Солнце моего детства

Иногда по вечерам, когда город за окном замирает в глухом сумраке, а в окнах напротив дрожат одинокие огоньки, я думаю о том лете. Не знаю почему — прошло ведь столько времени — но память возвращает меня туда с неумолимой силой, как морская волна возвращает к берегу обломок старой лодки.

Мы живем в мире сером, строгом, аккуратно расчерченном расписаниями и счетами. Утром — кофе без вкуса, потом дорога, наполненная одинаковыми лицами, потом тишина, работа, где даже воздух кажется усталым. Всё ровное и предсказуемое, будто кто-то выкрасил жизнь в одну бесстрастную краску. Но стоит закрыть глаза — и сквозь этот туман вдруг проступает свет: густой, янтарный, обжигающий. Солнце, расплавленное над морем. Болгария. Несебр.

Мне было лет десять, не больше. Я помню, как город вырастал из воды, словно прямо из морской глубины поднимались старые камни, обросшие солью и временем. По узким улочкам пахло жареной рыбой, или как местные называли ее «цацей», то же, что и русская килька, только обжаренная в масле до золотистой хрустящей корочки, политая лимонным соком, и чем-то пряным, корицей, наверное. Камни мостовой были шершавыми, но тёплыми, как кожа. Я бегал по ним босиком и чувствовал, будто сам становлюсь частью этого древнего, но живого города. У самого входа всегда стоял волынщик, напевавший «Мила Родино» на своей волынке.

В полдень Несебр дышал жаром: белые стены церквей слепили глаза, а в тени, под навесами деревянных домов, продавцы икон говорили тихо, почти шёпотом. Откуда-то доносился звон колокола — глухой, будто доносящийся из самой земли. Я помню церковь Христа Пантократора: прохладу камня, запах ладана и тишину, такую гулкую, что было слышно, как шевелится воздух. Тогда я не понимал, почему мне хотелось стоять там подолгу. Теперь знаю — это было чувство вечности.

Как удивительное совпадения там стояла церковь святого Стефана, в которую я, еще будучи младенцем, сумел войти и прикоснуться к этому удивительному историческому памятнику.

Солнечный Берег — был той частью города, где мы жили с семьей, и от которого сейчас становится теплее. Песок на двух пляжах, окружавших тот самый Солнечный Берег, был золотым и мягким, словно кто-то рассыпал по земле пыль солнца. Море — всегда оставалось ласковым, бескрайним — принимало меня, как принимает мать уставшего ребёнка: шумело колыбельной, пахло солью и свободой. Вечерами по пляжу шли люди — разноязычные, смеющиеся, пахнущие загаром и сладкой пахлавой. В этом смехе и шелесте прибоя я чувствовал что-то, что, наверное, и зовётся счастьем. Простым, тихим, не требующим причин.

В то время я еще не знал, что такое проблемы, что такое человеческие ссоры и распри. Это был тот самый безмятежный, уютный период моего детства, которым я успел насладится.

Теперь я иногда пересматриваю старые, выцветшие фотографии с обрезанными краями. На одной — я, голубоглазый мальчишка с облупленным ведёрком, смеюсь, а за спиной — полоска моря и тонкая тень корабля. Но всё это кажется не моим, словно кадр из чужого сна.

Я пишу о том море, о тех камнях. Стихи — о солёном ветре, о каменных великанах, что хранят тишину столетий. Пытаюсь вернуть хоть отблеск того света. Но слова не слушаются, не греют. Рассказываю друзьям о Несебре, а они кивают вежливо, улыбаются — и я понимаю: никто не может увидеть то, что вижу я. Ведь тот город — не на карте. Он живёт только в моей памяти, где солнце не заходит, а море не знает холода.

Иногда я думаю: а что, если вернуться? Купить билет, пройтись снова по тем улицам, потрогать шершавые стены, вдохнуть тот же воздух? Но, наверное, не стоит. Ведь вернуться туда — всё равно что войти в реку, которой уже нет.
И всё же… когда по вечерам я гашу свет, когда за окном тянется дымный осенний дождь, мне вдруг чудится — где-то там, далеко, в другом времени, солнце всё ещё катится по золотому берегу, а я, мальчишка, бегу по камням Несебра и смеюсь. И это знание — что там, в глубине памяти, всё ещё теплится то лето — делает мою жизнь чуть светлее. Как будто из-за туч, хоть на миг, выглянуло солнце моего детства.