Война и репрессии

    Войны бывают освободительные и завоевательные. Различие обычно такое: если кто-то творит в отношении другого то, чего на его месте сам бы не потерпел – это верный признак завоевательной войны. Потому, что, если бы он был на его месте, и в отношении него предприняли аналогичное, он бы закричал «Да что же это такое делается! Разве правильно так поступать?» И вот если он такое в определённых случаях готов закричать, значит, считает это неправильным, а если считает что-то таковым, значит, должен это таковым признавать и в случае, если сам начнёт делать что-то аналогичное.
    Впрочем, таких вопросов со своей стороны завоеватель старается избегать, потому, что ответить на них ему по сути нечего. Потому, что, чего бы он на них не ответил, к этому появятся новые вопросы, и единственный выход остаётся только в том, чтобы неугодные вопросы игнорировать и заминать.
    Вторая особенность явления заключается репрессиях. Дело в том, что, когда кого-то завоёвывают, в рядах завоевателей при определённых раскладах закономерно проходит волна репрессий. И эти репрессии отличаются от тех, которые могут проходить в рядах тех, кто защищается.
    Когда на кого-то нападают, а они защищаются, и защита требуется очень серьёзная, у них встаёт вопрос о том, что все должны бросить свои дела и идти защищать своё общество. И если кто-то не хочет (потому, что хочет, чтобы его защищали, а он не должен был никого), то тогда в отношении таких бывают репрессии. Ещё репрессии могут быть в отношении тех, кто ведёт подрывную работу, играет на руку врага, и всячески ему помогает, в рамках как прямой заинтересованности, так и просто не понимания. Таких в трудном положении обороны тоже не потерпят, но на этом список репрессий у защищающейся стороны обычно заканчивается. У нападающей стороны список пунктов обычно другой.
    Когда кто-то на кого-то идёт завоевательной войной, у него встаёт требование в отношении своих: вы должны идти и творить в отношении других то, чего на их месте сами бы не потерпели. И энная часть людей задаёт вопрос: «А почему мы должны это делать? Для нас вообще-то важно быть людьми, которые такого как раз не делают, и это одна из наших ценностей!» Ну просто для некоторых людей важно быть теми, кто, если на них на них самих нападут, и они скажут: «Да что же это такое делается?», чтобы это звучало не жалко и глупо, а обоснованно. И вот в отношении таких людей устраиваются репрессии.
    Ещё энная часть может задавать вопросы: «А почему я должен идти умирать за вещи, которые мне нужны? Вам нужно больше земли, а мне не нужно. Почему я должен идти умирать за то, что нужно вам? Или почему я должен нести на себе бремя этих расходов?» А одних желающих идти и тянуть завоевателям может не хватить. И если позволять каждому не желающему не идти, то нежелающих идти и тянуть может сразу расплодиться очень много. Поэтому они обычно не спрашивают всех, хотят они или не хотят, а просто требуют, и берут, сколько надо. Вот и получается почва для несогласий, непониманий, и причина для репрессий.
    По мере развития цивилизации завоевателям становится всё важнее отрицать факт своей неправоты в завоеваниях. Перед своими, перед противником, перед всеми остальными. Чем актуальнее оправдаться, тем громче завоеватель кричит, что он не зло. Зло у него всегда противник, и он всегда воюет за то, чтобы это зло обезвредить. Поэтому он всегда добро, которое с этим злом борется. И вот это добро кого-то освобождает, кого-то защищает, восстанавливает какую-то справедливость, а неправый здесь тот, с кем оно борется.
    В связи с этим возникают неизбежные вопросы: а как же так получается, что нападаете вы, а зло у вас они? Вот вы бы сами что сказали, если бы на вас так же напали, и кричали, что вы зло, а они добро, и что им поэтому им можно на вас нападать? И тут выясняется, что ответить на эти вопросы по сути нечего. И тогда завоеватель пытается вогнать себя (и своих резидентов) в состояние, когда невыгодных для себя аргументов просто не воспринимает. Воспринимает только выгодные, и за счёт этого подгоняет выводы к тому, что ему выгодно.
     В связи с этим появляется повод для репрессий в отношении тех, кто сохраняет (и пытается помочь сохранить другим) способность мыслить адекватно. Все неугодные логические мысли при завоевательной войне – зона риска для мыслящих (они обычно в таких ситуациях называются инакомыслящими).
    Отличительной особенностью репрессий при завоевательной войне является повальный рост пыток при допросах. Суть этого явления очень проста: завоевательная война не то же самое, что оборонительная. При оборонительной если кто-то творит диверсию, распускает или не хочет идти защищать своё общество (от которого ждёт, что оно должно защитить его), то к ним появляются вопросы, почему они позволяют себе то, чего отношении них не позволяют? И если эти вопросы обоснованные, то ответить на них обвиняемым оказывается по сути нечего. И тогда не нужны никакие пытки – достаточно просто открытого и справедливого суда, при котором их вина оказывается доказанной.
    При завоевательной войне вопросы получаются у самих обвиняемых к системе. И ответить на эти вопросы по сути нечего самой системе. Если диссидент будет грамотно строить вопросы, то всё время всё будет упираться в то, что его судят за то, что он не хочет подменять понятия добра и зла. Поэтому система не может допустить такого суда, на котором у людей было бы право задавать такие вопросы. Для этого нужны пытки, которыми из них выбивают согласие с их виной до тех пор, пока не получат, или пока те не умрут. А на суд уже тащат в таком состоянии, когда они готовы кивать головой на все обвинения. Если же они на суде заартачатся, то суд прекратят, и их снова уведут на пытки, которые будут продолжаться до тех пор, пока не будет уверенность, что они больше не заартачатся. И в таком положении их снова поведут на суд. Примерно так (за некоторыми упрощениями) выглядит суть правовой системы типичного завоевателя.
    Поэтому отличительными чертами завоевательной войны являются: действия одной стороны в отношении другой, которые бы эта сама на месте той не потерпела бы; определённые виды репрессий в отношении инакомыслия, которых при оборонительной войне просто не нужно; повсеместное доведение до нормы применения пыток, о которых все как должны знать, что они есть, и в то же время вести себя так, как будто проблемы в этом нет. Так выглядит суть типичного завоевателя во время войны. Впрочем, наиболее предусмотрительные из них проводят соответствующие меры заранее.