинула  правый костыль на левую сторону, опёрлась  плечом на седловину и оторвала ногу от земли. Потом поставить ногу  на ступеньку, упереться, схватить свободной рукой поручень, встать, подтянуть костыли. И еще раз, но уже проще, можно с опорой на оба костыля. Стараться бесполезно, без шума никак нельзя.

   Но Глеб не проснулся. Да, спал. В нехорошее время после пяти, но еще до заката. Спал сидя, уронил голову на руки, руки на столике. На свежеобритой голове выделялись плохо зажившие шрамы. На столе отодвинутый ноутбук с потухшим экраном и давно немытая зеленая кружка с кофейными потёками.

   - Друже, - подал голос Глеб, не поднимая головы, - Не у служби, већ у стражи, завари нас обоје кафу... Чај са шећером би био бољи, али не разумете ништа о чају...

   - Что-что? Я ничего не поняла, - ответила Вера.

   Глеб резко дернулся вверх и ударился головой о верхнюю полку   
   - Jеби то весло, коjе те jе превезло...

   - Что вы еще сказали? Я ничего не поняла. – ну, не совсем, основное она уже поняла.

   - Я сказал: - Друг, не в службу, а в дружбу, свари нам обоим кофе... Лучше бы чаю с сахаром, но вы же ничего не понимаете в чае...

   - Ага, сейчас поняла. А потом?

   - А потом лучше не слышать даже Фее Дальних Трасс... Я услышал стук костыля и подумал, Санчо-с-Ранчо пришел… - Глеб секунду вслушивался в отзвучавшие свои слова, соображая, что он сказал, а потом уставился на Веру. На Веру, на костыль, на Веру…- Ты в городе теперь работаешь?

   - Да, в городе… - ответила Вера. А где же еще ей работать. В юридической конторе архивариусом, значит в городе.

   - Ты только не ругайся, ругань не красит даже Фею… Я подумал, что в городе было бы странно выставить туфли на входе… Да и спёрли у меня эти туфли, где еще найду красные и на высочайшем каблуке…

   - А вы носите красные и на каблуке?

   - Нет, конечно, я их вожу на вот такой случай. Возил.  Знак «Не беспокоить по пустякам» А до вас эта мода еще не дошла?

   - На красные каблуки? Она не уходила…

   - Вот как? Не замечал. Хотя я бабочками и феями не интересовался… Но не бросались в глаза. Водились, но красными туфлями профессию не обозначали. Я могу ошибаться…

   - Странно, офисные клеркессы предпочитают черное или бежевое, классику. Или белые кроссовки, у кого ноги…

   - А клеркессы тут при чем, ты разве не потрахаться пришла?

   Вера опустила глаза. Не так внезапно, не в лоб, но по сути…

   - Извини, подружка, я сейчас на мели, не смогу заплатить, а в долг не беру. И ты не давай в долг, дорога длинная и ведёт в разные стороны…

   Зачем уточнять, что на самом деле ты такими услугами брезгуешь. Люди разные, обстоятельства разные, кого и зачем на Трассу вынесло мутными потоками. И мы не ангелы…

   До Веры дошло. Даже до Веры дошло.  Нет, не тугодумка, но настрой не тот был… Эмпиреи прозе жизни не товарищи.

   - Вы про что? Вы меня за проститутку приняли? Я на неё похожа?

   - Не вполне…

   - А костыли не смутили?

   - На Трассе и костыли встречаются. Девочки теряют и девственность, и голову, и руки-ноги… И представь себе, спросом пользуются у дальнобоев. Надбавку просят. Хочешь попробовать?

   - На Трассу не хочу, у меня есть приличная работа. Давайте, я нам кофе сварю. А можно и чай. Или и чай, и кофе? Вы только подсказывайте, где что лежит… - Вера уже открывала шкафчик над газовой плитой. Жалко, в салоне тесно, в конторе мужчины тайком наблюдали, когда Вера  перемещалась с занятыми руками, опираясь на подмышечные костыли, держа их одними плечами. Естественное любопытство. Человек, другой человек, не ты, справляется с трудностями, не так как мы все.

   - Если ты пришла не в поиске клиента, тогда зачем?

   - Увидала знакомую машину и решила внезапно навестить знакомого, это плохо? Мы были представлены…

   - Рома? Ты Вера? Ромина подруга или жена? – теперь пришло время смущения к Глебу. В их кругу разговаривают не так…

   А Вера разозлилась.

   - Да, я Ромина подруга, и он пару раз называл меня женой… И я пришла потрахаться. Не сейчас, не сразу, наверное. Слишком внезапно всё.  Но этого не избежать – я так почувствовала. А теперь я уйду. Вот доварю и уйду…

   - Теперь не уйдёшь. Я тебя сам отвезу. Рома там волнуется…

  - Я на машине, полчаса ходьбы…
   
   - Твоей или моей ходьбы?

   - Моей. С тобой я еще не ходила… - она осеклась, впервые назвала старшего и далёкого мужчина на ты.

   Кофе в джезве был готов и чайничек пустил струю пара.

   - Достань другую кружку. Себе.

   - Премного благодарна. Ты очень гостеприимен. Так и не предложил гостье присесть. Одноногой гостье, - теперь Вера решила форсировать данное обстоятельство. Раз уж скрыть, оттянуть момент узнавания невозможно, подавай  свои недостатки вперед как знаки отличия от всех других. И она присела напротив на сиденье рядом с дверью.

   - Значит, ты не профессионалка? Просто любительница или коллекционерка. Со счетчиком или по вдохновению?

   - Просто я женщина, которая хочет любить и быть любимой . Но не у всех получается. А с этим – она  приподняла свою культю, сегодня она была в оливковом платье в стиле «милитэр» - выспросила предпочтения Глеба у Ромы, под плащом, - Вообще ждать и надеяться практически безнадёжно. Я за тобой полгорода оббегала, и такая вот удача – нашла.

   - Милая…- Глеб знал, что это слово ни к чему не обязывает, убедился – Тебе просто не повезло. Ты ошиблась во мне. Мало того, что я на мели, у меня сегодня еще и голова болит. Узнаешь причину отказа? Так она реально болит, мне и разговор с трудом даётся. Добавь мне сахару – много, столовой ложкой. Если не опоздал, может помочь очень горячий, очень горько-сладкий чай. А в кофе я просто никогда не сыплю сахар.

   - А кто такой этот Санчо-Сранчо? Почему он стучит костылём?

   - Санчо С! Ранчо, то есть сельский парень, издалека. Очень везучий ополченец, дважды наступал на пехотные мины, но протезом. Он остался там, на Балканах на теннисном корте.

   - Но ты же звал его, был готов к тому, что он может прийти или путешествует в с тобой?

   - Так я не в себе был, бредил…

   - Да нет, ты просто спал, я видела. И выдел сон. Хороший или плохой, я не знаю, но это был просто сон.

   - Хороший. И плохой. Я видел всех «волчат» живыми. А придёшь в себя – их нет и уже не придут…

   - Я тоже бредила в реанимации, но о чем не помню. Очнулась без ноги, а переживала, что у меня нет кармана, а в нём пачки сигарет. Хотя не курила тогда. Просто я мину пнула от злости, что мои оболтусы в день рождения не могли не нарываться на «воспитательные беседы» А я терпеть ненавижу воспитывать…

   - Так это у тебя на мине…?

   - Представь себе, на школьном дворе. Я сама себе подарила новый костюм и туфли на высочайшем каблуке. С моими  сто семьдесят семь и  еще десять сантиметров каблуков – я хотела смотреть на завучей, на директрису, на родителей сверху вниз…

  Она замолчала и старательно потягивала свой кофе из зеленой пластиковой кружки. И он молчал, пил свой сиропный чай. Она снова не выдержала первой. Вот он, мужчина, о котором она не мечтала, но к которому тянуло и хотелось  исповедоваться.

   - Когда я во второй раз бросилась на мину, которая оказалась простым мячом, Рома мне говорил на ухо что-то про гранатовые браслеты…

   - Кольца. Просто кольца.  Что знают двое,  становится секретом для всей компании…

   Глеб засунул руку глубоко в нагрудный карман, поискал и вынул невзрачное железное кольцо с облезлой оцинковкой.

   - Обыкновенное  предохранительное кольцо от эФки, которая носится для последнего аргумента в споре кому жить дальше, а кому не сдаваться. Кто уцелел, носит неофициально как знак обручения со Смертью. Как видишь, я уцелел… Вручается разлучнице с Невестой на срок, который она даёт погулять по лугам не райским. Если всё сложится, заменяется на обычное обручальное кольцо-перстень, только непременно белого металла и с гранатом. Глупость редкостная, но спасает от пост-травматической тоски. «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы дитя не вешалось»…

   - Понимаю…Хорошо понимаю. Мне повезло  с новыми друзьями, отвлекли. Знаешь, я вот думаю, мне бы обидеться, что ты меня за б**дь принял. Я сначала даже решила, что ты «не узнал» меня специально, чтобы Рому не поминать, зачем ему это… Костыли все же сильная примета, только потом поняла, что мог не забыть, мог не вспомнить в данный момент, - она погладила голову Глеба, все же рядом в «Лошадке»…-  Только обижаться надо было сразу, а я этот момент протупила… Знаешь почему?

   Вопрос риторический, люди автоматом отвечают «Почему?», но Рябоконь только сделал рукой приглашающий жест: Говори!

   - Ты меня принял  как нормальную женщину. За б**дь, но нормальную. Не шарахнулся от этих сувениров на долгую и недобрую память. И я скажу тебе: ты у меня первый…

   Глеб картинно вскинул брови. А как же Рома, а как же сын?

   - Первый, кого я выбрала сама.

   Глеб криво улыбнулся. Начинается…»Кто у нас не первый…»

   - Я не дура, я понимаю тебя… Вы с Ромой особенные, с вами не хочется играть в бабские игры. Пойми, быть с теми, кто даёт понять, что можешь быть любимой, быть желанной при всём при том… Да, как-то любить… Рома большой мальчик и старший товарищ Артёмке. Он заслуживает любви. А в тебя я просто втюрилась, еще не знаю почему, но очень хочу тебя узнать…

   - Вот как?...

    Возникла пауза, Глеб открыто рассматривал теперь Веру, вглядывался в её глаза. И она вглядывалась, нельзя не вглядываться в  ответ, когда рассматривают глаза в глаза.

   - У нас одинаковые глаза, зеленые… - она оглянулась, обвела  взглядом жилой кубрик «Лошадки». – У тебя нигде нет зеркала, странно…

   - Есть зеркало заднего вида. А здесь зачем? Я научился бриться и в темноте, и с бинтованными глазами…

   - Воот! Теперь я вижу, здесь не бывает женщин…

   - Так точно! Не бывает. С этих пор… - - он тоже погладил свою голову со шрамами. Та часть меня требует, а этой, выше желудка – он провел черту большим пальцем правой руки - бывает больно от воспоминаний. И от осознания, что я не могу дать требуемое. Кому-то достаточно денег, кому-то денег и внимания.

   - Бедный… Только не говори мне больше этого. Я не хочу никого жалеть. Ни себя, ни тебя. Я люблю тебя сильным. А что раны болят, так героям положено.

   Он снова вглядывался это лицо, такое близкое, и она не отводила глаз. Женщины начинают осматриваться, что с ними не в порядке, в ответ на прямой взгляд мужчин. Вера только шире распахнула глаза. Не нарочно, вот, мол, смотри, какие они у меня большие…

   - Да, похоже, что ты одна из нас, Братства гранатового кольца. Да, я тебя понял, ты живешь на всю катушку, насколько нас всех хватает. Брат Вера…

   - Сестра! Герои с братьями не спят…

          *   *   *

   - Посмотри на меня как будто в первый раз?! Давай представим, что мы только встретились, ты ничего обо мне не знаешь, а я тебе понравилась с первого взгляда. И я не против ответить и познакомиться? Давай зайдём к архитекторам попить кофе…

   - У меня есть свой кофе и я варю его на балканский манер…

   - Ну, так не интересно, интересно перед расставанием зайти к тебе попить напоследок кофе и остаться до утра… Классика! А сейчас зайдём в «Дом архитектора», у меня есть деньги…

  - На кофе у меня всегда найдётся… Зато у них есть мороженое, а я не держу…Я вас приглашаю… Мадам или мадемуазель?

   - Обойдёмся сударыней. Нейтрально… и с перспективой. А можно просто – сестра…

   - Герои не спят с сёстрами…

   - Язва!

   Так они  болтали и пикировались, время летело, к цели заявленной не приблизились ни на шаг, но было хорошо. Пока не появилась Она. Глеб отлучился, он предпочитал заказывать свой конкретный кофе и выбирать мороженое.

    - У вас не будет сигареты?- было в том нежестком голосе нечто, что заставило бы всех джиннов – и если б Вера была джинни – сотворить маленькой даме в шляпе и деловом костюме подстать сигарету из воздуха. А вот этого афишировать Вере не хотелось, Глеб не курит и раз они еще не целовались, как он отнесется вообще к данному факту, когда узнает…

   И дама мешала. Вера оглянулась на Глеба, он спиной, достала из сумочки и протянула белую пачку. Не дешевые сигареты, лёгкие, дама возьмёт и уйдет…

   Дама в шляпе не ушла. Вполне светски она предложила прогуляться на воздух. Выходило, что с Глебом они давно приятели, но вот подошла она к Вере, не раньше, не к Глебу и не попросила разрешения подождать его  за их столиком. Неужели будет драться как девятиклассницы на школьной вечеринке? Ну пусть попробует, так костылём врежу… И общественное мнение будет на моей стороне!

   - Меня зовут Женей… Евгения Витальевна,  в бытность нашей дружбы с Глебом Вострецова, а фамилия мужа – это уже лишнее, не находите?.

   - Не нахожу. Потому что не искала. Мне всё равно. Я внимание обратила на самое важное? Дружба уже бывшая. Вместо старой. И встречаться с самим Глебом вы не спешите. Вам нужна я, и не сама я, мы в первый раз видимся, а информация. Причем тут я и Глеб, так? Представляюсь. Верка Катастрофа, фамилии мужа нет, а дедовская хорошо в городе известна. Я работаю в юридической конторе. Можете себе записать в файл: у нас деловое свидание с господином Рябоконём. – Вера назло даме щёлкнула зажигалкой и затянулась… Ой не к добру это, ой не к добру…

   Дама тоже сильно и привычно затягивалась.

   - Конечно же деловое! Я вижу, что для него вы готовы выскочить из трусов…

   - И что? Вы предъявляете на него права? – вот-вот придёт время пускать в ход костыль. Левый опорой под культёй в обтягивающей брючине синего цвета, костюм-то действительно офисный, она из конторы… А на правый Вера опёрлась сильнее, переместила центр тяжести, теперь она устоит на своей ножке…

   - Нет, он ваш. И, наверное, не помнит цвет моих трусов…

   Чего хотела, собственно? Эта самая Женя Вострецова похоже и сама не знала… Она выбросила окурок в урну, потянула следующую… Ну , пусть постоит, покурит, подумает. А Вера вернулась в кафе под крышу.

   - Был разговор, от которых не отказываются, а вот о чем, та самая мадам Женя сама не знает.

   - Понятно, если мадам Женя предложила закурить разговор серьёзный и многослойный… Так-то она курит где хочет и когда хочет, никого не спрашивает и компании не ищет. Четверть века она избегала встреч и разговоров, а вот теперь что-то часто стали пересекаться… И второе предложение раскурить Трубку Мира. Это была Трубка Мира?

   - Я бы не сказала. С таких разговоров девчонки и начинают курить сами… И я ревную!

   - Сестра! Я люблю не её, там все прошло – тебя, но братскою любовью…

   - Любви много не бывает, бывает мало…


           *   *   *

   - Сегодня я тебя буду соблазнять. Я сделала прическу для тебя и маникюр, купила новые туфли – совсем такие, как в тот день, на школьном дворе… И вот эти кожаные штаны. Жалко было обрезать, заново не отрастёт… Совсем как моя левая нога… Пока я их зашивала в месте обреза, немножко погрустила о ней. Можно сказать, что я соскучилась…А потом я подумала, что сразу скучать по тебе и по ней трудно, я выбрала тебя…Ты видишь, как аккуратно входит моя култышечка в эту коротенькую брючину? Я же вижу, многие мужики на неё заглядываются…

   - Знаешь, за что я тебя люблю? Как сестру! Боевую сестрёнку. Да за то, что ты погрустила об утрате, да не взялась оплакивать всю свою жизнь. Ты находишь радости в том, что у тебя есть. А есть у тебя…

   - Ты!

   - …Целый мир. Давай, я капельку пожалею и  поглажу твою замечательную култышечку…

   Вера застонала, закатила глаза…
 
   - Рябоконь, ты зверь… Я умру у тебя на руках от вожделения и ты будешь в этом виноват!

   - …В таких замечательных штанах, главное достоинство которых в том, что они обтягивают тебя как перчатка и снять их на счёт раз-два-три не получится…

   - Ты меня дразнишь, Рябоконь? Признайся.

   - Дразню, конечно. Не нотации тебе  же читать… Ты погрозилась меня соблазнять, я соблазнился… на  дразнилки. Ты сделала прическу как у мадам Шадвалиевой…

   - А кто это?

   - Вострецова…
 
   - Ага. И грудь у меня тоже маленькая…

   - Не такая и маленькая. Красивая аккуратная грудь, мне нравится… И закончим на этом. Ты красивая соблазнительная женщина, ты можешь быть любимой и желанной. Просто ты сделала неправильный выбор со мной… Не дразни меня, я могу не сдержаться…

   - Буду дразнить! Буду сниться тебе, ты потеряешь покой днём и ночью… И ты мне поможешь! Я сейчас всё покажу… Вот видишь, я взяла только один костыль, а каблук… - она повертела ступней перед глазами Глеба, - …подчеркивает и высокий подъём, и сухость лодыжки и стройность моей последней ножки. Но он высокий. Я могу упасть. Поэтому ты будешь мне опорой. Ты будешь мне подавать руку и следить, чтобы я не упала…

   Они так и шли и было приятно ощущать его плечо, его локоть. И при том Вера поняла, что эффект был не тем, на который она рассчитывала.

   Она хотела произвести впечатление – и она произвела впечатление. Первое – то самое. Она умеет быть эффектной, и если не красивой, то модной. Без оглядки на глянцевые журналы. Если понадобится – она умеет быть впереди советов из тех журналов.

   И вот он идёт с ней, мужчина не её мечты, неизвестно чьей мечты, но чьё мнение так важно для неё, здесь и сейчас.Он болтает с ней ни о чем важном, он улыбается её замечаниям, но не глазами. Только мимикой изображает улыбку.

   Он что, стесняется её общества? Её искалеченного тела? Да, на них пялятся, столько внимания получал ли он когда -нибудь еще?
Ей самой оно не очень-то и нужно было. Выпячивать её привычную проблему сложности перемещения в пространстве, сложности тревоги за опору не очень-то и хотелось. Но это был вызов. Вызов самой жизни и тем, кому она легко давалась. И не говорите ей, что и у них проблемы. У неё самой их проблемы, но сверх того и вот это излишнее внимание, и вот эта неловкость в исполнении простейших манёвров. Открыть дверь и войти в комнату, закрыть за собой дверь. Двойную особенно.

   Передвигаться таким образом, чувствуя опору в любимом мужчине, очень приятно. Но до чего же тяжело!  И особенно этот каблук! Мечта детства, взглянуть на мир свысока… И выдающиеся ноги в обтягивающих кожаных штанах! То есть одна выдающаяся нога… Безупречно стройная, это особенно бросается в глаза…

   - Да, уж! Это цитата… - произнёс не её мужчина. И улыбнулся светской улыбкой… - Вне конкуренции…

   - Мы думаем об одном? Одновременно? То есть синхронно… Дай, я тебя поцелую. Прямо здесь, в Торговом центре… Пусть смотрят и завидуют… Недружеский поцелуй в губы  на людях – это еще не  измена. Какое смешное слово… Измена! Ты же не женишься на мне, Рябоконь? Я это знаю, я вернусь домой, к папе и даже маме, а еще там Артик, и ещё Рома… Но давай не будем сейчас не думать о них…. – и Вера потянула Глеба на этаж обувных и шляпных бутиков.

   Они бродили среди  витрин и горок с замечательнейшими туфлями и сапогами на немыслимых каблуках и внезапно без них у оттого тонко  сексуальных некоей интимностью сапожек… Денег ни на что у них двоих из этого великолепия не было. То есть упоительной щедрости принца и тумана волшебства первого бала Золушки не возникло. Но возникло понимания ситуации и родства двух душ, оба могли любоваться и не исходить слюной…

  Наконец Вера нашла что искала: пару великолепных туфелек, так похожих на её собственную, но вишнёвого цвета. Почти что красного… Она показывала и так и эдак туфельки Глебу, а тот успокаивал консультанта, так что когда Вера достала телефон и сняла туфельки на камеру, то консультант даже не возражал против того, что туфли встали на его… А черт знает, как оно у них называется… Цена как бы всё объясняет, не сейчас, но раз фотографируют, то придут обязательно… Вот только зачем этой странной покупательнице… скажем так, пара туфелек на каблуке десять сантиметров? Хотя… на ней сейчас…

   Еще одна пара оценивающих  глаз… От туфельки вверх по обтягивающим лосинам и дальше, и так до зеленоватых буквально сумасшедше весёлых глаз… Глаза в глаза и никакого смущения, и черный эмалевый костыль зелёным глазам не помеха.

   - Купит, непременно купит, - решил родственник Колобка с бейджиком «Александр» из обувного бутика в Колючинском Торговом Центре. – Мозги вынесет своим мужикам, но купит…

   - А теперь вниз! У них здесь копирование и фотография в цокольном этаже…

   Ну да, Торговый дом Яушева, 1896 год. Потом советский государственный универмаг, потом Торговый Центр… Чей, внезапно интересно? Похоже, как мырза Яушев привык произносить в своё время, «на паях»…

   - Ну вот, держи картину! Когда нам понадобится знак «Просьба не беспокоить по пустякам, занято», ты вывесишь её в окне и у тебя не сопрут офигенно красивую и немыслимо дорогую пару туфель.

   А когда они уже шли по боковой аллейке, устали от обилия тел, лиц и взглядов на квадратный метр,  Вера всё-таки спросила:
   
   - Ты был напряжен. Ты стесняешься моего увечья?

   - Я о нем не думаю… Насколько это возможно… Я думаю, что тут мне надо сделать шаг вправо и открыть тебе дверь… Ну и такое всё в том же роде… Меня излишнее внимание к моей персоне напрягает. – И он похлопал почему-то по левому карману своей зелёной куртки.

   - А что у тебя там? Я как маленькая девочка рядом с тобой, мне всё любопытно…

  Глеб выложил на ладонь подвеску белого металла в виде щитка с цифрой семь в квадрате, а под щитком шарик с шипами. И ко всему прилагадась желто-зеленая ленточка. Далее шел крест внутри обода и надписью по ободу вроде знакомыми, но и странными буквами. «У служби Отаџбине и са Вером у Бога“. А под ним – то самое „гранатовое“ кольцо.

   - Республику раздражает, когда люди кладут головы не за неё, ревнивая тётка.
 
   - То есть?

   - Так и есть. Была такая мыслишка, что люди решат, мы, мол, пара ветеранов Горячих Точек, что ты потеряла ногу на войне...

   - Я её потеряла на войне. Тем более страшной, что подлой и тихушечной. Я сама не думала, что вот с кем-то, как-то случилось. Не повезло – живём дальше.

   - И вот не повезло тебе – и...?

   - Так точно! Так надо отвечать? Не повезло – живём дальше!

   И вот тут им действительно не повезло...

   Ныне уже экзотический типаж человеческий – все гопники в прошлом ныне сидят в интернете и там размахивают кулаками. Безопасней.

   Три реликтовых особи пили пиво из пластиковых бутылок торговой сети „Залив“ и особям было скучно.

   - Какая девочка сама идёт к нам в гости... Подходи, не бойся, угостим пивом. Я люблю страшненьких... – подал голос центровой, самый крупный и с неопрятной бородой, но без усов. И голова обрита. Само по себе это о чем-то говорит, но не обязательно об агрессии. Но центровой еще желтыми перстнями выделялся, шесть штук на одной левой.

      - Ты девушку зачем обидно страшненькой обозвал? – отозвался другой, мелкий, - ЗачОтная бикса...

   Драка была неизбежна и первым, ну вы поняли, совет из уличной юности известного человека, ударил Центровой. Точно удар пришелся по голове и Глеб упал. Трое зареготали, довольные собой.

   - Видали? Одной левой!

    Но тут Глебу повезло, Судьба сегодня была на его стороне. Он не потерял сознания. И реликты стаскивали в свой Пивной Уголок разную выброшенную мебель, её доламывали, что-то сгорало в кострах... Ища опору ладони, Глеб наткнулся на ножку стула, одну из двух длинных для спинки. На него уже не обращали внимания – слабак, с одного удара вырубился...Глеб поднялся, опираясь на обретенную дубинку. И перехватил за конец. Центровой потянул лапу к Вериному костылю, и Глеб ударил по этой лапе по запястью. Очень хорошо, что дубина, а не отцентрованная рапира или эспада... Удачно ударил, что-то там точно повредил. Центровой охнул, согнулся и спрятал руку меж колен. Самое время его по шее, чтоб тоже хрустнуло... Но двое собутыльников уже брали его в клещи. Ему пришлось заняться локтем того, что ближе. Удар по суставу так же может выключть бойца. Если даже преодолеет боль, бить в полную силу уже не сможет этой рукой. Отскочившая от локтя палка ушла в сторону и на инерции возврата Глеб подправил её полёт в переносицу. Грязный, но действенный удар. Теперь снова приходящий в себя Центровой...

   Обернуться к третьему он уже не успевал. А тот готовился к захвату шеи сзади.

   И помощь пришла, я же говорю, Судьба сегодня любила Глеба. Откуда даже он не ждал. Вера скинула туфельку и пропрыгала ближе к Третьему за спиной, а потом эмалированный металлический черный костыль обрушился на ключицу душителя- неудачника. Не плашмя, шафтом – корпусной трубкой, держа за телескопический конец. Под костылём хрустнуло.  А Глеб воспользовался замешательством Центрового и снова ударил того, теперь в локтевой сустав.

   - А теперь бежим! – негромко сообщил он, только Вере. И подхватил Верину туфельку. Ей же холодно. И больно.

   Вы попробуйте сами убежать вдвоём на трёх ногах, с костылём ствшим не по росту, на длину каблука выдвинут... Ковыляли как могли. 

   Благо, до обычной улицы сдорожным движением и пешеходами на тротуарах было всего ничего. Даже скамейка нашлась. Не садово-бульварная, а осталась от упраздненной автобусной остановки. Глеб усадил на неё Веру и сам надел на ногу туфельку.

   - Вот теперь у нас участие в одной на двоих боевой операции.  Ты точно заслуживаешь  „гранатового“ кольца. Не моего, своего. Которое можешь передать на хранение своему избраннику. Сечёшь?

   -Ты Зверь, Рябоконь! В такой момент ставить бедную девушку и мать-одиночку перед выбором!

   - Так выбор есть?!

   - Ты Зверь! Как вы там звались? „Волчата“?

   - „Черные волки“. Лучше пока продумаем, что будем делать дальше.  Э т и  попадут в травму, из травмы позвонят в полицию. Разбирательства не избежать. И запросто обвинят в нанесении тяжких телесных повреждений. Я-то знаю, что по обстановке мы не превысили пределов необходимой обороны. Но для общественности, которой там не было всё будет выглядеть иначе. Будем исходить из Закона максимального свинства: ключица сломана...

   - Так ему и надо!

   - ....Запястье тоже, плюс черепно-мозговая травма – переносицу я ему в череп вбил.

   - Полтора землекопа напали и избили трёх человек. Дело было вечером, делать было нечего...

   - Суд и полиция подадут дело именно так, бутерброд всегда маслом вниз...

   - Всё-таки ты мужчина, Рябоконь, хотя я тебя и люблю, но ты тупой как все. Я работаю в юридической конторе.

   - Да и я не лыком шит, не впервой обороняться. Но вместе с конторой как-то надёжнее. Давай, я лучше такси вызову...

   - Наши люди на такси до своего авто не ездят... – оба посмеялись.

   Однако, они не прошли и двух кварталов, не знаю, не пробовал на одном костыле и каблуке пройти два квартала, и Вера потянула Глеба к ближайшей скамейке.

- Меня трясёт...Похоже на отходняк... А где рамка? Ты нёс
рамку...

- Что за рамка?

 - Ну с фото, туфли вищнёво-красные, табличка „Занято“...

   - Не знаю, потеряли... Припоминаю, я держал... Тебя правой, рамка в левой, логично. Потому упал... Потом я уже не думал о рамке...

   Вера истерично захохотала. Негромко, мамины наставления вошли в кровь.

   - Это Судьба. Она решила, что табличка „Прошу не беспокоить по пустякам“ нам не нужна. – выдала Вера и внезапно произнесла серьёзно:

   - Мне надо успокоиться... Возьмём вина... Нет, я за рулём... Тогда возьмём вина и отметим событие у меня дома. С Ромой. Ты добился своего, Рябоконь. – Глеб промолчал.

   Они зашли в супермаркет, еще два квартала, пропустили магазинчики – там вино абы какое и практически не бывает сухого, колючинцы... колюченицы?... выбирают полусладкое.

   На кассе расплачивался Глеб, а Вера сделала несколько шагов к отдельному прилавку и взяла сигареты.

   - Не смотри на меня так, мне надо успокоиться. Снаружи не видно, а внутри меня трясёт и грызёт тревога. И я в тебе разочаровалась, Рябоконь. Нет, не за драку, ты был великолепен, даже когда падал. Я не забуду, кто встал на мою защиту. Но ты отказал мне в моём желании. Вместо опытного и зрелого мужчины со списком побед, я увидала перед собой мальчишку, практически такого же как Рома. Зачем мне два Ромы? Рома-первый молодой и сильный, а ты старая развалина. – и тут она всучила Глебу костыль,  обвила шею руками в аилась в губы. Первый их поцелуй, Страстный. Прямо посреди пред-торгового зала, лобби. На глазах колючинцев.

   - А теперь пошли.

   Они выскочили. За стекляной дверью сбоку, где предлагалось докурить и выбросить в пепельницу окурок перед входом, она распечатала пачку и курила, а Глеб стоял в позе терпеливого некурящего мужа.

   - Я так решила: завязываю завязывать. Я мать-одиночка, меня никто не любит, жизнь не удалась, вот и курю, уличные кумушки правы.

   - Не поэтому ты куришь... Но я не читаю моралей. Морали читают  другие...

   - Ирония Судьбы. Ты опять несешь в левой руке пару кроваво-красных ... – подходящего слова не нашлось и она покрутила в возухе кистью левой руки.

   Артёмка уже спал, когда они маленьким караванчиком, „Тыквочка“-шевроле и „Лошадка“-УАЗ-452 вкатили во двор к каретному сараю, шумно поднимались по двум ступеньками английского Вериного дома через дверь со двора.

   Рома их ждал, одетый, внутренне собранный.

   - Пост сдал. Я свободен? – только и произнёс он. Он избегал Глебова взгляда, потому что ревновал.

   - Пост принят. Неси стаканы, штопор, сыр, если есть, и третий стул. Глебу. Этот твой.

   Пока Рома всё приготавливал, Глеб креатко пересказал последнее приключнение как повод выпить вина, а Вера сходила к Артику за ширму, поправила одеялко, тихонько поцеловала в щёчку.

   А потом, за их столиком, перед своим креслом , но по-прежнему опираясь на костыль, подняла свой высокий стакан:
   
   - Се кровь моя... Уже после битвы, там, на второй скамейке я тебя поняла, Рябоконь. Ты не хочешь ставить на кон дружбу ради страстной любви. Страсть заканчивается, а дружба остается на всю жизнь.

   - Точно! Длинную ли, короткую ли – только до следующей атаки, но всю нашу жизнь. За любовь...- он сделал паузу и взглянул в глаза Роме и Вере,  -  К жизни. Природа требует своего, бывает очень трудно удержать её в руках. Да, дети мои, ту природу, к которой ладошки тянутся, тоже. Но мы солдаты на этой войне. Рома, сегодня Вера заглянула в лицо Смерти  еще раз, глаза в глаза и ощутила, что значит стать её невестой.

   Теперь Роман Продан искал глаза своей любимой и старшего товарища.

   - Так у вас э т о случилось? Меж вами...

   - Меж нами случилось всё, кроме предательства. Ты можешь не бояться обернуться к нам спиной. Одного тебе не дано, стать нам братом, и пусть так и дальше продолжается.

   - В смысле братом?

   - Мы теперь названные брат и сестра в Братстве Гранатовых Колец, кого Смерть поцеловала. Мы одинаково заглянули за краешек и пуще прежнего полюбили жизнь. – объяснил Глеб, - Что касается тебя, Рома, то тебе не надо туда заглядывать. Разливай вино, пьём за то, чтобы нас не становилось больше. Оговорка, я не произношу, чтобы нас в Братстве становилось меньше, Невеста наша подождёт встречать братьев.

   А потом, выждал момент и шепнул: - Это не общее правило, но Вера пусть так думает, - и уже в голос: -   Братья не спят с сестрами и невестами друзей. Но тебе я завидую... Платиновое сердце тебе в приданое досталось.

   - Тогда..., - Рома полез в свой рюкзак и вынул картонную коробочку, в ней пластиковую „под камень“, качественнейший пластик.

   - Вот, я уже давно заказал, почти сразу, как пообещал в мае...

   Вера встала, вытянулась, побледнела...

   - Рома... Роман Михайлович, это обручальные кольца?

   - Это твои кольца, Вера. По традиции тебе решать, кому ты отдашь второе до конца своих дней... Так, Глеб?

   Глеб только усмехнулся.

   - Тебе видней. Здесь и сейчас ты Творец новой традиции. У нас всё было проще. Мы пробовали отдать на хранение свои кольца своим женщинам и кто-то обещал поменять на обручальное. Непременно белого металла, непременно с гранатом. Так мы справлялись с пост-травматическим синдромом. Верин случай уникальный.

   И, конечно, он промолчал, что прецедент ему известен только один,  его собственный, импровизация на ходу...

*  *   *

   Оказывается, некоторые сообщения  очень значимым людям легче послать по почте, чем произнести вслух.

   Вера так и сделала, открыла свой ноутбук и послала по электронным адресам Глебу и Роме одно сообщение. Они были в принципе рядом.
 
    „Я испытала влечение, но не поняла его природу. Боль в сердце может отдавать в низу живота. Вот и я влечение  сердца к родной душе приняла за влечение тела. Хорошо, что воворемя разобралась. В принципе, только в принципе, человек с ранениями мог потерять в половой функции, он от этого душевно не стал хуже, но  я могла заставить его страдать. Одно дело знать о проблеме самому и другое – знают уже двое и было унижение. Это теоретически, Глеб, только теоретически. Но я об этом не думала. Я думала о себе. А сейчас я думаю о тебе и обо мне. И о нас.“ 

   Вера уже отправила сообщения, когда вспомнилось простое и забытое слово Гармония.
   „Но ничего не закончилось, Глеб.  Ответ в слове Гармония. Гармония души и тела, вот где, полагаю я, прячется наше счастье.“