26-30 гл. Кристалл Ориона в Крыму

Фэнтези                Виртуальная игра

26. ПОТОМОК  КАРДИНАЛА  РИШЕЛЬЕ
В Гурзуфе они оказались мгновенно. В реальной бы жизни так.
– Главная тайна этого дома, наверное, в том, как потомок властителя Франции кардинала Ришелье оказался в Крыму? – улыбнулся Павлик.
– Для начала запомните его имя, – мальчикам показалось, что робот усмехнулся, – Арман Эммануэль София-Септимани де Виньеро дю Плесси, граф де Шинон, 5-й герцог Ришелье.
– Именно так его звали в России? – засмеялся Мишка.
– У нас он стал Эммануилом Осиповичем.

Богатейший человек, первый камергер при дворе короля. Впереди блестящая карьера! Но тут случилась французская революция, первая из четырёх, но Великая!
– Была и пятая – Парижская коммуна, – вставил Павлик.
– Не перебивай!
– Париж встал на дыбы: баррикады, толпы озлобленных людей, вооружённых камнями; перестрелки. Взята крепость-тюрьма Бастилия, её семь защитников растерзаны… Мужественный благородный Ришелье был готов погибнуть за короля. Но тот сам отправил его за рубеж.

Скоро Ришелье оказался в России. По тем временам поменять Европу на  Россию не было чем-то экзотичным, скорее  даже престижным.
– Престижным для Ришелье?!
– Человек попал в беду – революции все одинаковы. Из герцога он стал гражданином, его огромное состояние национализировали. Впереди его ждала тюрьма и смерть, поскольку он знатного рода. За годы революции только на гильотине во Франции погибли больше 15 тысяч  человек. Причём, в такие смутные времена не очень-то разбирают, кто прав, кто виноват.

– Кстати, Гоша, мы там были. Эта площадь в Париже, где рубили головы, называется Согласие, – обратился Егор к роботу. – Здесь ради «согласия» отрубили голову королю Людовику XVI. Потом королеве Марии-Антуанетте. Их 10-летний сын успел умереть в ссылке.
– Гильотина – это даже не расстрел! Варварство какое-то средневековое! Рубить человеку голову! – возмутился Павлик. – Особенно, если вспомнить, что представитель новой французской власти отрубленной королевской головой потом размахивал над толпой! И толпа ликовала!
– Однако вернёмся к Ришелье, – напомнил робот Гоша.

– За свою новую родину Россию он прежде всего отправился на фронт – брать неприступный Измаил под командованием Суворова. За храбрость награждён Георгиевским крестом, чином полковника и именным оружием.
Под знамёнами императрицы Екатерины II воевало много иностранцев, но
человек такой громкой фамилии и беззаветной храбрости не мог остаться незамеченным!  Императрица пригласила Ришелье к себе. Арман рассказал ей о бедственном положении своих соотечественников-аристократов. Они бежали от революции в страны Европы, побросав имущество. Лишь немногие успели захватить золото и драгоценности. Сейчас большинство элементарно голодали.

Екатерина одобрила план Ришелье – в Приазовье, недалеко от Крыма, создать Новую Францию – построить город для тех, кто бежал от революционного топора. Дать им землю. Ришелье должен был построить и  возглавить этот город. Екатерина даже выделила эмигрантам 60 тысяч рублей золотом для оплаты дорожных расходов. Однако перепуганные революцией люди были в шоке и не рискнули ехать в необжитый край.
Проект сорвался.

– Жаль, что в России нет автономной Французской республики! – засмеялся Павлик. – Но с другой стороны, через сотню лет её накрыла бы уже наша революция!
– А Ришелье ждало главное дело его жизни. Именно за него император Александр I «благодарил» Французскую революцию, «подарившую» России герцога Ришелье.


27.  «ПОДАРКИ» ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Одессе везло на иностранцев. Сперва испанский гранд де Рибас (ударение на букве и). Потомок маршала, в русской армии он дослужился до вице-адмирала. Сперва в ходе русско-турецкой войны взял маленькую крепость Хаджибей на берегу Чёрного моря. Затем по распоряжению Екатерины II на её месте стал строить порт и город Одессу (1794 год) для укрепления русских границ. По-русски гранда звали просто – Дерибас (ударение на букве а). Отсюда пошло название главной улицы в Одессе – Дерибасовская.

Сделал Одессу европейским городом французский герцог Ришелье. С императором Александром I он сдружился ещё с тех пор, когда тот был принцем-наследником. Став императором, Александр предложил Ришелье самому выбрать себе должность.
И тот отправился в маленький городишко на берегу Чёрного моря. Было Одессе 7 лет от роду. Называли её «помойной ямой Европы» и «республикой жуликов». К тому же город был нищ – его душили налоги и местная мафия. В конторе градоначальника, где никто Ришелье не ждал, не было даже стульев.

– Представляю себе там бывшего обитателя Версаля! – засмеялся Егор.
– Но к этому времени он был уже русским генералом. Так что по-военному, но с изысканной вежливостью разобрался и с мафией, и с налогами. А потом перешёл к переустройству города, пригласив знаменитого французского архитектора Тома де Томон. После революции Франция была для Тома закрыта, и он нашёл вторую родину в России.
Сносили целые кварталы кое-как слепленных домишек. На смену пришли элегантные европейские застройки, театр, храмы, собор. Вместо паутины узких улочек появились проспекты и широкие магистрали в зелени белых акаций, привезённых из Италии.

Пыльные пустыри превратились в сады. И это на каменистой одесской почве, где месяцами не бывает дождя.
Город преображался на глазах. И тут обрушилось на него бедствие!
Страшный бич того времени – чума. Ришелье лично с присущей ему отвагой спасал город от этого зловещего заболевания… И спас.
Через 11 лет Одесса не уступала европейским столицам. Как это удалось герцогу Ришелье? Денег катастрофически не хватало.

– Понятно, почему он продал свой дом в Гурзуфе, – заметил Егор. – Бывают же такие бессребреники!
– Это точно. Как приехал в Одессу в военной шинели, так в ней же вернулся во Францию. Более того, все свои французские деньги отдал на борьбу с Наполеоном, когда тот объявил войну России. Кстати, при Наполеоне Ришелье мог вернуть своё состояние, захваченное революционерами. Но он не унизился до просьбы – считал Наполеона самозванцем, ввергшим Францию в пропасть.

А потом к власти пришёл король Людовик XVIII и бросил клич помочь Родине в трудную минуту. Рыцарь своей Родины, Ришелье вернулся в Париж.
Одесса плакала, провожая любимого градоначальника. Он не только город перестроил, создал в нём особую атмосферу, которой не было, а, может, и сейчас нет ни в одном городе мира. Благородный бесстрашный человек, последний потомок кардинала Ришелье навсегда вошёл в русскую историю.
– И приехал из благоустроенной Одессы в средневековый Париж с паутиной узких улочек, с застоявшимся, мягко говоря, несвежим запахом, потому что в городе по тем временам не было канализации, – улыбнулся Павлик.

– Париж- только в конце XIX века стал современным городом – градоначальник Осман прорубал проспекты и без жалости сносил целые кварталы!
– Но это было потом! – согласился Мишка.
– Представляете, какая славная аура в этом гурзуфском доме Ришелье. Поэтому, наверное, всем здесь так комфортно жилось, – заметил Павлик.
– В конце XIX века этот дом купил Пётр Ионович Губонин, русский купец, строитель заводов и железных дорог. Он превратил деревеньку Гурзуф  в первоклассный курорт, – прочитал Мишка в рекламном проспекте.

Робот Гоша включил компьютер. На нём появилась  газета «Новости дня» за 1893 год, и диктор за кадром стал читать:
«Губонин хотел прославить русский южный берег Крыма, приучить русских людей отдыхать на собственном берегу моря и не искать такого берега за тридевять земель от Родины», – заговорил невидимый диктор. –

Беспокойная речка Авунда была усмирена и направлена в новое русло, рядом с ней был создан великолепный архитектурный ансамбль из семи гостиниц, в каждой из которых были ванны и душ с пресной и морской, теплой и холодной водой. Неподалеку от Гурзуфа, появилась грязелечебница. В центре курортного комплекса возведен фешенебельный ресторан.  Обновленный и существенно расширенный парк был украшен скульптурами и фонтанами, один из которых — фонтан «Ночь» — Губонин привез с Венской выставки. Пётр Ионович  создавал свой особый мир, в котором всем было бы комфортно жить».

– А в XXI веке один из премьеров Англии приехал в Одессу и возле памятника Ришелье воскликнул:
– Вот она историческая связь между Украиной и Францией! – с возмущением произнёс Павлик.
Робот Гоша посверкал лампочками и бесстрастно сообщил:
– По данным, которые в меня вложили, памятник Ришелье в Одессе установлен в 1828 году, потому что русский император Александр I называл Ришелье Героем России. Ни о какой Украине и речи не шло. Не было в те времена такого государства.

28. «ПОДАРКИ» РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
– И какой у нас в Гурзуфе век? – воскликнул Павлик, – что-то я запутался.
– А век у нас ХХ, самое его начало.
– Почему именно начало?
– Революции точно ещё не было, – стал рассуждать Мишка. – Вон того громилу под два метра видите? Этот царственный облик вам никого не напоминает?

– Шаляпин! – воскликнул Павлик, – певец мировой величины! Вот это да!
– И в Гурзуфе он в гостях у своего друга.
Скоро показался красавец мужчина с весёлыми глазами, тоже немаленького роста  и тоже с мировым именем – художник Константин Коровин.
– Если мы подойдём тихонько, услышим, о чём говорят два великих человека.
– Я эти скалы покупаю, – сказал Шаляпин.
С террасы дома были видны две голые скалы в море.
– На них нельзя жить, – возразил художник. – Там воды нет.
– Проведу. Сады разведу.
– На камне?
– Чернозём привезу.  И выпрошу старые пушки.
– Пушки-то зачем?
– А затем, чтобы не лезли разные корреспонденты. Я хочу жить один, понимаешь ли, один.
– Но ведь в бурю, Федя, ты неделями будешь сидеть на своих скалах.
– Велю туннель прорыть под проливом  на берег.
– Но берег-то чужой! Ты станешь вылезать из туннеля, а хозяин тебя по макушке – куда лезешь, земля моя…

– Коровин оказался прекрасным рассказчиком, и в Париже в эмиграции, вдали  от Родины, написал книгу воспоминаний. Туда вошла и эта беседа. А пока – Крым, море, солнце и радужные планы на будущее! – добавил робот Гоша.
– А скалы в море – купил их Шаляпин? – уточнил Егор.
– А пусть нам это Гоша объяснит.
Робот порылся у себя в памяти, и на дисплее появился Фёдор Михайлович Шаляпин.

– Как живой! – снова восхитился Павлик. – Жаль, что электронный!
– Есть в Крыму, в Суук-Су, скала у моря, носящая имя Пушкина. На ней я решил построить Замок искусств, – сказал Фёдор Михайлович. – Именно замок. Я говорил себе: были замки у королей и рыцарей, отчего бы и не быть замку у артистов? И приобрел в собственность пушкинскую скалу, заказал архитектору проект замка, купил гобелены для убранства стен…
– А потом началась революция! Тут уж не до замков, – вздохнул Павлик.

– Иногда люди говорят мне: ещё найдется какой-нибудь благородный любитель искусства, который создаст вам ваш театр, – продолжал Фёдор Михайлович. –  Я их … спрашиваю: — А где он возьмет Пушкинскую скалу?.. Моя мечта неразрывно связана с Россией, с русской талантливой и чуткой молодежью. В каком-нибудь Охайо или на Рейне этот замок искусства не так меня прельщает.
– А ведь Шаляпин неплохо писал – и стихи, и прозу, – вспомнил Павлик.

– И рисовал, и пробовал себя в роли скульптора, – добавил робот. – Как-то он нарисовал на скатёрке в ресторане. Разгневанная хозяйка взяла с него штраф. Фёдор Иванович заплатил и забрал скатёрку с собой. И тут хозяйке ресторана растолковали, кто был её посетитель. Она бросилась следом. «Мадам, теперь это моя скатерть, – сказал Шаляпин. – Но я могу её продать». И продал в четыре раза дороже.
– А великих надо знать в лицо! – засмеялся Павлик.

– По-моему, до сих пор он считается величайшим басом в мире. Солист  не только ведущих русских оперных театров, но нью-йорского Метрополитен Опера. И вообще своим голосом покорил мир. К тому же был он прекрасным артистом и, как говорили о нём, человеком неотразимого обаяния.
– Да, – согласился робот, – пожалуй, ни один артист в мире не имел такого абсолютного признания. В истории мирового оперного театра Шаляпин – явление уникальное. Вы можете гордиться тем, что этот талант породила русская земля.

Он умер в Париже. Этот всемирно признанный город талантов устроил великому певцу грандиозные похороны. Тысячи людей пришли отдать долг великому русскому артисту. Радио целыми днями транслировало арии и песни в его исполнении.
– То-есть, русская революция «подарила» Шаляпина Европе, Америке и целому миру. Это я о «пользе» революций, – усмехнулся Егор.
– Я вот тут нашёл несколько строк о первых шагах Шаляпина в искусстве, – добавил робот. – К бессловесной роли кардинала молодой певец готовился старательно.

Ему надо было со своей свитой царственно прошествовать по сцене. «Делайте, как я!» – напутствовал он свиту. И вот премьера. Шаляпин величественно идёт по сцене. Но тут он запутался в мантии и упал. Свита послушно легла за ним. Пытаясь выпутаться из мантии, Шаляпин пополз за кулисы. Свита ползла за ним. Зал лёг от хохота. Взбешенный режиссёр запретил начинающему гению даже показываться вблизи театра.

– Гоша, а как Коровина встретил Париж? Он ведь тоже эмигрировал после революции? – спросил Павлик.
– Париж его уже знал, хотя бы потому, что он получил здесь орден «Почётного легиона» за панно для оформления выставки.
– И что это за орден?
– Его ещё Наполеон Бонапарт утвердил. Награждают им за выдающиеся заслуги не только государственных деятелей, но и представителей науки, культуры, искусства.

Причём, не только французов. В России, например, такой орден имел император Александр I, Фёдор Шаляпин виолончелист Мстислав Ростропович и другие великие люди.
– А жилось Коровину как в красивом, но каменном городе? Он ведь деревню любил, русскую природу? – спросил Павлик.
– Тосковал, конечно, по России, по своему дому в Гурзуфе и по своим розам, которые так любил рисовать.

Но в России как художник он появился не ко времени. В живописи господствовали передвижники – реалисты суровой действительности. И вдруг Коровин – мастер цвета! Его живопись яркая, радостная, небрежная. А во Франции как раз это направление в живописи процветало, так что по стилю первый русский импрессионист Коровин туда вписался.
– По стилю. Но не душой? – уточнил Павлик
– Да, это так, – согласился Гоша, как будто ему, роботу, было понятно, что такое душа. – И материально жилось ему в Париже тоже трудно.

– Всё ты понимаешь, Гоша, хоть и электронный! – похвалил его Павлик.
– Кстати, в Гурзуфе и дача Чехова была.
– Почему была? Она и сейчас есть, там музей имени Чехова. Но главный его музей – в Ялте и… 
Договорить Мишка не успел – его, Павлика, Егорку и робота Гошу закрутило в чёрной виртуальной воронке.

29. ЧЕХОВ САЖАЕТ РОЗЫ 
… И опять – Ялта. Совсем другой век. На пороге дачи стоит Антон Павлович Чехов – классик мировой литературы, умный интеллигентный человек. 
– Какая отрада! Мирная милая Ялта, где по набережной гуляет чеховская «дама с собачкой», а главное – мы видим самого Антона Павловича у себя на даче! Как хорошо, что в нашей истории были такие люди! – с чувством произнёс Павлик.

Робот Гоша как будто понял, о чём идёт речь. На его дисплее высветились
слова: «Многие деятели литературы Европы, Азии, Америки с уважением говорили о выдающейся роли Чехова — писателя и драматурга для развития художественной культуры XX века». Тут же на экране появился английский писатель Джон Голсуорси: «В течение последних двадцати лет самым могучим магнитом для молодых писателей многих стран был Чехов…», – сказал он. 

Его сменил английский драматург Бернард Шоу: «Моя пьеса «Дом, где разбиваются сердца» написана под прямым воздействием Чехова. Французский критик Шарль Дю Бос: «Чтобы правильно определить положение Чехова, нужно найти термин, равнозначный мудрецу и святому».

А «мудрец и святой» Антон Павлович взял лопату и отправился в сад. К нему с радостью кинулись две собаки.
– Это его знаменитые псы Бром Исаевич и Хина Марковна? – воскликнул Егор.
– Вообще-то те были таксы, а эти дворняги. Разницу чувствуешь? – усмехнулся Мишка. – Но он всех собак любил.
– Славный народ собаки! – подтвердил Антон Павлович и посадил очередной куст своих любимых роз. – До меня здесь был пустырь и нелепые овраги, всё в камнях и чертополохе, – добавил он. – А я вот пришёл и сделал из этой дичи культурное, красивое место. Здесь каждое дерево мною посажено.

– У него и в литературе – своё «культурное место»: размышляющие о жизни люди, – добавил Мишка.
– А ещё вспомним, что он был врачом. В своём имении Мелихово открыл медицинский пункт, где бесплатно принимал больных и снабжал их лекарствами, – заметил Павлик.
– И построил три школы для крестьянских детей! – вспомнил Егор.
– Тысячу вишнёвых деревьев посадили при его участии! – не остался безучастным робот Гоша.

– Через 300-400 лет вся земля обратится в цветущий сад. И жизнь тогда будет необыкновенно легка и удобна, – улыбнулся Чехов.
– Осталось ждать каких-то 200-300 лет, – согласился Павлик. – Кстати, уже сейчас южный берег Крыма напоминает цветущий сад. А вот насчёт лёгкой жизни…
– За тот век, что нас с Вами отделяет, Антон Павлович, не было в России ни одного «лёгкого и удобного» дня: три революции, две мировые войны, перестройки, передрязги… – вступил в разговор Мишка. – Сколько интеллекта страна потеряла, сколько природных богатств из неё выкачано! А ведь жива!

– Ваш современник, Антон Павлович, академик Бехтерев говорил, что мысли материальны. Это особый вид энергии. После революции больше сотни миллионов людей думали, что они строят новую, счастливую жизнь. Может, оттого и выжили в голодной разрушенной стране. А в войну? Снова миллионы людей твёрдо верили, что прогонят нацистов со своей земли! И прогнали! А сейчас… Павлик замолк, потом заговорил с ещё большей горячностью:

– А сейчас в Европе и Америке говорят, что не было у России ни героической истории, ни самобытной культуры. По большому счёту, Вас, Антон Павлович, тоже не было.
– Говорят:  в конце концов, правда восторжествует, – сказал Чехов и добавил, грустно улыбнувшись, – но это неправда!
– Поразительно, но и внутри России мода пошла ругать свою страну! –загорячился скрипач Павлик.– Массированная атака! Как там говорил академик Бехтерев на заре ХХ века? Психическая эпидемия? Гоша, а ну-ка процитируй нам академика!

– Где бы мы ни находились в окружающем нас обществе, мы подвергаемся действию психических микробов. И, следовательно, находимся в опасности быть психически заражёнными… – заговорил робот словами Бехтерева. – Отключается мозг, отключается логика, человек действует "как все"; и ему кажется, что это правильно. Психическая зараза, которая действует везде и всюду, передаётся через слова и жесты окружающих. Через книги, газеты...»  – Бехтерев особенно подчёркивал роль технических средств: граммофона, телеграфа и телефона, – добавил от себя Гоша.

– Он ещё не знал возможностей телевидения и Интернета!
– А тут мы подросли, мальчики ХХI века. В 15 лет мы объездили Европу. Вся Европа – красивый музей под открытым небом. Но кто сказал, что жить в музее лучше, чем у себя дома? И мы хотим видеть свой дом сильным и красивым, – усмехнулся Мишка.
– Мы бы с удовольствием посадили свои розы в вашем саду, Антон Павлович! К сожалению, сделать это в виртуальном мире невозможно, – с чувством добавил Павлик.

Мальчики тихонько отошли в сторону, потому что в гости к Чехову пришёл другой классик мировой литературы Иван Алексеевич Бунин. Это потом, уже в эмиграции ему дадут Нобелевскую премию. А сейчас он молод, любит танцевать, ездить верхом и приезжать в Ялту к Чехову (в «милую Чехию» – так называли друзья этот дом).

– На Нобелевскую премию Бунина выдвинул французский писатель Ромен Роллан, – стал рассказывать Гоша. – Чек на 715 тысяч французских франков мог надолго обеспечить эмигранту Бунину безбедную жизнь и комфортные условия для творчества. Но как истинно русский человек, дворянин Бунин тратил нобелевские деньги,  не задумываясь: щедро раздавал нуждающимся коллегам-эмигрантам, вложил в непроверенное дело и прогорел.
– И с чисто российской отвагой в годы нацизма прятал у себя на вилле трёх евреев, – добавил Мишка.

– Мы вот кристалл ищем, надеясь на его силу, которая может руководить людьми. А, может, эту материально-духовную силу каждый народ веками в себе накапливает. Надо только знать своих героев, великих людей.
Настроиться на их волну! И тогда информационные психические атаки просто захлебнутся на взлёте! – заметил Егор.
– Это точно! – согласился Мишка.

– Я вот как думаю: если Европа – музей европейских ценностей, то Южный берег Крыма – сокровищница русского духа – сколько великих людей России здесь творили: писатели, художники, полководцы, государственные деятели! Калейдоскоп имён российской истории и культуры! – мечтательно произнёс Павлик.
– Калейдоскоп! – почему-то обрадовался робот Гоша новому слову, что-то поискал у себя в памяти и стал пролистывать живые картинки…

30. ПЕВЕЦ  БАЛАКЛАВЫ
– Заработало! – обрадовался Гоша: у него получилось настроить свой калейдоскоп. – Александр Иванович Куприн. Очень колоритная личность. – Что вы знаете о нём? – спросил робот.
– Классик русской литературы. У нас дома его 10-томник есть, а в детстве я очень любил его книжку «Белый пудель», – сказал Павлик.
– Он купил себе участок земли в Крыму, в Балаклаве, и по примеру Чехова хотел превратить его в цветущий уголок. Только выселили его из Балаклавы, – вспомнил Мишка.

– Почему?
– Так это же Куприн! Всегда поступал только так, как считал нужным! Он видел, как расстреливали матросов восставшего корабля «Очаков» и написал гневный очерк о вице-адмирале Чухонине. А потом в Балаклаву чудом пробрались 80 матросов  с Очакова. И Куприн их спасал: добывал для них гражданскую одежду, переправлял на виноградники к другу композитору, отвлекая полицию якобы пьяными выходками.
– По-моему, он вообще никого не боялся. Недаром, про него говорили, что есть в нём что-то от огромного зверя, – заметил Егор.

– И от мальчишки-проказника, – добавил Павлик. – Как-то после удачного лова в той же Балаклаве он отметил с рыбаками этот факт в таверне и послал телеграмму императору: «Балаклава объявляет себя свободной республикой греческих рыбаковъ. Куприн». Знали его в Питере – ответ пришёл не от самодержца всея Руси, но от премьер-министра: «Когда пьешь – закусывай. Столыпин».

– Точно! – засмеялся Мишка. – Я вспомнил, что в его рабочем кабинете было сено!
– Как это? – удивился Егор.
– А жена его достала – очень хотела, чтобы он стал знаменитым: заставляла весь день писать. Тогда он сделал себе рабочий кабинет на чердаке. Только вместо стола там было сено, на котором он и дрых в своё удовольствие.
– А ещё он столько профессий перепробовал! Хотелось почувствовать себя в новой роли. Как-то загорелся вообще невероятной идеей – познать, что испытывает грабитель на месте преступления.  Забрался в чужую квартиру, собрал всё ценное в доме... Вещи, правда, не вынес – победил здравый смысл.

– Куприна называют певцом Балаклавы. Серию очерков «Лестригоны» он посвятил местным рыбакам. Ему в этом городе памятник стоит, одна из улиц названа  его именем, – добавил Гоша. – Свой участок в Балаклаве Куприн так и не продал – любил очень этот уголок Крыма.
– Листригоны – это кто? – спросил Павлик.
– Лестригоны (через е) в поэме Гомера – это великаны, которые погубили корабли Одиссея. Но сам Одиссей и его корабль остались живы. А в Балаклаве времён Куприна жило много греков.
– Потомки Одиссея?
– Вполне, если литературные герои могут иметь потомков.
                *****
– Мне в универ пора, – сказал Стив. – Может, эти мальчишки уже достаточно собрали энергии кристалла?
– Эта я раньше мог остановить игру. Сейчас это не в моей власти. Игра сама решает, когда и какой у неё будет конец. Так что никто отсюда не выйдет, пока игра не исчерпает себя, – развёл руками Ярик.
– И ты не в курсе, чем она закончится?
– Не могу знать, – пожал плечами Ярик.