Друг из Демократического Конго

Это я с моим другом Джоном в Демократической Республике Конго.

В пору морской молодости моей эта страна называлась еще Заир, с портом Матади на реке Конго. Туда как раз заходил мой одногруппник, что с восторгом рассказывал потом о дивной экзотике тех мест и о том, как драматично спускался с высокой пальмы. Отважно  вскарабкался до самого верха – хмельные товарищи, что поддерживали снизу, за кокосами снарядили. Но как говорил товарищ Саахов: «Не рассчитал своих сил, да?». На спуск сил уже не осталось. Пришлось скользить (точнее – оседать) под своим весом по стволу пальмы. И если тот при восхождении здорово помогал своей зазубренной фактурой, то теперь превратился в наждачку самого грубого зерна. И когда мой товарищ натурально упал в воздетые кверху руки караулящих моряков, то футболка была изодрана на пузе в клочья, а руки, грудь и живот изрядно оцарапаны. Зато восторгов и впечатлений – на всю оставшуюся…

Именно по этому случаю я всегда помнил Заир, и его местоположение на карте – страна в Центральной Африке, сохранившей узенький перешеек к морю.

А как в Африке без выхода к морю – от тоски засохнешь совсем…

И даже приуныл чуть, узнав о переименовании: Демократическая Республика Конго – второе уже Конго на континенте. Что им – одного мало было?

Но, мы в этот раз до Матади не дошли, ошвартовавшись на выгрузку в каком-то ближнем, захолустном порту. Там и обрёл я внезапного друга Джона. Был тот одним из четырёх «вОтчменов» - вахтенных у трапа из местных. В первую же ночь стоянки, под противно нудивший дождик, когда, как говорится, добрый хозяин и собаки из дому не выгонит, был снаряжен Джон мною в город – разменять стодолларовую банкноту  в кромешной ночи. Но, молодец – с заданием справился. И когда потчевал я нового друга горячим кофе на камбузном крыле, выяснилось, что сорок восемь ему лет, а всё дети, да внуки уже, и всех корми – помогай, и конца края работе не предвидится.

- Не переживай – точно такая же история! – подбадривал нежданного друга я. – То же самое и у меня. А жен у тебя сколько?

Он обернулся удивлённо: одна, конечно!

- Вот, а у меня три!

Друг поверил не сразу… А как я умудряюсь заработать на всех?

- Дык, здесь прячусь круглый год! На берег явился – протрясли, как Буратино, и опять – в море, в море: зарабатывай! Ты хоть знаешь, кто такой Буратино?

Буратино Джон не знал – лично, во всяком случае, но смысл сказанного и схему прожитого уловил с лёта.

Посему, отжалел я отцу семейства булку хлеба, кусок сливочного масла и баночку варенья: пусть будет за мой счет – я ж худеть собрался!

А и десятку зелёных ссудил – хоть они в дело пойдут, а не на виски местного разлива!

С неделю выгружались мы в симпатичном местечке, где камыш зеленел сразу по носу судна. Трижды в день приходил ко мне Джон за едой для вотчменов не обижал я парней ни рисом, ни отбивными с гуляшом. Особенно им бифштекс полюбился. С Джоном же я общался как можно меньше – а ну, как начнёт опять жалобить, судовые продукты клянчить!

И вот в последний день, когда в ожидании отхода высматривали уже лоцмана на подъезде, в иллюминатор салона настойчиво постучали. То был Джон – уже не в выцветшем рабочем комбинезоне, а опрятно и по моде одетый. И пришел исключительно за тем, чтобы поблагодарить за все и попрощаться по-человечески.

Честно сказать – я такого не ждал. Растрогался чуть, хоть вида не подал. Обнялись, конечно, на прощание, «сфоткались». Нажелали друг другу и семьям вагон добра и тележку счастья. Банку варенья я дорогому другу впопыхах сунул – презентом маленьким. На том и простились душевно – до следующего раза:
- Антил некст тайм!
- Некст тайм, некст тайм, май фрэнд!

И как-то просто в это поверили…

Так что – ждёт меня всегда в Конго друг настоящий. И его радушие, и блеклую черепицу разномастных крыш, и истинно тропическую зелень яркую с теплом в душе неизменно вспоминаю.