Красные алмазы. Суджанская повесть. 12

12.
 Женька.

Те ВСУшники были разведчиками, у них было определённое задание и очень мало времени. И видимо это Никиту и спасло. Один из них, явно старший по званию, всё время топтался возле квадроцикла, ему что-то постоянно приказывали по рации, а он отвечал только своим высоким голосом: «Зараз приїдемо, зараз приїдемо». Он был сравнительно молод, с модной бородкой, но чересчур полноватый, разъевшийся.

 Разговаривая по рации, он держал на мушке стоявшего на коленях с высоко поднятыми руками Никиту, а в это время второй солдат, намного старше годами, худой, с седоватой щетиной на щеках и с явными вороньими повадками зека,  молча, быстро и умело обыскивал машину и сумки. Он забрал телефоны, деньги, карточки, открыв бардачок, встряхнул и отбросил в сторону Альбинину фляжку, за ней выкинул аптечку, вытащил из Никитиных джинсов и, коротко размахнувшись, закинул далеко в кусты ключи от машины, а потом подошёл к хрипящей уже Альбине и сорвал с неё золотую цепочку с крестиком. Бросив взгляд на Димку, солдат как-то нехорошо усмехнулся и тихо сказал ему хрипловатым голосом по-русски:
- Ей не понадобится уже.

Первый, закончив говорить по рации, присел на квадроцикл, и указав на Альбину стволом автомата, плотоядно изрёк:
- Гарна дiвчина, шкода, що помирає!
И, передёрнув затвор автомата, спросил у второго:
- Допомогти їй, Бiс? Щоб не мучилася!

«Бiс» насмешливо-вопросительно уставился на Никиту, а тот, не понимая, что и зачем он делает, медленно поднялся с колен и, встав между солдатом и Альбиной, громко и чётко ответил:
- Тогда сначала меня!

Он  снова слышал свой голос как бы со стороны.
- Это можно! - с коротким смешком сказал «Бiс», вытащил из кобуры пистолет и, почти не целясь, выстрелил Никите в ногу.

Никита упал, и, схватившись за бедро закричал от дикой боли. «Бiс» неспеша подошёл к нему, наступил берцем на грудь и прицелился из пистолета ему в голову.
 - Чем больше вас, русни, убьём, тем меньше останется.
Никита затих, часто дыша. Зажмурив глаза, он ожидал выстрела.
- Не стріляй, Бiс! - вдруг подал голос бородатый. -  Нехай він живе, мучиться, дивлячись на бабу свою дохлу! Буде знати, суки, як зв'язуватися з Україною!

«Бiс» криво усмехнулся.
- Ну, так и быть! Живи, дурень! - сказал он, прибавив матерное слово, щёлкнул предохранителем и засунул пистолет в кобуру.

Никита снова застонал от боли.
Бородатый сел за руль, газанул и резко развернул квадроцикл, подняв колёсами шлейф чёрной земли. Никита, разлепив глаза, увидел только белый треугольник на заднем крыле и стоящего рядом «Бiса», который рассовывал по карманам притороченного к багажнику рюкзака отобранное у них добро. Закончив, «Бiс» подошёл к «Джимми» и приподнял капот.

- Отползай подальше, придурок! - со смешком сказал он и вырвав чеку, бросил под капот гранату и поспешил к квадроциклу. Никита, с трудом превозмогая боль в ноге, вскочил и, подхватив Альбину под мышки, хромая, потащил её за «Джимми». Альбина громко застонала от боли. Услышав её стоны, «Бiс», перекрикивая треск мотора, крикнул ему:
- Да что ты её тащишь, дебил! Сам спасайся, она ж уже - труп!

Квадроцикл рванул с места и скрылся за деревьями. А через секунду рвануло.
Взрыв оглушил Никиту, откинул крышку капота машины, разбив лобовое стекло и вышиб решётку радиатора. Из моторного отсека «Джимми» повалил пар и чёрный дым, потом показалось пламя.  Никита, понимая, что рано или поздно взорвётся почти полный бензобак, снова потащил Альбину - подальше от машины, за деревья. Он тащил её до тех пор, пока она не прохрипела:
- Никита, Ник, стой..., подожди...

Он остановился, бережно уложил Альбину, оперев ее плечи и голову о ствол дерева, и лёг сам, ожидая взрыва. Как мог, осмотрел свою рану. Стрелок «Бiс» был плохим: пуля лишь чиркнула по бедру, разорвав джинсы и оставила на теле глубокую кровавую борозду, которая жутко болела. Никита дотянулся до валявшейся недалеко аптечки, достал зелёнку и бинт, стискивая зубы от боли, обработал и перевязал рану. В этот момент оглушительно рванул бак, обдав их волной горячего вонючего воздуха и выплюнув в небо чёрное облако дыма. И после этого, наконец, наступила тишина.
   
 Болевой шок прошёл, боль утихала. Трещала и коптила догорающая в «Джимми» обшивка салона. С аптечкой в руках Никита придвинулся к Альбине, попытался перевязать и её, но услышал:
- Не надо, Никит. Уже всё...
 Она часто, с хрипом, дышала и смотрела на него каким-то просящим взглядом.
- Что, Альбин? - спросил её Никита. - Что сказать хочешь?
- Же... Женьку... забе... ри, пожа..луйста!
- Хорошо! Конечно! Ответил он. Сделаю.
- Скажи ему...
- Что?
- Что бы... простил м-меня, что я... так...
- Скажу, скажу, конечно!
- И ещё...
- Что, Альбина, что?
- Ник..., напи...ши про... про меня...рассказ...
- Рассказ? Про тебя? Ну, Альбин, если выживу, конечно...
- Я... я про...чит...тала твой рас...каз про крас...ные алма...зы. Мне понра..вило...сь... Про меня напи...шешь?
Вспомнилось, как Виталик сказал: «Нравится может кофточка в магазине, а литература...»
- Да, Альбина, конечно... - Никита отвернулся, чтобы она не видела его слёз.
 
И в это время Альбина умерла.

И как только это случилось, отчаяние чёрной тяжёлой волной навалилось на Никиту. Он вдруг ясно осознал, что всё то, что только что произошло, явилось следствием его, Никитиной, глупости и мальчишеской самоуверенности. Нельзя, ни в коем случае нельзя было ехать, нельзя было идти на поводу у Альбины - как бы она ни ревела - и строить из себя героя! Альбина была бы жива, машина была бы цела и сам бы он не был сейчас ранен, и не оказался бы в смертельной опасности, находясь в незнакомом месте без единого шанса на спасение. И почему это стало понятно ему только сейчас, почему не пришло в голову тогда, в Курске, когда Альбина была еще жива, почему?
И как теперь он поможет Женьке?... Да и зачем он сейчас нужен Женьке - без машины, раненый, напуганный до смерти и, самое главное - без Альбины. И даже если ему повезёт добраться до него, как он расскажет Женьке обо всём, как объяснит ему, что повёлся, дурак, на женские слёзы, решил изобразить из себя супергероя и погубил, да-да, погубил его девушку? Только он во всём виноват, только он...

Безысходность. Отчаяние. Горечь вины и желание немедленно убить себя, лишь бы не испытывать этой жуткой боли в душе... Как извращённо-расчётливы и как жестоки были эти украинские солдаты, оставляя его в живых, чтобы он мучится: эта мука в нём сейчас была сильнее желания жить. И Никите казалось, что он сейчас бы упрашивал их застрелить его, наверное, даже ползал бы перед ними на коленях, потому что невозможно жить со всем этим на душе, на совести, на сердце...

Никита лежал ничком на траве, стараясь глубоко вздохнуть, но у него не получалось - то ли из-за пульсирующей боли в бедре и стука крови в висках, то ли и жуткой душевной боли, которую вызывало в нём чувство вины и осознание того, что ничего нельзя вернуть, исправить, и что теперь придётся с этим жить до конца своих дней...

Жить...
 
«Придётся жить», -  вдруг сказал его внутренний голос и какая-то неясная сила заставила его подняться. Всё ещё часто и неровно дыша, Никита оглянулся. На равнодушном зелёном фоне деревьев и травы чёрной язвой догорал «Джимми», далеко за верхушками деревьев виднелась Суджа. Идти туда, в Суджу к Женьке, где уже наверняка было полно солдат ВСУ было бы ещё большей глупостью, чем эта наиглупейшая дурь - их с Альбиной поездка «за Женькой», это теперь очевидно. Ну и что с того, что обещал умирающей Альбине вытащить её парня? Он ей и поехать вчера пообещал, и поехал, и вот, что из этого вышло... Нет, надо идти назад, к нашему блок-посту, идти пешком, надеясь только на призрачную удачу, ну, или  - на попутную машину... А Женька... Джон выживет, он хваткий и крепкий, он не пропадёт. А сейчас он, Ник, ему только обузой будет...

Он увидел в траве Альбинину фляжку, подобрал, отвинтил пробку и залпом выпил остатки того, что там было. Стало немного спокойнее, дыхание выровнялось.
«Надо же её Альбину хотя бы ветками завалить, не оставлять же её так...»
 Он доковылял до обгоревшей машины и, с трудом найдя в раскоряченном багажнике небольшой туристический топорик, который всегда возил с собой, нарубил веток клёна и плотно укрыл ими Альбину. Постоял над ней, как над могилой, посмотрел на часы: время приближалось к полудню. Никита вздохнул и, приладив топорик за поясом, собрался идти назад - по той дороге, по которой они приехали сюда.

«Обещал Альбине вытащить Женьку! - опять кольнуло в сердце. - Обещал ведь? Обещал?!»
 
Оттуда, из под кленовых веток как будто бы сама Альбина ему это говорила... Шло оттуда что-то...

Никита закрыл глаза и глубоко вздохнул. Как же много от сейчас бы отдал, чтобы оказаться на своей скучной работе со своими бестолковыми учениками, которым изо дня в день он твердил одно и то же, одно и то же! А лучше - дома, за стареньким ноутбуком, куда он, писатель Ник Борисов, зачем-то вбивал свои неказистые, никому не нужные тексты... Да неважно, где оказаться бы сейчас, но только не здесь, не внутри войны, где ты уже наполовину труп, потому что здесь ты - просто мишень, цель, и кто-то неведомый, сидя у монитора, решает, жить тебе или нет.
 
Димка открыл глаза, снова вздохнул, развернулся и, хромая и морщась от боли, зашагал по лесной дороге.
 
В Суджу. К Женьке.

Казавшийся коротким путь занял у него неимоверное количество времени, так как во-первых, он толком не знал дороги и много петлял, а во-вторых, приходилось буквально красться по лесопосадкам, внимательно глядя и по сторонам, и под ноги: он ведь слышал по телевизору про мины-лепестки и растяжки! Очень хотелось есть и пить, болела рана на ноге, сил двигаться у него практически не осталось, и Никита часто надолго садился на землю, и отдыхал, прислонившись к какому-нибудь дереву. В один из таких «отдыхов» он заснул, а когда проснулся - уже стемнело.
Может, это было и к лучшему.

Входил Никита в Суджу и вовсе в густых потёмках. В домах и во дворах не было ни единого огонька, не лаяли собаки, казалось, что Суджа вымерла...
 
Устав бояться, падать на землю и прятаться при каждом звуке, Никита из последних сил, еле волоча ноги, брёл по тёмной улице суджанского Замостья, стараясь всё же держаться ближе к заборам, чтобы его было не так заметно. Сориентировался он тут быстро, так как в неоднократные его приезды к Женьке они часто бывали в этой части городка. В Замостье было относительно тихо, только вдалеке изредка слышались взрывы гранат и треск автоматных очередей. Иногда слышался звук орудийного выстрела, как будто кто-то стучал кувалдой по огромной картонной коробке. Через несколько секунд после выстрела, ещё в большем отдалении раздавался глухой взрыв.

И только однажды, подходя к перекрёстку, Никита услышал приближающийся шум мотора и ничком бросился на землю. Спустя несколько секунд через перекрёсток на полной скорости, светя фарами, пролетел БТР, который, видимо, разведывал здесь обстановку. Белый треугольник - Никита уже знал - это ВСУ.   
 
Добравшись до Женькиного дома, он с максимальной осторожностью проник сначала во двор, а потом в кромешной темноте стал нащупывать дорогу к крыльцу.
 
«Вот сейчас залает Гаврила - и тогда мне, наконец, крышка», - с каким-то спокойствием подумал он. - Пусть уже или меня пристрелят, или я Женьку найду, и нас пристрелят вдвоём, или ещё как, - но скоре бы все это уже закончилось! Никаких сил уже нет!»

Дверь в дом была закрыта на внешний висячий замок.
«Блин, вот и где его, стервеца, искать? - разозлился Никита. - Залез в какую-нибудь норку, одному ему известную, и сидит себе, самогончик потягивает, сальцом закусывает!»

Погреб у Женьки, он помнил, был в сарае. Только вот как бы в этих потёмках сарай найти? Осторожно ступая и иногда руками обшаривая воздух и землю вокруг, Никита двинулся в том направлении, где, по его расчётам, должен был у Женьки сарай. Но не прошёл он и нескольких шагов, как услышал:
- Кто здесь?
Женькин голос. Только хриплый очень.
- Джон, это я, Ник. Приехал за тобой.
- Чо, сдурел, что ли!
- Джон, подойди, я тут не вижу ни хрена!

Раздались тихие шаги и Никита увидел около себя тёмный силуэт Женьки, от которого ощутимо несло самогоном и потом.
- Здорово!
- Привет!
- Выпьешь?
- Да я бы и пожрал чего-нибудь, если есть!
- Пошли.

Они забрались в Женькин погреб, в котором горела керосиновая лампа и уставились друг на друга.
Понятно, что на нормальных людей и Джон, и Ник мало походили, поэтому минуту-другую они просто смотрели, не веря глазам своим и не находя, что сказать.
- Что с ногой? - наконец спросил Женька, кивнув на перевязанное окровавленным бинтом бедро Никиты.
- Да так, ерунда... Царапина. - ответил тот.
- Ни хрена себе поцарапался! Ты на чём добирался-то?
- На своей.
- И где оставил?
- В лесу. Километров десять-пятнадцать отсюда. Точно не знаю... Но она... сгорела...

- Сгорела? Твоя новая машина? - выпучил глаза Женька.
- Ну, да... ВСУшники взорвали гранатой.
- Нихера себе! Да чего же ты, дурень, пёрся-то сюда? - почти заорал Женька.
- Альбина попросила.
- Аль... Альбина? - у Женьки перехватило дыхание. - Как, Альбина? А... А сама она где?
- Послушай, Джон... То есть, Жень...., - и тут и у Никиты перехватило горло. Он просто стоял и смотрел ему в глаза.
А Женька не понимал. Или делал вид...
- Чего замолк? Альбина-то где? В Курске? - нетерпеливо спросил он еще раз. - Надеюсь, ты догадался её с собой не брать?
И Женька, видимо уверенный в своём предположении, даже усмехнулся. Никита наконец отвёл глаза.
- Ты выпить предлагал, Джон! И..., и... я голодный, как чёрт...
- Ах, да... Вон, на столе, бери, ешь... 
И налил ему из баклажки полный стакан самогона.

Никита рассказал Женьке про Альбину, только залпом выпив самогон, на выдохе. Иначе бы не смог.
Женька долго молчал, играя желваками и, не моргая, глядел ему в глаза. Никита увидел, как по Женькиным щекам потекли слёзы.
- Да как же ты, паршивец... - наконец прохрипел Женька. -  Да ты же... Да я тебя...!

Он резко отвернулся, сел на край закрома для картошки и уставился в пол.
- Бабу, дурак, послушал! Где твои мозги были в это время? Чем ты думал?
- Жень, я...
- Заткнись, пока я тебя, гада...
Никита был так голоден, что не мог удержаться, и хватал со стола то одно, то другое. Старался только сильно не шуметь...
Наконец, немного уняв голод, он смог оторваться от стола и сел рядом с Женькой.
- Джон, надо уходить! Прямо сейчас, пока темно. ВСУ везде, дроны...
- Зачем?
- Затем, что... - Никита замялся, не находя слов. - Затем, что мы с Альбиной ехали же за тобой. И Альбина...
- Я её увижу? -перебил его Женька.
- Да, если доберёмся.
- Ты её не похоронил?
- Нет, времени не было.
- Лопату возьму.

Он молча встал,  взял лопату, снял со стоявшей на полу раскладушки и засунул в рюкзак покрывало, завернул и кинул туда же хлеба с салом, две полторашки воды, фляжку, куда слил остатки самогона из баклажки, и они молча вышли из сарая.
- А собака твоя где?
- Тише ты! - Женька внимательно вслушался в суджанскую ночь, а потом продолжил полушёпотом. - Хохлы пристрелили, на улице лежит. Не углядел, она выскочила, давай лаять на них, ну и...
- Понятно. Пошли.

Возвращаться было легче: Женька легко ориентировался в темноте, но они всё равно пробирались очень осторожно, много кружили, обходя открытые участки. С рассветом они с Никитой вошли в посадку, где еще догорал, чадя чёрным дымом, «Джимми». Недалеко, закиданная пожухлыми ветками клёна, лежала застреленная Альбина. Здесь было тихо, и, слава богу, никто больше не побывал здесь.

Они вместе стояли над свежей могилой, в которой только что похоронили завёрнутую в покрывало Альбину.
Женькину любовь.
- Джон, она просила простить её. - тихо сказал Никита.
- За что?
- За то, что... Что не доехала.
- Это ты не доехал. Не довёз...
- Ну, и меня прости..Пожалуйста... Если сможешь.
Женька поднял на Никиту глаза, полные слёз, и прошептал:
- Да что толку сейчас уже... Её же не вернёшь! Ты только скажи, Ник, за что мне всё это? И Лена, и Альбина... За что?

Никита молчал. Он всё думал, сказать Женьке о беременности Альбины, или нет. Или лучше потом.
Но так и не сказал никогда.