Новый Кафенгауз на пути к 100-летию

«НОВЫЙ КАФЕНГАУЗ НА ПУТИ К 100-ЛЕТИЮ»


6 ноября, в 18:30, четверг, приглашаем Вас на открытие Выставки «Новый Кафенгауз на пути к 100-летию» в "Галерею на Чистых прудах" (Москва, Гусятников пер., 10, Деловой цент Торгово-промышленной палаты РФ, вход ежедневно свободный с 10:00 до 20:00 с 2 по 28 ноября 2025); предыдущая Выставка была раскуплена в течении первого часа по открытию; затем Кафенгауз исчез со всех аукционов, а следом был опустошён и весь Интернет; 4 коллекционера собрали для вас совершенно новую коллекцию произведений Художника, отреставрировали, каталогизировали, достойно оформили, опубликовав все в специально изданной к Выставке Монографии; директор Новиков, Валерий Павлович, искусствовед Киракосов, Артём Вильевич.




НОВЫЙ КАФЕНГАУЗ: НА ПУТИ К СТОЛЕТИЮ

Что вы делаете, разве это живопись? Мне есть ещё над чем поработать...
Художник Юрий Бернгардович Кафенгауз




Легендарная отечественная «Галерея на Чистых прудах» вспахивает ниву российской и зарубежной культуры уже третье десятилетие подряд с нарастающим успехом и без каких-либо антрактов. За плечами – поддержка в актуально-нужное время ныне уже абсолютной классики современного искусства: американского, европейского, азиатского, африканского. Тонино Гуэрра, Наталья Нестерова, Иван Лубеников, Анатолий Слепышев, Клара Голицина, Феликс Бух и многие, многие другие…

На этот раз галерея продолжает серию выставок к столетию Юрия Бернгардовича Кафенгауза (1929—2008) — известного монументалиста, чьи произведения стали эталонными для своей эпохи, и мастера, впервые осмелившегося открыто цитировать своими мозаиками Фернана Леже. Соединив сокровища времён года и дня, свидетелей-евангелистов, сторон света и четырёх коллекций, устроители выставки раскрывают для общества и специалистов множество ранее неизвестных сторон художника, представляя его долго разыскиваемые и наконец вновь обретённые шедевры.

Четыре живописных этюда 1954 года к дипломной работе на живописном отделении Монументального факультета Строгановки «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925 года», 1955, сразу обретшей музейное пристанище и ставшей основой панно, заказанного выпускнику Министерством культуры СССР для Государственного исторического музея, выдают в молодом живописце суриковское зачало, которое разглядел его педагог Сергей Васильевич Герасимов.
Гуашь начала 1960-х «На танцплощадке» — смелое и художественно неожиданное произведение, резкий отход от Сурикова. Зато заметно увлечение Тулуз-Лотреком, плакатистом и афишником, ярко и мощно использовавшим как композиционный каркас мощную контурную обводку, которая стала знаковым приёмом и у Кафенгауза. Почему же гуашь? Да потому, что это родной художнику материал, ведь именно им (так учат монументалистов) он работал в Строгановке семь лет.
«Юноша в красном», начало 1960-х — авторская скоропись молодого художника, выполненная так же виртуозно, как полотна кисти Анри Матисса, которыми он так восхищался.
Эскиз обложки книги (с белым ликом на чёрном фоне и полсолнцем), 1960-е. Вспомним педагогов Кафенгауза-монументалиста: руководитель Василий Фёдорович Бордиченко — не только известный мозаичист, но рисовальщик знаменитой школы Кардовского, и Дмитрий Николаевич Домогацкий — ещё и книжник. Почему же из всего сделанного в книге Кафенгаузом выделен именно этот эскиз? Потому что зачастую в эскизе художник раскрывается ярче, полнее, ближе к своему нутру и характеру, ведь эскиз делают для себя и заказчику не сдают.
«Пейзаж с розовым облаком. Якутия, город Мирный», 1969 — и вновь перед нами другой Кафенгауз: лирик, мелодист, берущий крупно чёрный контур уже как фовист, следуя Руо, Марке и ван Донгену.
«Оранжевая сидящая» (обнажённая на лимонной табуретке), из цикла «Оранжевые обнажённые», 1972. Получивший государственное признание молодой монументалист выплёскивает свою мощь цельным отдельным корпусом больших листов; возможно, перед нами лучший из них.
«Вольно возлежащая обнажённая» из цикла «Оранжевые обнажённые», 1972. Обратите внимание: произведение выполнено исключительно «горловинами раскрытых металлических туб красок». Впервые в истории искусств мы, каталогизируя эти коллекции для монографии Кафенгауза, которая издается специально к данной выставке, именно так и записываем в каталожных данных произведений.
«Строительство», середина 1970-х. Художник обретает свой уникальный язык, проявляет мощный темперамент гражданина, остро переживающего бурление жизни за окном. Меняется и материал — теперь это казеиново-масляная темпера, а в композиции появляются энергичные диагонали.
«Коленосклонённый и луч», середина 1970-х — произведение, говорящее о сложном духовном поиске правды, выраженном художником энергетически прямо.
«Ломающий стены тюрьмы», конец 1970-х. Этого тихого, улыбчивого, скромного, предельно честного человека трудно было представить протестующим, но вот...
«Цвета», 1975—1977, из цикла «Горячие эмали» — металл, авторский «подготовленный» цветной шликер из смальты, авторский обжиг. Кафенгауз формулирует и отражает весь спектр своей души в сотнях, тысячах оттенков сложносочинённых и составленных цветов одной-единственной повторяющейся композиции «Яичная глазунья по “Чёрному квадрату” Малевича», заодно по пути укладывая на лопатки Ротко, так и не научившегося как следует смешивать краски.
«Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925 года», 2004. Художник возвращается назад ровно на 50 лет и пишет заново тему своей дипломной работы, только на этот раз так, как хочется ему самому. В его живописи мы отчётливо видим тех, кто его учил и вёл по жизни: первого строгановского учителя Александра Васильевича Куприна, бубновалетовцев абрамцевской школы, Роберта Рафаиловича Фалька и Константина Фёдоровича Юона, у которого учился живописи и отец Юрия Бернгардовича, видный историк, доктор и профессор МГУ Бернгард Бернгардович Кафенгауз, и его родная тётка, первая наставница живописца с 15-летнего возраста, звезда русского авангарда Надежда Андреевна Удальцова. Тогда, 50 лет назад, очередной в русской культуре Толстой обвинил Кафенгауза в том, что в его дипломной работе «в композиции есть налёт манерности, сказывающийся в некоторых фигурах, в немного наигранной экспрессии форм, в нарочитой лёгкости и элегантности живописного выполнения», — и Юрий Бернгардович, поддакивая критику, завершает этим полотном свою живописную карьеру: подчёркнуто экспрессивно, легко и элегантно!
«Галерея на Чистых прудах» продолжает собирать, исследовать, открывать новое в уже, казалось бы, хорошо известном, реставрирует, каталогизирует, рамирует, сохраняет, экспонирует и популяризирует мастеров, музеефицируя, помогая наследникам и владельцам находить новые постоянные места хранения произведений достойных авторов.

Артём Киракосов, куратор выставки, независимый критик


Выставка работает со 2 по 28 ноября 2025 года ежедневно с 10:00 до 20:00 по адресу: Москва, Чистопрудный бульвар, 5 (вход со стороны Гусятникова переулка), Деловой центр Торгово-промышленной палаты РФ; вход свободный; телефон: +7 (985) 928-85-74; e-mail: cleargallery@gmail.com; сайт: cleargallery.ru




НОВЫЙ КАФЕНГАУЗ НА ПУТИ К СТОЛЕТИЮ

Что вы делаете, разве это живопись? Мне есть ещё над чем поработать...
Художник Юрий Бернгардович Кафенгауз



01 \ 34
ГЛАЗУНЬЯ НА ЧУГУННОЙ СКОВОРОДКЕ

Какой он, Юрий Бернгардович Кафенгауз, художник-монументалист? Каким он останется в истории искусств? Каков будет его знак, портрет, след в целой серии тех эпох, что ему довелось пережить? Что сделал он наиценнейшего? Что выделяет его из привычного ему круга?
У каждого из нас, людей творческих, есть финальное, посмертное лицо.
Художник, которому посвящена эта книга, всё время так тепло, искренне улыбается всем нам своей искромётной, солнечной улыбкой. Тем и останется в веках...
Взгляните на безупречно выполненные им в 1980-х картоны оформления фасадов Каменец-Подольского кабельного завода: какую связь вы улавливаете между цветами-эмалями, сделанными художником как бы для пробы палитры, и мрачными колоритом картонов? Правильно: никакой!
Думается, что сохранившиеся лишь на фото каменец-подольские картоны (опубликованы на стр. 80–81 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009) раскрывают эту тайну: почему художник, найдя себя, свою исключительную индивидуальность именно в них, уже совсем далёких от стилистики и духа яркоцветного Леже и даже от возлюбленных им мексиканцев-революционеров — Ороско, Сикейроса, Риверы, Тамайо и других, — так и не завершил эту свою великую, смеем сказать, итоговую работу? Каменец-подольские картоны — столь личные по сформулированному в них трагическому переживанию меняющегося времени. По-настоящему лихие 1970-е (в отличие от 1990-х, которые были вовсе не лихими, а бандитскими, преступными, кровавыми) и покойные 1980-е сменялись каким-то мрачным предчувствием, отражённым в страшной энергетике этих тяжёлых по духу картонов. Надвигалась перестройка, обозначенная поначалу конфликтами, затем национальной резнёй, а следом и полномасштабными войнами: 1990-е — это ужас от переживания череды Чеченских войн, переданный Кафенгаузом в монументальном живописном триптихе «Победа и мечты о мире. Чечня» (триптих, 2001, 2004; опубликован на стр. 120 и 121 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009). Разве чувство обманет художника, а тем более такого чуткого и честного, как Юрий Бернгардович?
Он увлёкся — и ушёл с головой, полностью погрузившись, как при таинстве Крещения, в магию творимого им цвета. И сколько бы вы ни искали теперь в глубинах интернета, найдёте лишь один-единственный снимок: Юрий Бернгардович, будто солнце заглотил, смеётся широко-широко...
Каков же символ этого гордого и отважного автора? Ах, так вот же он, найден им самим! На что похожи его пробники эмальера? Тогда, в 1970-х, как, впрочем, и сейчас, этим наскоро напитывались в мастерской каждого советского художника: на чёрной как смоль, тяжеленной чугунной сковороде жарится — не горячими ли яичными кругляками-эмалями сердечного приступа в любви? — всепобеждающая, королевская, самая совершенная на свете, желторотая, сияющая своими очами-солнцами яичница-глазунья!

02 \ 34
НОВЫЙ НА ЧИСТЫХ: ИСКУССТВО ЕГО — С ЧЕЛОВЕКОМ

Ноябрьская выставка «Новый Кафенгауз на Чистых прудах» — это, бесспорно, свежий взгляд на творчество художника Юрия Бернгардовича Кафенгауза (28.12.1929, Москва — 26.01.2008, Москва), известного монументалиста, автора давно раскупленной приятной интерьерной живописи (цветы, пейзажи) и программных философских диптихов, триптихов и полиптихов на темы войны и мира, всегда актуальные для русского сознания (а тем более в 1990-е в стране, истекающей кровью войн: тогда — Чеченских, сейчас — иных…). Эта выставка позволяет с неожиданного ракурса взглянуть и по-новому осмыслить обширное наследие художника.
Мы показываем его опыты в технике горячей эмали — не только как вершину его самовыражения, спектр и радугу его души, но и как финальное высказывание художника (после и в результате которого он получил тяжелейший обширный инфаркт, а это означает потерю энергетики для цветовика-борца). Этот самодостаточный и завершённый опыт, ранее абсолютно не ценимый и бездумно раздариваемый, достоин отдельного серьёзного экспонирования.
Теперь эти работы собираются нами, формируются в коллекции, обрамляются, объединяются общим принципом рамирования и паспортизации (как системы каталогизации и одновременно оформления в паспарту), комментируются и вызывают всеобщее восхищение.
Юрий Бернгардович видится нам не членом секции, пусть и весьма почтенной, «монументальной», но мастером, вписанным в международную традицию, берущую начало в американском искусстве 1950-х — абстрактном экспрессионизме Горки, Поллока и Ротко, который позже органично переместился в Германию.
Помня про эти художественные корни художника, предположительно, немецкие, а не только французские и мексиканские, и вглядываясь в суть тех ярких, открытых красок, которыми он «говорил» — это прежде всего классическая полиграфическая трёхцветка с каркасным чёрным (рисующим, «ксилографичным», необходимым четвёртым цветом), — мы заметили его внутреннее родство с немецкой группой «Синий всадник» (1911 — 1914, Мюнхен), особенно в пластическом напряжении, лепке и обработке формы на плоскости, в цветовых характеристиках того настроя, что создают его произведения. На наш взгляд, особенно родственны темпераменту Кафенгауза художники Август Макке и Франц Марк. Несомненна и его глубокая духовная связь с русским крылом «Синего всадника»: Василием Кандинским, Алексеем фон Явленским, Марианной Верёвкиной. Во время краткого периода преподавания в обычной художественной школе (через два месяца его, спохватившись, выгнали) Юрий Бернгардович часто приводил в пример ещё одного видного участника «Синего всадника», неподражаемого дадаиста, что рисовал, бывало, двумя руками сразу, закрыв глаза, — Пауля Клее.
И наконец, Кафенгауз — яркий шестидесятник, типический, но один из самых характерных. Это он стал работать чёрным проволочным контуром, как истый сварщик, оборачивая свои персонажи и антураж в жёсткие, ломкие, мощные обводки! Представляемая «Галереей на Чистых прудах» коллекция графических произведений тех лет (1960-е) — редчайшая, возможно, последняя находка: на нашей предыдущей выставке к 95-летию мастера Кафенгауз был раскуплен весь и мгновенно. В его исполнении производственные темы советского периода смотрятся как личное откровение, как искренний порыв творить будущее, счастливое и социально справедливое.
1972 — краткий взлёт: художник рисует с натуры, на чистом подъёме и вдохновении, целый корпус работ с обнажёнными моделями, портреты, головы величиной больше натуральных. Так он создаёт ещё одно своё лицо. Художественные качества этих скорых (иногда почти минутных!) опусов очень высоки.
За всем этим энергетически мощным действом стоит характер человека вдумчивого, погружённого глубоко в себя, волевого. Вот что важно: Кафенгауз серьёзный, цельный, не шуточный, но при этом очень интеллигентный автор. В нём вы не встретите ни «яканья», ни позы, свойственных многим. В общении он обходительный, сдержанный и чрезвычайно комфортный. Люди очень тонко чувствуют это, потому и хотят иметь работы Юрия Бернгардовича у себя дома — ведь это почти как жить вместе с надёжным и тёплым другом или партнёром. Искусство его — с человеком.
На этом, конечно же, Кафенгауз не заканчивается — впереди ещё Кафенгауз-книжник и многое другое, что галерея планирует показать весной / осенью 2026, да и 100-летие Юрия Бернгардовича не за горами.

03 \ 34
«А ТЕ, КТО ПОСЛЕ НАС, УЖЕ ЕДЯТ!»

В первые несколько мгновений в руки исключительных счастливчиков перешли «удальцовские обнажёнки». В этом нет ничего странного: Юрий Бернгардович, племянник и ученик Надежды Андреевны Удальцовой, был чрезвычайно плодовит, иногда за какие-то минуты рождая цельный и совершенный образ. Такова их порода: по материнской линии все четыре сестры Прудковские — художницы, причём самой знаменитой в своё время была не Надежда (в дальнейшем Удальцова), а старшая, Людмила. Следом за обнажённой натурой ушли эмали: сначала знаменитые квадраты со стен, а затем и остатки с витрин. Рынок «рухнул», но в обратную сторону: цены не поползли вниз, а взлетели вверх, по дороге обрастая дополнительными нулями.
Вы когда-нибудь выстаивали часовые очереди, чтобы купить что-то на московской выставке никем прежде не замеченного художника? Не обошлось тут, конечно же, без красивых глаз директора галереи Валерия Павловича Новикова с его безупречной многолетней репутацией кристально честного человека и известного ценителя красоты, в том числе живописной. У него были заготовлены красные кружочки (пара десятков, на всякий случай), чтобы, как это принято, клеить их на то, что куплено. После того как они были израсходованы в первые минуты, пришлось нарезать разноцветных, но и тех хватило ненадолго.
«А те, кто после нас, уже едят!» — цитируя великого Владимира Семёновича Высоцкого, зашумел в очереди сначала едва слышный, а затем весьма дружный хор недовольных. И хотя потасовки не случилось (среди своих как-то не пристало), но галерейские, быстро смекнув, начали прямо на глазах поднимать цены. А что же народ? Он не безмолвствовал, он бурлил! И продолжал брать. Так «Галерея на Чистых» побила все рекорды и положила на лопатки все аукционные дома, меняя безо всякого стыда ценники и многажды поднимая планку возможного и невозможного. Наутро голодные до Кафенгауза очистили от него и весь мировой интернет, так что там его теперь искать бесполезно.
Но и это ещё не всё. Наследники тоже спохватились: а нам, а как же мы? И потащили обратно в закрома своё, законное, Кафенгаузово...
Злые языки поговаривают, что виной такого ошеломительного успеха стал не только сам маэстро Новиков, но и какой-то его заместитель, странным образом просочившийся в «Галерею на Чистых» и своей красочной речью произведший среди доверчивой публики завораживающий гипнотический фурор. Уж не Артём ли то был Киракосов, восточный такой? Речист, носат, хитёр, и не он ли пишет эту самую статейку?
Так или иначе, Кафенгауз закончился.
Отстояли лишь одну работу, самую прекрасную, с пригласительного плаката, висевшую сразу при входе: «Крыши Старого Арбата» (Лунатик. Вид на площадь Восстания), 1961 (опубликовано на стр. 29 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009).
Похоже, что вошедший во вкус директор Новиков вскоре начнет делать выставки Кафенгауза непрерывно, одну за другой. Почему нет? Успех он любит, а сил хоть отбавляй. Так что, если у кого есть / остался (самим чур не рисовать) Кафенгауз, скорее несите, не тяните!
Теперь вы понимаете, откуда взялся «Новый Кафенгауз»: нашу ноябрьскую выставку народ просто стребовал с Новикова по принципу «хошь не хошь, а вынь да положь». А разве может Новиков не выполнить того, чего пожелают страстные прихожане и прихожанки его галереи и расположенной под ней пиццерии Andy’s Friends (многие подозревают, что это совместные предприятия, причем кто кого лучше кормит, ещё неизвестно)?

04 \ 34
«ЧЕТЫРЕ СЫРА»

— Раз выставка называется «Новый Кафенгауз», значит Юрий Бернгардович новые картины для нас нарисовал?
— Нет, он-то сам больше не рисует, это мы просто другие картины принесли, которые раньше не показывались.
— Какое ёмкое, чудесное, символическое название вы придумали — «Четыре коллекционера»: как четыре стороны света, четыре времени года и дня, четыре евангелиста...
— Спустились мы вниз после выставки, открыли меню, а к нам официант подлетает (нас как раз четверо было, новых владельцев Кафенгауза): «Возьмите нашу фирменную пиццу “Четыре сыра”, не пожалеете!» Ну, мы и не пожалели! Так и название пришло.
— А правда, что те, кто на Рублёвке, дома за границей побросали, виноградники в Италии продают, меняют гражданство обратно на наше, российское, и бегом на Родину возвращаются, чтоб только Кафенгауза скорей заполучить?
— Не врут! И аукционные дома сиротствуют, и Авито: чем теперь торговать, Кафенгауз закончился на корню.
— Последние сам Новиков забрал. Теперь сидит на них, атаман, и молодеет на глазах. Зачастил в бассейн, делает пробежки до метро и не уступает! От дамочек, желающих купить, комплиментами отбивается, мол, «носил бы тебя каждый день на руках, но Кафенгауза у меня для тебя до выставки нет, клянусь». Всех так крутит. Говорят, у него есть какая-то бумага и печать от Кафенгаузов, и в следующие десять лет что он отштампует, то Кафенгауз, подлинник: подделка не пройдёт.
— Хоть сам себе рисуй с горя.
— Да и не сложно: взял четыре шариковых ручки и давай.
— А печать-то у Новикова?
— О, это вам не экспертиза от «Грабаря», живым он не дастся: коммунистом был, голодал, войну прошёл ребёнком!
— Чист.
— Как стакан русской водки...
— Ну, мы все отдаём себе отчёт, что не художник важен — не его берут, в конечном счёте.
— Это как же так?
— А так. Смотрим в глаза Новикова и покупаем, заворожённые, как в гипнозе! Он ещё ни слова не проронил, а мы уже...
— Продажник, каких свет не видывал!
— Репутация и совесть — кристальны.
— Чемпион! Он, говорят, последнего Кафенгауза с повышением за минуты отдавал. Очередь к нему часами по коридорам в «Деловом центре» стояла, все хотели! А потом Кафенгаузы спохватились, что весь Бернгардыч на открытии распродан, а потомкам ничего. Старые владельцы тоже очнулись и давай изымать купленное назад! Такого ещё ни один аукционный дом не видывал. История искусства задымилась на глазах...
— Похоже, что теперь у них Кафенгауз через раз будет выставляться.
— Пора Бернгардычу опять за кисть браться — отдохнул и хватит.

05 \ 34 
INTRODUCTIO: ДАЙ МИРУ СВОИ ГЛАЗА И УСТА ЕГО ВИДЕТЬ И ОПИСАТЬ

Изучать, анализировать, говорить и писать можно и нужно как о гениальном, так и об обычном: о звёздах и о фоне, о личностях и об атмосфере в обществе, которая порою их просто душит, стремясь стереть в порошок, об общей среде и о возможности ей как-то противостоять. Цитируй персонально и приводи расхожие мнения, тайное и явное рассматривай, правильное и неправильное помечай, о хорошем и плохом рассуждай, об удачах и провалах кричи, движения и направления не пропусти, одиночек не обойди, дар и серость фиксируй, о талантах и середнячках не забывай, о явлении и рядовом застое помышляй, о взлётах и падениях суди да ряди без утайки и трусости, о нудности и безвременье строчи, обо всём, не упустив центрального и никакой мелочи, сообщай и провозглашай в эфире: о войнах и мире, любви и ненависти — томясь жаждою истины, пути и жизни, гори, но не молчи! Историк и критик, бейся сердцем и пером, своё и чужое перекладывай в речь, в письмо. Разбираясь в главном, вникай в мельчайшие детали: дай миру свои глаза и уста его видеть и описать!

06 \ 34
ДОСТОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК, САМОРЕАЛИЗОВАВШИЙСЯ ПОЛНОСТЬЮ

Выставка Юрия Бернгардовича Кафенгауза (1929, Москва — 2008, Москва) к 95-летию со дня рождения, прошедшая год назад в «Галерее на Чистых прудах», не могла остаться без отклика — там было о чём поразмыслить и что обсудить.
Юрий Бернгардович родился в семье художников. Сын художницы Тамары Андреевны Кафенгауз (в девичестве Прудковской) и Бернгарда Бернгардовича (Бориса Борисовича) Кафенгауза — не просто известного историка, но ученика импрессиониста Юона и талантливого портретиста, покрывавшего, подобно Пушкину, поля своих исторических рукописей портретными зарисовками, натурными и по памяти, с близких, друзей, знакомых и родственников. Наставницей Юрия Бернгардовича с 15-летнего возраста была его тётка, звезда русского авангарда Надежда Андреевна Удальцова, тоже, как и отец Юрия Бернгардовича, учившаяся у Юона. Юный Кафенгауз вырос и сформировался как человек и художник, созерцая висевшие на стенах родительского дома картины всех четырёх сестёр Прудковских: Людмилы, Варвары, единственной из них ныне широко известной Надежды (по первому браку Удальцовой) и Тамары, мамы Юрия. Он — семейная гордость и один из лучших студентов Александра Васильевича Куприна и Сергея Васильевича Герасимова, блестящий выпускник живописного отделения Монументального факультета прославленной Строгановки, покоривший выставочный Олимп ещё на третьем курсе.
Кафенгауз — исключение из всех правил, существовавших для деятелей культуры в СССР: через год после окончания учёбы он был принят без испытательного срока в Московское отделение Союза художников СССР и сразу получил заказ от Министерства культуры. В его судьбе участвовали Игорь Эммануилович Грабарь, Роберт Рафаилович Фальк, Гелий Михайлович Коржев, абрамцевские живописцы, заметные деятели науки, культуры и литературы ХХ века, писатели Павел Петрович Бажов и Илья Григорьевич Эренбург. Он — зеркало своего времени: яркий «пятидесятник» со студенческой скамьи, напитавшийся традициями русской реалистической школы; «шестидесятник» — молодой живописец эпохи «оттепели»; «семидесятник» — монументалист, создавший классику стиля и художественные приёмы своего времени; технолог, показавший / открывший, что «горячие эмали» — не только прикладное искусство и «ювелирка», но потенциально — техника масштаба станковой, чисто абстрактной живописи по металлу; скульптор, отказавшийся не просто от предметности, но и от знаковой условности, сведя окончательную форму к случайности вязки металлического полотна, полосы или проволоки. Он был скромен, тих, трудолюбив, предельно честен перед собой и материалом, в котором трудился, и по всему поведению в жизни — достойный человек, самореализовавшийся полностью.

07 \ 34
ЕГО ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО, СЛАВА БОГУ, — НЕ «ЧИСТАЯ СТРАНИЦА»

Художник остаётся в памяти, если его близкие и родные верно и самоотверженно ведут себя не только при его жизни, но — и это куда важнее — после неё. Уже через год после кончины Юрия Бернгардовича Кафенгауза его наследие было каталогизировано, а также издана монография (альбом со статьями, заметками, репродукциями и фото). Благодаря этому его творчество в целом хорошо известно, хотя и недостаточно изучено и осмыслено, что мы в меру своих сил пытаемся исправить. Сотворённое художником за всю жизнь было представлено зрителю на шести посмертных персональных выставках (при единственной прижизненной персональной выставке 2004 года к 75-летию художника на Кузнецком, 20), выпущены компакт-диски, создан сайт, и, слава Богу, теперь главное о его жизни и творчестве известно и доступно зрителю.

08 \ 34
ПРОИСХОЖДЕНИЕ И НАЧАЛО: 1920-е — 1940-е

Рисовальщик, эмальер, монументалист, технолог, книжник, скульптор и педагог Юрий Бернгардович Кафенгауз родился 28 января 1929 года в Москве, в семье известного советского учёного, доктора исторических наук, профессора Исторического факультета МГУ Бернгарда Бернгардовича (Бориса Борисовича) Кафенгауза, всю жизнь рисовавшего и в юности учившегося живописи, как и знаменитая старшая сестра его супруги, звезда русского авангарда Надежда Андреевна Удальцова (в девичестве Прудковская), у самого Константина Фёдоровича Юона, и замечательной тонкой художницы, мастера акварели, пейзажиста и иллюстратора Пушкина, Диккенса и Гофмана Тамары Андреевны Кафенгауз (в девичестве Прудковской). Ещё две сестры Прудковские, Людмила Андреевна и Варвара Андреевна, тоже были художницами; картины всех четырёх сестёр висели в доме Кафенгаузов, формируя вкус маленького Юрия. Несомненно, мальчик не только этически, но также эстетически и художественно воспитывался именно своими родителями, о чём свидетельствуют его известные графические опусы, в которых заметно их творческое родство (в цикле «Оранжевые обнажённые» — с матерью, в цикле портретов «Большие головы» — с отцом).
В 1944 году Надежда Андреевна стала для 15-летнего Юрия первым настоящим учителем и репетитором для поступления в Строгановку. Для мальчика из семьи художников это довольно позднее начало. Да и попасть в прославленную Строгановку весьма и весьма непросто: никакой псевдохудожественности там не терпят — ни во время приёмных экзаменов, ни после. Поэтому поступление Юрия Бернгардовича в Строгановку с первой попытки без прохождения учёбы в начальном (школа) и среднем (училище) художественных образовательных заведениях — несомненный педагогический успех Надежды Андреевны Удальцовой. В этих славных стенах Юрий Кафенгауз провел семь последующих лет, с 1948-го по 1955 год.
Возможно, в 1948 году Юрий Бернгардович поступил сначала на двухгодичные подготовительные курсы, куда принимали с неполным средним образованием, а следом уже — в саму Строгановку . Известно, что во время обучения в вузе он «перепрыгнул» один курс. Тогда становится понятно, почему Юрий Бернгардович учился в Строгановке семь лет: два года — среднее художественное образование (курсы) плюс пять (а не шесть) — высшее. Естественно, это лишь наша догадка, нуждающаяся в дополнительном документальном подтверждении.

09 \ 34
«УДАЛЬЦОВСКИЕ ОБНАЖЁННЫЕ»: ВЫРОСЛО БРУТАЛЬНОЕ НАЧАЛО...

Забегая вперёд, в 1972-й год, можно сказать, что именно учительство великой тёти Надежды Андреевны Удальцовой оставило, на наш взгляд, наиболее яркий и заметный след в творчестве Кафенгауза в виде графической серии женских «Оранжевых обнажённых» моделей, продолжившей традиции одновременно классического русского и европейского авангарда. В них мы узнаём — по пластике, приёмам, построению формы, объёма и пространства произведения — не только Удальцову, но и Татлина, и Маяковского, и вырезки из цветной бумаги — аппликации Матисса. То, под чем уже лежит готовый остов, некий опыт таланта, предыдущая практика созидания, всегда получается сильнее. Интересно, что лирическая, нежная, чисто живописная, скромная, если можно так выразиться, линия, которая отличает графические листы матери Юрия Бернгардовича Тамары Андреевны, никак не проявилась, не отложилась и не проросла в художнике. Отчего? На этот вопрос есть универсальный ответ: характер! Выросло брутальное начало...

10 \ 34
РАССМОТРИМ СТРОГАНОВСКУЮ ШКОЛУ

Рассмотрим строгановскую школу, Отделение монументальной живописи МВХПУ, учёбу на котором так внимательно и серьёзно воспринял Кафенгауз, поскольку именно учителя могут многое рассказать о пути ученика. Живописному станковизму Юрий Бернгардович учился у Александра Васильевича Куприна (1880—1960), у которого на всю жизнь перенял живописные приёмы его самого и других бубнововалетовцев; именно от Куприна, а позже от Франца Мазереля и мексиканских монументалистов — Ороско, Риверы, Сикейроса, Тамайо — в работах Кафенгауза появляется подчёркивание с обработкой каждого элемента в чёрное. От Василия Петровича Комардёнкова (1897—1973), заведующего кафедрой живописи, художника, авангардно работавшего в кинематографе (29 кинокартин) и в театрах С.И. Зимина и А.Я. Таирова, Кафенгауз перенял ощущение пространства сценическим. От Дмитрия Николаевича Домогацкого (1910—1982), графика, пришла книжная, иллюстраторская линия. Сергей Васильевич Герасимов (1885—1964) — ещё один прославленный педагог Кафенгауза, ректор МВХПУ, начинавший как импрессионист, ученик К.А. Коровина и С.И. Иванова, академик, народный художник СССР, доктор искусствоведения, лауреат Ленинской премии, председатель правления МОСХа, первый секретарь правления Союза художников СССР. Герасимов умело сочетал должности и карьерный рост с умным, образованным и ёмким либерализмом, который сумел деликатно передать своим студентам как наставник и покровитель. Кстати, он всячески помогал своему ученику Кафенгаузу и после учёбы. И наконец, руководитель дипломной работы Юрия Бернгардовича (монументального полотна «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925-го года») Василий Фёдорович Бордиченко (1897—1982) — не только известный мозаичист, оформлявший ведущие объекты СССР, такие как Московский метрополитен и ВДНХ, но и многоопытный книжный иллюстратор и блестящий рисовальщик реалистической, передвижнической школы, ученик известного педагога Д.Н. Кардовского, обучавшийся в «Студии на Тверской» (1922—1930) К.П. Чемко. Отсюда выполненные монохромно (этот цветовой ход был подсказан Кафенгузу учителем ещё на студенческой скамье, но не соблюдался художником после выпуска) сыпучими рисовальными материалами с подтонировками и подкладками однородным цветом (уголь, сангина, соус, сепия) виртуозные характерные подготовительные рисунки Юрия Бернгардовича к его итоговому ученическому произведению, которое имело феноменальный успех, в чём немалая заслуга принадлежит его руководителю.

11 \ 34
ОШЕЛОМИТЕЛЬНЫЙ УСПЕХ СТРОГАНОВСКОГО ТРЕТЬЕКУРСКНИКА

Ошеломительный успех, открывший, увы, не реализованную затем выставочную карьеру Кафенгауза (у него была лишь одна, спустя, представьте только, 50 лет творчества предсмертная итоговая персональная выставка — в 2004 году на Кузнецком, 20), пришёл к нашему студенту значительно раньше — за пару лет до окончания Строгановки. Его живописное произведение 1953-го (именно эта авторская дата создания указана на лицевой стороне, как видно на архивном ч/б фото) — 1954 (?) года «Кореянка», 88,0 х 64,0 см, выполненное в технике энкаустики, в 1954 году экспонируется на 1-й Выставке произведений молодых художников Москвы и Московской области, а затем, в том же 1954-м, выставляется в главном национальном музее страны — Государственной Третьяковской галерее — на Всесоюзной художественной выставке и тогда же покупается Министерством культуры СССР.
Через год, в 1955-м, оно взлетает ещё выше и попадает в Варшаву на Международную выставку искусства социалистических стран, а на следующий год, в 1956-м, направляется во владикавказский Художественный музей имени М.С. Туганова, где хранится и сейчас. И что уж совершенно поразительно, через несколько лет после своего создания, в 1958 году, эта ранняя энкаустика Кафенгауза экспонируется среди важнейших произведений первой половины ХХ века на Всемирной выставке «50 лет современного искусства» в Брюсселе. Чем объяснить это, как не тем, что художник способен хорошо работать уже в ранней молодости, и порою лучшие свои вещи создаёт в самом начале, когда он максимально восприимчив? В успехе «Кореянки» 24-летнего Юрия есть большая заслуга его учителей, а если мыслить ещё шире, то и всей традиции русской реалистической школы.

12 \ 34
ГРАБАРЬ НАСТАВИЛ УЧИТЬСЯ ИСТОРИИ ИСКУССТВ В МГУ

К годам учёбы на дневном отделении живописи Монументального факультета Строгановки следует добавить ещё и пройденные параллельно три года учёбы на заочном отделении истории и теории искусства Исторического факультета МГУ. Думается, что определяющим в решении учиться искусствоведению стало не только то, что отец Юрия Бернгардовича был историком и профессором МГУ, но и общение в семейном кругу с Игорем Эммануиловичем Грабарём — искусствоведом, художником и реставратором. Также несомненно, что интеллект будущего мастера активно формировали встречи с Робертом Рафаиловичем Фальком и другими художниками абрамцевского ряда, с литературоведом Арсением Владимировичем и искусствоведом Михаилом Владимировичем Алпатовыми, писателями Павлом Петровичем Бажовым и Ильёй Григорьевичем Эренбургом, а также с историками — близкими друзьями отца. Поэтому неудивительно, что масштабное дипломное полотно Кафенгауза «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925-го года» с исторической точки зрения выполнено безупречно и отличается предельной научной достоверностью, ведь историками-консультантами при его создании были друзья отца художника Милица Васильевна Нечкина и Анна Михайловна Панкратова.

13 \ 34
1950-е

Четыре коллекции представляют на выставке и в альбоме четыре ранних живописных этюда к дипломной работе Юрия Бернгардовича «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925 года» по кафедре монументально-декоративной живописи Факультета монументально-декоративного и декоративно-прикладного искусств РГХПУ имени С.Г. Строганова (названия современные). Это «Этюд солдата, держащего ружьё» (с тремя руками), «Граф Михаил Андреевич Милорадович, в седле», «Этюд со спины воинского обмундирования, кителя с эполетой и эфесом сабли» и «Оплечный этюд офицера со спины в профиль», выполненные, по всей видимости, в 1954 году. Отчётливо виден мощный суриковский замах яркого, перспективного автора, чья энкаустика «Кореянка» за год до этого, в 1953-м, стала поистине знаменитой, взойдя на первые четыре ступени (две отечественные и две зарубежные) выставочной жизни и сразу сделав Кафенгауза заметной фигурой среди студентов-живописцев.

14 \ 34
СРАЗУ ПРИНЯТ В СОЮЗ ХУДОЖНИКОВ И ПОЛУЧАЕТ ЗАКАЗ ОТ МИНИСТЕРСТВА КУЛЬТУРЫ СССР

Следующие шаги Кафенгауза можно охарактеризовать как очередные феноменальные успехи: на следующий год после окончания Строгановки, в 1956-ом, его сходу, без обычного обязательного кандидатского стажа (каждому будущему члену Союза художников необходимо было пройти трехлетний кандидатский период) принимают в Московское отделение Союза художников СССР. Кроме того, подготовительные картоны (тут мы уже обоснованно используем монументальный термин) Кафенгауза для очередной Всесоюзной художественной выставки привлекли внимание Министерства культуры СССР, и оно заказывает выпускнику на основе его дипломной работы, полотна-эскиза к росписи зала Государственного исторического музея «Культура ХIХ века», картину размером 145,0 х 320,0 см за астрономическую сумму 50 000 рублей, с её возможным (так прописано в договоре) увеличением.

15 \ 34
ПЕРВАЯ ПОДНОЖКА ОТ СВОЕГО НУТРА

Работа завершается не в срок — лишь в 1961 году. Шесть лет художник не может сдать заказанное ему полотно. Договор пришлось продлевать трижды, и от полной катастрофы своего бывшего студента спас только сам Сергей Васильевич Герасимов, понимавший, что «Боярыню Морозову» Кафенгаузу не написать, а работу надо обязательно сдать — на том уровне, который есть, лишь бы не погибнуть в перспективе.
Напрашивается простое объяснение: Кафенгауз как художник быстро эволюционировал от условно-передвижнического стиля (Кардовский / Суриков) к современным ему приёмам «шестидесятников», как западных, так и отечественных. Будучи человеком искренним и честным, писать так, как его научили в строгановской Alma mater, он уже органически не мог. Доказательством тому может служить его живопись 1960 — 1961 годов, явно и остро противоположная его заказной работе. Взгляните только: «Дочь Бела», 1960, опубликовано на стр. 30 в альбоме «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009, или «Крыши Старого Арбата» (Лунатик. Вид на площадь Восстания), 1961, опубликовано на стр. 29 в альбоме «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009 — авторская манера Кафенгауза уже разительно отличается от студенческой, фактически соцреалистической живописи сталинского типа, ярким апологетом которой был учитель Кафенгауза Герасимов. В итоге заказ всё-таки удалось сбросить, хотя автор был явно не удовлетворён результатом (Архивно-художественный фонд ГВМЦ РОСИЗО, Москва, иркутский Дом-музей декабристов (?)). Такова была первая подножка, которую Кафенгауз получил от своего нутра.

16 \ 34
КНИЖНИК, ВОСПИТАННИК КНИЖНИКОВ

Для нас Кафенгауз — известный монументалист и станковый живописец, однако его педагоги — не просто рисовальщики, но книжники (а супруга Лилиана Иоганнес-Эдуардовна Бреверн — маститый переводчик). Выставка и монография показывают нам, как Юрий Бернгардович в поте лица трудился на ниве книги, привнеся в иллюстрацию свою фирменную, взятую от великого монументалиста ХХ века Фернана Леже, мощную проволочную конструкцию композиций, выстроенных по плакатному строю: строго, чётко, монументально. Их можно сколь угодно увеличивать, и тогда они заговорят как масштабные стены. И до чего же требователен их автор: казалось бы, уже всё совершенно, но Юрий Бернгардович всё ищет и ищет! Во всех четырёх коллекциях мы находим опыты, в том числе эскизы, книжных обложек, иллюстраций и заставок.

17 \ 34
КАФЕНГАУЗ — НАСЛЕДНИК ПО «МЕТРОПОЛЮ»: ВРУБЕЛЯ, ГОЛОВИНА, ЧЕХОНИНА, АНДРЕЕВА И ВАУЛИНА

Несмотря на презрительное советское отношение к иностранцам, сформулированное Сталиным («иностранцы — засранцы»), всё самое лучшее мы традиционно старались предъявить именно им. Гостиница «Метрополь» и сейчас — весьма броская вывеска! Это детище Русского модерна, возведённое в 1898 году по заказу строителя железных дорог Российской империи, предприимчивого инвестора и родителя этого стиля Саввы Ивановича Мамонтова, красуется прямо напротив Кремля, на Театральной площади и площади Революции. Знаковое место эпохи, связанное, помимо политиков такого уровня, как Ленин, Троцкий, Свердлов, Калинин, Чичерин и Бухарин, с громкими именами отечественной и зарубежной культуры: Репиным, Брюсовым, Белым, Есениным, Мандельштамом, Прокофьевым, Куприным, Вертинским, Шоу, Брехтом и другими. Гостиница и по сей день — бесспорный пример мастерства и эталон нашего архитектурного, монументально-декоративного, декоративно-прикладного, оформительского и теперь уже реставрационного искусств.
И что бы вы думали? Ответственную задачу оформления Центральных железнодорожных касс СССР и Европы в гостинице «Метрополь» поручают герою нашей книги, молодому перспективному монументалисту Юрию Бернгардовичу Кафенгаузу, с чем он успешно справляется уже в 1965 году. Чтобы прочувствовать степень ответственности за качество художественного решения и его воплощения, вспомним, что Кафенгауз продолжил в «Метрополе» труды своих предшественников — великих живописцев, графиков, скульпторов, керамистов. Только вдумайтесь, что это были за имена: М.А. Врубель, А.Я. Головин, С.В. Чехонин, Н.А. Андреев, П.К. Ваулин.
Авангардная условность пластической разработки проекта — новая и новаторская: Юрий Бернгардович декоративно опоясал элегантными лентами железнодорожного полотна, как стройным нотным (но четырехстрочным) станом партитуры симфонии, Восточную Европу и всю территорию исчезнувшей ныне с карт необъятной страны под названием СССР. Перед нами абсолютный музыкальный слух в изобразительной композиции: словно перьевой линией, в единственное касание, изящно и изысканно Кафенгауз создаёт стих там, где, казалось бы, предусмотрена одна лишь проза, — в железнодорожных кассах. Интересно, были бы довольны Кафенгаузом его великие упомянутые выше предтечи, а также сам магнат, железнодорожный и оперный заводила всея Руси, авантюрист, балагур-гуляка, певец и художник Савва Иванович Мамонтов?
Вот откуда у позднего Кафенгауза эксперименты с гнутой металлической полосой, которые сохранились только в фотодокументах, — из опыта работы в «Метрополе»! Оттуда же и такое свободное обращение с этим неподатливым материалом, в котором мало кто из скульпторов себя выражал.
И наконец, нечто особенное: заглавие всей композиции, ювелирное включение — часы «Роза ветров». Разве не странно, что идущий путём Леже, работающий жирными контурами мастер вдруг порождает что-то настолько хрупкое, что невольно замираешь, глядя на снимок: так, наверное, мы и должны относится к секундам, минутам, часам и времени вообще...
Работа была уничтожена при реконструкции гостиницы, но её фотографии опубликованы на сайте художника и на стр. 12 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009.

18 \ 34
И ХУДОЖНИК ЗАДЫШАЛ...
ТЕХНОЛОГИЯ СТАЛА ПОЭМОЙ:
«ПОЧЕРКУШКИ» / «КРУГИ» / «ПОЛОСЫ»

В 1960-е — 1990-е от художников стало оставаться много так называемых «почеркушек» (это не признанный в искусствоведении внутренний профессиональный сленг). Что же такое «почеркушка»? Эскиз, форэскиз, набросок, мысль, готовое произведение в миниатюре, альбом в пути, новая форма рассуждения «для себя», записная книжка, чтобы не забыть самое важное, что не удаётся реализовать, потому что никогда не доходят руки, скоропись, sketchbook, разработка мучающей темы, чистый эксперимент, демо на / по ходу, что-то ещё?
Будучи художником-профессионалом, принципиально не работавшим «в стол» и «за пазуху», как это делали тысячи несоцреалистов в советские годы (самым ярким примером может служить великолепный чёрно-белый живописец-дальтоник Григорий Александрович Щетинин, никогда не думавший, что есть смысл сохранять что-то даже для себя, не говоря уже о том, чтобы выставить где-то на публике) и активно творившим в обозначенные выше 1960-е — 1990-е, Юрий Бернгардович Кафенгауз оставил после себя значительное количество «почеркушек». Интересно, что зачастую в этой форме художник чувствует себя куда вольнее, проще — подобно тому, как на репетициях актёр сплошь и рядом играет лучше, а выйдет на сцену (в нашем случае — на «формат», в размер и материал) — и становится скован, тушуется, не может себя отпустить.
В руках Юрия Бернгардовича всегда — цветные шариковые ручки (тогда появились такие, где в одном корпусе, помимо обычного чёрного, были ещё жёлтый, красный, синий, зелёный, коричневый стержни) и цветные фломастеры, тоже основных цветов. Размер — меньше открытки. Формат классических пропорций — прямоугольник 3 х 4. Рисунки эти не составят ни альбом, ни коллекцию, ни серию, ни записную книжку, ни разработку одной темы и не образуют никакого особого блока в творческой биографии мастера. Это не эскизы, не форэскизы, не наброски…
— Однако же?
«Почеркушки» Кафенгауза — это самостоятельные строки, которые не запишешь как предчувствие, предварение. В них он наедине с собою и, как нигде более, — абстракционист! В них его никто (и даже он сам) не держит за горло, не вяжет, не крутит, не наваливается со спины, ломая определённой «фигуративкой» и «сюжетикой». И вот уже художник задышал...
Пожалуй, несмотря на всё влияние художников, магически использующих чёрный цвет как контур / каркас / обводку, прежде всего французов — Руо, Леже, Дюбуффе, Бюффе, Карзу, Пикассо, Дюфи, Матисса и других, без которых нам, художникам ХХ века, было не жить, — Юрий Кафенгауз сумел и здесь озвучить собственные мелодии: так, он выделяет главный и второстепенный элементы композиции, которой владеет почти в совершенстве, а затем создаёт среду, орнаментируя плоскость листа примерно равными по площади фрагментами и подцвечивая их. А ведь, хоть он и учился у «цветовиков», но природного живописного дара у Кафенгауза нет: в станковисты он перешёл вынужденно после постигшего его сильнейшего инфаркта — просто брал тюбичную масляную краску (ему не особо давалось их смешение). Монументалист всегда и во всём — тут он безошибочен в выборе своего пути — а к монументалисту иные требования в цветовых решениях произведений.
Чего откровенно жаль, так это того, что наследие художника распыляется. Именно «почеркушки» и эмалевые пробы, которых сотни и сотни — но их надо хранить и беречь! Ведь не зря же Кафенгауз не создал (хотя, безусловно, мечтал создать) достаточное количество абстрактных композиций? Стеснялся, как всякий порядочный творец, думал, кому это нужно? Его технологические пробы — разработки цветовых замесов эмалей, цветные круги на чёрном фоне — это, несомненно, целый роман-эпопея, писавшийся годами, толщиною не меньше эпохального «Улисса» Джеймса Джойса! Заметим, что Кафенгауз так и не вышел на ту монументальную работу, для которой изготавливались годами напролёт все эти как будто бы пробы, а на самом деле — абсолютно совершенной композиции (вспомним японский флаг) знаки-послания нам: тысячи оттенков-солнц одного и того же! Это особый разговор, только языком цвета (что тут может сказать Ротко, так и не уразумевший Гармонию?). О чём это говорит? Не о том, что обстоятельства так сложились, а о том, что технология стала поэмой! Так и надо теперь их хранить и выставлять: как буквы, слоги, слова, предложения, строфы, стихи — благо современный подход исследователей, искусствоведов, кураторов и экспозиционеров к творческому наследию художников позволяет очень свободно использовать оставленный ими материал.
К разбазариваемым и уже частично утраченным блокам наследия — кругам эмалевых проб и «почеркушкам» — следует также отнести оставшиеся и случайно замеченные нами на фотографиях из мастерской художника абстрактные скульптуры из проволоки и металлической полосы. Когда-то они были просто выброшены, по всей видимости, как не подлежащие продаже.
Но, слава Богу, всё ещё остаются с нами Мысль и Слово, её вылепливающее, чтобы восстановить историю художника, которая вся, несомненно, — в его произведениях!
Давайте думать о художнике в том свете, в каком он сам хотел бы себя видеть, кем хотел остаться в веках, каким мечтал воплотиться в созданном. «Пишите о моей нереализованности!» — как воскликнул когда-то литературовед, историк-иллюстратор Павел Львович Бунин в ответ на вопрос журналистки: «О чём же писать про вас, ведь всё сказано и вы совершенно и всеми захвалены?»
Как ни парадоксально, нереализованность — вот истинный источник знания о нашем герое как о Человеке и Художнике!
Юрий Бернгардович Кафенгауз (1929—2008): «почеркушки», «круги», «полосы»...

19 \ 34
РОТКО НА ЛОПАТКИ

Современная эстетика, взгляд на искусство, творчество, личность, пространство и исторический контекст позволяет нам в любой момент полностью развернуться (при желании — на 180 градусов) в своих взглядах, оценках, откликах — и оценить работу Юрия Бернгардовича с совершенно иной, возможно, неожиданной стороны.
Итак, по совету Павла Львовича Бунина, поговорим о том, что не сложилось.
Юрий Бернгардович, готовившийся к использованию техники горячей эмали в монументальном искусстве, так и не добрался до реализации своего замысла. Однако его опыты в этой технике выглядят сегодня сверхсовременными, завораживающими.
Если во владении водорастворимыми и рисующими материалами, коими Кафенгауз управляет, как Наполеон своими армиями, а также в масле он даже не ставил себе цель в совершенстве овладеть красками как инструментами для созидания предельного разнообразия и эмоциональной выразительности цвета (а какая нынешняя школа или мастер ставят перед собой такую цель?), то его цветовые эмалевые опыты — это совершенно особое явление. Затворившись в небольшом прямоугольнике чёрного фона размером всего лишь в пол-ладони, композиционно ограничив себя кругом одного диаметра, без излишеств (а ведь он композитор большого полотна сродни Мусорскому, певец события в истории, строгановец по сути, человек активно гражданственный и социальный, государственник и монументалист, сын видного историка и учёного, из университетской семейной среды), своими цветопробами, которых сотни, Ксфенгауз смог создать эпопею души человека!
Какие тёплые, манящие, влекущие оттенки абрикосового... Абрикос — королевский цвет и вкус древних армян. Именно в вариациях этого цвета Кафенгауз добивается небывалой дотоле выразительности.
Оказывается, только цветом можно сказать абсолютно всё. И если Ив Кляйн, один из столпов модернизма, запатентовал свой фирменный синий, то Кафенгауз нашёл свой, органичный ему, солнечный!
Считается, что Марк Ротко, самый баснословно дорогой русский художник, выявил цвет в его чистом виде как способ воздействия и выражения, заключив элементы композиции в неправильные живописные прямоугольники, в которых якобы содержатся образы, возможно, пейзаж. Но Кафенгауз уложил Ротко на лопатки, отказавшись от всякого символа, знака, намёка, изобразительности — он вызывает эмоцию исключительно качеством, тонкостью, виртуозностью составления цвета, и тут ему нет равных.

20 \ 34
ПО «ЧЁРНОМУ КВАДРАТУ» — «ЖЕЛТКАМИ СОЛНЦ»

Можно поговорить и о «Чёрном квадрате» Малевича. Куда всё на свете завалилось благодаря Казимиру Севериновичу... Так вот, Юрий Бернгардович и тут не спасовал: скруглил и расцветил этот пресловутый квадрат! Прямо по чёрному Кафенгауз проходит своими радостными яркими кругами. Можно говорить абстракциями? Можно! И сам того не ведая, он разламывает эту тюрягу, в которую захотелось упрятать мир Малевичу. Солнечные круги Кафенгауза по чёрному фону квадратов — это несмолкающий гимн утверждения жизни, её праздничного разнообразия и бесконечного влечения.
«Все дни напролёт он молол смальту, делал шликеры и обжигал пробники; и только за полночь, совершенно измученным, возвращался домой. Со временем он стал хуже видеть правым глазом, всё время смотрящим на огонь в муфельной печи, начал задыхаться и кашлять. Но спасти его от него самого мне не удавалось. Так он проработал года два-три», — рассказывала Лилиана Иоганнес-Эдуардовна Бреверн (см. стр. 12 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009).
Не это ли вершина? Экстаз, ради которого не жалко работать на износ?

21 \ 34
СУДЬБА ТАЛАНТА

А понял ли сам Кафенгауз, что сотворил? Оценили ли это его коллеги, семья? И каков был отклик? Возможно, именно в эти пробы художник вложил своё мировоззрение — некую особую безропотность перед внешним, происходящим, но и желание быть причастным бесконечному Бытию. А кажется, вроде бы элементарные пробы, которые просто раздавали на выставке...
Сейчас, спустя годы, коллекционеры необычайно высоко оценивают это творение художника. Пробы собираются в коллекции, дорого оформляются. Пожалуй, они ярче всего свидетельствуют о ласковости, приветливости, доброжелательности их автора.
Представьте теперь, что при давно распроданной живописи и графике Юрия Бернгардовича, очнувшись однажды спозаранку и прочтя сии строки, люди бросятся задорого выкупать у счастливых обладателей эти восхитительные кругляки, часть которых, блестяще оформленную, мы показываем вам на ноябрьской выставке в «Галерее на Чистых прудах»?
Как вы думаете, какими в итоге будут цены на них, когда все спохватятся? И не начнут ли разнообразные умельцы, побросав свои заказы, клепать их тысячами, как «парижского» Коровина, «пьяного» Зверева и «неоконченного» Айвазовского, которых (только по официальным данным) продано в пять / десять / пятнадцать раз больше, чем те могли написать даже артелями?
Представьте себе собранные воедино тысячи эмалевых солнц Кафенгауза, раскрасившие чёрный квадрат кругами бесконечной радости жить! Нет сомнений, что это будет грандиозная экспозиция: эпопея спектра настроения, где ни один из тысяч оттенков не повторяет другого.
Как же легко судьба разбросала, посеяв в каждого из нас, эти малые шедеврики! Их уже не собрать воедино — но силою мысли и воображения давайте, насколько это возможно, совершим движение вспять. Что смогли, мы собрали для вас, руководствуясь пониманием всей ценности опусов, созданных не рукой, нет, но душой, сердцем мастера. Ведь всяким их оттенком Юрий Бернгардович выражал свет, что сиял изнутри него. Есть ли у кого подобное? равное? близкое? Не смешите.

22 \ 34
СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП

Зачем существуют боль, болезнь, поражение, конец? Господь говорит нам: «Хватит!» Вырвать Кафенгауза из работы, его уничтожающей, не мог уже никто, включая его верную, отчаявшуюся супругу Лилиану Иоганнес-Эдуардовну Бреверн. И тогда вмешиваются силы свыше. После тяжелейшего трансмурального инфаркта и длительной реабилитации живопись Юрия Бернгардовича становится совершенно иной. Он больше не монументалист — и слава Богу.
Восстанавливался он долго.
«Вот там, в Мозжинке, когда Юрий окреп на воздухе и набрался сил, я, собрав как-то раз на берегу Москвы-реки букет сочных луговых цветов, сказала ему: “Ты никогда больше не сможешь работать как монументалист. Посмотри на это цветущее разнотравие и этот букет! Напиши его!” Поставив букет на подоконник распахнутого настежь окна, Юрий вынес мольберт в сад и стал писать  уставившийся на него красно-фиолетовый репей, жёлтые соцветия ромашки и звонкий голубой колокольчик. Так был сделан первый шаг монументалиста в новую жизнь художника-живописца» (Лилиана Иоганнес-Эдуардовна Бреверн, стр. 14 и 15 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009).
Будто подменили художника! Он теперь успокоенный, без композиционного напряга. Какой-то весь прямо райский... Но что дороже — здоровье или высокое? Заботливая женщина рядом всегда подскажет: конечно, здоровье. Но искусство ли это?
Добрую службу сослужили Кафенгаузу художники Абрамцевского круга, в среду которых ввёл Юрия Бернгардовича ещё в молодые годы его отец.
Кафенгауз знал успех. Его живопись с конца 1980-х и до самой кончины художника находит неизменное признание у зрителя и хорошо покупается до сего дня.
— Люди устали, устали от всего, — говорит Валерий Павлович Новиков, директор «Галереи на Чистых прудах». — Тяжело им; нам всем тяжело! Они не хотят больше видеть, слышать, знать страшное, тяжёлое, обременяющее. А тут,  посмотри: «Пляж» (1988), «Двое» (1989), «Рябина» (1990), «Золотые шары на розовом фоне» (1992), «Девять пионов» (1993), «Флоксы и яблоки» (1993), «Нарциссы на голубом» (1993), «Японский куст» (1994), «Подсолнухи» (1992 — 1995), «Другой берег» (1991 — 1996), «Сирень» (2004) — люди будут брать. И берут ведь! Вот вчера опять от культурного атташе посольства приходили. Увезли цветы, три натюрморта. Вернутся: ещё хотят...
Однако среди этой обширной группы есть программные, тонко выстроенные, музыкально отточенные композиции, очень приятные, лаконичные и мастерски собранные триптихи (Кафенгауз в мышлении отнюдь не пленэрист: для него работа с натуры — что стартовые колодки для спринтера): «Осень» (1987), «Земля Звенигородская» (1991), «Звенигородские сосны» (1991), «Берёзка» (1992), «Осень в Мозжинке» (1988, 1995). Энергетика, фактура, цветоналожение, пластика и эстетика тут узнаваемо «абрамцевские», от советских постбубнововалетовцев, продолжавших работать в этом прекрасном месте, в Абрамцево, на родине Русского модерна и «Мамонтовского кружка», с которым познакомил молодого Юрия его отец Бернгард Бернгардович (Борис Борисович) Кафенгауз. Эти роскошные триптихи давно украшают стены домов отдельных счастливчиков, и мы их не показываем.

23 \ 34
ДОРОГА В РАЙ

«Всё чаще и чаще теперь жители посёлка Мозжинка видели художника, обустраивавшегося с мольбертом возле устремлённых вверх к небу стройных сосен или кудрявых берёз на Екатерининской дороге, тянущейся вдоль Москвы-реки в сторону Звенигорода» (Лилиана Иоганнес-Эдуардовна Бреверн, стр. 14 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009).
Такие люди, как Кафенгауз, думают, что они всегда на виду, что не имеют права отступать, съезжать на мелочь, размениваться на что-то недостаточно великое, всеобъемлющее, общественно значимое. Каждый из нас хочет завершить свой путь чем-то итоговым, тем, что сохранится. По воспитанию и внутреннему настрою Кафенгауз остаётся советским монументалистом. А какие темы они отрабатывали прежде всего? Конечно же, это Война (1941 — 1945) и Мир! Давно уже нет СССР, и Юрий Бернгардович не обязан это трогать, но бушует другая война — в Чечне. Кафенгауз предельно честен, открыт, искренен. И помимо всех заказов партии, которой тоже уже давно нет, художник сам, как истинный советский человек, желает Мира, хочет его горячо, мечтает о нём. Мир и покой ассоциируются у него с Раем, где благодушествуют среди цветов и птиц Адам с его Евою. И он пишет диптих «О войне и о мире» (1969, 1996), триптих «Победа и мечты о мире» (Чечня) (2001, 2004) и семичастный полиптих «Адам и Ева» (1995 — 2008).

24 \ 34
КОРНИ

А где же корни Юрия Бернгардовича, где схрон его души, таланта, темперамента, строя всего его искусства? Там, откуда он генетически прорастает своим творчеством — с Запада (из Америки, Европы), где знаменитые предки его супруги, приехавшие из Германии в ХVII веке и с тех пор служившие России, чей роскошный замок, шедевр романтического зодчества, и поныне стоит в одном из старейших и красивейших московских парков Покровское-Стрешнево. Если взглянуть внимательней, Кафенгауз происходит из мюнхенцев, из «Синего всадника» (1911 — 1914), причём не только его русского крыла. Достаточно просто взглянуть на его палитру: красный, синий, жёлтый, белый, чёрный. Иногда пластика Кафенгауза — это прямая отсылка к Августу Макке и Францу Марку, а начав преподавать, он с воодушевлением говорил о Пауле Клее. В «Синем всаднике» было так много русских — Василий Кандинский, Марианна Верёвкина, Алексей фон Явленский, — что эту группу поистине можно считать модернистским союзом русских и немцев. Но разве хоть кто-то из нас знает, откуда он и куда, зачем, почему и отчего?

25 \ 34
ПОРЯДОЧНОСТЬ СВЕТИТ НАМ ТЕПЕРЬ ЕГО КРАСКАМИ

Каким-то образом зритель чувствует того, кто пишет, рисует, лепит, когда смотрит на его произведения. Похоже, Кафенгауз не был таким уж открытым человеком. Скорее занятым, собранным, сосредоточенным на своём искусстве.
Каков типичный образ художника? Человек малоуправляемый, асоциальный, сумасброд, хам, самовыражающийся любыми способами и не видящий никого, кроме себя.
Но за искусством Кафенгауза мы чувствуем искренность, душу, природную вежливость. И ещё более важное — воспитание, уважение, традиции. Он никогда не нарушит этикет, не выступит пошло или агрессивно по отношению к зрителю. Людей подкупают его доброжелательность, серьёзность — в нём нет ни сарказма, ни даже иронии.
Вот настоящая элита страны: Кафенгаузы!
Люди соскучились по тому, что было в нём и что он оставил нам в своих работах. Порядочность светит нам его красками.

26 \ 34
«ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ БУДЕШЬ МОНУМЕНТАЛИСТОМ!»

Как ошиблась верная супруга художника Лилиана Иоганнес-Эдуардовна Бреверн! «Я сказала ему (после полученного Юрием Бернгардовичем обширного инфаркта — прим. авт.): “Ты никогда больше не будешь работать как монументалист!”» (см. стр. 13 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009). Монументализм — это способ разговора, точнее, обращения, но не к одной личности, а к обществу. Живопись Кафенгауза — сильнодействующее средство: бьёт добром и красотой, как дальнобойная артиллерия. Он работает с формой и цветом, как учили его в Строгановке, в лучших традициях советского монументализма. Монументализм — это микрофон площадей, а не уютный квартирник. И живопись Кафенгауза после его восстановления выстроена исключительно как монументальная. Он никоим образом не станковист: не учился этому, не смешивает краски как живописец и линии ведёт не как график — не понимает такого языка общения со зрителем. При всей своей замкнутости Кафенгауз — общественник, производитель мистерии. За что бы он ни брался — за обнажёнку, тему стройки или кафе, даже работая над книгами, — монументалист решает задачи общества в целом, а не своей персоны, опустив глаза в свою тарелочку и дудя в свою дудочку. Как мог, как это удавалось ему, Юрий Бернгардович пытался говорить о самом сокровенном, о том общем для всех, что волнует каждого русского: о Войне и Мире.

27 \ 33
ПРЕОДОЛЕНИЕ И ПРЕОБРАЖЕНИЕ В САМОГО СЕБЯ:
ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ ДЛИНОЮ В 50 ЛЕТ (1954 — 2004)

Что самое сложное? Конечно же, победить самого себя.
Неправильно названа «эскизом» работа 2000-х «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925 года», заключающая карьеру Кафенгауза как художника. Это завершённое монументальное полотно, в котором художник, наконец, не только преодолевает самого себя — что, согласитесь, самое трудное для человека и автора, как самого рядового, так и наиболее изощрённо-изысканного и гениального, — но и сбрасывает с плеч тот груз несправедливой критики, который ему пришлось нести все эти так быстро промелькнувшие 50 лет. Он освобождается и от школы Кардовского, наследником которой он стал через своих учителей, и от перевоплощённой в соцреализм его учителя Сергея Васильевича Герасимова великой русской традиции исторической живописи Сурикова. Кафенгауз вырывается из навязанных ему оков, становится лёгким, музыкальным, светлым, романтичным — даже в такой тяжёлой и мучительной, как восстание декабристов, теме. Его композиция, идеально выстроенная ритмически и мелодически, — своего рода образец.
Вспомним фрагмент статьи В. Толстого «Работы молодых художников-монументалистов», опубликованной в №5 журнала «Искусство» за 1955 год: «…в композиции есть налёт манерности, сказывающийся в некоторых фигурах, в немного наигранной экспрессии форм, в нарочитой лёгкости и элегантности живописного выполнения. Всё это вносит в картину некий холодок, лишает искусство молодого художника жизненной полнокровности» (см. стр. 16 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009).
Можно предположить, что художник носил в себе эту толстовскую занозу все 50 своих творческих лет. Обманывался ли автор относительно своего произведения? Конечно, нет. Он знал, что государственный заказ закончился неудачей, несмотря на троекратное продление срока исполнения. Да, он был всё-таки сдан и попал в музеи, но разве мы работаем «для дяди», а не для себя? Почему же Кафенгауз не предоставил Министерству культуры СССР новый эскиз для заключения с ним договора на другую картину на ту же тему? По всей видимости, художник был по-прежнему не готов решить эту задачу и написать восстание декабристов по-своему, так, чтобы ему самому понравилось. Увы, иногда на это нужно 50 лет упорного труда. И вот пред нами итог: вглядитесь, а ведь Кафенгауз реализовал именно то, за что его в 1955-м отчитал Толстой: экспрессию форм, нарочитую лёгкость и элегантность живописного выполнения! «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925 года», 1950-е — 2000-е — это преодоление и преображение в самого себя.

28 \ 34
НА ОБЛОЖКУ И НА ТИТУЛ

Помимо произведений изобразительного искусства, от Юрия Бернгардовича остались две чудом сохранившиеся коротенькие фразы: «Мне есть ещё над чем поработать...» (из статьи А. Гудковой «Душа и судьба художника», см. стр. 5 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009) и «Что вы делаете, разве это живопись?» (из статьи Т. Добрыниной «Три встречи с учителем», см. стр. 21 альбома «Юрий Кафенгауз», Москва, 2009). Конечно же, мы использовали эту поистине нечаянную радость в нашей книге о художнике — и на обложке, и на титуле. А где те восхитительные абстрактные проволочные композиции, выстроенные в ряд на полочке в его мастерской, которые мы теперь можем видеть лишь на фотографиях? А тысячи эмалевых проб всех возможных цветов и оттенков? Несомненно, воскрешая творческий об / лик маэстро, необходимо также по оставшимся скудным фото воссоздать его эскизы оформления фасадов Каменец-Подольского кабельного завода. И пусть, как считается, работа не была воплощена, однако сохранившиеся фотографии грандиозных картонов говорят о неслыханной, чисто эль-грековской (не зря же Кафенгауз всю жизнь «болел» именно этим гением искусства монументальной живописи) экспрессии уходящего в абсолютную черноту трагизма. Вёл ли Юрий Бернгардович какие-то дневники, записи? Увы, мы не знаем...

29 \ 34
ЗАВЕЩАНИЕ ЛЕЖАЛО НЕ ТАМ И НЕ НА ТО

Станут ли эти диптихи, триптихи и полиптихи творческим портретом / ликом Юрия Бернгардовича, как ему мечталось? Так ли важно, каким хотел предстать пред нами художник, или, доверившись самим себе, мы отложим его финальное послание человечеству и углубимся в прекрасное, но факультативное?
Мог ли предполагать маэстро, что мы будем восхищаться эмалевыми кругляками, когда-то раздаренными без разбору абсолютно всем, кто проходил мимо их груды? Или что скупим за минуты все натурные, в ватманский лист, сделанные запоем в 1972 году яркие, скорые ню (nudit;), рисованные какими-то минутами, и примыкающие к ним большие головы. Или что привлекут нас совсем уж крохи, какие-то «почеркушки», абсолютные абстракции, которые Кафенгауз рисовал в блокноте чисто для себя. С каким завидным упорством художник отрабатывает все композиционные вариации темы! Сразу видно: перед нами человек глубокий. Что волновало его? Думается, это мы найдём в блокнотах. Пусть там всё миниатюрное, но мы вычитываем из них автора, мыслящего формами, абстракциониста. Кафенгауза можно было бы отнести к немецким абстрактным экспрессионистам 1960-х — 1990-х годов, которые, как и Марк Ротко, выросли из американцев, которые стали для них учителями (в частности, для Ротко таким учителем был Аршиль Горки, армянин по происхождению).
Юрий Бернгардович совсем не оригинален в том, что мы, влюблённые в его обнажённых 1972 года и эмалевые миниатюры 1975-го, придаем такое значение «записным книжкам» в его творчестве. Написанное на полях для себя и близких нам особенно ценно. Так «Дневники» Пришвина открывают перед нами истинные стремления художника. Или давайте вспомним, что самое известное у Юрия Карловича Олеши? Конечно же, «Ни дня без строчки», вышедшая после его кончины, скомпилированная из отрывков его воспоминаний, набросков, рассказов о любимых книгах.

30 \ 34
СОЕДИНЯЯ РАБОТЫ ИЗ ВСЕХ ЧЕТЫРЁХ КОЛЛЕКЦИЙ

Соединяя работы из всех четырёх коллекций, мы видим, как безудержно Кафенгауз предаётся поиску совершенства, варьируя уже, казалось бы, найденное. Вот парами, а следом и четвёрками разворотов альбома складываются варианты композиций. Названия («Весёлая уборка», «Турбины цеха», «Море», «В прожекторах. Вечер» и др.) и датировки условны: на всём, что сделал, художник оставил — очевидно, уже в самом конце жизни — лишь свою чёткую, синим гелем, подпись...

31 \ 34
НОВЫЙ КАФЕНГАУЗ НА ПУТИ К СВОЕМУ СТОЛЕТИЮ СЕГОДНЯ НА ЧИСТЫХ ПРУДАХ В МОСКВЕ

«Галерея на Чистых прудах» — не торговая точка, которая наживается на трагедии личности художника и стрижет проценты с его вдовы и детей. И не за славой она гонится. Галерея серьёзно помогает тем, кому считает нужным, причём совсем не обязательно столь же талантливым, как Кафенгауз. Это наше право.
Представляемая в «Галерее на Чистых прудах» в ноябре 2025 года выставка Юрия Бернгардовича Кафенгауза — это продолжение развёрнутой академической выставки к 95-летию со дня рождения художника, которая прошла у нас годом ранее, в 2024-м.
Нынешняя экспозиция радикально меняет представление о творчестве Кафенгауза. Показываются ранее неизвестные избранные произведения художника, и среди них нет слабых. Это лучшие работы мастера 1960-х — 1970-х из четырёх частных собраний. Именно в эти годы молодой художник рвёт (неосознанно) с тем, чему его учили соцреалисты, и находит свой исключительный язык. Конечно, при этом он опирается (не признаваясь никому) на плечи своих предшественников — скорее всего, участников мюнхенского «Синего всадника» и их французскую родню, фовистов. Он откровенно заимствует у Фернана Леже, иногда напрямую ему подражая и цитируя. Мы также показываем «записные книжки» художника, открывающие нам его мысли. И наконец, шедевры Кафенгауза: солнечные разноцветные круги, восхитительные эмалевые пробы — энциклопедия души мастера.
К выставке издан альбом представленных на ней произведений. И мы не собираемся останавливаться: впереди новые шаги по изучению и распространению творчества Юрия Бернгардовича. Да, мы намерены сделать всё для того, чтобы 100-летие мэтра было достойно нашего честного, талантливого, до самоотречения трудолюбивого соотечественника.
Новый Кафенгауз — на пути к своему столетию сегодня на Чистых прудах в Москве.

32 \ 34
АНОНС ВЫСТАВКИ «НОВЫЙ КАФЕНГАУЗ НА ПУТИ К СТОЛЕТИЮ»

Готовясь к 100-летию маэстро, «Галерея на Чистых прудах» продолжает свою исследовательскую и просветительскую работу, раскрывая в изданной монографии и в экспозициях из четырёх частных коллекций новые грани обширного наследия и таланта известного советского и российского монументалиста Юрия Бернгардовича Кафенгауза (1929—2008). На этот раз компетентному и взыскательному зрителю развёрнуто представлены ранние студенческие этюды художника с «суриковским» историческим (его отец был историком, профессором МГУ) замахом реалиста 1950-х, неизвестные гуашевые листы на романтизированные бытовые и производственные темы 1960-х, уникально рисованный чистой краской (горловинами раскрытых металлических тюбиков красок) цикл 1970-х «Большие головы», вдохновенные «удальцовские» (знаменитая авангардистка Надежда Андреевна Удальцова — тётка и наставник мастера) «Оранжевые обнажённые» 1972 года, неожиданно экспрессивно-бунтарские темперы, масштабный проект «Цвета» из сотен горячих эмалей уникального авторского смальтового шликера и обжига и, наконец, завершение творческого пути длиною ровно в полстолетия — художник возвращается назад и решает заново написать тему своей дипломной работы «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1825 года».

33 \ 34
«КАФЕМАНИЯ»

— Говорят, есть там один, центровой юрист, глава какой-то крупной корпорации, по стенам своих особняков да кабинетов его развесил: где было чисто, теперь, куда ни кинь взгляд, — всюду он, Юрий Бернгардович! Все офисы в рыжих обнажёнках...
— Во дают.
— Снял всё с сотрудниц прямо на рабочих местах и напялил всем майки.
— Простые?
— Если бы! С Кафенгаузом. Да ещё и женщина сидит на каждой, прямо на груди!
— На чьей груди?
— На всех и каждой.
— Что за женщина-то?
—  Говорят, спустили её с самого верха от какого-то главного начальника.
— От кого это, с Управления, что ли?
— Есть такой Валерий Павлович, он по женщинам.
—  Ох, ни стыда, ни совести!
— Сидит загорелая, отпечатанная, вся такая оранжево-красная. Народ волнуется, хочет так же загореть. Болельщики символику свою всю побросали, в майках «Кафенгауз» скандируют «Юрий Борисович!!!». Подвозят свежие напитки и закуски, печатный станок шлёпает майки бесперебойно, а всё расхватано! Хорошо хоть санкции ввели — на Запад не поползёт! Культурные столицы беснуются: «Не завезли ли маек с красной обнажёнкой и красного сухого «Кафенгауз»?
— Подумайте только, что творится на Руси-матушке!
— Знаменитая «Кофемания» не выдержала и исправляет «о» на «а»: теперь «Кафемания» — это уже не про кофе, а про Кафенгауза, художника, чья выставка открывается 2 ноября на Чистых. Так что ты думаешь, и мошеннички оживились: предлагают входные стоячие билеты в танцпол на вернисаж!
— Берут?
— Ещё как: в «Большой» сдают и меняют на вернисаж!
— Кто ж за всем этим стоит?
— Новиков, слыхал про такого? Обложился весь на зиму Кафенгаузом: топить им что ль кабинет свой собрался? Уже от стопок Кафенгауза ящиков закрыть не может.
— Да где берёт-то?
— Шепчут, будто сам Юрий Бернгардович очнулся, и живьём, как прежде, для него к своему столетию дорисовывает.

34 \ 34
НОВЫЙ КАФЕНГАУЗ НА ПУТИ К СТОЛЕТИЮ

Легендарная отечественная «Галерея на Чистых прудах» вспахивает ниву российской и зарубежной культуры уже третье десятилетие подряд с нарастающим успехом и без каких-либо антрактов. За плечами – поддержка в актуально-нужное время ныне уже абсолютной классики современного искусства: американского, европейского, азиатского, африканского. Тонино Гуэрра, Наталья Нестерова, Иван Лубеников, Анатолий Слепышев, Клара Голицина, Феликс Бух и многие, многие другие…
На этот раз галерея продолжает серию выставок к столетию Юрия Бернгардовича Кафенгауза (1929—2008) — известного монументалиста, чьи произведения стали эталонными для своей эпохи, и мастера, впервые осмелившегося открыто цитировать своими мозаиками Фернана Леже. Соединив сокровища времён года и дня, свидетелей-евангелистов, сторон света и четырёх коллекций, устроители выставки раскрывают для общества и специалистов множество ранее неизвестных сторон художника, представляя его долго разыскиваемые и наконец вновь обретённые шедевры.
Четыре живописных этюда 1954 года к дипломной работе на живописном отделении Монументального факультета Строгановки «Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925 года», 1955, сразу обретшей музейное пристанище и ставшей основой панно, заказанного выпускнику Министерством культуры СССР для Государственного исторического музея, выдают в молодом живописце суриковское зачало, которое рано разглядел его педагог Сергей Васильевич Герасимов.
Гуашь начала 1960-х «На танцплощадке» — смелое и художественно неожиданное произведение, резкий отход от Сурикова. Зато заметно увлечение Тулуз-Лотреком, плакатистом и афишником, ярко и мощно использовавшим как композиционный каркас мощную контурную обводку, которая стала знаковым приёмом и у Кафенгауза. Почему же гуашь? Да потому, что это родной художнику материал, ведь именно им (так учат монументалистов) он работал в Строгановке семь лет.
«Юноша в красном», начало 1960-х — авторская скоропись молодого художника, выполненная так же виртуозно, как полотна кисти Анри Матисса, которыми он так восхищался.
Эскиз обложки книги (с белым ликом на чёрном фоне и полсолнцем), 1960-е. Вспомним педагогов Кафенгауза-монументалиста: руководитель Василий Фёдорович Бордиченко — не только известный мозаичист, но и рисовальщик знаменитой школы Кардовского, и Дмитрий Николаевич Домогацкий — ещё и книжник. Почему же из всего сделанного в книге Кафенгаузом выделен именно этот эскиз? Потому что зачастую в эскизе художник раскрывается ярче, полнее, ближе к своему нутру и характеру, ведь эскиз делают для себя и заказчику не сдают.
«Пейзаж с розовым облаком. Якутия, город Мирный», 1969 — и вновь перед нами другой Кафенгауз: лирик, мелодист, берущий крупно чёрный контур уже как фовист, следуя Руо, Марке и ван Донгену.
«Оранжевая сидящая» (обнажённая на лимонной табуретке), из цикла «Оранжевые обнажённые», 1972. Получивший государственное признание молодой монументалист выплёскивает свою мощь цельным отдельным корпусом больших листов; возможно, перед нами лучший из них.
«Вольно возлежащая обнажённая» из цикла «Оранжевые обнажённые», 1972. Обратите внимание: произведение выполнено исключительно горловинами раскрытых металлических тюбиков красок. Впервые в истории искусств мы, каталогизируя эти коллекции для монографии Кафенгауза, которая издается специально к данной выставке, именно так и записываем в каталожных данных произведений.
«Строительство», середина 1970-х. Художник обретает свой уникальный язык, проявляет мощный темперамент гражданина, остро переживающего бурление жизни за окном. Меняется и материал — теперь это казеиново-масляная темпера, а в композиции появляются энергичные диагонали.
«Коленосклонённый и луч», середина 1970-х — произведение, говорящее о сложном духовном поиске правды, выраженном художником энергично и прямо.
«Ломающий стены тюрьмы», конец 1970-х. Этого тихого, улыбчивого, скромного, предельно честного человека трудно было представить протестующим, но вот...
«Цвета», 1975—1977, из цикла «Горячие эмали» — металл, авторский подготовленный цветной шликер из смальты, авторский обжиг. Кафенгауз формулирует и отражает весь спектр своей души в сотнях, тысячах оттенков сложносочинённых и составленных цветов одной-единственной повторяющейся композиции «Яичная глазунья по “Чёрному квадрату” Малевича», заодно по пути укладывая на лопатки Ротко, так и не научившегося как следует смешивать краски.
«Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1925 года», 2004. Художник возвращается назад ровно на 50 лет и пишет заново тему своей дипломной работы, только на этот раз так, как хочется ему самому. В его живописи мы отчётливо видим тех, кто его учил и вёл по жизни: первого строгановского учителя Александра Васильевича Куприна, бубновалетовцев абрамцевской школы, Роберта Рафаиловича Фалька и Константина Фёдоровича Юона, у которого учился живописи и отец Юрия Бернгардовича, видный историк, доктор и профессор МГУ Бернгард Бернгардович Кафенгауз, и его родная тётка, первая наставница живописца с 15-летнего возраста, звезда русского авангарда Надежда Андреевна Удальцова. Тогда, 50 лет назад, очередной в русской культуре Толстой обвинил Кафенгауза в том, что в его дипломной работе «в композиции есть налёт манерности, сказывающийся в некоторых фигурах, в немного наигранной экспрессии форм, в нарочитой лёгкости и элегантности живописного выполнения», — и Юрий Бернгардович, поддакивая критику, завершает этим полотном свою живописную карьеру: подчёркнуто экспрессивно, легко и элегантно!
«Галерея на Чистых прудах» продолжает собирать, исследовать, открывать новое в уже, казалось бы, хорошо известном, реставрирует, каталогизирует, рамирует, сохраняет, экспонирует и популяризирует мастеров, музеефицируя, помогая наследникам и владельцам находить новые постоянные места хранения произведений достойных авторов.

Артём Киракосов, независимый критик, куратор выставки «Новый Кафенгауз на пути к столетию» в «Галерее на Чистых прудах», Москва, 2025

Выставка работает со 2 по 28 ноября 2025 года ежедневно с 10:00 до 20:00 по адресу: Москва, Гусятников переулок, 5 (вход со стороны Гусятникова переулка), Деловой центр Торгово-промышленной палаты РФ; вход свободный; телефон: +7 (985) 928-85-74; e-mail: cleargallery@gmail.com; сайт: cleargallery.ru




05 11 2025

АвтоТекст # 0752 за 2025:
http://proza.ru/2025/11/05/169
https://vk.com/id15993373?w=wall15993373_59262
Альбом "Новый Кафенгауз на пути к 100-летию":
https://vk.com/album15993373_311313917