Зелёные бусы

Опоздавшая встреча всё-таки состоялась


Я был маленький — учился в третьем классе. Шёл в школу с братом, пятиклассником. Мы не разговаривали — помню, поругались, и шли врозь. 
Я пошёл коротким путём: обошёл бараки, пересёк дорогу и вышел к двум восьмиэтажкам. Брат шёл за мной медленно, с перебежками — читал книгу, готовился к уроку.

Завернул в узкий проход между домами — и вдруг почувствовал боль в ладонях. Будто укололи: невидимые иголки впились в кожу. Остановился, поднял руки к лицу, стал искать, что колет…

И в этот момент — грохот. 
Сверху, с дерева, что-то упало. 
Прямо перед моими ногами — человек.

Женщина. Очень красивая. С распущенными волосами, в простом домашнем халате — он распахнулся, и она лежала вся голая, с лёгка прикрытая, как картина Рубенса. 
На шее и груди — длинные изумрудные бусы с синими бусинками, тонкие, три раза обвивали шею, ровно ложились на голую грудь и нежную шею. 
Они блестели на солнце и окрашивали белое тело мягким зелёным светом.

Голова была разбита. Мозги не лились — они просто были там: немного на асфальте, немного на мне, как рассыпанная серая глина. Из-под головы тихо сочилась кровь. Она не бежала, не пульсировала — просто медленно подкралась к моим сандалиям и начала окружать их, как тёплая вода.

Её рука, в конвульсиях, ударяла мне по ноге — потом замерла. 
Она смотрела на меня. Почему-то.

Она смотрела на меня — прямо в глаза. 
С лёгкой улыбкой. 
И это было важно: **прямо мне — в глаза**.

Я привык отводить глаза от красивых женщин. 
Всегда. 
Но в ту минуту — не мог. 
Я разглядывал её долго… и смотрел ей в глаза.

Между нами возникла связь — давняя, как будто мы знали друг друга давно. 
И в этот миг она соединилась. 
Теперь я не стеснялся. 
Я держал её взгляд — **глаза в глаза**.

И потом я часто возвращался в мыслях: 
кто же она была — та женщина в полной наготе? 
Я мысленно искал её среди живых… 
Вспоминал, кого мы с братом видели на школьной площадке. 
Может, она — мать двоих детей? 
А может — другая?..

Подошёл брат, нагнулся: 
— Это, наверное, мазки… от падения. 
Потом поднял глаза: 
— Видишь? Два окна приоткрыты на восьмом этаже. Ведёрко стоит. Мыла окна — и сорвалась.

Он посмотрел на меня, и в голосе — страх: 
— Ром, ты же видишь… там наверху дым. У неё, наверное, **пожар**… 
Я поднял голову. Ничего. 
— Видишь? — настаивал он. — Очень чёрное… какой-то туман улетучивается… 
Я ничего не видел. Но у меня в голове всё побелело — и я сразу сказал: 
— Да… вижу.

Потом вдруг спросил: 
— Помнишь Клаву? Ту, с коляской для близняшек? 
— Да, — сказал я. — Видели у школы. 
— Вот её ползунки, — показал он наверх, — наверху висят… 
Я не обернулся. Смотрел, как из её губ тихо стекает кровь.

— Рома! — окликнул брат. — Ты где стоишь?! Ты уже в луже! Вся обувь в крови! Даже носки заляпаны! 
Он схватил меня за ручку портфеля — у нас в 70-х портфели носили как рюкзаки, на спине. 
— Приди в себя!

И вдруг замер, глядя мне в лицо: 
— Ой, Рома… всё лицо в крови! 
— Наверное, от неё, — сказал я. — В глаза попало… и на губы.

Он быстро сорвал с асфальта газетный листок и начал стряхивать с моей рубашки… те самые «мазги». 
Потом достал носовой платок, протёр мою октябрёнскую звезду — она вся была в брызгах.

— Ты не трогал кровь руками? — спросил он тихо. 
Я показал ладони. 
Он поднёс их к солнцу… и вдруг **ужаснулся**: 
— У тебя кровь — на обеих ладонях! 
И там, где тебя кололо с утра невидимыми иголками… оттуда — кровь.

Он долго смотрел — сначала на ладони, потом мне в глаза. 
— Не бойся, — пробормотал он. — Так иногда бывает.

— И на сандалии, — кивнул я. 
— Пойдём, — сказал брат. — Убежим отсюда. 
— Да, — ответил я.

И мы побежали. А зелёный свет её бус и тот взгляд — остались со мной навсегда. Встреча, которая состоялась. Но опоздала.