Красные алмазы. Суджанская повесть. 16. Эпилог

16.

Эпилог.  Лара.

- Ник, ты спишь?
Никита открыл глаза и очень удивился, увидев, что Женька сидит на краю его постели.
- Опа! Чем обязан такому событию? - съязвил он. - Не сплю, конечно, ведь день на дворе!
- Ну, просто глаза закрыты, думал, спишь.
- Нет, просто от света слезятся. Да и что-то боли усилились. Надо у Даши попросить обезболивающего.
- Ник, меня скоро выписывают, и мы, может быть, не увидимся больше, - грустно, но уверенно начал Женька. - Я уйду на СВО. Не могу больше отсиживаться...
- Ого! А возьмут тебя?
- Возьмут, я же бывший контрактник, хоть и рядовой.
- Знаешь, Джон, я тебе завидую! - вздохнул Никита. - Завидую и думаю: а мне-то как жить дальше? И за что мне всё это..., с ногами...?
- Я как раз хотел с тобой об этом поговорить, - перебил его Женька. - Ник, мы тебя не бросим, я имею в виду себя и Лизу с Генкой, так что без поддержки не останешься. Про Шубениных не знаю, им самим решать, у них же дети и всё такое...
- Жень, я и сам...
- Не перебивай! Я тебе хочу сказать одну очень важную вещь про тебя, ты готов слушать?
- Да, конечно! А что ты хочешь сказать?
- Я прочитал твои «Красные алмазы».
- И что?
- Ник, надо выбираться из песочницы!
- Давай-ка поподробнее, Джонни, дорогой! - попросил Никита. - Я языком лозунгов не очень-то владею!
 
- Стиль хорош. - кивнув в знак согласия, начал Женька. - Сейчас так мало кто пишет. Понравилось, что в этой мифической романтической истории угадываются реальные события...
- Ну, Джон, тут всё просто, - перебил его Никита. - В выдуманном мире намного легче обо всём рассказывать, ты же знаешь! Как говорится, выдуманная реальность реально реальнее реальной...
- Да, я это прочувствовал. - кивнул Женька. - Еще впечатлила легенда: красивая, сильная... Но..., но писать теперь надо иначе, Ник. И жить, наверное, тоже надо иначе.
- В смысле? - не понял Никита.
- Мне иногда кажется, Ник, что нас как детьми посадили в песочницу, так мы в ней до сих пор и сидим. Деды страну после войны восстановили, отцы с матерями всё нам в ней обустроили... А нам-то что: войны не было, был мир, и все наши дела были - мирские, внутри той самой песочницы. Вспомни: учёба, вечеринки, споры, музыка, джинсы, книги... Ремарк, Хемингуэй, Маркес... И мы подстать: Ник, Джон, Витас... Потом - работа, женитьбы, дети. И как-то получалось, что мы, Ник, - сами по себе, а страна наша, за которую деды кровь проливали, которую для нас восстанавливали из руин...  - сама по себе...  Мы в своей песочнице как бы взрослели, строили всё более грандиозные песчаные замки, постепенно привыкая к тому, что это и есть жизнь. А страна... - ой, да сами они там наверху разберутся, не наше это, маленьких людей, дело. Тебе так не кажется?
- О, господи, Америку открыл! - буркнул Никита. - Да многие так жили и живут, все в своих песочницах сидят или в «лягушатниках» бултыхаются... хоть плавать почти никто так и не научился! А игрушки: да, становятся всё более дорогие: сначала ведёрки и совочки, а потом айфончики, машинки, брюлики, а дальше - особняки, виллы, яхточки, корпорации... 
- Да, Ник, в самую точку! - закивал, соглашаясь, Женька. - Только забыли мы, что если со страной что случится, то и всем нашим тёплым песочницам и «лягушатникам» каюк придёт! И вот, когда оно, в девяностых, клюнуло, когда посыпался весь советский уклад - ведь страшно стало...
- А мы  - голову поглубже в песок! - перебил его Никита. - И переждали...
  - Переждали..., - грустно вздохнул Женька. - Не переждали, а понадеялись на авось. Только оно и второй раз клюнуло! И посерьезнее первого!
- Джон, по-моему, ты сгущаешь...! Конечно, мы в песочницах засиделись, но...
Женька вдруг вскинул Никиту взгляд. В глазах - слёзы...
- Ник, неужели ты не понимаешь: Альбина погибла из-за такого вот «песочного» образа жизни! Ты теперь инвалид из-за того же! Тебе этого мало?
- Вот ты говнюк, Джон! Мы же тебя ехали выручать!
- Ага! Как два подростка, которые со скуки решили сделать благое дело, подвиг совершить. Тем более, тебя девушка попросила, ответственность на себя взяла, а ты и рад был поступить хорошо и правильно!
- А надо было - плохо и неправильно!
- Конечно! Надо было наорать на неё, обозвать дурой, дать пенделя даже..., и отправить домой... Да ещё и пригрозить проверить, что сидит дома, не рыпается, а то ведь она такая... Именно так наши деды поступали, да и родители наши... В погребах запирали... Они понимали разницу между тем, что такое - хорошо, а что такое - правильно! И, в результате, Альбина была бы сейчас жива, и ты - здоров!

Никита помрачнел.
- Жень, имей совесть, я и так отхватил за это сполна, и каждый день себя гноблю всякими погаными мыслями «если бы, да кабы», давай уже закончим с этим!
- Да, Ник, прости! Конечно, закончим! Ты, главное, должен знать: во-первых, обиды я на тебя не держу. До этого, признаюсь, ругал, ненавидел тебя за Альбину, иногда даже чуть ли не убить хотелось... Долго это тянулось, но теперь всё, отпустило... А во-вторых..., ты, Ник, тоже меня прости, прости за всё, что было после..., - он глубоко вздохнул, -  после того как... Альбина...! Я, Ник, тоже дурак был, тоже неправ, тоже вёл себя по-детски....
 
Женька еще раз вздохнул и еще не высохшими глазами снова взглянул на Никиту.

- Надеюсь, мы, как прежде - друзья? Верные? Как в кино?
- Конечно, Джон!
Они крепко пожали друг другу руки.
В воздухе повисла тягучая печальная нота расставания.
- Альбина меня просила... - начал было Никита и замолчал.
- Простить её? Помню..., - грустно вздохнул Женька.
-  Нет, она еще просила меня... написать про неё... Рассказ. - еле выговорил Никита. - Она тоже читала мои «Алмазы»...

Женька улыбнулся.

- Да, это в её стиле! Очень хотела она где-то засветиться... Ведь в её жизни при таких родителях вообще ничего светлого не было, вот и мечтала о славе!
Женька вдруг вскочил на ноги, видимо его внезапно озарило:
- А ты напиши, Ник! Прямо сейчас начни писать! Но только пусть это будет совсем другой рассказ: рассказ, написанный не в песочнице! Даёшь слово?

- Даю! - тихо ответил Никита.
Женька опять присел на край его кровати и задумчиво проговорил:
- Вот мы все смотрели на эту спецоперацию, и всё думали что авось она нас не затронет, авось её мимо нас пронесёт. А она - всех затронет, так или иначе - всех. Вот и нас с тобой затронула, и наших друзей, и наших соседей, и все мы начали что-то делать, как-то поступать: кто-то уезжает подальше, а кто-то на передний край лезет, кто-то - голову в песок, а кто-то - огонь на себя... Всех нас переехал этот тяжёлый танк войны и уже проехали его стальные грязные гусеницы и по судьбам нашим, и по нашим песочницам и «лягушатникам», и по нашим розовым детским душам...
 
Он замолчал ненадолго, и вдруг, словно встряхнувшись, совсем другим, будничным тоном велел Никите:
- Так, Ник! А теперь постарайся всё хорошенько вспомнить и расскажи-ка мне подробненько про тех двух ВСУшников, которые Альбину... Ну, которых ты видел в лесу!

***

- Здравствуйте, Никита Борисович! Я - Лара, специалист по реабилитации. Будем с вами здесь работать и выздоравливать! Как ваше настроение?
- Было бодрое! - ответил Никита. Лара сразу ему понравилась, от неё просто веяло энергией, искренностью и добротой. - А теперь стало... еще бодрее!
- Ой, как здорово! Обожаю хороший юмор и оптимизм! - радостно воскликнула Лара. - У нас с вами всё получится, я предчувствую!
- Прям-таки всё? - хитро прищурился Никита.
- Ну-у, для начала у нас с вами получится побриться и привести себя в порядок! - озорно ответила Лара, и Никите почему-то сразу вспомнилась та хитрая девушка, танцующая «Тимоню», что привиделась ему в знойном мареве полуденной Суджи в бесконечно далёком теперь августе...
- Я готов, мэм! - нарочито по-военному ответил Никита. - Разрешите проследовать в умывальню для приведения себя в порядок!
Лара звонко рассмеялась, и её смех словно растворил в душе Никиты прочно укоренившиеся там ядовито-горестные чувства, поселив в ней тоненький лучик тёплой надежды, на то, что еще всё, может быть, сложится неплохо!
«А вдруг?» - подумал он, сам не понимая, к чему этот «а вдруг» относится: то ли к его выздоровлению, то ли к появившейся только что в его жизни Ларе...
«Вау! Страницы книги моей судьбы перелистываются в этом году уж как-то слишком быстро! - сказал он себе, глядя в зеркало и намыливая щетину пеной для бриться. - Прям, еле успеваю читать...»

Через некоторое время он уже стал сильно тосковать, когда Лары не было рядом, но, когда она приходила к нему, когда возила на процедуры, на физиотерапию, на упражнения лечебной физкультуры, они много разговаривали, всё более погружаясь друг в друга и открывая друг в друге всё более и более интересные страницы.
- Писатель? Правда? Настоящий? - воскликнула потрясённая Лара, когда он сказал ей, чем занимается. - Боже! Я просто восхищаюсь людьми, у которых есть творческие способности! Они же сами по себе - целые вселенные! А что вы пишите, дадите почитать?
- Конечно! - ответил он великодушно, до глубины души тронутый словом «восхищаюсь».
Потом, каждый раз, приходя на смену, Лара садилась у его кровати и рассказывала свои впечатления о том или ином рассказе Никиты, которые он ей скидывал по одному. Никита удивился, насколько тонко она понимала его мысли, идеи, придуманных им персонажей, ситуации... Немного погодя Лара стала осторожно советовать внести какие-то поправки, изменения, и у них открылся целый новый космос увлекательнейших споров и разговоров по поводу его сочинений.
Наконец, очередь дошла до «Красных алмазов».
- Боже! - воскликнула на следующее утро Лара. - Это же про всё это, про всех нас! Как вы...? Как у вас получилось?
А в глазах её были смешанные с восхищением слёзы.   
 
Витас, ох, пардон, Виталий Палыч, втайне от Светки выбив перевод в Оренбург, быстренько, без лишних слов, не взирая ни на какие протесты перевёз туда всю свою семью. Перед отъездом они заходили к Никите в реабилитационный центр - попрощаться. Светка плакала всё время, её тяжело было расставаться с родным городом, со своими подопечными в ПВРе, с новыми подругами, с Никитой. Но Витас был неумолим в своём стремлении уехать как можно дальше отсюда!
Примерно через месяц Светка позвонила из Оренбурга, рассказала, что всё у них хорошо, а у неё даже сбылась давняя мечта - она стала учителем литературы. Но, при всех своих хороших новостях, Светка всё равно то и дело срывалась в слёзы.
- Ты-то как, Ник? - спрашивала она, всхлипывая.
- Я - нормально! - ответил ей Никита. - Времени свободного много, пишу...
- Никит, знаешь, ты так много пережил и не сломался. Ты -молодец. Я тобой так горжусь.... - и Светка снова заплакала. - От Женьки есть что-то?
- Нет, мне он редко пишет. А вот Лиза с Геной регулярно звонят, заезжают иногда, рассказывают, что Женька воюет здесь, в Курской области, живой-здоровый.
- Понятно! Ну, держись, Ник, мы - с тобой!
- Прорвёмся, Свет!

Перед Новым годом от Женьки пришла смска с фотографией. На фото - цепочка с крестиком, та самая, сорванная с шеи Альбины в лесу под Суджей.
И подпись: «Нашёл».
И вот пойми его: то ли он эту цепочку случайно нашёл, то ли тех ВСУшников...

В течение первых двух месяцев своего пребывания в реабилитационном центре Никита писал, правил, снова писал и до бесконечности шлифовал свой новый рассказ «Альбина. Бесцветная любовь.» Когда он понял, что рассказ в целом готов, то перед тем, как отправить его Женьке, он дал почитать «Альбину» Ларе, признавшись ей при этом:
- Вы же теперь для меня, как Лакия для моего Петроша...
На следующий день Лара пришла на смену в слезах.
- Это же ведь всё правда? - грустно спросила она.
- Да. - ответил Никита. - Так всё и было.
- Мне её так жалко, эту вашу героиню, она ведь ничего успела в жизни, а так многого хотела! - Лара вздохнула. - И, знаете, Никита Борисович, этот рассказ совсем не похож на предыдущие ваши рассказы. Даже на «Красные алмазы» не похож. Как-то по другому всё написано...

- Как по-другому? - нетерпеливо спросил Никита, для которого эти слова были слаще мёда.
- Мне показалось, что более...- как бы это сказать - жизненнее, что ли? Вот в «Красных алмазах» ваша Лакия - как будто на картинке нарисованная, а здесь, в этом рассказе  Альбина - живая, настоящая...
Никита на мгновенье закрыл глаза и удовлетворённо глубоко вздохнул:
«Ну, значит что-то у меня всё же получилось! Можно Женьке отправлять!»

Новый год они встречали вместе, для чего Лара специально поменялась дежурством. Для Никиты это было - как признание. Они тайком от дежурного врача выпили по бокалу шампанского и долго смаковали приготовленные Ларой многочисленные «вкусняшки».

То и дело пиликали их телефоны - приходили поздравления от родственников, друзей, знакомых. Они зачитывали вслух эти смски, попутно поясняя, кто пишет, порой даже рассказывая короткие истории... Было тепло и хорошо. Тихая радость искрилась в их глазах, подобно падающим снежинкам.
Никита прочитал смс от Светки и Витаса и, вдруг:
- О! Сам сэр Джон смс прислал!
- Тот самый, что на СВО? - уточнила Лара. - С кем вы из Суджи выходили?
- Да! Наш Жэка. Я ж ему свою «Альбину» отправил!
- Ну, и что он ответил? - полюбопытствовала Лара. - Читайте!
- Ну тут бла-бла-бла, с Новым годом! Бла-бла-бла, выздоровления и счастья.... - Никита вдруг замолк.
- Ну, что там? - удивилась Лара. - Что-то не так?
- Нет, - тихо ответил Никита. - Всё так! Вот пишет: «Спасибо за рассказ, прочитал на одном дыхании. Ты, Ник - молодец. Вылез-таки из песочницы!»
- Круто! Поздравляю! - с тихим восхищением сказала Лара и вдруг... поцеловала Никиту в гладко выбритую щёку.
Никита удивлённо взглянул на неё, но в это время телефон запиликал вновь.
Женька дописал: «Ну, по крайней мере, одной ногой - точно!»



 
     Из дневника Никиты:
«13 марта. Суджа освобождена. Не скоро, конечно, на её улицах вновь зазвучит «Тимоня», но первая нота уже прозвучала: Суджа - снова наша!
Сегодня на ЛФК я неожиданно для себя смог два раза пошевелить большим пальцем на левой ноге. На миллиметр, не больше. Устал от напряжения очень, весь был в поту. Женька тогда правильно написал: «одной ногой!»
Лара в коридоре плакала от счастья.
Как же я её люблю!»

«15 марта. Времени у меня теперь много, и я часто всех вспоминаю. Женька, Альбина, Светка...
Девочки из госпиталя: Даша, Ира и вся их многочисленная медико-волонтёрская братия. Врачи: и тот неизвестный мне знаменитый московский нейрохирург, что Женьку оперировал, и те, что мной занимались, и все они, упорно и умело отбирающие у смерти наши жизни.
Лара.
Серёга вместе со своим дедом, наши бойцы, которые освобождали Суджу и сейчас дерутся с врагом за нашу землю, за нашу свободу, за нашу победу.
Все, кто помогает нашим в тылу...
Матери и отцы, родившие и воспитавшие всех этих людей, дедушки и бабушки, отдавшие им свою последнюю мудрую любовь...

Все они - мои красные алмазы.
Наши красные алмазы.
Они бесценны, их нельзя купить.
В них течёт кровь храбрых, честных, сильных и свободных людей.
В них - добро и вера,
В них - необычайная твёрдость духа и бесконечное милосердие.
И у нас их больше, чем на всём белом свете!»


Андрей НЕМИРОВ, 25.07.2025 г., Курск

Перечитать: http://proza.ru/2025/11/04/940