Заключенные Сердца Тень и Солнце

Глава 1: Падение империи
Небо над столицей царства Лян плакало кровавыми слезами. Не метафора сие, нет — багряные отсветы пожаров, пожиравших город квартал за кварталом, окрашивали низкие, тяжёлые тучи в цвет свежей раны. Воздух, ещё утром напоённый ароматами цветущих сливовых деревьев и благовоний из храмов, ныне был густ от гари, криков и железа. Война, подобно хищному зверю, ворвалась в самое сердце некогда процветающей земли.

Принц Ли Мин, наследник трона, стоял на балконе своего павильона в Запретном саду. Ему едва минуло восемнадцать вёсен. Лицо его, тонкое и одухотворённое, словно выточенное из лучшего нефрита, было бледно. Длинные, как вороново крыло, волосы, обычно собранные в сложную причёску с золотой шпилькой, теперь растрепались и падали на плечи, облачённые в шёлк цвета утренней зари. Но шёлк этот был уже испачкан сажей и чьей-то кровью. В его глазах, тёмных, как безлунная ночь, отражалось пламя, поглощавшее его мир.

— Ваше высочество! Бегите! — подбежал к нему старый евнух Чэнь, его верный слуга с самого детства. Лицо старика было изрезано морщинами ужаса, а в руках он сжимал свёрток. — Император... Император пал. Предатели открыли северные ворота.

Слова эти ударили Ли Мина сильнее, чем любой клинок. Отец... Могучий, мудрый правитель, которого он почитал за божество, пал. Мир рухнул, рассыпался на мириады огненных осколков. Принц сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Предатели? Кто? — голос его был тих, но твёрд, как закалённая сталь.

— Генерал Ван... Он перешёл на сторону царства Ци. Их армию ведёт сам «Чёрный Демон», генерал Чжао Вэй. Они уже во дворце, ваше высочество! Они ищут вас! — евнух протянул ему свёрток. — Здесь простая одежда. Через тайный ход в бамбуковой роще ещё можно уйти. Я отвлеку их.

Но Ли Мин лишь покачал головой. Бежать? Оставить свой народ, своих людей на растерзание врагу? Нет. Он был сыном своего отца, наследником драконьего трона. Честь не позволяла ему скрыться, подобно трусливому шакалу.

— Нет, дядя Чэнь. Я встречу их. Я — Ли Мин из рода Ли. Я не побегу.

В этот миг двери павильона с грохотом распахнулись. В проёме, очерченные заревом пожара, стояли воины в чёрных доспехах с гербом царства Ци. А впереди них — фигура, от которой, казалось, исходил сам холод смерти. Генерал Чжао Вэй.

Он был высок и широк в плечах, его чёрные, как смоль, доспехи были забрызганы кровью. Шлем он снял, и под светом огня стали видны его резкие, хищные черты лица: высокий лоб, орлиный нос, плотно сжатые губы и глаза... Глаза его были подобны двум осколкам обсидиана — тёмные, непроницаемые, но с искрой жестокого ума. Шрам, пересекавший левую бровь и терявшийся в волосах, лишь добавлял его облику суровости. Он не выглядел старше двадцати пяти лет, но в его взгляде была вековая усталость и бездна цинизма.

— Принц Ли Мин, — его голос был низким и ровным, без тени эмоций. Он обвёл взглядом изящный павильон, а затем остановил его на юноше. — Ваше царство пало. Ваш отец мёртв. Сдайтесь, и, возможно, мой император сохранит вам жизнь.

Старый евнух Чэнь с криком бросился вперёд, пытаясь заслонить собой принца. Один из воинов Чжао Вэя шагнул, чтобы пронзить его копьём, но генерал остановил его лёгким движением руки.

— Не трогать старика, — приказал он, не сводя глаз с Ли Мина. В его взгляде промелькнуло что-то странное, мимолётное — не то любопытство, не то... узнавание?

Ли Мин выпрямился, расправив плечи. Страх, ледяной и липкий, пытался сковать его члены, но гордость была сильнее. Он посмотрел прямо в тёмные глаза своего врага.

— Я — наследный принц Великой Лян, — произнёс он звонко и отчётливо, хотя сердце его билось, как пойманная птица. — Я не сдаюсь варварам и предателям. Если желаете моей смерти — возьмите её. Но не ждите от меня покорности.

На губах Чжао Вэя появилась тень усмешки. Она не коснулась его глаз, оставшихся холодными, как зимняя ночь.

— Смерть — это слишком лёгкий дар, ваше высочество, — проговорил он медленно, смакуя каждое слово. — Жизнь в моих руках может оказаться куда более мучительной. Вы ещё не знаете, что такое настоящая покорность. Но я вас научу.

Он сделал знак своим воинам. Два грубых солдата схватили принца, заламывая ему руки за спину. Шёлк на его одежде затрещал. Ли Мин не сопротивлялся, лишь его взгляд, полный ненависти и презрения, был прикован к лицу генерала.

Когда его выводили из павильона, он в последний раз обернулся. Запретный сад, где он провёл своё детство, утопал в огне. Вековые деревья, свидетели величия его династии, превращались в чёрные скелеты. Это был конец его мира. И начало его плена.


Глава 2: Жестокие реалии плена
Темница встретила Ли Мина запахом сырости, отчаяния и застарелой крови. Это была не просто камера, а каменный мешок, выдолбленный в самых глубоких подземельях дворца, где никогда не бывал луч солнца. Единственным источником света служил крохотный, забранный ржавой решёткой проём под самым потолком, откуда сочился тусклый сероватый свет и доносились приглушённые звуки жизни, что теперь была так далека. С потолка капала вода, отмеряя секунды бесконечного заточения. На полу, покрытом грязной соломой, темнели пятна, о происхождении которых лучше было не задумываться.

С принца сорвали его шёлковые одежды, заменив их грубой холщовой робой, коловшей кожу и пахнущей плесенью. На его запястья и лодыжки надели тяжёлые железные кандалы. Они были холодными и безжалостными, каждое движение отзывалось лязгом и тупой болью в натёртой коже. Золотая шпилька, скреплявшая его волосы, — последний дар покойной матери — была грубо вырвана и брошена в грязь. Теперь его длинные чёрные волосы грязными прядями падали на лицо, смешиваясь с потом и кровью из разбитой губы.

Первые дни слились в один сплошной кошмар. Его мучители не знали жалости. Они приходили в разное время, не давая ни минуты покоя. Их лица были грубыми, ухмылки — жестокими. Они были инструментами в руках Чжао Вэя, и они упивались своей властью над поверженным наследником.

Его избивали. Не до смерти, нет. Расчётливо и умело, оставляя на его теле, привыкшем к шёлку и тёплым ваннам, уродливые багровые и синие отметины. Они хотели сломить не тело, а дух. Его морили голодом, бросая ему раз в день миску с мутной похлёбкой и кусок чёрствого хлеба, который едва ли съела бы дворцовая собака. Его лишали сна, будя посреди ночи лязгом оружия или ведром ледяной воды, вылитой на него прямо в промозглой камере.

— Ну что, ваше высочество? — глумился над ним один из тюремщиков, толстый мужчина с редкими зубами и запахом прокисшего вина. — Всё ещё гордый? Может, поцелуешь мой сапог, и я дам тебе лишнюю порцию воды?

Ли Мин молчал. Он лежал на холодной соломе, и каждое движение отзывалось болью. Но он не издавал ни стона, ни мольбы. Он впивался взглядом в своих мучителей, и в его тёмных глазах горела неукротимая ненависть. Это бесило их больше всего. Они могли истязать его тело, но его воля оставалась непокорённой. Он был принцем, и даже в грязи и унижении он не забывал об этом.

Однажды они приволокли его в пыточную камеру. Воздух там был спёртый и тяжёлый. На стенах висели цепи, клещи, раскалённые прутья — весь арсенал человеческой жестокости. В центре стояла дыба.

— Генерал Чжао Вэй желает знать имена всех полководцев, оставшихся верными вашему роду, — прошипел дознаватель, человек с тонкими, как у паука, пальцами и мёртвыми глазами. — Назови их, и твои страдания прекратятся.

Ли Мин лишь криво усмехнулся разбитыми губами.

— Мои люди скорее умрут, чем предадут. Чего не скажешь о ваших, — прохрипел он, вспоминая генерала-предателя Вана.

За эти слова его подвесили на дыбе. Боль была невыносимой, суставы выворачивало, казалось, тело вот-вот разорвётся на части. Тьма застилала глаза, но он стиснул зубы и молчал. Он вспоминал уроки своего наставника по медитации, пытался отстраниться от боли, превратить её в далёкий гул. Он думал об отце, о матери, о своём царстве. Он не мог предать их. Не мог.

Когда его, полуживого, сняли и бросили обратно в камеру, он потерял счёт времени. Дни и ночи смешались. Он жил в тумане боли, голода и холода. Но дух его не был сломлен. Напротив, в этом горниле страданий его ненависть к захватчикам и особенно к Чжао Вэю, этому холодному, безжалостному «Чёрному Демону», закалялась, превращаясь в чистую, острую сталь. Он выживет. Он вытерпит всё. И однажды он отомстит. Эта мысль стала единственным, что поддерживало в нём жизнь, слабым огоньком, который не могли погасить ни побои, ни унижения, ни безжалостный холод каменной темницы.


Глава 3: Первый взгляд
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем тяжёлая дубовая дверь темницы отворилась вновь, пропустив внутрь не очередного безликого стражника, а того, чьё имя стало для Ли Мина синонимом ненависти. Генерал Чжао Вэй вошёл в камеру, и сам воздух, казалось, стал холоднее и плотнее. За его спиной остались два охранника, а в руках один из них держал факел, чей трескучий свет вырвал из мрака жалкое убранство камеры и фигуру пленника.

Чжао Вэй был одет не в доспехи, а в тёмно-синий халат из плотного шёлка, перехваченный широким кожаным поясом. Одежда была простой, без вышивки, но сидела на его мощной фигуре идеально, подчёркивая широту плеч. Его чёрные волосы были собраны в высокий хвост, открывая строгий профиль и шрам над бровью. Он не выказывал ни брезгливости, ни жалости, глядя на то, во что превратился наследный принц. Его лицо оставалось непроницаемой маской, а тёмные глаза изучали Ли Мина так, как учёный изучает диковинное насекомое.

Ли Мин с трудом приподнялся на локтях. Тело было сплошной раной, но он заставил себя сесть, опираясь спиной о влажную каменную стену. Он не хотел, чтобы этот человек видел его лежащим в грязи, словно издыхающее животное. Он вскинул голову, и их взгляды встретились. Взгляд Ли Мина был полон неприкрытой, яростной ненависти. Он не пытался её скрыть. Это было единственное оружие, что у него осталось.

— Оставили попытки выбить из меня имена? — голос принца был хриплым и слабым, но в нём звенела сталь. — Или вашему императору надоело ждать, и он прислал своего пса, чтобы тот лично перегрыз мне глотку?

Чжао Вэй не ответил на оскорбление. Он медленно обошёл камеру, его сапоги из мягкой кожи почти бесшумно ступали по грязной соломе. Он остановился у стены, провёл пальцами по влажному камню, затем посмотрел на крохотное окошко под потолком.

— Ваши люди — глупцы, — наконец произнёс он, и его низкий голос эхом отразился от стен. — Они пытались организовать нападение на обоз с провизией у Южного перевала. Жалкая горстка храбрецов. Все мертвы.

Каждое слово было ударом. Ли Мин почувствовал, как ледяной холод сжал его сердце. Верные ему люди... погибли. Пытаясь что-то сделать. Пытаясь, возможно, спасти его. И этот человек говорит об их смерти с таким безразличием, словно о раздавленных муравьях.

— Они были героями, — выдавил Ли Мин, сжимая кулаки. — Они умерли за свою страну. Понятие, неведомое вам, генерал. Вы служите лишь силе и жестокости.

Чжао Вэй медленно повернулся и подошёл к нему вплотную. Он присел на корточки, оказавшись на одном уровне с сидящим принцем. Так близко Ли Мин мог разглядеть тонкие морщинки в уголках его глаз и золотистые искорки в их обсидиановой глубине. От генерала пахло озоном после грозы, кожей и чем-то неуловимо горьким, как полынь.

— Героизм — это роскошь, которую могут позволить себе лишь победители, ваше высочество, — тихо сказал он. — Проигравшие становятся предателями или мучениками. Третьего не дано. Ваши люди выбрали второе. Бессмысленный выбор.

— Для вас всё бессмысленно, что не служит вашей жажде власти! — выплюнул Ли Мин ему в лицо.

Чжао Вэй не отстранился. Он лишь слегка склонил голову, и его взгляд стал ещё более пристальным, почти интимным. Он протянул руку в перчатке и грубоватым движением отвёл с лица Ли Мина прядь грязных волос, чтобы лучше видеть его глаза.

— Вы всё ещё не сломлены, — это было не вопросом, а утверждением. В его голосе прозвучало нечто похожее на... уважение? Или, быть может, разочарование. — Я видел, как ломались мужчины и посильнее вас. От одного лишь вида пыточных инструментов. А вы... вы всё ещё смотрите на меня так, будто это вы победитель, а я — ваш пленник.

Его большой палец скользнул по щеке принца, оставляя на коже грязный след. Прикосновение было обжигающе холодным, и Ли Мин дёрнулся, как от удара. Внезапно в этом жесте, в этой странной заинтересованности мучителя, ему почудилось нечто большее, чем просто желание сломить врага. Что-то тёмное, непонятное и пугающее. Это было не просто противостояние воина и пленника. Это было столкновение двух воль, двух миров, и в тёмных глазах генерала Ли Мин на мгновение увидел не только холод и жестокость, но и тень глубоко скрытой боли.

Чжао Вэй резко отнял руку, словно сам удивился своему жесту. Он поднялся во весь рост, снова превращаясь в неприступную, холодную статую.

— Продолжайте, — бросил он тюремщикам, стоявшим у двери. — Но оставьте его в живых. Он нужен императору. Пока что.

С этими словами он развернулся и вышел, оставив Ли Мина одного в полумраке, с гулко бьющимся сердцем и новым, тревожным чувством. Ненависть никуда не ушла, но к ней примешалось что-то ещё. Недоумение. И смутный, неосознанный страх перед загадкой, которую представлял собой генерал Чжао Вэй.


Глава 4: Неожиданная милость
После визита генерала Ли Мин приготовился к худшему. Он ожидал, что его непокорность вызовет новую волну жестокости. Он напряг все свои силы, готовясь встретить боль, стиснув зубы и заперев крики глубоко внутри. Но день прошёл, сменился ночью, а за ней пришёл новый день, а пытки не возобновлялись. Тюремщики по-прежнему приносили ему скудную еду и воду, но их издевательства прекратились. Они больше не били его, не обливали ледяной водой. Даже толстяк с гнилыми зубами теперь лишь молча ставил миску на пол и быстро уходил, бросая на принца опасливые, почти испуганные взгляды.

Ли Мин не мог понять, что происходит. Эта внезапная перемена пугала его больше, чем привычная жестокость. Он не верил в милосердие Чжао Вэя. «Чёрный Демон» не знал такого слова. Значит, это была часть какого-то нового, более коварного плана. Возможно, они хотели дать его телу немного зажить, чтобы потом начать истязания с новой силой? Или это была психологическая уловка, призванная расшатать его волю ожиданием?

На третий день случилось нечто и вовсе невообразимое. Дверь камеры открылась, и вошёл не тюремщик, а пожилой мужчина в скромной одежде лекаря, с небольшим деревянным ящичком в руках. За его спиной маячили два стражника, но они остались в коридоре. Лекарь, низко поклонившись, поставил свой ящичек на пол.

— Ваше высочество, — проговорил он тихим, уважительным голосом, используя титул, который Ли Мин не слышал с момента своего пленения. — Генерал Чжао Вэй приказал мне осмотреть ваши раны и оказать помощь.

Ли Мин смотрел на него с недоверием. Лечить его? Зачем? Чтобы потом было что снова терзать? Это было верхом цинизма.

— Передайте своему генералу, что я не нуждаюсь в милости убийцы моего отца, — холодно ответил принц, отворачиваясь к стене.

Старый лекарь вздохнул. Его лицо, испещрённое морщинами, было спокойным и печальным.

— Ваше высочество, неповиновение лишь усугубит ваше положение. А если раны воспалятся, вы умрёте от лихорадки. Медленной и мучительной смертью. Не думаю, что генерал будет опечален таким исходом. Позвольте мне хотя бы очистить ссадины.

В его словах была логика. Умереть от гниющей раны в этой грязной дыре — бесславный конец для наследника трона. Скрипнув зубами, Ли Мин позволил лекарю приблизиться. Старик работал умело и быстро. Он промыл его раны тёплым отваром из трав, от которого по камере поплыл горьковатый, но чистый аромат. Затем он смазал самые глубокие порезы и синяки густой зеленоватой мазью, которая приятно холодила кожу и снимала боль. Он перевязал его рёбра, туго, но аккуратно. Всё это время он молчал, лишь изредка цокая языком при виде особенно уродливых травм.

Когда он закончил, Ли Мин почувствовал себя... лучше. Не только физически. Простое человеческое прикосновение, не несущее боли, было подобно глотку свежего воздуха после долгого удушья. Но он не подал виду.

— Почему он это делает? — спросил Ли Мин, когда лекарь уже собирал свои склянки.

— Генерал не делится своими планами с простым лекарем, — уклончиво ответил старик. — Но могу сказать, что он не любит, когда его... игрушки... ломаются раньше времени.

Слово «игрушки» резануло слух. Так вот кто он для Чжао Вэя. Не враг, не пленник, а вещь, предмет для какой-то неведомой игры. Это было унизительнее любых побоев.

Вслед за лекарем в камеру вошёл слуга и поставил на пол поднос. На нём была не привычная бурда, а чаша с дымящимся рисом, миска с тушёными овощами и даже несколько кусочков варёного мяса. А рядом — кувшин с чистой водой. После недель голода эта еда казалась пиром богов. Желудок свело от одного только запаха.

Ли Мин долго смотрел на поднос, борясь с собой. Принять эту подачку — значило проявить слабость, пойти на поводу у своего мучителя. Но тело требовало своего. Он был истощён, и чтобы бороться дальше, ему нужны были силы. С тяжёлым вздохом он придвинул поднос к себе и начал есть. Медленно, заставляя себя не набрасываться на еду, как дикий зверь. Каждый кусок был одновременно и наслаждением, и горьким напоминанием о его положении.

Так начался новый этап его заточения. Пытки прекратились. Его раны лечили, его сносно кормили. Но он по-прежнему был в каменном мешке, в кандалах, во власти своего врага. Эта странная, необъяснимая милость давила на него тяжелее, чем прежняя жестокость. Она была как штиль перед бурей, затишье, полное неизвестности и скрытых угроз. Ли Мин понимал: игра Чжао Вэя только начинается, и правила её были ему неведомы.


Глава 5: Загадка генерала
Дни тянулись медленно, как густая патока. Тело Ли Мина постепенно исцелялось под присмотром старого лекаря, но его разум работал без устали, пытаясь решить главную загадку — генерала Чжао Вэя. Кто он, этот человек, сотканный из противоречий? Жестокий завоеватель, отдававший приказы о пытках, и он же — тот, кто приказал эти пытки прекратить. Безжалостный воин, чьё имя «Чёрный Демон» заставляло дрожать целые армии, и он же — человек, во взгляде которого принцу почудилась тень застарелой боли.

Ли Мин начал собирать информацию по крупицам, используя единственные доступные ему источники: старого лекаря и молодого слугу, который теперь приносил ему еду. Слуга был юн, пуглив и молчалив, но в его глазах не было той тупой жестокости, что у прежних тюремщиков. Звали его Сяо Лу, и он был из покорённой провинции на юге.

— Скажи мне, Сяо Лу, — как-то спросил Ли Мин, когда тот забирал пустую посуду, — твой генерал... Чжао Вэй... он всегда был таким?

Юноша вздрогнул, услышав имя генерала, и испуганно огляделся на стражников в коридоре.

— Я... я не знаю, ваше высочество, — пролепетал он. — Я всего лишь слуга. Говорят, он из простой семьи, сам пробился наверх. Говорят, он никогда не проигрывал битв. Его боятся все, даже министры при дворе императора.

— Боятся... или ненавидят? — уточнил Ли Мин.

Сяо Лу быстро кивнул и, схватив поднос, поспешил удалиться, не сказав больше ни слова. Но и этого было достаточно. «Пробился сам», «боятся даже министры». Значит, Чжао Вэй не был частью старой аристократии царства Ци. Он был выскочкой, чужаком в высшем свете, державшимся лишь на своей силе и благосклонности императора. Такие люди всегда одиноки и окружены врагами.

Более разговорчивым оказался лекарь, господин Фэн. Он был стар, мудр и, казалось, видел в принце не столько врага, сколько заблудшую душу, нуждающуюся в исцелении — не только телесном.

— Генерал — сложный человек, — сказал он однажды, меняя повязку на плече Ли Мина. — Война меняет всех. Но его она, кажется, не изменила, а выковала. Словно он и родился с мечом в руке и льдом в сердце.

— У него есть семья? Друзья? — допытывался Ли Мин.

Господин Фэн покачал головой.

— Я никогда не видел, чтобы он улыбался. Не слышал, чтобы он говорил о ком-то с теплотой. Его единственный друг — его конь, а единственная семья — его армия. Он требует от своих людей железной дисциплины, но и сам живёт как спартанец. Спит на жёсткой койке, ест простую пищу, тренируется до седьмого пота. Он не знает ни роскоши, ни праздности. Только долг и война.

Однажды лекарь, видя, что принц совсем падает духом от безделья и мрачных мыслей, принёс ему книгу. Это был сборник стихов поэта-отшельника времён династии Шан. Ли Мин удивлённо посмотрел на него.

— Генерал позволил, — коротко пояснил господин Фэн. — Сказал, что «пустая голова — рассадник глупостей». Весьма по-солдатски, не находите?

Этот поступок озадачил Ли Мина ещё больше. Книга в темнице! Это было немыслимо. Он открыл сборник. Стихи были о бренности бытия, о красоте увядающей природы, о поиске покоя вдали от мирской суеты. Почему Чжао Вэй, человек войны, позволил ему читать это? Хотел ли он посмеяться над его утончённым воспитанием? Или в этом был какой-то скрытый смысл?

Листая страницы, Ли Мин наткнулся на загнутый уголок. На этой странице было стихотворение о двух ивах, растущих на разных берегах реки. Их ветви тянулись друг к другу через бурный поток, но никогда не могли соприкоснуться. Простое и печальное стихотворение о непреодолимом расстоянии. Уголок был загнут давно, страница в этом месте пожелтела сильнее. Неужели... неужели эту книгу читал сам генерал? Мысль о том, что «Чёрный Демон» мог находить отклик в столь меланхоличных строках, казалась абсурдной. Но она поселилась в голове Ли Мина, добавляя новые штрихи к портрету его загадочного мучителя.

Чжао Вэй был не просто жестоким солдатом. Он был человеком, который, возможно, сам был заключён в темницу — темницу одиночества и долга, построенную им самим. И эта мысль, как ни странно, впервые за всё время плена вызвала в душе Ли Мина не только ненависть, но и крохотную, неосознанную искру... любопытства. Ему захотелось понять, что за тень скрывается в глубине этих обсидиановых глаз.


Глава 6: Воспоминания о доме
Книга стихов стала для Ли Мина якорем в безвременье темницы. Днём он читал, пытаясь отвлечься, но с наступлением темноты, когда забирали последний факел из коридора и камера погружалась в почти абсолютный мрак, прошлое обрушивалось на него с новой силой. Воспоминания были ярче любого пламени, реальнее каменных стен.

Он закрывал глаза и видел не сырую солому, а залитые солнцем сады дворца Ланьхуа — Дворца Орхидей. Он снова был маленьким мальчиком, бегущим по вымощенным белым камнем дорожкам. Воздух был напоён ароматом цветущих пионов и сладким запахом османтуса. Его мать, императрица Мэйлин, сидела в беседке у лотосового пруда. Её волосы, чёрные и блестящие, как вороново крыло, были украшены жемчужными шпильками, а её шёлковое платье цвета весеннего неба колыхалось от лёгкого ветерка. Она смеялась, подзывая его к себе, и её смех был похож на перезвон серебряных колокольчиков.

— А-Мин, не бегай так быстро, упадёшь! — говорила она, и в её голосе не было строгости, лишь бесконечная нежность. Она угощала его засахаренными плодами лотоса, которые таяли во рту, и рассказывала старинные легенды о Небесном Драконе и Лунной Деве.

Рядом возникал образ отца, императора Шэн-цзу. Он не был грозным правителем в тронном зале, а просто отцом. Ли Мин вспоминал, как тот сажал его, совсем кроху, на своего боевого коня и вёл в поводу по двору, и маленький принц визжал от восторга и страха. Вспоминал, как отец учил его искусству каллиграфии, как его большая, тёплая рука направляла руку сына, выводящую первые неумелые иероглифы. «Помни, сын мой, — говорил он, — сила правителя не только в мече, но и в кисти. Меч завоёвывает, а кисть созидает. Истинный император должен уметь и то, и другое».

А вот его старшая сестра, принцесса Лянь, с которой они тайком от наставников сбегали на кухню, чтобы выпросить у добродушного повара горячих пирожков с красной фасолью. Лянь была живой и смешливой, она учила его играть на флейте и рассказывала смешные истории о придворных дамах. Где она сейчас? Выдана замуж за какого-нибудь северного варвара, чтобы скрепить непрочный союз? Или погибла в том страшном пожаре, что охватил женскую половину дворца во время штурма?

Боль сжимала сердце. Эти счастливые картины были теперь так же недосягаемы, как звёзды, которых он не видел с момента пленения. Он вспоминал не только людей, но и саму жизнь. Утренние тренировки с мечом, когда воздух был свеж и прохладен. Послеполуденные занятия с наставником, изучавшим с ним труды великих мудрецов. Вечерние чаепития в кругу семьи, когда за окном зажигались бумажные фонари, а в жаровне тлели ароматные благовония.

Всё это было уничтожено. Растоптано сапогами солдат Чжао Вэя. Сады его детства выжжены, беседки разрушены, лотосовый пруд завален обломками и, быть может, телами. Дворец Орхидей, где каждый уголок дышал миром и красотой, превратился в пепелище.

Иногда во сне к нему приходил отец. Но не тот, добрый и улыбчивый, а тот, каким Ли Мин видел его в последний раз — в залитом кровью тронном зале, в разорванных доспехах, с мечом в руке, сражающимся до последнего вздоха. Он смотрел на сына с немым укором, и Ли Мин просыпался в холодном поту, сжимая кулаки от бессильной ярости. Он, наследный принц, сидит в грязной яме, пока его царство стонет под пятой захватчиков, а духи его предков не находят покоя.

Эти воспоминания были его мукой. Но они же стали и его силой. Они напоминали ему, кто он такой. Он не просто пленник номер такой-то. Он — Ли Мин из рода Ли, сын Неба, наследник трона Великой Яшмы. И пока он помнит смех матери, мудрость отца и вкус пирожков с дворцовой кухни, его дух жив. Ненависть к Чжао Вэю питалась не только жаждой мести за свои страдания, но и скорбью по всему, что было отнято. И эта скорбь была бездонной, как ночное небо над его потерянным домом.


Глава 7: Слабый лучик надежды
Отчаяние — это тихий яд. Оно просачивается в душу медленно, капля за каплей, пока не заполнит её целиком. Ли Мин чувствовал его ледяное прикосновение каждую ночь, когда оставался наедине со своими воспоминаниями. Днём он держался, подпитывая себя ненавистью и гордостью, но ночи становились всё тяжелее. Ему нужен был выход, действие, хоть какая-то весть из внешнего мира. Иначе он сойдёт с ума в этой каменной коробке.

Его внимание всё чаще привлекал молодой слуга, Сяо Лу. В отличие от стражников, чьи лица были непроницаемыми масками жестокости или тупого безразличия, на лице юноши можно было прочесть целую гамму чувств. Главным из них был страх. Он боялся стражников, боялся темноты темницы, и, кажется, больше всего на свете он боялся генерала Чжао Вэя. Но под этим страхом Ли Мин иногда замечал и другое — тень сочувствия. Когда Сяо Лу ставил поднос с едой, он старался не смотреть на принца, но его взгляд всё равно нет-нет да и скользил по кандалам на лодыжках Ли Мина, и в глазах юноши мелькала жалость.

Ли Мин решил рискнуть. Это был отчаянный шаг, который мог стоить жизни им обоим, но бездействие было равносильно медленной смерти.

Однажды, когда Сяо Лу принёс ужин, Ли Мин заговорил с ним тихо, почти шёпотом:
— Сяо Лу, ты ведь не из столицы? Твой говор... он с юга.

Юноша замер, как пойманный оленёнок, и быстро взглянул на стражников, которые лениво переговаривались в конце коридора, вне пределов слышимости.
— Я... из провинции Шу, ваше высочество, — прошептал он, не поднимая глаз.

Провинция Шу. Одна из первых, что была завоёвана армией Чжао Вэя. Сердце Ли Мина забилось чаще.
— Я помню твою провинцию. Там цветут самые красивые камелии во всей Поднебесной, — сказал Ли Мин. — Моя мать любила их. Она говорила, что их красный цвет напоминает кровь героев, отдавших жизнь за свою землю.

Сяо Лу вздрогнул. Он поднял на принца глаза, полные слёз.
— Мой отец... он был в ополчении. Он погиб, защищая наш город, — прошептал юноша, и его губы задрожали.

Это был тот самый момент. Ли Мин понял, что не ошибся.
— Твой отец был героем, — твёрдо сказал принц. — Как и мой. Мы с тобой сыновья павших воинов. И мы не должны позволить, чтобы их жертва была напрасной.

Он протянул руку. На его пальце всё ещё было кольцо — простое нефритовое кольцо, которое стражники не сняли, посчитав его не слишком ценным. Но это был не просто нефрит. Это была личная печать его матери. Небольшой иероглиф «Мэй» был вырезан на внутренней стороне.

— Сяо Лу, — голос Ли Мина был напряжён. — За стенами этого дворца остались люди, верные моему дому. В городе есть чайная под названием «Тихий бамбук». Найди там хозяина, старика Вана. Покажи ему это кольцо и скажи всего одну фразу: «Орхидея ждёт весеннего дождя». Он поймёт. Он поможет тебе.

Сяо Лу смотрел на кольцо, потом на Ли Мина, и его лицо побелело от ужаса.
— Ваше высочество... если они узнают... нас обоих казнят! Меня сварят в масле!

— Они узнают, если ты проявишь страх, — настойчиво сказал Ли Мин. — Ты выходишь из дворца. Ты носишь еду, выносишь мусор. Кто обратит внимание на простого слугу? Это твой шанс, Сяо Лу. Шанс отомстить за отца. Шанс помочь своей родине. Или ты хочешь до конца своих дней носить похлёбку убийцам твоего народа?

Слова принца ударили в самое сердце юноши. Он колебался, его руки дрожали. Это был выбор между почти верной смертью и жизнью в унижении и страхе. Ли Мин видел эту борьбу в его глазах. Наконец, с глубоким, судорожным вздохом, Сяо Лу принял решение. Его пальцы быстро, почти незаметно, сомкнулись на кольце, и оно исчезло в рукаве его поношенной одежды.

— Я... я попробую, ваше высочество, — прошептал он, не смея поднять глаз.

Он схватил поднос и почти бегом скрылся в коридоре. Ли Мин остался один, его сердце колотилось о рёбра, как пойманная птица. Он сделал свой ход. Теперь оставалось только ждать. И эта надежда, хрупкая и слабая, как первый росток, пробившийся сквозь камень, была одновременно и мучительной, и пьянящей.


Глава 8: Тайные встречи
Два дня после передачи кольца были для Ли Мина пыткой, куда страшнее физической боли. Каждый раз, когда шаги стражников замедлялись у его двери, сердце ухало в пятки. Он ждал, что дверь распахнётся, и в камеру втащат окровавленное тело Сяо Лу, а следом войдёт Чжао Вэй со своей ледяной усмешкой. Но ничего не происходило. Юный слуга продолжал приносить еду, его руки всё так же дрожали, но в его глазах, когда он на миг осмеливался поднять их, Ли Мин видел не только страх, но и крупицу гордости. Значит, первый шаг был сделан. Кольцо было передано. Теперь оставалось ждать ответа.

На третью ночь, когда тишина в темнице стала почти осязаемой, Ли Мин услышал то, чего не ожидал. Лёгкие, почти бесшумные шаги, которые не принадлежали грузным стражникам. Дверь его камеры тихо скрипнула и открылась. В проёме стоял Чжао Вэй. Один. Без стражи. Он был одет не в доспехи, а в простые тёмные одежды без всяких знаков различия, что делало его силуэт ещё более зловещим в полумраке. В руке он держал маленький глиняный кувшин и две чаши.

Ли Мин инстинктивно напрягся, готовясь к новой изощрённой пытке. Но генерал просто вошёл, закрыл за собой дверь и сел на пол напротив принца, скрестив ноги. Он поставил кувшин и чаши на каменный пол между ними.

— Стражники думают, что я пошёл проверить посты на городской стене, — сказал он ровным, лишённым эмоций голосом. — У нас есть около часа, пока они не начнут меня искать. Я подумал, что наследный принц, должно быть, скучает по хорошему вину.

Он наполнил обе чаши, и по камере распространился тонкий аромат сливового вина. Ли Мин смотрел на него, не веря своим глазам. Это было слишком абсурдно. Его мучитель пришёл к нему в камеру посреди ночи, чтобы выпить?

— Я не пью с убийцами, — холодно отрезал Ли Мин.

Чжао Вэй усмехнулся, но в его глазах не было веселья.
— Война делает всех нас убийцами, ваше высочество. Ваш прославленный отец, император Шэн-цзу, сжёг дотла три города в южных землях, чтобы подавить восстание. Женщины, дети... огонь не разбирает. Или это называется «умиротворением», когда это делает император?

Слова генерала ударили Ли Мина, как пощёчина. Он хотел возразить, крикнуть, что это ложь, но где-то в глубине души он знал, что в словах Чжао Вэя есть доля жестокой правды. История пишется победителями.

— Зачем вы здесь? — сменил тему Ли Мин.

— Скука, — просто ответил Чжао Вэй, делая глоток из своей чаши. — Дворец полон интриг, глупцов и льстецов. Иногда хочется поговорить с человеком, который не боится сказать тебе правду в лицо. Даже если эта правда — «я тебя ненавижу». Это... освежает.

Они сидели в тишине. Ли Мин не притронулся к вину, но само присутствие генерала странным образом меняло атмосферу. Это была уже не просто камера пыток, а место странного, невозможного диалога.

— Вы позволили принести мне книгу, — сказал Ли Мин, чтобы нарушить молчание. — Стихи отшельника. Зачем?

Чжао Вэй посмотрел на него долгим, пронзительным взглядом.
— Потому что я знаю, каково это — быть в клетке. Даже если эта клетка — целый дворец или армия. Иногда слова поэта — единственное окно в мир, где есть что-то кроме крови и предательства.

Он говорил о себе. Ли Мин вдруг понял это с поразительной ясностью. «Чёрный Демон», завоеватель, человек, державший в страхе полмира, говорил о себе как о пленнике.

— Вы читали её, — это был не вопрос, а утверждение. — Стихотворение о двух ивах.

На лице генерала впервые промелькнуло что-то похожее на удивление. Он медленно кивнул.
— Давно. Когда был моложе и глупее. Когда ещё верил, что можно дотянуться до другого берега.

Он допил своё вино, встал и, не говоря больше ни слова, вышел, оставив на полу нетронутую чашу и полупустой кувшин. Дверь за ним тихо закрылась.

Ли Мин долго сидел в темноте, потрясённый. Этот ночной визит разрушил все его представления о генерале. Он пришёл не мучить, не допрашивать. Он пришёл... поговорить? Поделиться своим одиночеством? Принц посмотрел на чашу с вином. Он всё ещё не доверял Чжао Вэю, но теперь к его ненависти примешивалось новое, тревожное чувство — жгучее любопытство. Он хотел знать, что скрывается за маской «Чёрного Демона», какая боль заставляет его искать общества своего злейшего врага в глухой ночи.


Глава 9: Запретное влечение
Ночные визиты Чжао Вэя стали странным, почти сюрреалистичным ритуалом. Он приходил не каждую ночь, а когда его отсутствие при дворе не вызывало подозрений. Иногда они просто сидели в тишине, разделяя кувшин вина, которое Ли Мин, в конце концов, начал принимать. Не потому, что простил, а потому, что это вино было единственным, что согревало его в промозглой камере, и единственным, что делало эти встречи выносимыми. Чаще, однако, они говорили.

Их разговоры были похожи на поединок на тупых мечах — осторожные выпады, парирование, попытки нащупать слабое место в обороне противника. Они никогда не говорили о будущем или о войне. Вместо этого они обсуждали историю, философию, даже тактику великих полководцев прошлого. Ли Мин, получивший блестящее образование, часто ловил себя на том, что спорит с генералом с азартом, забывая на мгновение, кто они такие. Чжао Вэй, хоть и был выходцем из простонародья, обладал острым, самобытным умом и поразительной памятью. Он не знал классических текстов наизусть, как Ли Мин, но понимал их суть и умел применять древнюю мудрость к жестоким реалиям современности.

В одну из таких ночей Ли Мин заметил, как свет от единственного факела в коридоре играет на лице генерала. Он впервые по-настоящему рассмотрел его. Не как врага, не как символ разрушения, а просто как человека. У Чжао Вэя были резкие, словно высеченные из камня черты: высокий лоб, прямой нос, упрямая линия подбородка. Но в уголках его губ, когда он слушал, пряталась тень чего-то мягкого, почти уязвимого. А его глаза, обычно холодные, как зимняя сталь, в полумраке темницы казались бездонными омутами, в которых тонула любая определённость.

Ли Мин осознал, что ждёт этих ночей. Ждёт нетерпеливо, с тревогой, которая была сродни предвкушению. Днём он ненавидел Чжао Вэя так же сильно, как и прежде. Он вспоминал разрушенный дом, погибшего отца, и его сердце наполнялось ядом. Но ночью, когда генерал сидел напротив, деля с ним тишину и вино, ненависть отступала, уступая место чему-то иному. Сложному, пугающему, неправильному.

Это было влечение. Не физическое в привычном смысле, а влечение двух умов, двух одиночеств, двух противоположностей, которые, как полюса магнита, не могли не притягиваться друг к другу вопреки всему. Ли Мин видел в Чжао Вэе не только своего тюремщика, но и единственного человека, который говорил с ним на равных. А Чжао Вэй, очевидно, находил в принце то, чего ему так не хватало в мире грубой силы и лести — утончённость, интеллект и несгибаемую гордость, которую он так тщетно пытался сломить.

Однажды ночью разговор зашёл о поэзии. Ли Мин, слегка опьянев, начал цитировать по памяти строки своего любимого поэта о журавлях, улетающих на юг. Он говорил с жаром, его голос обрёл давно утраченные краски, а глаза блестели.

— «...Их крик прощальный режет небосвод, / Печаль разлуки в нём и горечь странствий...» — декламировал он и вдруг замолчал, поймав на себе взгляд генерала. Чжао Вэй смотрел на него не как на врага. В его взгляде было что-то новое — пристальное, почти жадное любопытство, смешанное с нескрываемым восхищением. В этот момент расстояние между ними, казалось, сократилось до одного вздоха.

Ли Мин почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он резко отвёл глаза, сердце забилось часто и тревожно. Тишина, повисшая между ними, была густой и наэлектризованной. Она была опаснее любых слов. Чжао Вэй тоже молчал, но Ли Мин чувствовал его взгляд на себе, словно физическое прикосновение.

— Уже поздно, — наконец хрипло произнёс генерал, поднимаясь. Его движения были резче, чем обычно. — Мне пора.

Он ушёл, не попрощавшись. В ту ночь Ли Мин долго не мог уснуть. Он лежал на соломе, глядя в темноту, и пытался подавить в себе это запретное, предательское чувство. Он — пленник. Чжао Вэй — его враг, убийца его отца. Между ними — река крови и ненависти. Любое иное чувство было безумием, изменой памяти предков, предательством самого себя. Но как бы он ни убеждал себя в этом, он не мог забыть этот взгляд. Взгляд, в котором на одно короткое мгновение промелькнуло нечто большее, чем просто интерес тюремщика к своей жертве.


Глава 10: Отчаяние
После той ночи, когда воздух между ним и Чжао Вэем, казалось, можно было резать ножом, генерал не появлялся несколько дней. Ли Мин разрывался между облегчением и странным, почти болезненным разочарованием. Он убеждал себя, что так лучше, что это безумие должно прекратиться. Но темница снова стала просто темницей — холодной, пустой и безнадёжной. Единственной его отрадой были визиты Сяо Лу.

Юноша, осмелев, научился передавать вести. Он не говорил много, боясь подслушивания, но его короткие фразы были для Ли Мина дороже золота. «Старик Ван передаёт поклон», — шептал он, ставя миску с рисом. «Люди помнят Орхидею», — доносилось до принца, когда Сяо Лу убирал в камере. Эти крупицы информации питали надежду Ли Мина. Он представлял, как верные ему люди собираются в тайных местах, как зреет заговор, как однажды ворота темницы рухнут и он снова увидит солнце.

Эта надежда рухнула в один день. Её разрушил не Чжао Вэй, а два пьяных стражника, чьи голоса гулким эхом разносились по коридору. Они не обращали на пленника никакого внимания, считая его частью каменной кладки.

— Слыхал новость? — говорил один, икая. — Наш «Чёрный Демон» скоро породнится с самим императором! Говорят, ему отдают в жёны племянницу государя, принцессу Фэн.

— Да ну? — изумился второй. — Этому выскочке? За какие такие заслуги?

— А за такие! — хохотнул первый. — Он же привёз императору лучший подарок. Живого наследника дома Ли. Император хочет устроить показательную церемонию. Принц Ли Мин публично отречётся от своих прав на трон и присягнёт на верность нашему государю. А Чжао Вэй, как тот, кто «усмирил» и «перевоспитал» его, получит в награду принцессу и место в императорском совете. Вот это ход! Из грязи в князи, да ещё и с какой помпой!

Ли Мин замер. Каждое слово стражника было подобно удару молота по его душе. Так вот в чём дело. Вот истинная причина «милости» Чжао Вэя. Книга, лекарства, ночные разговоры о поэзии, вино... всё это было не проявлением сложной души, а лишь частью продуманного плана. Холодный, расчётливый ход в политической игре. Чжао Вэй не пытался его сломить физически, он хотел размягчить его, усыпить его бдительность, чтобы потом, в нужный момент, представить двору ручного, покорного принца. А он, Ли Мин, почти купился на это. Он позволил себе увидеть в своём враге человека, почувствовать это запретное, отвратительное влечение.

Тошнота подступила к горлу. Он был не просто пленником, он был пешкой, главным призом в чужой игре. Его унижение должно было стать ступенькой для возвышения Чжао Вэя. А его надежды на верных людей? Что они могли сделать против всей мощи империи, против генерала, который вот-вот войдёт в императорскую семью?

Когда ночью дверь камеры снова открылась и на пороге появился Чжао Вэй с неизменным кувшином вина, Ли Мин посмотрел на него другими глазами. Он видел не загадочного воина с печалью в глазах, а расчётливого и амбициозного интригана.

— Сегодня вы припозднились, генерал, — сказал Ли Мин, и в его голосе звенел лёд. — Должно быть, праздновали грядущую свадьбу? Поздравляю. Принцесса Фэн, говорят, редкая красавица.

Чжао Вэй застыл на месте. Его лицо, обычно непроницаемое, на миг дрогнуло. Он медленно вошёл и сел напротив.

— Откуда ты знаешь? — его голос был тихим, но в нём слышались опасные нотки.

— Ваши стены не так глухи, как вам кажется, — усмехнулся Ли Мин, и усмешка его была полна горечи. — Какой блестящий план, генерал. Признаю ваше мастерство. Сделать из злейшего врага подножие для своего трона. Браво. Я почти поверил в ваши сказки об одиночестве и стихах. Какую роль вы приготовили для меня на вашей свадьбе? Буду подносить чай или развлекать гостей, стоя на коленях?

Чжао Вэй молчал, его взгляд потемнел. Он смотрел на Ли Мина так, словно видел его впервые. Наконец, он произнёс, и его голос был глухим и пустым:

— Это политика, Ли Мин. У меня не было выбора.

— Выбор есть всегда! — взорвался Ли Мин, вскакивая на ноги, насколько позволяли цепи. — У моего отца был выбор — сдаться или умереть. Он выбрал смерть! А вы выбрали ложь, предательство и торговлю чужими жизнями! Все ваши слова, все эти ночи — всё было ложью!

— Не всё, — тихо сказал Чжао Вэй, не поднимая глаз.

Но Ли Мин его уже не слушал. Отчаяние, холодное и всепоглощающее, затопило его. Надежда на спасение умерла. Надежда на то, что в его мучителе было хоть что-то человеческое, тоже умерла. Он остался один, преданный всеми, в ловушке, из которой не было выхода. Он был всего лишь марионеткой в руках кукловода, и имя этому кукловоду было Чжао Вэй.


Глава 11: Двойная игра
Императорский дворец был полной противоположностью военного лагеря. В лагере опасность была явной и честной — острый клинок, летящая стрела. Здесь же опасность пряталась за шёлковыми веерами, вежливыми улыбками и потоками лести. Чжао Вэй, «Чёрный Демон», герой войны, чувствовал себя здесь неуютно, как тигр в клетке из тончайшего фарфора. Каждый его шаг, каждое слово взвешивалось и обсуждалось в тёмных углах.

Его возвышение было слишком стремительным. Аристократы, чьи предки веками сидели в императорском совете, смотрели на него с плохо скрываемым презрением. Для них он был не более чем грубым солдафоном, выскочкой, которому просто повезло. Особенно лютовал министр Лю, дядя той самой принцессы Фэн, которую прочили Чжао Вэю в жёны. Старый лис с жидкой бородкой и глазами, полными яда, видел в генерале угрозу своему влиянию.

— Ах, генерал Чжао! — пропел он, встретив его в коридоре, украшенном нефритовыми панелями. — Весь двор только и говорит о вашей грядущей свадьбе. Какая честь для дома Лю! Моя племянница так взволнована. Она наслышана о ваших... подвигах. Надеюсь, в брачной опочивальне вы будете не столь резки, как на поле боя, — хихикнул он, и его свита подобострастно загоготала.

Чжао Вэй молча склонил голову в знак уважения, но его рука сжалась в кулак так, что побелели костяшки. Он ненавидел эту паутину лжи. Он привык решать проблемы мечом, а здесь приходилось лавировать, улыбаться тем, кого хотелось задушить, и играть по правилам, которые он презирал.

Его прошлое, которое он так старательно пытался похоронить, тоже давало о себе знать. Однажды в саду его остановил старый евнух, служивший ещё при прошлой династии.

— Генерал... — проскрипел он, оглядываясь по сторонам. — Я помню вас ещё мальчишкой. Вы служили конюхом у князя Чэня... того самого, которого казнили за измену десять лет назад. Какая ирония судьбы, не правда ли?

Чжао Вэй похолодел. Князь Чэнь был его первым покровителем, человеком, который разглядел в нём талант и дал ему шанс. Но потом князя обвинили в заговоре и жестоко казнили вместе со всей семьёй. Чжао Вэй, тогда ещё никому не известный юнец, чудом избежал этой участи, бежав на границу и записавшись в армию под другим именем. Если эта связь всплывёт сейчас, его враги немедленно объявят его сообщником предателя.

— Ты ошибся, старик, — ледяным тоном ответил Чжао Вэй, глядя евнуху прямо в глаза. — Мой отец был простым крестьянином на севере. Если ты будешь распускать лживые слухи, твой язык может случайно оказаться короче, чем ты привык.

Евнух побледнел и, кланяясь, поспешил прочь. Но Чжао Вэй знал — это лишь временная мера. Тени прошлого сгущались вокруг него. Он был один против всех. Против старой аристократии, против завистников, против призраков прошлого. И его единственным козырем, его единственным шансом удержаться на плаву был пленник, сидящий в темнице.

Ли Мин. Мысль о принце вызывала в нём бурю противоречивых чувств. После их последней яростной встречи он не ходил к нему. Он понимал его гнев, его отчаяние. И, что было хуже всего, он понимал, что Ли Мин прав. Он использовал его. Но слова принца — «Не всё было ложью» — были правдой. Эти ночные разговоры стали для него глотком свежего воздуха в удушливой атмосфере дворца. В Ли Мине он нашёл равного себе собеседника, врага, которого уважал. И это странное, опасное чувство, которое он испытывал, глядя на него, не было частью плана.

Теперь же ему предстояло снова надеть маску безжалостного тюремщика. Ему нужно было сломить волю Ли Мина, заставить его сыграть свою роль в предстоящем спектакле. Это было необходимо для его собственного выживания. Но мысль о том, что придётся снова увидеть в глазах принца ненависть и презрение, была на удивление болезненной.

Он стоял у окна в своих покоях, глядя на луну. Там, на поле боя, всё было просто: враг и союзник, жизнь и смерть. Здесь, во дворце, всё было игрой теней, где союзник сегодня мог стать врагом завтра, а единственный человек, который говорил ему правду в лицо, был его пленником. И чтобы выжить в этой игре, Чжао Вэю предстояло сделать самый жестокий ход — предать то единственное настоящее, что он нашёл в этом море лжи.


Глава 12: Политический манёвр
Через неделю после их последнего разговора, полного ярости и горечи, условия содержания Ли Мина резко изменились. Его перевели из сырой подземной темницы в одну из башен дворца. Это всё ещё была тюрьма — окна зарешечены, дверь охраняется, — но здесь было сухо, светло, и сквозь решётку можно было видеть клочок неба и верхушки деревьев в дворцовом саду. Ему принесли чистую одежду из простого, но добротного шёлка, стол, стул и даже письменные принадлежности — кисть, тушь и бумагу.

Ли Мин не обманывался. Это была не милость, а следующий этап плана Чжао Вэя. Золотая клетка вместо железной. Его готовили к выходу на сцену. Вскоре появился и сам «режиссёр» этого спектакля.

Чжао Вэй вошёл в комнату. Он был в парадном облачении генерала, тёмный шёлк его халата был расшит серебряными драконами, а волосы собраны в высокий узел и скреплены нефритовой заколкой. Он выглядел как воплощение власти и успеха. Но Ли Мин, научившийся читать за его каменной маской, заметил усталость в его глазах и едва заметную складку у рта.

— Надеюсь, ваши новые покои вас устраивают, — сказал Чжао Вэй официальным, холодным тоном, который он использовал при дворе.

— Клетка остаётся клеткой, генерал, как её ни украшай, — так же холодно ответил Ли Мин, не поднимаясь со стула. — К чему этот маскарад? Вы привели меня сюда, чтобы я выглядел более презентабельно на церемонии собственного унижения?

Чжао Вэй проигнорировал выпад. Он положил на стол свиток, перевязанный золотым шнуром.
— Это указ императора. Через десять дней, в день Праздника урожая, состоится торжественная ассамблея. На ней вы, наследный принц Ли Мин, добровольно отречётесь от всех прав на престол вашего бывшего царства и принесёте клятву верности его величеству. Взамен вам будет дарован титул князя и небольшое поместье на юге, где вы сможете прожить остаток своих дней в мире и покое.

Ли Мин рассмеялся. Смех его был резким и лишённым веселья.
— В мире и покое? Под вашим неусыпным надзором? И вы действительно верите, что я соглашусь на это?

— У вас нет выбора, — отрезал Чжао Вэй. — Если вы откажетесь, вас обвинят в подготовке мятежа и казнят на городской площади. Медленно и мучительно, на глазах у толпы. А всех ваших людей, чьи имена мне известны, — он сделал паузу, глядя принцу прямо в глаза, — всех, кто ещё хранит вам верность, вырежут до единого. Их семьи, их детей. Я начну с того мальчишки-слуги, который носил вам еду. Сяо Лу, кажется?

Угроза была чудовищной. Ли Мин почувствовал, как ледяной холод сковал его сердце. Он мог вынести любую пытку, принять собственную смерть, но мысль о том, что из-за его упрямства погибнут невинные люди, была невыносима. Он посмотрел на Чжао Вэя с чистой, незамутнённой ненавистью.

— Вы — чудовище, — прошептал он.

— Я — солдат, — безразлично ответил Чжао Вэй. — Я делаю то, что необходимо для выживания. И вам советую поступить так же. Вот текст клятвы. У вас есть десять дней, чтобы выучить её. Я буду приходить каждый день, чтобы проверить ваши успехи.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Генерал! — окликнул его Ли Мин. Чжао Вэй остановился, но не обернулся. — Вы получите то, что хотите. Я сыграю свою роль. Но знайте, этот день станет не только днём моего позора, но и началом вашего падения. Вы строите свою башню на лжи и крови, и однажды она рухнет и погребёт вас под своими обломками.

Чжао Вэй на мгновение замер, его спина была напряжена, как струна. Затем, не сказав ни слова, он вышел и закрыл за собой дверь.

Ли Мин остался один. Отчаяние сменилось холодной, ясной яростью. Он был в ловушке. Его заставили выбирать между честью и жизнями его людей. И он сделал свой выбор. Он будет играть. Он произнесёт все нужные слова, склонит голову, примет унижение. Но он не сломается. Он будет ждать. Ждать своего часа, когда он сможет вернуть Чжао Вэю весь долг. С процентами.


Глава 13: Ложь во спасение
Ли Мин принял свою новую роль с мастерством, которого сам от себя не ожидал. Он понял, что открытое неповиновение — это путь глупца, ведущий лишь к быстрой и бессмысленной гибели. Чтобы выжить и однажды отомстить, он должен был стать тем, кем его хотели видеть. Он должен был лгать.

Каждый день Чжао Вэй приходил в его башню, чтобы «проверить», как он учит клятву. И каждый день Ли Мин встречал его с маской покорности на лице. Он больше не бросал в генерала ядовитых упрёков, не смотрел на него с ненавистью. Вместо этого он смотрел сквозь него, с выражением отстранённой печали, словно человек, смирившийся со своей судьбой.

— «Я, Ли Мин, последний из рода Ли, признаю свои заблуждения и преступления моих предков...» — монотонно, без выражения читал он текст клятвы, когда генерал этого требовал. Его голос был ровным и послушным.

Чжао Вэй наблюдал за ним, и на его лице было невозможно что-либо прочесть. Казалось, он был доволен. Его план работал. Но иногда, когда Ли Мин поднимал на него глаза, в их глубине генерал видел холодный, неукротимый огонь, который говорил, что дух принца не сломлен, а лишь затаился.

Эти ежедневные встречи превратились в странный, молчаливый поединок. Они почти не разговаривали. Чжао Вэй задавал вопросы — Ли Мин отвечал. Чжао Вэй отдавал приказы — Ли Мин исполнял. Но напряжение в комнате было почти осязаемым. Это было затишье перед бурей, и оба это чувствовали.

Ли Мин использовал своё новое положение с умом. Ему приносили лучшую еду, и он ел, восстанавливая силы. Ему дали книги, и он читал, оттачивая свой ум. Ему позволили гулять в небольшом, огороженном садике на крыше башни, и он гулял, заставляя своё ослабевшее тело двигаться. Он копил силы. Физические и душевные.

Он даже начал манипулировать. К нему приставили нового слугу, пожилого и молчаливого человека по имени дядя Чэн. Ли Мин, используя всё своё обаяние и умение говорить, постепенно расположил его к себе. Он не пытался сделать его союзником, нет. Он просто играл роль несчастного, сломленного юноши, вызывая в старике сочувствие.

— Дядя Чэн, — говорил он тихим, печальным голосом, глядя на увядающий пион в саду. — Этот цветок напоминает мне о садах моей матери. Наверное, я больше никогда их не увижу. Скажите, у вас есть дети?

Старик, поначалу настороженный, постепенно оттаял. Он начал приносить Ли Мину маленькие угощения сверх положенного — сладкую грушу или горсть орехов. Он даже начал потихоньку рассказывать дворцовые сплетни. Для Ли Мина это было бесценно. Он узнавал о расстановке сил при дворе, о врагах и союзниках Чжао Вэя, о настроениях министров. Он собирал информацию, как пчела собирает нектар, по крупицам создавая в своей голове карту вражеской территории.

Однажды к нему пришла принцесса Фэн, будущая жена Чжао Вэя. Это был неожиданный и тщательно спланированный визит, очевидно, одобренный самим генералом. Она была красива, как фарфоровая статуэтка — хрупкая, с безупречной кожей и маленькими, как вишни, губами. Но её глаза были холодными и расчётливыми.

— Так вот он, последний дракон дома Ли, — пропела она, обходя его, как диковинного зверя. — Генерал Чжао сказал, что вы стали весьма... сговорчивым. Я пришла посмотреть на вас. Должна же я знать, благодаря кому я получила такого завидного мужа.

Ли Мин низко поклонился, скрывая вспыхнувшую в глазах ненависть.
— Ваше высочество слишком добры, — сказал он голосом, полным смирения. — Этот недостойный раб лишь рад, что его ничтожная жизнь послужила причиной счастья такой прекрасной госпожи и доблестного генерала. Я лишь молю Небеса о том, чтобы их союз был крепок, как гора Тайшань, и долог, как река Янцзы.

Принцесса была ошеломлена. Она ожидала увидеть гордого, непокорного врага, а встретила льстеца, говорящего изысканными комплиментами. Её лицо выразило смесь удивления и лёгкого разочарования. Она явно хотела насладиться его унижением, но вместо этого получила порцию безупречной придворной лести.

— Что ж... — протянула она, немного сбитая с толку. — Рада, что вы понимаете своё место.

Когда она ушла, Ли Мин долго смотрел ей вслед. Ложь. Она стала его щитом и его оружием. Он лгал всем: генералу, слугам, принцессе. Он лгал так искусно, что порой сам начинал верить в свою покорность. Но каждую ночь, оставаясь один, он смотрел на свои руки. Руки принца, которые пока были пусты, но однажды снова будут сжимать рукоять меча. И эта мысль была единственной правдой, оставшейся в его жизни.

Глава 14: Цена предательства
За три дня до роковой церемонии, когда Ли Мин уже почти свыкся со своей ролью покорного пленника, случилось непредвиденное. Он сидел в садике на крыше, перебирая в уме все те крупицы информации, что ему удалось собрать. Он знал, что его единственный настоящий союзник, Сяо Лу, всё ещё на свободе и пытается что-то предпринять. Через дядю Чэна, который иногда передавал ему вести из нижних кухонь, Ли Мин отправил Сяо Лу несколько зашифрованных посланий, написанных на обороте старых свитков с поэзией. Это были не приказы, а скорее просьбы: «Не рискуй. Собирай верных. Ждите знака. Орхидея ещё расцветёт». Он надеялся, что юноша поймёт и затаится.

В тот день в его башню вошёл не Чжао Вэй, а капитан дворцовой стражи — грузный, суровый мужчина с лицом, изрытым оспой. За ним двое стражников влекли избитую, окровавленную фигуру. Когда её бросили на каменный пол, Ли Мин почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Это был Сяо Лу.

Юноша был едва жив. Его лицо превратилось в сплошной синяк, одежда была разорвана и пропитана кровью. Один глаз заплыл, а из разбитой губы сочилась кровь. Но даже в таком состоянии он поднял голову и посмотрел на Ли Мина. В его взгляде была невыносимая смесь боли, страха и... вины.

— Этот щенок пытался передать вашим бывшим сторонникам весточку, — прорычал капитан, брезгливо тыча в Сяо Лу носком сапога. — Призывал их готовиться к восстанию в день ассамблеи. Глупец. Думал, мы не следим за каждым его шагом. Он во всём сознался. Рассказал, как носил вам еду в темницу, как передавал вести. Рассказал и про ваши тайные записки.

Ли Мин застыл, превратившись в ледяную статую. Всё рухнуло. Его тонкая игра, его надежды, его планы — всё было уничтожено. И уничтожено тем единственным человеком, которому он доверял.

— Генерал Чжао Вэй приказал допросить его, а затем... избавиться, — продолжил капитан с жестокой ухмылкой. — Но прежде генерал пожелал, чтобы вы лично увидели, какова цена предательства. И цена глупой верности.

Стражники грубо подняли Сяо Лу и прислонили его к стене. Юноша закашлялся кровью.
— Ваше... высочество... простите... — прохрипел он, глядя на Ли Мина. — Они... они пытали меня... я не выдержал... я... слаб... простите...

Слёзы текли по его разбитому лицу, смешиваясь с кровью и грязью. И в этот момент вся ненависть Ли Мина к Чжао Вэю, всё его отчаяние и ярость слились в одно чувство — ледяное, всепоглощающее бессилие. Он не мог ничего сделать. Любое его слово, любое движение лишь усугубило бы участь юноши.

Он медленно подошёл к Сяо Лу. Стража напряглась, но он не делал резких движений. Он опустился на одно колено перед своим верным слугой, своим единственным другом.
— Ты не слаб, Сяо Лу, — сказал он тихо, но так, чтобы все слышали. Его голос не дрожал. — Ты был храбрее многих воинов. Ты служил своему принцу до конца. Я горжусь тобой. Твоё имя не будет забыто.

Он протянул руку и осторожно стёр кровь с щеки юноши. Это было прощание. Прощение. И обещание.

Капитан стражи, явно разочарованный отсутствием истерики, сплюнул на пол.
— Хватит телячьих нежностей. Уводите его!

Стражники поволокли Сяо Лу к выходу. У самой двери юноша обернулся, и в его единственном видящем глазу Ли Мин прочёл благодарность. Потом дверь захлопнулась.

Ли Мин остался один, стоя на коленях на холодном полу. Он не плакал. Слёзы кончились. Внутри него была лишь выжженная пустыня. Он проиграл. Его последняя ниточка, связывающая его с внешним миром, была обрублена. Его союзник был мёртв или умирал в эту самую минуту. И всё это — дело рук Чжао Вэя. Генерал не просто хотел его унизить, он хотел вырвать из его души саму надежду, оставить его в полной, беспросветной изоляции. И ему это удалось.


Глава 15: Обречённая любовь
В ту ночь Чжао Вэй пришёл. Он вошёл в башню без стука, без стражи, словно тень. Ли Мин сидел у окна, глядя на равнодушную луну. Он не обернулся, почувствовав присутствие генерала. Воздух в комнате мгновенно стал плотным, наэлектризованным.

— Ты доволен? — голос Ли Мина был пуст, лишён всяких эмоций. — Ты уничтожил последнюю искру надежды, которая у меня была. Ты убил невинного юношу, чья единственная вина была в верности. Теперь твоя победа полная.

Чжао Вэй долго молчал, стоя у двери. Он снял свой шлем, и в лунном свете его лицо казалось высеченным из мрамора, усталым и полным теней. Он был одет не в парадные шелка, а в простую тёмную тунику, словно только что вернулся с ночного обхода.

— Он не мёртв, — наконец сказал генерал. Голос его был непривычно глухим. — Я приказал инсценировать казнь. Его вывезли из города и отпустили, дав немного денег. С условием, что он никогда не вернётся.

Ли Мин медленно обернулся. На его лице было не облегчение, а холодное, презрительное недоумение.
— Милосердие? От тебя? К чему этот фарс, Чжао Вэй? Зачем оставлять в живых того, кто знает мои секреты? Или это ещё одна твоя изощрённая пытка — дать мне поверить в чудо, чтобы потом отнять и это?

— Я не чудовище, Ли Мин, — тихо ответил Чжао Вэй, делая шаг вперёд. — Я солдат. И политик. Смерть этого мальчишки ничего бы мне не дала. А вот его жизнь... она заставила тебя увидеть, что я держу в руках все нити. Что любое сопротивление бесполезно. Это был урок. Жестокий, но необходимый.

— Урок... — Ли Мин горько усмехнулся. Он поднялся на ноги и подошёл к генералу почти вплотную. Они были одного роста, и их глаза встретились. Взгляд Ли Мина горел холодной яростью. — Ты преподал мне много уроков, генерал. Ты научил меня, что такое боль. Что такое унижение. Что такое отчаяние. Но главный урок, который я усвоил, — это то, что между нами никогда не будет ничего, кроме ненависти. Ты мой враг. Ты разрушил мой дом, убил моего отца, отнял у меня всё. И никакие ночные разговоры, никакие странные порывы... — он запнулся, — ...не изменят этого.

Взгляд Чжао Вэя дрогнул. Впервые за всё время Ли Мин увидел в его глазах нечто, похожее на боль. Не на физическую боль от ран, а на глубокую, застарелую душевную муку.

— Ты думаешь, я этого не знаю? — почти прошептал он. Его голос потерял свою стальную твёрдость. — Ты думаешь, я не понимаю, что мы стоим по разные стороны пропасти? Я — генерал империи, что завоевала твою страну. Ты — её пленённый принц. Я помолвлен с принцессой, мой брак — залог стабильности при дворе. А ты... ты — моя самая большая политическая проблема и... самая большая слабость.

Он сделал ещё один шаг, сокращая последнюю дистанцию между ними. Одна его рука медленно поднялась, словно он хотел коснуться щеки Ли Мина, но замерла в воздухе, так и не решившись.

— Каждую ночь, когда я прихожу сюда, я нарушаю все законы — и государственные, и человеческие. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я предаю всё, чему служил всю жизнь, — его голос был полон горечи. — Это безумие. У этого нет будущего. Мы — огонь и лёд, Ли Мин. Победитель и побеждённый. Тюремщик и узник. Любая искра между нами способна сжечь дотла не только нас, но и всех, кто окажется рядом.

Ли Мин смотрел на него, и его собственная ярость начала уступать место щемящей тоске. Он ненавидел этого человека. Ненавидел всем сердцем. Но в то же время... он был единственным, кто видел его настоящего. Единственным, с кем он мог говорить на равных. И это странное, запретное притяжение, которое он так старательно давил в себе, сейчас отозвалось в душе острой болью. Генерал был прав. Они были обречены.

— Тогда уходи, — сказал Ли Мин, отступая на шаг. Стена холода снова выросла между ними. — Уходи и никогда не возвращайся. Оставь меня в моей клетке. Через два дня я произнесу твою клятву, стану твоей марионеткой и исчезну. И мы оба сможем забыть об этом... безумии.

Чжао Вэй смотрел на него ещё мгновение, и в его тёмных глазах промелькнуло такое отчаяние, что у Ли Мина на миг перехватило дыхание. Затем генерал молча кивнул, резко развернулся и вышел, закрыв за собой дверь.

В комнате снова воцарилась тишина, но теперь она была оглушающей. Ли Мин подошёл к столу и провёл пальцами по свитку с клятвой. Слова расплывались перед глазами. Он только что сам захлопнул дверь в своей темнице, возможно, навсегда. И впервые за долгое время он не был уверен, кого ненавидит больше — своего тюремщика или самого себя.


Глава 16: Испытание верности
После той ночи Чжао Вэй больше не приходил. Ли Мин остался в полном одиночестве, наедине со своими мыслями и приближающимся днём позора. Он ожидал этого. Он сам этого потребовал. Но тишина в башне стала давящей, а ночи — невыносимо долгими. Он понял, что привык к этим странным визитам, к словесным дуэлям, к напряжению, которое возникало между ним и генералом. Эта опасная игра стала единственным, что заставляло его чувствовать себя живым. Теперь и этого не было.

Тем временем Чжао Вэй с головой погрузился в дела. Двор бурлил, как котёл с кипящей водой. Приближалась не только ассамблея, но и его свадьба с принцессой Фэн. Каждый его шаг был под пристальным вниманием. Министры, соперничающие за влияние, пытались втянуть его в свои интриги. Старший брат императора, князь Чэн, известный своей жестокостью и амбициями, не скрывал своей неприязни к «выскочке-генералу». Чжао Вэй лавировал между ними, как корабль между рифами, его лицо было непроницаемой маской.

Но мысли его постоянно возвращались в одинокую башню. Образ Ли Мина, его гордость, его ярость, его внезапная уязвимость — всё это преследовало генерала. Он сделал свой выбор: долг превыше всего. Он женится на принцессе, укрепит своё положение и будет служить империи. Ли Мин произнесёт клятву, станет символом покорённого врага и будет отправлен в почётную ссылку в отдалённый монастырь, где не сможет никому навредить. План был ясен и логичен. Но сердце отказывалось подчиняться логике.

За день до ассамблеи к нему явился его тесть, Первый министр, отец принцессы Фэн. Это был хитрый и властный старик с редкой седой бородкой и глазами, которые, казалось, видели всё насквозь.

— Генерал, — начал он без обиняков, пока они пили чай в павильоне у лотосового пруда. — Завтра великий день. Империя увидит поверженного врага на коленях. Ваша слава достигнет небес. Но есть одна деталь, которая беспокоит меня и некоторых членов совета.

— Я слушаю вас, Ваше превосходительство, — ровным голосом ответил Чжао Вэй.

— Принц Ли Мин. Он всё ещё жив. Да, он произнесёт клятву, но кровь драконов течёт в его жилах. Пока он дышит, он остаётся знаменем для мятежников. Даже в монастыре он может стать источником смуты. Некоторые... — министр сделал многозначительную паузу, — ...считают, что мёртвый символ гораздо безопаснее живого.

Чжао Вэй почувствовал, как внутри всё похолодело. Он понял, к чему клонит старый лис.
— Вы предлагаете убить его? После того, как он публично присягнёт на верность? Это обесчестит и меня, и императорский дом. Мы дадим слово и тут же нарушим его.

— Честь — это инструмент, генерал, а не самоцель, — мягко возразил министр. — Его смерть можно обставить как несчастный случай. Или самоубийство от стыда. Никто ничего не докажет. Зато проблема будет решена. Навсегда. Подумайте об этом, зять. Это будет лучшим свадебным подарком для моей дочери и для всей нашей фракции. Это докажет вашу полную преданность новому порядку. И вашей новой семье.

Старик ушёл, оставив Чжао Вэя одного. Его слова были ядом, который проник в самую душу. Это было испытание. Проверка верности. Ему предлагали окончательно сжечь все мосты, пожертвовать последним, что связывало его с Ли Мином, ради власти и безопасности. Он должен был выбрать: долг, каким его видели министр и двор, или то странное, неправильное чувство, которое он испытывал к пленному принцу.

Он сидел в павильоне до глубокой ночи. Слуги не смели его беспокоить. Он смотрел на своё отражение в тёмной воде пруда. Там, в глубине, он видел не прославленного генерала, а человека, загнанного в угол. Он вспомнил глаза Ли Мина, полные ненависти, когда тот сказал: «Уходи и никогда не возвращайся». Он вспомнил его сломленный вид после допроса Сяо Лу. Вспомнил их первый разговор, когда принц, несмотря на боль, не просил пощады.

Убить его? Убить единственного человека, который посмел говорить с ним на равных, который видел его не как героя или монстра, а просто как человека? Рука Чжао Вэя сжалась в кулак так, что побелели костяшки. Он мог отдать этот приказ. Один росчерк пера, одно слово — и Ли Мина не станет. И вместе с ним исчезнет и эта постоянная боль в его собственной груди. Исчезнет слабость. Исчезнет искушение.

Но он не мог. В этот момент он понял, что не может. Пусть это будет безрассудством. Пусть это будет политической ошибкой. Но он не станет убийцей безоружного пленника, который доверился ему, пусть и по принуждению. Он сохранит ему жизнь. Даже если это будет стоить ему всего.


Глава 17: Кровавый ритуал
День ассамблеи начался с дурного предзнаменования: небо над столицей затянули свинцовые тучи, хотя синоптики обещали ясную погоду. Ли Мина разбудили на рассвете. Ему принесли церемониальные одежды — белоснежный шёлковый халат, символ чистоты и покорности. Ткань была тонкой и холодной, как саван. Он молча облачился, позволив слугам затянуть пояс и уложить его длинные волосы в простую причёску, скреплённую нефритовой заколкой — единственным украшением, которое ему оставили.

Когда его вели из башни, он впервые за много месяцев увидел дворцовый комплекс во всём его великолепии. Резные крыши, золотые драконы, безупречные сады — всё это казалось чужим, враждебным. Стражники вели его к главной площади перед Тронным залом, где уже собрались сотни сановников, генералов и аристократов. В центре площади был воздвигнут высокий помост, покрытый алым сукном. Там ему предстояло совершить ритуал коутоу — земного поклона — и произнести клятву верности.

Он поднялся на помост. Внизу колыхалось море лиц — любопытных, злорадных, равнодушных. Он нашёл взглядом Чжао Вэя. Генерал стоял у подножия трона, рядом с императором. Он был облачён в парадные доспехи из тёмной стали, отполированные до зеркального блеска. Его лицо было непроницаемо, но когда их взгляды встретились на долю секунды, Ли Мин увидел в его глазах тревогу.

Церемониймейстер начал зачитывать длинный свиток, перечисляя преступления павшей династии Ли и восхваляя мудрость нового императора. Ли Мин не слушал. Он смотрел на небо, где в разрыве туч проглянуло бледное, больное солнце. Он готовился произнести слова, которые выжгут клеймо позора на его имени.

И в этот момент началось. Сначала раздался крик, затем ещё один. Со стороны восточных ворот площади послышался звон стали. В толпу сановников врезалась группа воинов в чёрных доспехах с изображением скорпиона — личный знак князя Чэна, дяди императора. Они рубили всех без разбора, пробиваясь к помосту.

— Измена! — закричал кто-то. Началась паника. Аристократы в своих пышных одеждах бросились врассыпную, давя друг друга. Императорская гвардия, застигнутая врасплох, пыталась организовать оборону, но нападавших было слишком много, и они действовали слаженно и жестоко.

Сам князь Чэн, грузный, бородатый мужчина в позолоченных доспехах, появился на ступенях Тронного зала, оттеснив юного императора. В его руке был меч, с которого капала кровь.
— Солдаты! — взревел он, его голос перекрыл шум битвы. — Этот мальчишка на троне — слабак! Он позволил генералу-выскочке управлять собой! Он щадит врагов империи! Я, князь Чэн, беру власть в свои руки, чтобы очистить нашу землю! Убейте генерала Чжао Вэя и пленника Ли Мина!

Это был государственный переворот. Чжао Вэй мгновенно оценил ситуацию. Он выхватил меч и крикнул своим офицерам: «Защищать императора!». Но его верные солдаты были отрезаны толпой мятежников. Несколько убийц в чёрном уже неслись к нему.

Ли Мин на помосте оказался в самом центре хаоса. Он был безоружен, окружён врагами. Один из мятежников со звериным оскалом вскочил на помост, занося над ним меч. Ли Мин инстинктивно отшатнулся, споткнулся и упал. Он закрыл глаза, ожидая смертельного удара.

Но удар не последовал. Вместо этого он услышал глухой звук и почувствовал, как на него брызнуло что-то тёплое. Он открыл глаза. Над ним стоял Чжао Вэй. В его груди торчала стрела, а его меч был вонзён в горло нападавшего. Генерал выдернул свой клинок и, пошатнувшись, протянул руку Ли Мину.

— Вставай! — прохрипел он, морщась от боли. Кровь уже пропитывала его доспех в районе плеча. — Если хочешь жить — дерись!

Он вытащил из-за пояса кинжал и бросил его Ли Мину. Принц поймал оружие. Холодная сталь в руке обожгла ладонь, пробуждая давно забытые инстинкты воина. Вокруг них уже смыкалось кольцо убийц князя Чэна.

— Почему... ты спас меня? — выкрикнул Ли Мин, поднимаясь на ноги и становясь спиной к спине с генералом.

Чжао Вэй криво усмехнулся, отражая выпад меча.
— Потому что, — ответил он, тяжело дыша, — я никому не позволю убить тебя. Кроме меня самого. А я, как видишь, сегодня передумал. Теперь держись, принц. Будет жарко.


Глава 18: Раскрытие правды
Бой на помосте был коротким и яростным. Ли Мин, хоть и ослабленный месяцами плена, не утратил воинских навыков. Кинжал в его руке двигался быстро и точно. Чжао Вэй, несмотря на рану, сражался как демон, его меч описывал смертоносные дуги, не подпуская врагов близко. Вместе, враг и тюремщик, принц и генерал, они представляли собой неожиданно слаженный и смертоносный дуэт. Спустя мгновение помост был очищен от нападавших, но со всех сторон к ним уже бежали новые убийцы в чёрном.

— Сюда! — крикнул Чжао Вэй, спрыгивая с помоста и увлекая Ли Мина за собой в суматоху. — Нужно пробиться к арсеналу! Без доспехов и нормального оружия мы долго не продержимся!

Они нырнули в толпу мечущихся придворных, используя панику как прикрытие. Чжао Вэй, казалось, знал каждый потайной ход в этом дворце. Он втащил Ли Мина в узкий проход между двумя служебными зданиями, затем в прачечную, где перепуганные служанки жались по углам, и, наконец, через заросший сад они вышли к невысокому зданию арсенала для дворцовой стражи.

Дверь была заперта. Чжао Вэй, не теряя времени, навалился на неё плечом. Замок затрещал, но выдержал. Генерал пошатнулся, его лицо стало совсем бледным.
— Стрела... — пробормотал он, прислоняясь к стене. — Наконечник, должно быть, зазубренный... Не могу вытащить.

Ли Мин подбежал к нему. Кровь обильно пропитала не только доспех, но и одежду под ним. Рана была серьёзной.
— Нужно уходить отсюда, — сказал Ли Мин, оглядываясь. — Они скоро будут здесь. Держись за меня.

Он закинул тяжёлую руку генерала себе на плечи и практически потащил его вдоль стены, ища другое укрытие. Они нашли его в старой, заброшенной беседке, густо увитой плющом. Здесь их пока не было видно.

— Снимай доспех, — приказал Ли Мин деловым тоном, которого сам от себя не ожидал. Он осторожно помог Чжао Вэю расстегнуть ремни нагрудника. Когда металлическая пластина была снята, открылась страшная картина. Древко стрелы обломилось, но зазубренный наконечник глубоко вошёл в мышцы чуть ниже ключицы. Края раны уже начали темнеть.

— Яд, — констатировал Чжао Вэй, его голос был едва слышен. — Медленный, но верный. Князь Чэн всегда любил такие штучки.

— Не смей умирать, генерал, — прошипел Ли Мин, разрывая подол своего белоснежного халата на полосы. — Ты мне ещё нужен живым. Хотя бы для того, чтобы я мог отомстить тебе сам.

Он принялся перевязывать рану, пытаясь остановить кровь. Чжао Вэй смотрел на него затуманенным взглядом. Боль и яд делали своё дело.
— Забавно... — прошептал он. — Мой враг... спасает мне жизнь...

— Заткнись и не трать силы, — оборвал его Ли Мин.

Чжао Вэй вдруг слабо усмехнулся. Его взгляд сфокусировался на нефритовой заколке в волосах Ли Мина.
— Эта заколка... — пробормотал он. — Феникс, обвивающий бамбук... Редкая работа. Я видел такую лишь однажды. Давным-давно.

Ли Мин замер.
— Это подарок моей матери. Она всегда говорила, что это семейная реликвия, которую ей подарил отец в день их свадьбы.

Лицо Чжао Вэя исказилось странной гримасой — смесью боли, удивления и чего-то ещё, чего Ли Мин не мог понять.
— Твоей матери?.. Как её звали? До того, как она стала королевой.

— Леди Мэйлин из дома Шу, — ответил Ли Мин, насторожившись. — Что с того?

Чжао Вэй закрыл глаза. Его дыхание стало прерывистым. Казалось, он борется не только с ядом, но и с нахлынувшими воспоминаниями.
— Мэйлин... — прошептал он. — Моя старшая сестра.

Ли Мин отшатнулся, словно его ударили. Он уставился на бледное лицо генерала, ища признаки лжи, безумия. Но их не было.
— Что за бред ты несёшь? Моя мать была единственным ребёнком в семье. У неё не было братьев.

— Был, — выдохнул Чжао Вэй, открывая глаза. В них стояла бездонная печаль. — Младший брат. Когда ей было шестнадцать, а мне десять, наш дом был уничтожен. Нашего отца, мелкого пограничного лорда, обвинили в измене. Это была ложь, интриги более могущественного соседа. Нас должны были казнить. Но Мэйлин... она была помолвлена с твоим отцом, тогда ещё молодым принцем. Он спас её, забрав ко двору и женившись. А меня... меня не смогли найти. Я спрятался в лесу. Я видел, как её увозят. Я думал, её тоже везут на казнь. Я выжил, стал бродягой, потом солдатом... Я сменил имя, чтобы прошлое не настигло меня. Я всю жизнь думал, что вся моя семья погибла в той резне.

Мир Ли Мина перевернулся. Он смотрел на своего мучителя, на завоевателя его страны, на человека, которого он ненавидел больше всех на свете. И в его чертах, в изгибе губ, в форме глаз он вдруг начал видеть смутное, далёкое сходство с портретами своей матери в юности.

Этот человек... его дядя.

Кровный родственник. Сын того же деда, внук той же бабушки.

— Это... это не может быть правдой, — прошептал Ли Мин, но в глубине души он уже знал, что это правда. Это объясняло всё. Странную заинтересованность Чжао Вэя. Его необъяснимую жестокость, словно он мстил всему миру за отнятое детство. Его внезапное милосердие. Его мучительный выбор.

Он смотрел на него не как на врага, а как на отражение своей собственной судьбы. Он видел в нём не просто генерала, а мальчика, потерявшего всё, который вырос в безжалостного воина, чтобы выжить.

— Теперь ты понимаешь, принц? — прохрипел Чжао Вэй, и по его щеке скатилась одинокая слеза — то ли от боли, то ли от запоздалого осознания. — Я завоевал королевство своей сестры. Я взял в плен её сына. Я... я чудовище, порождённое этой проклятой войной.

Снаружи послышались крики и топот множества ног. Их нашли.


Глава 19: В шаге от смерти
Шок от услышанного парализовал Ли Мина лишь на мгновение. Громкие крики солдат князя Чэна, приближающиеся к беседке, вернули его в жестокую реальность. Его дядя. Этот человек — его дядя. И он умирает у него на руках. Ненависть, обида, жалость и странное, пугающее чувство ответственности смешались в его душе.

— Вставай! — Ли Мин грубо встряхнул Чжао Вэя, пытаясь привести его в чувство. — Слышишь меня? Вставай! Я не позволю тебе умереть здесь, как собаке, от яда какого-то узурпатора! Ты умрёшь от моей руки, когда придёт время, не раньше!

Эти яростные слова подействовали лучше любой пощёчины. Чжао Вэй с трудом открыл глаза, в его взгляде мелькнула искра прежней воли.
— Куда... бежать? — прохрипел он. — Дворец... кишит ими...

— Есть одно место, — решительно сказал Ли Мин. — Канализация. Старые коллекторы под дворцом. Отец показывал мне входы, когда я был ребёнком. Говорил, что каждый правитель должен знать пути к отступлению. Иронично, не правда ли?

Не дожидаясь ответа, Ли Мин снова взвалил на себя раненого генерала. Вес доспехов и ослабевшего тела был почти неподъёмным. Каждый шаг отдавался болью в его собственных, ещё не до конца заживших ранах. Они выбрались из беседки с другой стороны и, пригибаясь, побежали вдоль стены, ведущей к хозяйственным постройкам.

Солдаты уже были близко. Один из них, с орлиным носом и шрамом через всю щеку, заметил их мелькнувшие в сумерках фигуры.
— Вон они! Уходят к северной стене! Взять их!

За их спинами раздался свист стрел. Одна из них вонзилась в деревянную колонну в сантиметре от головы Ли Мина. Он не оглядывался. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Он тащил своего новообретённого родственника, проклиная и его, и себя, и весь мир.

Нужный люк нашёлся за кучами мусора и старых бочек у стены дальней кухни. Он был покрыт толстым слоем грязи и ржавчины. Ли Мин опустил Чжао Вэя на землю и из последних сил налёг на чугунную крышку. Она не поддавалась.

— Бесполезно... — прошептал Чжао Вэй, его дыхание становилось всё более поверхностным. Яд растекался по телу, лишая его сил.

— Молчи! — огрызнулся Ли Мин. Он нашёл взглядом брошенный кем-то железный лом. Используя его как рычаг, он снова навалился на крышку. С оглушительным скрежетом она сдвинулась на несколько дюймов. Этого было достаточно.

Из-под земли ударил тошнотворный запах нечистот. Ли Мин, не колеблясь, помог Чжао Вэю сползти в тёмное, узкое отверстие. Затем, услышав совсем близкие крики погони, спрыгнул сам, едва успев задвинуть тяжёлую крышку над головой. Мир погрузился в кромешную тьму и зловоние.

Они оказались на узком каменном уступе, под которым медленно текла густая, тёмная вода. Сверху доносились приглушённые голоса и топот сапог. Их искали.

— Теперь... что? — голос Чжао Вэя был едва слышен. Он сполз по склизкой стене, его тело била дрожь.

Ли Мин присел рядом. В темноте он не видел лица генерала, но чувствовал жар, исходящий от него. Лихорадка.
— Теперь нужно идти. Эти тоннели должны выводить к реке за городской стеной, — ответил он. — Но сначала... нужно что-то делать с ядом.

Он вспомнил уроки дворцового лекаря. Некоторые яды можно нейтрализовать, если не дать им распространиться. Это было отчаянной мерой, но другого выхода не было.
— Это будет больно, — предупредил он, доставая кинжал.

— Больнее... чем сейчас... уже не будет, — выдавил из себя Чжао Вэй.

Ли Мин поднёс лезвие к ране. Он глубоко вздохнул, собираясь с духом. Ему предстояло резать живую плоть своего врага, своего дяди, чтобы спасти ему жизнь. Он сделал два быстрых, глубоких надреза крест-накрест вокруг наконечника стрелы, расширяя рану. Чжао Вэй не издал ни звука, лишь судорожно вцепился в руку Ли Мина. Затем Ли Мин прижался губами к ране и начал высасывать отравленную, тёмную кровь, тут же сплёвывая её в текущую внизу воду. Он делал это снова и снова, пока во рту не перестал ощущаться горький, металлический привкус яда. Голова кружилась от отвращения и напряжения.

Наконец, он выпрямился, тяжело дыша.
— Наконечник... нужно вытащить наконечник, — пробормотал он.

Он нащупал в ране скользкий металл, ухватился за него пальцами и резко дёрнул. Чжао Вэй глухо застонал и обмяк, потеряв сознание. В руке Ли Мина остался уродливый, зазубренный кусок железа.

Измождённый, покрытый грязью и кровью, Ли Мин сидел в зловонной темноте рядом с бесчувственным телом своего врага. Он спас его. Он был на грани гибели, но он спас его. И теперь их судьбы были связаны не только кровью родства, но и кровью спасения.


Глава 20: Объединение против врага
Время в подземелье текло иначе. Здесь не было ни дня, ни ночи, лишь вечный мрак, капающая с потолка вода и мерное течение нечистот. Ли Мин не знал, сколько он просидел рядом с бесчувственным телом Чжао Вэя — час или половину суток. Он разорвал остатки своего халата на более аккуратные повязки и снова перевязал рану, стараясь сделать это как можно туже. Лихорадка у генерала не спадала, его тело то горело огнём, то сотрясалось от озноба.

Наконец Чжао Вэй очнулся. Он медленно открыл глаза и издал тихий стон. Первое, что он увидел — склонившееся над ним лицо Ли Мина, едва различимое в темноте.

— Ты... — прохрипел он. — Живой.

— Более живой, чем ты, — беззлобно ответил Ли Мин. — Я вытащил наконечник и высосал большую часть яда. Но тебе всё равно нужен лекарь и нормальные лекарства. Мы должны двигаться.

Чжао Вэй попытался приподняться, но тут же рухнул обратно, морщась от боли.
— Не могу... Сил нет.

— Тогда я тебя потащу, — упрямо сказал Ли Мин. — Но ты пойдёшь. Князь Чэн не успокоится, пока не найдёт наши трупы. Он перевернёт весь город. И я не собираюсь облегчать ему задачу.

Он помог генералу сесть. В этот момент Чжао Вэй посмотрел на него долгим, тяжёлым взглядом.
— Зачем? — тихо спросил он. — Зачем ты всё это делаешь? Ты мог оставить меня там, в беседке. Мог бросить здесь. Это был бы твой шанс. Никто бы тебя не осудил.

Ли Мин на мгновение замолчал. Он и сам задавал себе этот вопрос. Ненависть к этому человеку никуда не делась. Она всё ещё горела внутри, как тлеющие угли. Но к ней примешалось что-то ещё. Что-то сложное, непонятное.

— Потому что ты... — начал он, подбирая слова. — Ты — всё, что осталось от семьи моей матери. Как бы отвратительно это ни звучало. И потому что сейчас у нас один враг. Князь Чэн хочет убить нас обоих. Ты нужен мне, генерал. Твои знания, твои солдаты, которые, я надеюсь, остались тебе верны. Один я не справлюсь. И один ты, в таком состоянии, тоже.

Это была горькая, но честная правда. Они были нужны друг другу. Враги по судьбе, союзники по необходимости.

— Мои люди... — Чжао Вэй задумался. — Мой заместитель, капитан Фэй. Он предан мне. Если переворот застал его в казармах, он соберёт верные полки. Но как дать ему знать, где мы? Как сказать, что я жив?

— Мы выберемся из города, — уверенно сказал Ли Мин. — Тоннель должен вывести нас к реке. А оттуда доберёмся до леса. Там есть старый охотничий домик моего отца. В нём можно будет укрыться и перевести дух. А потом подумаем, как связаться с твоим капитаном.

В его голосе было столько уверенности, что Чжао Вэй невольно поддался ей. Он кивнул.
— Хорошо. План... неплохой. Для начала. Но сначала... помоги мне встать, племянник.

Слово «племянник» прозвучало странно и неуместно в этой зловонной темноте. Ли Мин поморщился, но промолчал. Он снова закинул руку генерала себе на плечо.

— Не называй меня так, — только и сказал он.

— Как скажешь... принц, — с кривой усмешкой ответил Чжао Вэй.

Так, поддерживая друг друга, они двинулись вперёд. Их путь был медленным и мучительным. Они шли по скользкому уступу, иногда по щиколотку в ледяной воде, спотыкаясь о камни и мусор. Чжао Вэй тяжело опирался на Ли Мина, но старался идти сам, насколько хватало сил. Они почти не разговаривали, экономя энергию. Но в этой тишине, в этом совместном преодолении трудностей рождалось нечто новое. Хрупкое, вынужденное доверие. Они больше не были тюремщиком и пленником. Они были двумя солдатами, пробивающимися через вражескую территорию. Двумя членами одной семьи, пусть и разорванной трагедией, которые объединились против общего врага.

Спустя, казалось, целую вечность, они почувствовали слабое движение воздуха. Запах нечистот стал слабее, смешиваясь со свежим запахом речной воды и сырой земли. Впереди, в конце тоннеля, забрезжил тусклый серый свет.

— Выход, — прошептал Ли Мин, и в его голосе впервые за долгое время прозвучала надежда. Они почти выбрались. Они были живы.


Глава 21: Побег из темницы
Свежий воздух ударил в лицо, как пощёчина. После часов, проведённых в зловонном подземелье, он казался густым, пьянящим, наполненным ароматами мокрой земли, речной тины и прелых листьев. Ли Мин жадно вдыхал его, чувствуя, как кружится голова. Они выбрались. Они были на свободе, пусть и грязные, израненные и преследуемые.

Выход из коллектора был замаскирован в густых зарослях камыша на берегу широкой, мутной реки. Городская стена осталась позади. Под серым, предрассветным небом столица казалась спящим чудовищем, из пасти которого они только что вырвались. Чжао Вэй тяжело опустился на землю, его дыхание было хриплым и частым. Лихорадка не отступала.

— Нужно уходить от реки, — сказал Ли Мин, осматриваясь. — Как только рассветёт, они начнут прочёсывать берега. Лес — наше единственное спасение. До него около двух ли.

— Двух ли... — пробормотал Чжао Вэй. — Для меня это сейчас всё равно что до луны. Я замедляю тебя, принц. Оставь меня. Доберись до леса, спасайся. У тебя есть шанс.

Ли Мин смерил его презрительным взглядом.
— Я тащил тебя через всю городскую канализацию не для того, чтобы слушать этот героический бред. Ты мне нужен живым, генерал. Я повторяю: живым. Так что собери свою волю в кулак и поднимайся. Или я потащу тебя волоком, и, клянусь духами предков, тебе это не понравится.

Эта грубая, злая тирада подействовала. В глазах Чжао Вэя мелькнула тень его прежней стальной решимости. Он с трудом, опираясь на ствол ивы, поднялся на ноги.
— Ты... очень похож на свою мать, — выдохнул он. — Такая же упрямая.

— Меньше разговоров, больше ходьбы, — отрезал Ли Мин, снова подставляя плечо.

Путь через раскисшее поле к тёмной полосе леса на горизонте стал настоящим испытанием. Холодный утренний туман цеплялся за одежду, делая её мокрой и тяжёлой. Их ноги вязли в грязи. Ли Мин практически нёс на себе генерала, который то и дело начинал бредить, бормоча имена, которые Ли Мин никогда не слышал, и обрывки приказов. Каждый шаг требовал неимоверных усилий. Но мысль о погоне, о солдатах князя Чэна, гнала их вперёд.

Когда они наконец достигли кромки леса, Ли Мин был совершенно измотан. Он опустил Чжао Вэя под сенью огромного вяза и упал рядом, пытаясь восстановить дыхание. Лес встретил их тишиной, нарушаемой лишь шелестом листьев и криком ночной птицы. Здесь они были в относительной безопасности.

— Воды... — прошептал Чжао Вэй.

Ли Мин нашёл небольшой ручей с чистой, ледяной водой. Он сложил ладони, зачерпнул воды и поднёс к губам генерала. Тот жадно выпил, потом ещё и ещё. Вода немного привела его в чувство.

— Спасибо, — тихо сказал он. Это простое слово прозвучало между ними впервые и повисло в воздухе, неловкое и чужое.

Ли Мин ничего не ответил. Он промыл рану генерала холодной водой и сделал новую, более чистую повязку из остатков своей многострадальной одежды. Теперь он был одет в рваные штаны и обрывки ткани на торсе. Вид у обоих был как у беглых каторжников.

— Охотничий домик... — напомнил Чжао Вэй. — Где он?

— На северном склоне холма, у старого дуба, в который ударила молния, — ответил Ли Мин, поднимаясь. — Ещё около часа пути. Если мы не будем торопиться.

— У нас нет времени не торопиться, — возразил Чжао Вэй. — Но и сил торопиться тоже нет. Замкнутый круг.

— Тогда мы просто пойдём, — упрямо повторил Ли Мин. — Шаг за шагом.

Они снова двинулись в путь, углубляясь в лесную чащу. Лес был старым, с вековыми деревьями, чьи кроны почти не пропускали свет. Под ногами лежал толстый ковёр из мха и прошлогодних листьев. Здесь было тихо и сумрачно. Идеальное место, чтобы спрятаться. Идеальное место, чтобы умереть.

Ли Мин старался не думать об этом. Он сосредоточился на цели: дойти до домика, развести огонь, найти хоть какую-то еду и целебные травы для раны своего... дяди. Эта мысль всё ещё казалась дикой. Но сейчас, в этой глуши, когда их жизни зависели друг от друга, она уже не вызывала такого отторжения. Она просто была фактом. Таким же, как боль в натруженных мышцах, голод в желудке и страх погони за спиной.


Глава 22: Скрываясь в тени
Охотничий домик оказался именно там, где его помнил Ли Мин. Приземистое, крепкое строение из тёмного дерева, почти сливающееся с окружающим лесом. Крыша из толстых плах просела под тяжестью лет и мха, а деревянные ставни плотно закрывали окна. Рядом с домом рос могучий старый дуб, его ствол был расколот надвое древним ударом молнии, оставив на коре чёрный, обугленный шрам. Это было их место.

Дверь поддалась не сразу. Ли Мин налёг на неё плечом, и она с протестующим скрипом, способным, казалось, разбудить весь лес, отворилась. Внутри пахло сыростью, пылью и мышами. Сквозь щели в ставнях пробивались тонкие лучики света, выхватывая из полумрака простую обстановку: грубый деревянный стол, две лавки, каменный очаг в углу и лежанку, покрытую истлевшими шкурами.

— Не дворец, конечно, но сойдёт, — пробормотал Ли Мин, помогая Чжао Вэю войти. Он осторожно уложил его на лежанку, подложив под голову одну из наименее трухлявых шкур.

— Я бывал в местах и похуже, — прохрипел генерал, его глаза были закрыты, а лицо горело лихорадочным румянцем. — Например, в твоей темнице.

— Рад, что ты ценишь мои усилия по созданию комфорта, — язвительно ответил Ли Мин. — А теперь лежи и не двигайся. Мне нужно найти дрова и осмотреться.

Первым делом он занялся очагом. К счастью, в поленнице у стены сохранилось несколько сухих поленьев. С помощью кремня и трута, которые он нашёл в старом глиняном горшке на полке, ему удалось развести огонь. Весёлые языки пламени заплясали в очаге, отгоняя сырость и наполняя домик живым теплом. Стало немного уютнее.

Затем Ли Мин отправился на поиски. Он помнил, что его наставник по врачеванию учил его распознавать лесные травы. У ручья он нашёл заросли подорожника, а на солнечной полянке — тысячелистник, известный своими кровоостанавливающими и противовоспалительными свойствами. Он тщательно промыл листья и, вернувшись в домик, приготовил из них припарку.

Чжао Вэй наблюдал за ним сквозь пелену лихорадки. Он видел, как сосредоточенно и умело двигается принц, как он разжёвывает листья и накладывает получившуюся зелёную кашицу на его рану. Это было странно. Этот изнеженный, как он думал, юноша, который должен был уметь лишь слагать стихи и играть на цитре, теперь спасал ему жизнь в лесной глуши.

— Где ты этому научился? — тихо спросил он, когда Ли Мин закреплял припарку свежей повязкой.

— Мой отец считал, что наследник должен знать не только придворный этикет, но и то, как выжить, если лишишься всего, — ответил Ли Мин, не глядя на него. — Он оказался провидцем.

Наступило молчание. В очаге потрескивали дрова. Ли Мин нашёл в ларе мешочек с засохшим рисом и пару луковиц. Скромный ужин, но сейчас это казалось пиром. Он сварил в котелке жидкую похлёбку и сначала накормил Чжао Вэя, приподняв его голову.

— Ешь, — приказал он. — Тебе нужны силы.

Генерал подчинился. Горячая, солёная похлёбка обожгла горло, но придала немного сил. Когда он поел, Ли Мин съел свою порцию, сидя на лавке у огня и глядя на пламя. Они были вдвоём в этом крошечном убежище, окружённые враждебным миром. Два человека, чьи жизни были разрушены одной войной.

— Почему ты пошёл на службу к императору? — вдруг спросил Ли Мин, нарушив тишину. — К человеку, который уничтожил твою родину и, как ты думал, твою семью?

Чжао Вэй долго молчал. Его взгляд был устремлён в потолок.
— А какой у меня был выбор? — наконец ответил он. — Я был нищим сиротой, который умел только одно — драться. Армия императора дала мне еду, кров и цель. Я хотел стать сильным. Таким сильным, чтобы никто и никогда больше не смог отнять у меня дом. Я шёл вверх по службе, не жалея ни себя, ни врагов. Я стал тем, кого все боятся. Генералом Чжао Вэем, Железным Демоном. Я похоронил под этим именем того мальчика, который потерял всё. Я думал, что похоронил... Но когда я увидел тебя в той тронной зале... что-то... дрогнуло. Ты был так похож на неё. На Мэйлин. Я ненавидел тебя за это. И в то же время... не мог позволить тебе умереть.

Он говорил тихо, с трудом, но Ли Мин слушал, затаив дыхание. Впервые он видел перед собой не безжалостного завоевателя, а сломленного, одинокого человека, вся жизнь которого была построена на мести и боли. И эта боль вдруг нашла отклик в его собственном сердце.

Снаружи завыл ветер. Начался дождь, его капли забарабанили по старой крыше. Они были в безопасности. На время. Скрытые в тени леса, они зализывали раны и пытались понять, как жить дальше, когда весь их мир рухнул, а единственный, кто оказался рядом — твой заклятый враг.


Глава 23: Искупление
Прошло три дня. Три долгих дня, наполненных тишиной, запахом целебных трав и напряжённым ожиданием. Лихорадка Чжао Вэя медленно спадала. Ли Мин оказался на удивление хорошим лекарем: он регулярно менял припарки, варил горькие отвары из кореньев, которые заставляли генерала морщиться, как от пытки, и следил, чтобы тот пил много воды. Их рацион был скудным — всё та же жидкая рисовая похлёбка, иногда с добавлением съедобных грибов или ягод, которые принцу удавалось найти неподалёку.

На четвёртый день Чжао Вэй впервые смог сесть самостоятельно, не опираясь на помощь Ли Мина. Бледность всё ещё не сошла с его лица, но в глазах появилась былая ясность и твёрдость. Он посмотрел на свои руки — руки воина, которые несколько дней были беспомощны, — а затем перевёл взгляд на Ли Мина, который чинил у огня ловушку для птиц, сделанную из веток и сухожилий, выдернутых из старой шкуры.

— Ты спас мне жизнь, — произнёс Чжао Вэй. Это была не благодарность, а констатация факта. — Теперь мой долг — вернуть тебя твоим людям. И помочь вернуть то, что принадлежит тебе по праву.

Ли Мин усмехнулся, не отрываясь от своего занятия.
— Искупление грехов, генерал? Решил очистить карму перед встречей с предками?

— Можешь называть это как хочешь, — ровно ответил Чжао Вэй. — Я служил тирану. Я помог разрушить твой дом. Я причинил тебе боль. Я не могу изменить прошлое. Но я могу помочь тебе построить будущее. Это единственное, что имеет смысл.

Он говорил искренне. Ли Мин это чувствовал. Вся напускная жестокость, вся маска Железного Демона слетела с него вместе с лихорадочным бредом. Сейчас перед принцем сидел его дядя, Чжао Ян, последний из его кровных родственников.

— Мои люди... — задумчиво произнёс Ли Мин. — Большинство из них либо мертвы, либо рассеяны по всему царству. Но есть те, кто остался верен отцу. Генерал Лян. Он увёл остатки нашей армии в горную крепость на южной границе. Если кто и сможет собрать людей, то только он. Но добраться до него — всё равно что пешком дойти до луны. Нас ищут. Каждый тракт, каждый город патрулируется солдатами князя Чэна.

— Тогда мы не пойдём по трактам, — решительно сказал Чжао Вэй. Он встал, покачиваясь, но устоял на ногах. — Мы пойдём тропами, о которых знают только контрабандисты и охотники. Я провёл в этих землях достаточно военных кампаний, чтобы знать их, как свои пять пальцев. Это будет долго и опасно, но это наш единственный шанс.

Он подошёл к столу и, взяв уголёк из остывающего очага, начал рисовать на пыльной столешнице карту.
— Мы здесь, — он ткнул пальцем в одну точку. — Крепость генерала Ляна — здесь. Между нами — три сотни ли, две реки и Чёрный перевал. Нам нужна еда, оружие и одежда получше этих лохмотьев. В двух днях пути отсюда есть деревня, Фэнхуа. Она стоит в стороне от больших дорог. Там можно будет раздобыть всё необходимое.

— У нас нет денег, — резонно заметил Ли Мин.

Чжао Вэй криво усмехнулся и коснулся своего уха. В его мочке, скрытый волосами, был крошечный золотой гвоздик — знак принадлежности к высшему офицерскому составу.
— Этого хватит, чтобы купить двух лошадей и припасы. А если повезёт, то и пару мечей, которые не развалятся после первого удара.

План был рискованным, но он был. Впервые за долгое время у Ли Мина появилась конкретная цель, путь, по которому можно было идти. Он посмотрел на Чжао Вэя, который, несмотря на слабость, уже мыслил как полководец, просчитывая маршруты и опасности. И в этот момент Ли Мин понял, что он готов довериться этому человеку. Не потому, что простил его, нет. Прощение было ещё далеко. А потому, что сейчас их цели совпадали. И потому, что в глазах своего мучителя он увидел твёрдое намерение искупить свою вину — не словами, а делом.

— Хорошо, — сказал Ли Мин, откладывая свою ловушку. — Отдохни ещё день. Завтра на рассвете мы выступаем в деревню Фэнхуа.


Глава 24: Возвращение принца
Путь до южной границы занял почти месяц. Месяц, проведённый в седле, в постоянном напряжении. Они ехали по ночам, днём отсыпаясь в лесных чащах или заброшенных хижинах. Они питались тем, что удавалось подстрелить или купить в глухих деревушках, где их принимали за обычных странствующих наёмников. Ли Мин научился спать под открытым небом, разводить бесшумный костёр и читать следы на дороге. Чжао Вэй, в свою очередь, обучал его основам тактики и владению мечом. Каждый вечер, когда они останавливались на привал, генерал заставлял его отрабатывать удары и блоки, пока руки не начинали гудеть от усталости.

— Твой отец учил тебя выживать, — говорил он, отбивая очередной неуклюжий выпад Ли Мина. — А я научу тебя побеждать. Король не может позволить себе быть слабым. Бей! Ещё раз!

За этот месяц они изменились. Ли Мин окреп, его кожа обветрилась и потемнела от солнца, а во взгляде появилась стальная твёрдость. Изнеженный принц остался в прошлом. Чжао Вэй, наоборот, казалось, стал мягче. Он больше не скрывал свою боль и усталость, а в редкие минуты отдыха рассказывал Ли Мину о своей сестре, их детстве, о мечтах, которые так и не сбылись. Стена вражды между ними истончилась, уступив место сложному переплетению родства, общей цели и вынужденного товарищества.

Наконец, на исходе четвёртой недели пути, они увидели впереди скалистые вершины Драконьих Зубов. Там, на одном из неприступных утёсов, чернела крепость Байши — последнее пристанище верных дому Ли войск.

Приблизиться к крепости оказалось непросто. Все подходы охранялись дозорами. Когда их остановил конный патруль, Ли Мин, по совету Чжао Вэя, не стал ничего объяснять. Он просто откинул капюшон своего плаща.

Командир патруля, молодой офицер, нахмурился, вглядываясь в лицо незнакомца. А потом его глаза расширились от изумления. Он спешился и, не веря самому себе, преклонил колено.
— Ваше... Ваше высочество? Принц Ли Мин? Вы живы!

Весть о возвращении принца разнеслась по крепости, как лесной пожар. Когда они въезжали в ворота, их встречала вся армия — около пяти тысяч закалённых в боях воинов. Они стояли молча, всматриваясь в юношу на коне, их лица были суровы и полны недоверия. Многие считали его погибшим, другие — предателем, смирившимся с пленом.

Из толпы вышел седовласый воин в потёртых доспехах. Его лицо было изрезано шрамами, а взгляд был тяжёлым, как гранит. Это был генерал Лян, самый верный соратник покойного короля.

— Они говорят, что принц Ли Мин вернулся, — пророкотал он, глядя на Ли Мина снизу вверх. — Но я вижу лишь оборванца в компании... — его взгляд переместился на Чжао Вэя, и в нём вспыхнула лютая ненависть. — Железного Демона. Палача нашего народа. Что это значит, мальчик?

Напряжение повисло в воздухе. Ли Мин спешился. Он знал, что эти мгновения решат всё. Он подошёл к генералу Ляну и посмотрел ему прямо в глаза.

— Я — Ли Мин, сын своего отца, законный наследник этого царства. Я не погиб. Я не сдался. Я бежал из плена, чтобы вернуться и возглавить вас. Чтобы вернуть наши земли и отомстить за смерть моего отца и ваших братьев.

Его голос, чистый и сильный, разнёсся над площадью. Солдаты слушали, затаив дыхание.

— А это, — он указал на Чжао Вэя, — мой дядя по материнской линии, Чжао Ян. Он тоже был обманут узурпатором. Теперь он сражается на нашей стороне. Его знания и его меч помогут нам в нашей борьбе.

В толпе солдат прошёл недовольный ропот. «Дядя?», «Предатель!», «Не верим!» — неслось со всех сторон.

— Вы не обязаны верить мне на слово, — продолжал Ли Мин, не дрогнув. — Верьте делам. Я пришёл сюда не просить о помощи. Я пришёл, чтобы повести вас в бой! Князь Чэн и император считают нас разгромленными. Они празднуют победу в столице, их гарнизоны в наших городах расслаблены. Это наш шанс! Мы ударим сейчас, когда они меньше всего этого ждут. Мы вернём город за городом, соберём под наши знамёна всех, кто не смирился с тиранией. Мы вернём себе наш дом!

Он выхватил из-за пояса меч, купленный в деревне, — простой, без украшений, но надёжный.
— Кто пойдёт со мной?! Кто готов пролить кровь за свободу и за память о нашем короле?!

Он поднял меч над головой. На мгновение воцарилась тишина. А затем старый генерал Лян, глядя в горящие глаза юноши, в которых он увидел огонь его отца, медленно опустился на одно колено и склонил голову.
— Я с вами, мой принц.

И вслед за ним, как один, вся пятитысячная армия преклонила колени. Воздух сотряс громовой клич, эхом отразившийся от скал. Принц вернулся. И пламя восстания было зажжено.


Глава 25: Битва за свободу
Рассвет над долиной Цзинхэ был кроваво-красным, словно само небо предвещало исход грядущего дня. Туман, цеплявшийся за реку и низины, медленно рассеивался, открывая вид на две армии, застывшие друг против друга. На одной стороне, у подножия холмов, стояли поредевшие, но закалённые в боях полки Ли Мина. Их знамёна с изображением серебряного дракона поблёкли, доспехи были побиты, но в глазах воинов горела решимость. На другой стороне, перекрыв дорогу к столице, раскинулось огромное войско князя Чэна — сверкающее море стали, копий и шёлковых стягов с золотым тигром. Их было вдвое больше.

Ли Мин, облачённый в восстановленные доспехи своего отца, сидел на белом боевом коне на вершине холма. Рядом с ним, на вороном жеребце, застыл Чжао Вэй в простом чёрном доспехе без знаков различия. Чуть поодаль — верный генерал Лян, чьё лицо было подобно каменной маске.

— Они выстроили классическую «чешую карпа», — тихо произнёс Чжао Вэй, его взгляд полководца мгновенно оценил диспозицию врага. — Мощный центр из тяжёлой пехоты, чтобы проломить нашу линию, и лёгкая кавалерия на флангах для окружения. Они уверены в своём численном превосходстве и собираются нас просто раздавить.

— Самоуверенность — грех, за который на поле боя платят кровью, — ответил Ли Мин. Он чувствовал, как бешено колотится сердце, но его голос был спокоен. — Генерал Лян, ваша задача — сдержать центральный натиск. Стойте насмерть, но не отступайте ни на шаг. Пусть они увязнут в вашей обороне, как копьё в вязкой глине.

— Будет исполнено, мой принц, — пророкотал старый воин и, отдав честь, поскакал к своим полкам.

— А что будем делать мы? — спросил Чжао Вэй.

Ли Мин посмотрел на него, и в его глазах мелькнула хитрая искра. — Мы применим тактику, которой ты же меня и учил. «Удар шершня». Мы не будем биться с их армией. Мы ударим в самое сердце — в их командира.

Чжао Вэй проследил за его взглядом. В центре вражеского войска, в окружении личной гвардии, на высоком помосте под огромным знаменем находился сам князь Чэн. Он был одет в роскошные золочёные доспехи и наблюдал за полем боя с видом победителя.

— Это безумие, — выдохнул Чжао Вэй. — Прорваться туда через тысячи солдат...

— Это наш единственный шанс, — прервал его Ли Мин. — Армия без головы — это толпа. Убей змею, и её тело умрёт само. Ты поведёшь наш лучший кавалерийский отряд. Я знаю, ты сможешь это сделать.

Чжао Вэй посмотрел на Ли Мина. В этом приказе было всё: доверие, признание его таланта, отчаянная надежда. Это был высший знак того, что прошлое осталось позади. Он молча кивнул, развернул коня и поскакал к элитному отряду, который они заранее спрятали в небольшой роще на фланге.

Битва началась с оглушительного рёва боевых рогов и грохота барабанов. Чёрная масса пехоты князя Чэна двинулась вперёд. Войска генерала Ляна встретили их стеной щитов и копий. Завязалась жестокая, кровавая сеча. Звон стали, крики раненых, хруст ломающихся костей — всё смешалось в единый ужасающий гул.

Как и предсказывал Чжао Вэй, центр Ли Мина начал медленно прогибаться под чудовищным давлением. Но воины стояли насмерть, выигрывая драгоценное время. И в тот момент, когда казалось, что оборона вот-вот рухнет, из рощи на фланге, как рой разъярённых шершней, вырвался отряд Чжао Вэя. Они не стали атаковать фланг вражеской армии. Острым клином, сметая всё на своём пути, они врезались в ряды противника, устремившись прямо к ставке князя.

Князь Чэн, самодовольно наблюдавший за тем, как его пехота теснит врага, не сразу понял, что произошло. Когда он увидел несущийся на него отряд всадников во главе с фигурой в чёрных доспехах, его лицо исказилось от ярости и страха.
— Остановить их! Убить предателя Чжао Вэя! — завизжал он.

Но было поздно. Чжао Вэй сражался как демон, которым его и прозвали. Его меч описывал смертоносные круги, оставляя за собой горы трупов. Его всадники, вдохновлённые яростью своего командира, прорубали кровавый коридор сквозь ряды гвардейцев. Они были уже в нескольких десятках метров от помоста, когда путь им преградил личный телохранитель князя — огромный воин с двуручным топором.

В это же самое время Ли Мин, видя, что его план сработал, отдал последний приказ.
— За мной! За свободу! — крикнул он и повёл свой резервный отряд в контратаку на ослабленный центр противника.

Появление на поле боя самого принца, сражающегося в первых рядах, воодушевило его армию. Солдаты, которые уже были на грани отступления, с новым остервенением бросились на врага. Вражеские ряды, лишённые чёткого командования и атакованные с двух сторон, дрогнули.

Чжао Вэй и гигант с топором сошлись в смертельной дуэли. Удары были такой силы, что, казалось, могли расколоть наковальню. Но опыт и скорость генерала взяли верх. Увернувшись от очередного размашистого удара, Чжао Вэй нанёс молниеносный выпад, и его меч вонзился в незащищённое горло телохранителя. Путь был свободен.

В несколько прыжков его конь оказался у помоста. Князь Чэн, белый от ужаса, выхватил свой меч, но он был политиком, а не воином. Чжао Вэй одним ударом выбил оружие из его рук, схватил за шиворот и, приставив меч к горлу, прокричал на всё поле:
— Князь Чэн у меня! Приказываю всем сложить оружие!

Битва замерла. Солдаты обеих армий остановились, глядя на сцену у вражеского знамени. Их командир был в плену. Их боевой дух иссяк. Один за другим воины князя Чэна начали бросать мечи и копья на землю. Битва за свободу была выиграна.


Глава 26: Цена победы
Поле битвы затихло. Утреннее солнце, поднявшееся выше, освещало страшную картину. Земля, раскисшая от крови, была усеяна телами людей и лошадей, обломками оружия и брошенными знамёнами. Воздух был тяжёл от запаха смерти. Команды лекарей и санитаров уже разбрелись по полю, отделяя раненых от мёртвых. Стоны раненых смешивались с карканьем воронья, слетевшегося на кровавый пир.

Ли Мин медленно ехал на своём коне среди этого ужаса. Победа. Он победил. Но радости не было. Каждое мёртвое тело, будь то его воин или враг, было молчаливым укором. Это была цена его трона. Он увидел молодого солдата, почти мальчика, который лежал, раскинув руки, и смотрел в небо невидящими глазами. Рядом с ним валялась недоеденная рисовая лепёшка. Ли Мин сглотнул ком в горле и отвёл взгляд.

Чжао Вэй нашёл его у походного шатра, разбитого наспех для перевязки раненых. Он уже снял свой окровавленный доспех и остался в простой тунике. На его плече виднелась свежая повязка.

— Мы победили, — сказал он тихо, подходя к Ли Мину. — Потери велики, но мы победили.

— Да, — глухо ответил Ли Мин. — Победили. А где генерал Лян?

Чжао Вэй помрачнел. Он молча указал подбородком в сторону шатра. Ли Мин почувствовал, как внутри у него всё похолодело. Он спешился и, откинув полог, вошёл внутрь.

Старый генерал лежал на простой лежанке. Его доспех был снят, обнажая страшную рану в груди — туда вошло копьё тяжёлой пехоты. Лекарь, стоявший рядом, лишь сокрушённо покачал головой. Генерал Лян дышал тяжело, с хрипом, его лицо было серым, как пепел, но глаза оставались ясными. Увидев Ли Мина, он попытался улыбнуться.

— Мой... принц... — прошептал он. — Мы... удержали центр...

— Вы сделали больше, генерал, — Ли Мин опустился на колени рядом с ним и взял его руку. Рука была холодной. — Вы подарили нам победу. Вы спасли царство.

— Я... лишь выполнил свой долг... перед вашим отцом... — глаза старого воина затуманились. — Он был бы... горд вами... Ваше величество... Станьте... хорошим королём...

Он закашлялся, и струйка крови потекла из уголка его рта. Его хватка ослабла. Последний вздох сорвался с его губ, и старый лев, верный до конца, затих навсегда.

Ли Мин долго сидел на коленях, держа руку мёртвого генерала. Он не плакал. Слёзы, казалось, выжгло пламя войны. Он потерял последнего человека, который связывал его с отцом, с его прошлым. Это была ещё одна часть цены, которую он заплатил сегодня.

Когда он вышел из шатра, Чжао Вэй ждал его. Он ничего не спросил, всё было ясно по лицу Ли Мина.

— Что с князем Чэном? — спросил Ли Мин, его голос был твёрд, как сталь.

— Под стражей. Ждёт твоей воли, — ответил Чжао Вэй. — Он кричит о предательстве и требует суда императора.

— Он получит свой суд. Мой суд, — отрезал Ли Мин. — Ведите его сюда.

Через несколько минут двое солдат приволокли пленника. С князя Чэна сорвали его золочёные доспехи, оставив в одном нижнем халате из дорогого шёлка, теперь испачканном грязью и кровью. Его лицо было искажено злобой и страхом.

— Ли Мин! Щенок! — зашипел он. — Ты пожалеешь об этом! Император сотрёт тебя и твою жалкую армию в порошок! Ты заплатишь за это предательство, Чжао Вэй!

Ли Мин подошёл к нему вплотную. Он был спокоен, и это спокойствие пугало больше, чем любой гнев.
— Это ты заплатишь, дядя. За смерть моего отца. За тысячи погибших сегодня. За разорённую страну. Твоя жажда власти стоила слишком дорого.

— Власть всегда требует жертв! — выплюнул князь. — Ты слишком наивен, чтобы править!

— Возможно, — согласился Ли Мин. — Но я знаю, что такое честь. И что такое справедливость. Генерал Лян умер, защищая эту землю. Ты умрёшь, как трус, пытавшийся её захватить. Солдаты!

— Ваше величество! — вперёд выступил молодой офицер, тот самый, что первым узнал его в горах.

— Казните его. Прямо здесь. Чтобы все видели, какая участь ждёт предателей.

Князь Чэн забился в руках стражи, его лицо побелело. Он кричал, умолял, сыпал проклятиями, но его никто не слушал. Его оттащили в сторону, заставили встать на колени. Меч палача сверкнул на солнце. Голова князя с глухим стуком упала на землю.

Ли Мин смотрел на это без всякого выражения. Он не чувствовал ни удовлетворения, ни жалости. Только пустоту. Он выиграл войну. Он отомстил. Но победа оказалась горькой на вкус, как пепел сожжённых городов. Впереди был долгий путь — восстановить царство из руин. И этот путь он должен был начать в одиночестве, заплатив за свой трон кровью друзей.


Глава 27: Воцарение
Путь в столицу не был триумфальным шествием. Это был, скорее, похоронный кортеж, растянувшийся на многие ли. Ли Мин ехал во главе своей измотанной армии через разорённые земли, которые ещё недавно были его домом. Выжженные поля, разрушенные деревни, голодные крестьяне с потухшими глазами, выходившие на дорогу не для того, чтобы приветствовать нового короля, а чтобы молча просить еды. Каждый взгляд, каждый сожжённый дом был новым шрамом на сердце молодого правителя.

Столица встретила его настороженной тишиной. Гарнизон князя Чэна сдался без боя, как только дошла весть о его гибели, но горожане, измученные войной и сменой власти, прятались за закрытыми ставнями. Они ещё не знали, чего ждать от этого юноши с лицом воина и глазами старика.

Церемония воцарения была скромной и быстрой. Не было ни пышных нарядов, ни многодневных пиров. В главном тронном зале дворца, где ещё витал запах гари после недавних боёв, собрались уцелевшие аристократы, командиры армии и городские старейшины. Ли Мин, одетый в простой, но строгий тёмно-синий халат, взошёл на трон своих предков. Нефритовая корона, символ власти, показалась ему невыносимо тяжёлой, когда главный советник возложил её ему на голову.

Он не стал произносить длинных речей о процветании и великом будущем. Его слова были просты и горьки, как лекарство.

— Я вернул себе трон, — произнёс он, и его голос гулко разнёсся под сводами зала. — Но я не вижу повода для праздника. Наше царство в руинах. Наши поля пусты. Наши люди голодают. Корона — это не привилегия, а бремя. И я принимаю его. С этого дня каждый из нас — от меня, вашего короля, до последнего крестьянина — будет трудиться, чтобы восстановить наш дом. Первые мои указы будут не о налогах, а о хлебе. Откройте все государственные амбары. Раздайте зерно голодающим. Организуйте общественные работы по восстановлению дорог и ирригационных каналов. Каждый, кто будет трудиться, получит еду для своей семьи. Вор, который посмеет украсть хоть одно зерно у народа, будет казнён на месте. Война окончена. Начинается работа.

В зале стояла тишина. Никто не кричал «Да здравствует король!». Но в глазах людей, смотревших на своего нового правителя, появилось то, чего Ли Мин не видел уже давно — уважение и слабая искра надежды.

После церемонии он заперся в своём кабинете — том самом, где когда-то работал его отец. Всё было разграблено, но сам стол, массивный, из тёмного дерева, уцелел. Ли Мин провёл рукой по его изрезанной поверхности и сел в кресло. Усталость, которую он не чувствовал в пылу сражений, навалилась на него всей своей тяжестью. Он закрыл глаза, и перед ним вновь встали лица погибших: генерала Ляна, безымянного солдата-мальчика, его отца...

Дверь тихо скрипнула. Вошёл Чжао Вэй. Он не стал занимать место для просителей, а подошёл к столу и молча поставил перед Ли Мином чашку с дымящимся чаем.

— Ты выглядишь так, будто проиграл, а не выиграл войну, — заметил он, садясь в кресло напротив.

— Может, так оно и есть, — вздохнул Ли Мин, вдыхая ароматный пар. — Я сижу на троне, но какой в этом толк, если царство мертво? Я не знаю, с чего начать. Слишком много всего. Казна пуста, армия ропщет, народ на грани бунта. Я чувствую себя лекарем, которому принесли безнадёжно больного пациента.

— Любая болезнь лечится, — спокойно ответил Чжао Вэй. — Постепенно. Ты уже сделал первый шаг — дал людям надежду и хлеб. Теперь нужно навести порядок. Я могу заняться армией. Восстановлю дисциплину, организую патрули, выловлю банды мародёров, которые расплодились за время безвластия. Тебе же нужно собрать верных людей в совет. Тех, кто умеет не воевать, а управлять.

Он говорил как всегда, чётко и по делу, раскладывая огромную проблему на маленькие, решаемые задачи. Ли Мин посмотрел на него. На своего бывшего мучителя, своего спасителя, своего дядю. Единственного человека во всём мире, которому он мог сейчас доверять.

— Ты останешься? — спросил он тише, чем собирался.

Чжао Вэй на мгновение замолчал, вглядываясь в его лицо. В его тёмных глазах промелькнуло что-то тёплое, почти нежное.
— Я обещал помочь тебе построить будущее. Я не забираю своих слов обратно. Я останусь. Столько, сколько потребуется, Ваше Величество.

Последние два слова он произнёс с лёгкой, едва заметной усмешкой. И Ли Мин впервые за этот бесконечный день улыбнулся в ответ. Бремя власти было всё так же тяжело, но теперь он знал, что ему есть с кем его разделить.


Глава 28: Бремя власти
Первые месяцы правления Ли Мина были похожи на попытку удержать воду в решете. Проблемы сыпались со всех сторон, одна серьёзнее другой. Дни напролёт он проводил в зале совета, слушая доклады. Министр финансов, старый и высохший, как прошлогодний лист, скрипучим голосом сообщал, что казна пуста, а сбор налогов невозможен — у крестьян просто нечего брать. Министр земледелия докладывал о засухе на юге и наводнении на севере, грозивших уничтожить и без того скудный урожай. Городские магистраты жаловались на рост преступности и нехватку стражи. Каждый докладчик смотрел на него с надеждой, ожидая мудрого и немедленного решения, будто у молодого короля в рукаве спрятаны все ответы.

Вечера были не легче. Он до глубокой ночи сидел над картами и свитками, пытаясь разобраться в хитросплетениях законов, торговых путей и земельных реестров. Еда, которую приносили слуги, часто оставалась нетронутой. Он похудел, под глазами залегли тёмные тени, а в волосах, как он с удивлением заметил однажды, появилась первая серебряная нить. Бремя власти оказалось не просто тяжёлым — оно было удушающим.

Особенно трудно приходилось с аристократией. Старые роды, которые отсиделись в своих поместьях во время войны, теперь наводнили дворец, требуя должностей, привилегий и возвращения утраченных земель. Они смотрели на Чжао Вэя, которого Ли Мин назначил верховным главнокомандующим, с плохо скрываемым презрением и страхом, называя его за спиной «выскочкой» и «предателем».

— Ваше Величество, — вкрадчиво говорил ему на одном из советов пожилой князь Го, поглаживая свою ухоженную бороду. — Народ ропщет. Присутствие генерала Чжао при дворе... смущает умы. Люди помнят его как Железного Демона. Возможно, для всеобщего спокойствия ему стоило бы... удалиться в какое-нибудь отдалённое поместье?

Ли Мин холодно посмотрел на него.
— Генерал Чжао — мой самый верный советник и спаситель этого царства. Любой, кто поставит под сомнение его преданность, поставит под сомнение и мою волю. Надеюсь, я ясно выразился, князь?

Князь побледнел и поспешно поклонился, но Ли Мин знал, что это лишь начало. Интриги плелись в тёмных углах дворца, как паутина.

Однажды вечером, когда Ли Мин, совершенно измотанный, сидел над очередным отчётом о поставках зерна, в кабинет без стука вошёл Чжао Вэй. Он нёс небольшой поднос, на котором стояли две чашки и чайник.

— Если ты собираешься превратиться в призрака, корпящего над бумагами, то хотя бы делай это с хорошим чаем, — сказал он, ставя поднос на стол. — Это сбор из горных монастырей. Говорят, проясняет ум.

Ли Мин устало откинулся в кресле и потёр виски.
— Мой ум сейчас не прояснить и бочкой такого чая. Я не справляюсь, Вэй. Я издаю указы, а их не выполняют. Я пытаюсь помочь людям, а они видят во мне лишь очередного тирана. Я окружён льстецами и интриганами. Иногда мне кажется, что в темнице было проще. Там враг был один, и он был очевиден.

Чжао Вэй налил чай и пододвинул чашку Ли Мину.
— Ты ожидал, что будет легко? Ты не торговец рисом, чтобы всем нравиться. Ты — король. Твоя работа — принимать решения, которые не всегда популярны, но необходимы. Ты уже накормил голодных и дал людям работу. Это больше, чем сделал твой дядя за всё время своего правления.

— Но этого мало! — воскликнул Ли Мин. — Нужно восстанавливать города, строить флот, заключать торговые союзы... А у меня нет ни денег, ни людей, которым я могу доверять.

— Деньги можно найти, — Чжао Вэй сделал глоток чая. — А доверие нужно заслужить. И не только у народа, но и у тех, кто стоит рядом. Ты слишком много взвалил на себя. Позволь другим помогать тебе. Не только мне. Среди молодых офицеров, что сражались с тобой, есть толковые ребята. Назначь их своими наместниками в провинциях. Они будут твоими глазами и ушами. Да, они не знают всех тонкостей этикета, зато они честны и преданы тебе, а не своим кошелькам.

Он помолчал, а потом добавил с лёгкой усмешкой:
— И ещё. Тебе нужно хотя бы иногда выходить из этого кабинета. Пройдись по городу без свиты. Поговори с простыми людьми. Увидишь, они не так уж сильно тебя ненавидят. А ещё... тебе нужно поесть. Ты похож на собственную тень.

Ли Мин посмотрел на него, на его спокойное, уверенное лицо, и почувствовал, как узел напряжения в его груди немного ослаб. Он взял чашку.
— Хорошо. Завтра же назначу наместников. А сегодня... расскажи мне лучше, как ты усмирил бунт в западном гарнизоне. Мне донесли, что ты обошёлся без единой казни.

Чжао Вэй усмехнулся.
— О, это просто. Я вызвал зачинщиков и предложил им выбор: либо мы устраиваем поединок, и победитель командует гарнизоном, либо они сейчас же отправляются чистить все отхожие места в казармах. Они почему-то выбрали второе. Иногда ведро с нечистотами убедительнее меча.

Ли Мин не выдержал и рассмеялся — впервые за много недель. Смех был немного хриплым, но настоящим. Бремя власти никуда не делось, но в этот момент оно уже не казалось таким неподъёмным.


Глава 29: Прощение
Прошёл год. Год тяжёлого, изнурительного труда, который начал приносить первые плоды. Поля, возделанные руками солдат и крестьян, зазеленели всходами. Дороги, расчищенные от завалов, вновь наполнились торговцами. В столице открывались новые лавки, и на лицах людей всё чаще можно было увидеть улыбки, а не отчаяние. Царство медленно, со скрипом, но возвращалось к жизни.

Ли Мин изменился. Юношеская мягкость окончательно покинула его черты, уступив место твёрдости и уверенности правителя. Он научился слушать своих советников, но решения всегда принимал сам. Он был справедлив, но строг, и народ уважал его за это. Но была одна рана, которая продолжала болеть, один призрак прошлого, которого он так и не смог отпустить.

Это был призрак темницы. Иногда, просыпаясь ночью в своей роскошной постели, он всё ещё чувствовал холод каменного пола и фантомную боль от цепей. И в этих кошмарах всегда присутствовал Чжао Вэй — не тот, что сейчас был его опорой и самым близким человеком, а тот, другой — безжалостный мучитель с ледяными глазами.

Ли Мин понимал, что это несправедливо. Он знал всю правду о прошлом Чжао Вэя, о его клятве, о том, как он на самом деле защищал его. Он видел его преданность каждый день. Но знание ума не всегда способно исцелить раны сердца. Между ними оставалась тонкая, невидимая стена, сотканная из боли и старых обид, и Ли Мин был тем, кто её возвёл.

Однажды вечером, в годовщину его освобождения из темницы, он пригласил Чжао Вэя в свой личный сад на берегу дворцового озера. Цвели пионы, их нежный аромат наполнял прохладный вечерний воздух. Слуги накрыли для них небольшой столик с вином и лёгкими закусками, после чего получили приказ удалиться и никого не пускать.

Они сидели в тишине, наблюдая, как луна отражается в тёмной воде. Чжао Вэй, казалось, понимал всё без слов. Он не задавал вопросов, просто был рядом.

— Помнишь этот день? — наконец нарушил молчание Ли Мин, не глядя на него.

— Такое не забывается, — ровно ответил Чжао Вэй.

— Я часто вспоминаю темницу, — продолжил Ли Мин, и его голос дрогнул. — Вспоминаю холод, голод... и тебя. Я знаю, почему ты это делал. Я знаю, что ты спасал мне жизнь, играя роль чудовища. Мой разум всё понимает, Вэй. Но... моё тело помнит боль. Моё сердце помнит унижение. И иногда, когда я смотрю на тебя, я всё ещё вижу своего тюремщика.

Он наконец повернулся и посмотрел Чжао Вэю в глаза. В его взгляде была вся та боль, которую он так долго скрывал.

Чжао Вэй медленно поставил свою чашу с вином. Его лицо было непроницаемо, но в глубине глаз плескалась застарелая горечь.
— Я знаю, — сказал он тихо. — И я никогда не просил у тебя прощения, потому что не считал, что заслуживаю его. Те шрамы, что я оставил на твоём теле и в твоей душе — реальны. И никакие объяснения не могут этого изменить. Я готов нести эту ношу до конца своих дней, Мин. Если моё присутствие причиняет тебе боль, я уйду. Я оставлю армию, дворец, страну. Просто скажи.

Он говорил это абсолютно спокойно, без тени обиды или упрёка. Он был готов принять любое его решение. И именно эта готовность, эта абсолютная преданность окончательно разрушила стену в сердце Ли Мина.

Слёзы, которые он не проронил ни на поле боя, ни у тела генерала Ляна, хлынули из его глаз. Он не пытался их сдержать.
— Уйдёшь? — прошептал он сквозь слёзы. — Ты единственный, кто у меня остался. Единственный, кто понимает, через что я прошёл. Если ты уйдёшь, это бремя раздавит меня окончательно.

Он встал, подошёл к Чжао Вэю и, к удивлению их обоих, опустился перед ним на колени, взяв его руки в свои. Руки воина, сильные, в шрамах.
— Это я должен просить прощения, — сказал Ли Мин, глядя на него снизу вверх. — За то, что так долго цеплялся за прошлое. За то, что сомневался в тебе, даже зная правду. Я хочу отпустить это, Вэй. Я хочу видеть в тебе не тюремщика, а того, кто ты есть — моего защитника, моего советника, моего... единственного родного человека. Я прощаю тебя. За всё. И я прошу, чтобы ты простил меня за моё недоверие.

Чжао Вэй смотрел на него сверху вниз, и маска Железного Демона, которую он носил столько лет, треснула и рассыпалась в прах. По его щеке медленно скатилась одинокая слеза. Он осторожно высвободил одну руку и коснулся щеки Ли Мина, стирая его слёзы.
— Глупый мальчишка, — выдохнул он. — Встань. Короли не стоят на коленях.

— Перед тобой — не король, — ответил Ли Мин, не двигаясь с места.

Чжао Вэй поднял его на ноги. Они стояли совсем близко, под светом луны, в аромате цветущих пионов. Прошлое было отпущено. Стена рухнула. И в образовавшейся пустоте родилось что-то новое — хрупкое, но бесконечно сильное. Впервые за долгое время они оба почувствовали себя по-настоящему свободными.


Глава 30: Новый рассвет
Прошло ещё пять лет. Пять лет мира, спокойствия и упорного труда. Царство, которое Ли Мин принял в руинах, теперь процветало. Поля давали богатые урожаи, речные порты были забиты торговыми судами из дальних стран, а в городах росли новые кварталы, мастерские и школы. Имя короля Ли Мина произносили с уважением не только его подданные, но и правители соседних государств. Его прозвали Ли Мин Мудрый, и это прозвище он заслужил не мечом, а справедливостью и заботой о своём народе.

Дворцовая жизнь тоже изменилась. Интриги и заговоры уступили место учёным диспутам и поэтическим турнирам. Ли Мин, следуя примеру своего отца, покровительствовал искусствам и наукам. Он учредил Королевскую Академию, куда со всего света съезжались лучшие умы: астрономы, лекари, инженеры и философы.

Сам Ли Мин уже не был тем измотанным юношей, что взвалил на себя корону. Время и бремя власти наложили свой отпечаток: в его взгляде появилась глубина, в движениях — уверенность, а в голосе — сила, способная успокоить толпу или заставить замолчать самого гордого вельможу. Но он не стал чёрствым или отстранённым. В его сердце по-прежнему жили сострадание и память о пережитом.

Чжао Вэй тоже изменился. Он всё так же возглавлял армию, но теперь его главной задачей было не ведение войн, а поддержание мира. Его солдаты строили мосты, прокладывали дороги и охраняли торговые караваны. Прозвище «Железный Демон» забылось, уступив место новому — «Нефритовый Щит Короля». Он редко появлялся на пышных приёмах, предпочитая тишину оружейной или тепло конюшен. Седина уже густо посеребрила его виски, но он был всё так же силён и крепок, как скала, на которой стоял дворец.

Их отношения, освободившись от теней прошлого, обрели спокойную глубину. Они были больше, чем король и его генерал. Они были двумя половинами одного целого. Их день начинался вместе — с утренней тренировки с мечами во внутреннем дворе, где они, отбросив все титулы, были просто двумя воинами. И заканчивался тоже вместе — за тихим ужином или игрой в го в личном кабинете короля, где они обсуждали не только государственные дела, но и всё на свете.

Однажды весенним утром Ли Мин, нарушив все правила этикета, сам пришёл в покои Чжао Вэя. Тот как раз заканчивал одеваться, затягивая ремень на своей простой военной тунике.

— Ты сегодня рано, — заметил Чжао Вэй, не выказывая удивления. — Совет министров только через час.

— Совет подождёт, — улыбнулся Ли Мин. — Пойдём со мной. Я хочу тебе кое-что показать.

Он повёл его не в тронный зал и не в кабинет, а на самую высокую башню дворца, откуда открывался вид на всю столицу и её окрестности. Утреннее солнце заливало город золотым светом. Внизу кипела жизнь: по широким улицам двигались повозки, из труб мастерских поднимался дымок, на реке виднелись десятки рыбацких лодок и торговых джонок. С полей доносились звуки песен — крестьяне вышли на работу.

Они долго стояли молча, глядя на эту мирную, полную жизни картину.

— Помнишь, каким был этот город, когда мы вошли в него? — тихо спросил Ли Мин.

— Помню, — кивнул Чжао Вэй. — Сожжённые дома, пустые улицы и страх в глазах людей.

— А теперь посмотри, — Ли Мин обвёл рукой раскинувшуюся перед ними панораму. — Это всё — дело наших рук. Твоих и моих. Мы сделали это, Вэй. Мы построили это из пепла.

— Ты построил, — поправил его Чжао Вэй. — Я был лишь твоим мечом и щитом.

— Без щита король беззащитен, а без меча — бессилен, — возразил Ли Мин. Он повернулся к нему, и в его глазах светилась искренняя благодарность. — Ничего этого не было бы без тебя. Я хочу, чтобы ты это знал.

Чжао Вэй посмотрел на него, и его суровое лицо смягчилось в редкой, тёплой улыбке.
— Я знаю. А теперь пойдём, Ваше Величество. У нас ещё много работы. Говорят, южные купцы привезли каких-то странных полосатых лошадей. Нужно на них взглянуть. И министр финансов опять будет жаловаться на расходы Академии.

— Да, пойдём, — рассмеялся Ли Мин.

Они спускались с башни, и их шаги гулко отдавались в тишине. Война закончилась. Царство было восстановлено. Призраки прошлого упокоились. Впереди их ждали новые заботы и новые вызовы, но теперь они встречали их вместе, под мирным небом нового рассвета, который они создали сами.


Глава 31: Долгожданное счастье
Мир, воцарившийся в государстве, постепенно проникал и в души тех, кто его создал. Но если управлять царством Ли Мин научился виртуозно, то управлять собственным сердцем на виду у всего двора оказалось задачей куда более деликатной. Проблема, которая теперь стояла перед ним, не решалась указами и приказами. Эта проблема касалась будущего династии.

Совет министров, осмелев за годы мира, всё чаще и настойчивее намекал на необходимость женитьбы короля. Князья предлагали в невесты своих дочерей, послы из соседних государств привозили портреты прекрасных принцесс, суля выгодные союзы. Главный советник, почтенный господин Ван, заводил этот разговор почти на каждом утреннем докладе.

— Ваше Величество, народ любит вас, — говорил он, разглаживая седую бороду. — Но народ будет спокоен лишь тогда, когда увидит наследника престола. Крепкая династия — залог стабильности. Любая из дочерей князя Го или князя Шу станет вам достойной супругой...

Ли Мин обычно отмалчивался или переводил разговор на другую тему, но давление росло. Он знал, что они правы с точки зрения государства. Но он также знал, что не сможет дать ни одной женщине того, что должен дать муж. Его сердце давно и безраздельно принадлежало другому.

Однажды вечером, после особенно утомительного спора с советом, он нашёл Чжао Вэя в его любимом месте — на тренировочном поле, где тот в одиночестве оттачивал удары тяжёлым мечом-дадао. Закат окрашивал небо в багряные тона, и в этом свете фигура генерала казалась выкованной из бронзы и тени.

Ли Мин молча наблюдал, пока Чжао Вэй не закончил серию ударов и, тяжело дыша, не вонзил меч в землю.

— Они снова говорили о женитьбе, — сказал Ли Мин без предисловий.

Чжао Вэй взял со скамьи полотенце и вытер пот с лица. Он не обернулся.
— И что ты ответил?

— Ничего. Что я могу им ответить? Сказать правду? Что единственным человеком, которого я хотел бы видеть рядом с собой до конца дней, является мой главнокомандующий? Двор сойдёт с ума. Начнётся новый мятеж.

— Советник Ван прав, — глухо произнёс Чжао Вэй. — Тебе нужен наследник. Это твой долг.

В его голосе Ли Мину послышались нотки отстранённости, и это ранило его больше, чем все речи министров. Он подошёл ближе.
— Долг? Я всю жизнь живу ради долга! Я отвоевал это царство, я восстановил его из руин, я отдал ему свою юность! Неужели я не заслужил права хотя бы на толику личного счастья?

Чжао Вэй наконец повернулся. Его лицо в сумерках было суровым и усталым.
— Наше счастье, Мин, всегда будет тайной. Такова цена, которую мы платим. Ты — король. А я — твой генерал. Так было и так будет.

— Нет, — твёрдо сказал Ли Мин. — Я больше не хочу прятаться в собственном дворце. Я не женюсь. Ни на ком. А что касается наследника... есть и другие пути.

На следующий день он собрал экстренный совет. Когда все министры и князья были в сборе, он вышел в центр зала, ведя за руку маленького мальчика лет пяти. Мальчик был одет в простую, но добротную одежду, и с испуганным любопытством смотрел на собравшихся вельмож.

— Господа, — начал Ли Мин, и его голос звучал громко и уверенно. — Вы давно просите меня подумать о будущем династии. Я подумал. Позвольте представить вам Ли Шэня. Его родители были простыми крестьянами из южной провинции и погибли во время наводнения два года назад. Он один из сотен сирот, которым дала приют казна. С этого дня он — мой приёмный сын и наследник престола.

В зале воцарилась гробовая тишина. Министры смотрели то на короля, то на мальчика, не веря своим ушам. Первым опомнился князь Го.
— Ваше Величество! Это... это неслыханно! Наследником должен быть ваш сын, вашей крови! А не... простолюдин!

— Кровь не делает человека правителем, — отрезал Ли Мин. — Делают воспитание и личные качества. Я сам воспитаю его. Я научу его всему, что знаю. Он вырастет, зная свой народ не из дворцовых окон, а изнутри. Он будет лучшим королём, чем любой рождённый в шёлке принц. Это моё решение. И оно окончательное.

Он посмотрел на Чжао Вэя, который стоял в стороне, у стены. И впервые за долгие годы увидел на лице Железного Демона не просто одобрение, а восхищение.

Вечером того же дня, когда шум во дворце утих, они втроём сидели в саду у озера. Маленький Ли Шэнь, уже не такой напуганный, с восторгом запускал по воде бумажного кораблика. Ли Мин и Чжао Вэй сидели рядом на скамье.

— Это был смелый ход, — сказал Чжао Вэй. — Очень рискованный.

— Я устал от рисков на поле боя. Пришло время рисковать ради мира, — ответил Ли Мин. Он помолчал, а потом добавил тише: — Он будет хорошим мальчиком. Но ему нужен не только отец, но и наставник. Тот, кто научит его владеть мечом, ездить верхом и быть сильным. Я не знаю никого лучше тебя.

Чжао Вэй посмотрел на мальчика, который заливисто смеялся, глядя на плывущий кораблик. Затем он перевёл взгляд на Ли Мина. В его глазах больше не было тени или сомнения.

— Я научу его всему, что умею, — пообещал он. — Мы воспитаем его. Вместе.

Солнце садилось за горизонт, окрашивая мир в тёплые, спокойные тона. Впервые за всю свою жизнь они не были узниками — ни темницы, ни долга, ни прошлого. Они были просто семьёй, обретшей своё долгожданное, пусть и необычное, счастье.


Глава 32: Тень прошлого
Шли годы. Ли Шэнь рос умным и способным мальчиком, к радости обоих своих отцов. Под опекой Ли Мина он изучал историю, каллиграфию и искусство управления, а Чжао Вэй учил его быть воином — сильным, выносливым и справедливым. Мальчик стал тем самым недостающим звеном, что окончательно связало их судьбы, превратив их союз в настоящую семью. Царство процветало, и казалось, что тёмные времена навсегда остались в прошлом.

Но прошлое обладает свойством возвращаться тогда, когда его меньше всего ждут.

Всё началось с прибытия торгового каравана с запада, из земель, лежащих за Великой пустыней. Вместе с экзотическими товарами — стеклом, пряностями и невиданными тканями — караванщики привезли и слухи. Сначала неясные, потом всё более тревожные. Они рассказывали о новом, жестоком правителе, объединившем под своей рукой кочевые племена. О вожде, который называл себя Ханом и чьё войско, подобно саранче, опустошало земли на своём пути. Но что самое странное, его воины сражались под знаменем с изображением чёрного дракона — символом павшей династии Чжао.

Ли Мин и Чжао Вэй сначала не придали этому большого значения. Мир велик, и честолюбивых вождей в нём всегда хватало. Но однажды вечером, когда они втроём ужинали в малом павильоне, к ним примчался запыхавшийся гонец из пограничной крепости.

— Ваше Величество, генерал! — выпалил он, падая на колени. — Нападение! Орда кочевников пересекла границу и сожгла дотла деревню у перевала Чёрных Скал. Мы отбили атаку, но... мы взяли в плен одного из их военачальников. Он требует говорить с генералом Чжао Вэем. Называет его... братом.

В павильоне повисла тишина. Чжао Вэй замер, его лицо превратилось в каменную маску. Ли Мин положил руку на плечо Ли Шэня, словно защищая его от невидимой угрозы.

— Как его имя? — глухо спросил Чжао Вэй.

— Он назвался Чжао Лэем, Ваша Светлость.

Имя, которое Чжао Вэй не слышал почти двадцать лет. Имя его младшего брата, которого он считал погибшим вместе со всей семьёй в ту страшную ночь, когда пало их царство.

Пленника доставили в столицу под усиленной охраной. Это был высокий, жилистый мужчина с выдубленным ветрами лицом и дикими, горящими глазами. На его щеке темнел старый шрам, а в чёрных волосах были вплетены костяные амулеты. Когда его ввели в тронный зал и сорвали с головы мешок, он обвёл всех презрительным взглядом и остановил его на Чжао Вэе, который стоял рядом с троном Ли Мина.

— Брат, — усмехнулся он, и усмешка его была полна яда. — Я смотрю, ты неплохо устроился. Служишь собакой на троне убийцы нашего отца. Я искал тебя много лет. Искал, чтобы отомстить за твоё предательство.

— Лэй? — прошептал Чжао Вэй, делая шаг вперёд. — Ты жив... Как?

— Меня спас старый слуга. Он вытащил меня, раненого, из горящего дворца. Я вырос среди кочевников. Я стал их Ханом! Я собрал армию, чтобы вернуть то, что принадлежит нам по праву крови! Чтобы отомстить за нашу семью! А ты... ты всё это время прислуживал этому щенку из рода Ли!

— Ты ничего не понимаешь, — твёрдо сказал Чжао Вэй, приходя в себя. — Отец Ли Мина не убивал нашего отца. Это сделал его дядя, узурпатор. Мы сражались вместе, чтобы восстановить справедливость.

— Справедливость? — взревел Чжао Лэй. — Справедливость — это когда на этом троне сидит сын Чжао, а не сын Ли! Ты предал нашу кровь, Вэй! Но я всё исправлю. Моя армия уже на подходе. Я сотру это царство в порошок и построю на его руинах нашу империю! А тебя, брат, я повешу на городских воротах как предателя!

Угроза была реальной. Разведчики доносили, что армия Хана огромна и жестока. Это были не просто кочевники, а дисциплинированное войско, обученное тактике и осадным орудиям, которым их, очевидно, научил сам Чжао Лэй.

Вечером в кабинете Ли Мина царила гнетущая атмосфера. Чжао Вэй стоял у окна, глядя в темноту. Тень прошлого, о которой он почти забыл, вернулась, чтобы разрушить всё, что он так долго строил.

— Это моя вина, — сказал он, не оборачиваясь. — Я должен был убедиться, что никто из моей семьи не выжил. Я породил эту угрозу.

— Ты не мог знать, — тихо ответил Ли Мин, подходя к нему. — Ты не виноват. Он ослеплён местью и ложью. Он не твой брат. Он — враг, угрожающий нашему дому.

— Он мой брат, — с горечью произнёс Чжао Вэй. — И я должен буду сражаться с ним. Убить его.

Ли Мин положил руку ему на плечо.
— Нет. *Мы* будем сражаться с ним. *Мы* защитим наш дом. Вместе. Как и всегда.

Он посмотрел в глаза Чжао Вэю, и тот увидел в них не страх и не упрёк, а ту же непоколебимую решимость, что и много лет назад, в ночь их побега. Мир, который они построили, снова оказался под угрозой. И тень прошлого, пришедшая из-за пустыни, несла с собой не только войну, но и самое страшное испытание для их союза.


Глава 33: Вечная любовь
Война с армией Чжао Лэя была не похожа на предыдущую. То была война за трон, за справедливость. Эта же стала войной за выживание, за сам дом. Орды кочевников, ведомые яростью Хана, были подобны степному пожару — быстры, безжалостны и всепоглощающи. Но они столкнулись не с разрозненными княжествами, а с единым народом, защищавшим свою землю, свои семьи и своего короля.

Решающая битва произошла на Равнине Предков, у подножия тех самых гор, где когда-то скрывались беглецы Ли Мин и Чжао Вэй. Два войска сошлись на рассвете, под небом цвета крови и стали. В центре своей армии, на чёрном как ночь жеребце, стоял Чжао Лэй, в доспехах из тёмной стали, увенчанных хвостом яка. Напротив, во главе королевских войск, на белом коне, сидел Ли Мин, а рядом с ним, словно его тень, — Чжао Вэй. Впервые за много лет он снова надел свои старые, чёрные доспехи Железного Демона.

Битва была долгой и отчаянной. Это был не просто лязг мечей, а столкновение двух миров: яростной, разрушительной силы прошлого и стойкой, созидательной воли настоящего.

Кульминация наступила в полдень, когда два брата, Чжао Вэй и Чжао Лэй, сошлись в поединке в самом сердце сражения. Их мечи пели смертельную песню, каждый удар был наполнен горечью двадцатилетней разлуки и взаимных обид.

— Ты всё ещё защищаешь его! — рычал Лэй, отбивая мощный удар. — Сына человека, из-за которого мы всё потеряли!

— Ты защищаешь лишь свою ненависть! — отвечал Вэй, его голос был спокоен и твёрд. — Она ослепила тебя! Наш отец гордился бы миром, который построил Ли Мин, а не той пустыней, что несёшь ты!

Их бой был поединком равных, но ненависть — плохой советчик в бою. Она делает удары яростными, но безрассудными. Чжао Лэй, ослеплённый желанием достать брата, на мгновение открылся. Этого мгновения хватило. Меч Чжао Вэя пронзил его незащищённый бок.

Чжао Лэй замер, удивлённо глядя на брата, а затем на кровь, хлынувшую из раны. Он покачнулся и рухнул с коня. Чжао Вэй спешился и подбежал к нему, опустившись на колени. Он снял с брата шлем. В глазах умирающего Хана ярость угасла, оставив лишь боль и непонимание.

— Почему... брат? Мы могли бы править вместе...

— Мир нельзя построить на костях, Лэй, — тихо сказал Чжао Вэй, придерживая его. — Прости меня...

— Нет... это ты меня прости... — прошептал Лэй, и его взгляд остекленел.

Смерть Хана сломила дух кочевников. Битва превратилась в избиение, а затем в бегство. К закату всё было кончено. Победа была полной, но цена её, как всегда, была высока.

Чжао Вэя нашли у тела брата. Он не был ранен, но казалось, постарел на десять лет. Ли Мин подошёл и молча сел рядом с ним на пропитанную кровью землю. Он ничего не говорил, просто был рядом, разделяя его тихую скорбь, пока последние лучи солнца не скрылись за горами.

Царство было спасено. Угроза с запада исчезла. Наступил новый, ещё более прочный мир. Ли Шэнь рос, превращаясь в мудрого и справедливого юношу, готового однажды принять корону. История двух принцев, врагов, ставших спасителями, превратилась в легенду, которую рассказывали у очагов по всей стране.

Однажды, много лет спустя, седовласый король Ли Мин и его генерал Чжао Вэй, чьё лицо избороздили морщины, но не сломили годы, стояли на той же башне, откуда когда-то смотрели на возрождающуюся столицу. Город внизу шумел и жил своей жизнью, полной мира и процветания.

— Мы справились, — сказал Ли Мин, глядя на город. — Несмотря ни на что.

— Да, — ответил Чжао Вэй. Он взял руку Ли Мина в свою. Их руки, одна — правителя, другая — воина, покрытые шрамами и следами времени, идеально подходили друг другу. — Мы справились.

Они были разными, как тень и солнце. Один рождён, чтобы править в свете, другой — чтобы защищать из тени. Их свела вместе война, их пытались разлучить интриги, долг и даже кровь. Но их любовь, рождённая в отчаянии темницы и закалённая в огне сражений, оказалась сильнее всего. Она не была громкой или показной. Она была тихой, глубокой и нерушимой, как горы, что охраняли их царство.

Их союз стал не просто личным счастьем, а залогом мира и процветания для целого народа. Легенда о них пережила века, напоминая потомкам, что даже в самые тёмные времена из ненависти может родиться прощение, а из вражды — вечная любовь.