Эстетика Бездны - к концепции абсолютного Зла

«Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.»
Фридрих Ницше

Если добро, дабы выжить, обязано обзавестись кулаками, то подлинное Зло по праву требует куда более изощрённого арсенала. Его истинное оружие — не грубая сила, а тотальная подлость и абсолютная непредсказуемость, сводящая на нет любые попытки защититься логикой или здравым смыслом.

Моя симпатия принадлежит концепции абсолютного Зла в том виде, в каком его явил миру американский писатель Амброз Бирс. Пьяный придурок,  в припадке ярости застреливший жену и пятеро своих детей  — фигура жалкая и ничтожная. Это не Зло, это его судорожный, патологический выброс. Подлинное Зло должно носить фрак и уметь изящно цитировать классиков, как Алистер Кроули, а не шататься в алкогольном угаре. Оно — не симптом, а диагноз, поставленный человеческой природе.

Краеугольный камень такой концепции — его беспричинность. Настоящее Зло лишено меркантильного расчёта и сиюминутной выгоды. Оно творится не ради чего-то, а вопреки всему. Оно — чистая, самодостаточная стихия. Если же Зло является ответным, то его мера должна быть принципиально несоизмерима с причинённым ущербом. Как провозглашается в «Сатанинской библии» Лавэя, на удар по левой щеке надлежит ответить десятью ударами по правой. Однако, как мне кажется, куда более изощрённой тактикой является иная: десять раз простить, чтобы на одиннадцатый — уничтожить без предупреждения и без остатка. Это не слабость, это — стратегия, возведённая в абсолют.

Такое Зло имманентно, то есть неотъемлемо от внутренней природы своего носителя. Оно не вспыхивает эмоцией, а струится ледяным потоком из самых потаённых глубин души, продиктованное не сиюминутным порывом, но глубинными, выстраданными убеждениями. Оно всегда оправдано в собственных глазах «высшими соображениями». Взгляните на Гитлера: он искренне считал себя орудием Провидения, избранным для осуществления исторической миссии. В этом и заключена его мистическая, демоническая притягательность — в фанатичной вере в собственную правоту, возведённую над обрывом бездны.

Подлинное Зло должно быть безадресно. Оно направлено не против конкретного человека или группы, а против самого миропорядка, против бытия как такового. Оно не суетится по пустякам, и в этом — его сакральность, его жуткая, не принадлежащая этому миру природа. Его удар точен и выверен; если потребуется, оно способно аккумулировать силы годами, вызревать, как дитя во чреве, и эволюционировать, приспосабливаясь к сопротивлению. Месть, как и Зло, должна быть одновременно холодной, как расчёт, и красной, как свежая кровь, — осознанной и яркой.

И, наконец, Зло должно быть прекрасно. Оно не может являться миру в образе уродства и хаоса. Его сила — в метафоричности, в романтическом ореоле, в способности нести не только смерть, но и соблазнительный, тёмный образ. Его эстетика, его стиль — вот источник его очарования и магнетизма. Оно должно заставлять не только содрогаться, но и на мгновение, вопреки всему, восхищаться совершенством падения.