03 04. Вытаскиваем наших

На фото 1984 год Четырнадцатый пост. Прапорщик Рушелюк (в камуфляже) и Комендант Поста Рязанов И.Г.


       Утром 13-го сентября 1984 года на горе Мала затеялся рассвет. Едва зарозовели вершины гор со стороны Пакистанской границы, Рогачев скомандовал пятнадцатиминутную готовность к выходу.
       Сборы были недолги, солдату нефиг долго собираться. Подскочил, обхлопал себя ладонями, сбил с обмундирования крупный песок и часть горной пыли, потрясся от предрассветного холода. Трясись, не трясись, а хлопать ладонями всё равно придётся, крупного озноба недостаточно, чтобы стряхнуть с себя всю горную грязюку. Да и вообще солдат не бобик, ему негоже размахивать шерстью в разные стороны, у него для этого руки есть.
       С горы Мала наши два взвода спустились быстро, перескочили по наплавному понтонному мосту реку Панджшер, закинули вещмешки на БТРы, туда же запрыгнули сами и поехали в сторону Рухи. Во время спуска задубевшие за ночь тела прогрелись, жизнь, казалось, потихоньку собралась налаживаться.
       До ППД полка добрались без происшествий, проскочили его насквозь, доехали до КПП -1. Наряд заранее поднял шлагбаум, скорее всего, услышали шум движков колонны и пропустили нас без лишнего торможения. Мы воспользовались любезностью пацанов, проехали под поднятой кривой дубиной, выкатились в кишлак Барнхейль и остановились в саду под толстыми деревьями.
       По всему выходило - нам сейчас дадут команду спешиться с брони, с высоты метр-семьдесят спрыгнуть на землю, в сад. В моей голове всплыли слова из инструктажа: в Баранхейле боец спрыгнул с БТРа и тут же попал ногой на нажимную мину. То есть где-то тут спрыгнул и подорвался. Смысл инструктажа – будьте осторожны. Угу, зашибись, я буду очень осторожен. Ещё бы кто-нибудь ответил на вопрос «как быть осторожным?» Открыть рот и выпучить глаза, чтобы взрывной волной не порвало барабанные перепонки? Или, как говорит Рогачев, сжать жопку в кулачек? Очень остроумно. Но, остри или не остри, спрыгивать всё равно придётся. Не знаю, как кому, а для меня это был очередной небольшой, малюсенький-премалюсенький, повседневный подвиг солдата – спрыгнуть с почти двухметровой высоты в заминированный сад Баранхейля.
       Один за другим, бойцы соскочили с брони на засыпанную опавшими листьями землю. Все были осторожные, никто не подорвался, поэтому принялись стаскивать с техники свои военные принадлежности. Юза (Юозас Римджюс) на пару с Демидовым, сняли с брони вещмешок, поставили на грунт. Демидов уселся к нему спиной, продел руки в лямки, попробовал встать. Не смог. Юза вырос здоровый и крепкий, он взял другана за вытянутые вперёд руки, потянул на себя, приподнял в положение «на корточках», тот закряхтел, скривился гримасой тяжелоатлета и медленно-медленно встал. Плечи его оказались вынесены вперёд, вес вещмешка перенесен на крестец и … топ-топ-топ … мелкими шажочками Демидов потопал вперед. «Вот классно! - подумал я. - А что будет, если у него колени подломятся, и он треснется на землю? Как будет вставать? А после привала как вставать?»
       Моя поклажа была не легче, чем у Демидова, на самом первом строевом смотре нас всех укомплектовали одинаково, поэтому я решил «пойти другим путём», подтянул вещмешок к краю БТРа и попробовал пристроить его себе на горб. Решил не вставать с ним снизу-вверх, а опустить его на себя сверху-вниз. Кое-как у меня получилось, и я тоже потопал мелкими шажочками на лысый, покатый бугор, торчавший над Баранхейлем глиняной залупой.
       В колонну по одному мы двинулись на подъём. Топ-топ-топ-топ вдох. Затем резкий выдох. Топ-топ-топ-топ вдох... Потихоньку начал из-под панамы стекать пот, постепенно набрал обороты пульс и все мы втянулись в любимое занятие – матюгать ландшафтные и климатические условия прохождения срочной службы.
Лысый глинистый бугор оказался невысоким, на Четырнадцатый пост мы выбрались довольно быстро по утоптанной тропе. Она почти нормально просматривалась с поста, заминировать её было сложно, плюс к тому, проложена была грамотно, похоже местные крестьяне шастали здесь из Баранхейля в Пьявушт и протоптали её. Подниматься по дорожке, проложенной местными жителями, всегда было легче, чем переть в горы напропалую, выпучив глаза.
      Мы топали по удобной духовской тропе, нам навстречу из-за среза высоты начали подплывать траншеи, отрытые в желтом глиняном грунте. Кое-где они были накрыты маскировочной сеткой и перекрыты … как ни странно… перекрытиями. Очевидно, там находились блиндажи. В некоторых местах из окопов торчали фигуры наблюдателей с автоматами и биноклями.
       Мы двинулись по территории поста колонной по одному по широкой тропе к подъёму в горы, на Пятнадцатый пост. Проследить за нашим перемещением вышел комендант поста, незнакомый мне старший лейтенант из Первого батальона.
- Минные заграждения мы сняли. Проход открыт! – Крикнул он Рогачеву.
- Якши – ы-ы-х, ы-ы-х, на Пятнадцатый ы-ы-х, ы-ы-х, передай ы-ы-х, ы-ы-х, что мы идём.
- Передам. Удачи.
       На пожелание удачи Рогачёв только кивнул.
       Перепадов высоты на посту не имелось, поэтому мы, как телега с разгона, пронеслись через траншеи и выскочили за границу поста, за минные заграждения, ещё немного по инерции протопали, втянулись на подъём по серой, как будто засыпанной шлаком горе. Рогачев скомандовал привал. Мы повалились на тропу, кто где шел, вытянули ноги и принялись хрипло отдыхиваться. Отдышиваться. Короче, дышать так, чтобы нам вместо состояния «херово» сделалось состояние «потянет». Рогачев кое как перевел дух, поставил следующую задачу:
- Так, бойцы! Слушай мою команду! Достали шанежки, разложили и пожрали. Вам пятнадцать минут.
       В самом деле, пока то, пока сё, пока грузились на БТРы, пока ехали, так уже и обеденное время подкралось. Но, жрать не хотелось, если честно. Хотелось тяжело дышать и пить. Наверное, ещё немножечко хотелось сдохнуть, но тут, говорят, полно душманов, они пособят, если что.
       С башкой, наполненной оптимистичными мыслями, я вытащил из вещмешка банку тушенки. Если сейчас пойдём на подъём по серой горе, а мы уже туда направились, то следующий приём пищи может настать только поздно вечером. То есть, целый день организм будет пахать и не будет получать питательной тушенки. Поэтому, пока выделили время, надо запихать в себя хоть сколько-то съестного. Исходя из соображений необходимости, я отхряпал из банки половину содержимого, может даже меньше, галету какую-то в себя засунул, но она встала колом в пищеводе. Пальцем её что ли проталкивать? Попробовал сделать глоточек воды – ВО! Вот это то, чего действительно хочется! А тушенка, ну её в пень, я закрыл «надкушенную» банку крышкой, убрал обратно в вещмешок и завершил приём пищи.
       У всех остальных пацанов приём пищи так же сделался оконченным. Рогачев приказал выдвигаться вперёд, затем подал команду сверху вниз по колонне:
- Замкомвзвода! Следим за дистанцией личного состава!
       Каждому замкомвзводу он назначил место в замыкании соответствующего взвода, поскольку «замок» должен идти в «замке», то есть в конце своей колонны. Из этой позиции удобно пинать личный состав на предмет соблюдения дистанции и следить как бы никто не потерялся.
       Мы двинулись по серой, засыпанной мелкими камешками горе. Она, сволочуга такая, успела раскалиться на солнце как реальная сволочь. Температура её поверхности оказалась значительно выше аналогичного значения на желтом бугорке Четырнадцатого поста. К тому же серая гора была гораздо выше и гораздо круче. На крутом подъёме и раскаленном грунте у нас появился шанс перегреться и помереть от теплового удара, но мы были солдатами, мы всё равно двинулись наверх по пыльной и горячей, почти вертикально задранной почве.
 - Ых-ых! Ых-ых! Ых-ых! Ых-ых! – захрипела моя грудная клетка. Дыхание превратилось в шершавый кол, загнанный в верхнюю часть груди через носоглотку. По всему лицу из-под панамы потёк пот сплошной жирной отвратительной плёнкой. Сердце подпрыгивало так, что, билось своей башкой об ключицу, а я топал в семи метрах от Рогачева и думал всякую фигню: – Может бросить курить? Но это же полная ерунда, я сигарету со вчерашнего вечера в глаза не видел, и нафиг она не нужна, а вот кружка холодного пива сейчас бы не помешала! Даже небольшое ведёрко. И даже большое».
       После логичных размышлений о сладком я решил подумать насчет укрытия, оглядел окрестности, попытался определить варианты откуда в меня могут шмальнуть душманы. Получилось – только слева, со склона хребта за рекой Пьявушт. Справа у нас находилась Руха, в ней занимал позиции наш полк, выше располагался Семнадцатый пост, и мы ещё не успели выйти из-под его прикрытия. С фронта нас прикрывал Пятнадцатый пост, с тыла - Четырнадцатый. Значит душманы могли обстрелять только слева.
     Если по нам шмальнут слева, то убегать от огня надо было бы вправо. Но там не существовало укрытий, лишь уходил вниз пологий голый серый склон. Значит придётся убегать по нему, пока не забегу за перевал. С тяжеленным вещмешком на горбу, вот классно я побегаю, случись что нехорошее.
       В Первом взводе, впереди и выше меня, произошла какая-то заминка. Вроде бы команды на привал не поступало, но пацаны столпились в небольшую кучку.
- Што там за митинг? – Крикнул Рогачёв, включив в звуковой сигнал нотки разъярённого бизона. – Што встали, солдаты?
- Бурулю вытошнило!
- Зашибись! Переступаем блевоту и двигаемся к поставленной задаче.
       «Хм, полезная команда. Надо запомнить», - отметил я, а затем подумал, что перед крутым подъёмом не следует пожирать дохрена еды, ибо всё равно выблюешь её. Самые крутые подъёмы в Рухе находились на пути к посту Зуб Дракона и к Пятнадцатому посту. Тропы к ним проложили советские солдаты, они обучались преодолевать Полосу Препятствий и теперь умеют прокладывать лишь путь для самоистязания. По советским тропам восхождение надо совершать натощак, сытым можно ходить лишь по маршрутам, проложенным местными пацанами.
       Бойцы Первого взвода переступили блевотину, пошагали вперед. Вскоре у них во взводе стошнил ещё кто-то, вроде Миша Бурилов. Но теперь пацаны умели переступать всякие неприятности, и они пошли дальше, наверх: - Топ-топ-топ… Ых-ых! Ых-ых! Ых-ых!
       Часа через полтора, а может и через два, мы подошли к Пятнадцатому посту с несколькими привалами. На территории поста тоже сделали привал. Длинный. Но кушать по понятным причинам, никто не стал, итак в Первом взводе, кроме Вовки Бурули и Мишы Бурилова, на подъёме обрыгалось ещё три или четыре человека, чуть ли не полвзвода. Смешного в этом было мало, поэтому принимать пищу на привале никто не стал, бойцы повалились вповалку среди СПСов, выложенных из больших серых камней, лежали, дышали классным, разреженным воздухом на высоте 2 903 метра.
       Хрен я надышался тем воздухом, да с таким вещмешком, но что-то ж надо было делать, поэтому засунул себе в клюв пару кусков сахара рафинада, запил небольшими порциями воды, дал мышцам немного глюкозы. Основной подъём, самый крутой и самый поганый, мы преодолели. Дальше, за постом, предстоял путь по хребту, он поднимался вверх, но полого, большой крутизны на нем уже не предвиделось. Зато и воздуха такого тоже уже не предвиделось, остался лишь очень разреженный. В таких условиях солдатский организм падает среди камней и говорит человеческим голосом: – «Чё за хрень? Я очень ослаб.»
       Полежали мы в пыли и грязи на Пятнадцотом посту, подышали. Кое-кто даже рискнул покурить, однако, сколько сигаретке не дымиться, а всё одно, Рогачев, рано или поздно, поднял наши ослабшие организмы, сформировал из них колонну и направил за территорию Пятнадцатого поста, дальше и выше в горы.
Далеко за пост мы не ушли, по нам ударил душманский ДШК:
 - Бу-бу-бу!
       Откуда? Ну слева, из-за речки Пьявушт, блин, как будто я накаркал.
       В голове мелькнула первая мысль: – А вдруг не в нас.
       За ней вторая: - А больше ж не в кого.
       После второй мысли я схватился рукой за панаму и метнулся драпать на обратный скат нашего хребта. То же самое сделали бойцы двух взводов, они кинулись врассыпную с тропы, заметались по серому склону, распределились по вмятинкам в грунте и прочим ложбинкам. В стиле беременного вещмешком павиана я сделал несколько смелых шагов на «полуспущенных колёсах» и очень-очень ловко шмякнулся пузом на скат хребта, обращённый к речке Гуват. По горбу меня очень-очень ловко припечатал вещмешок с железяками. От этой подачи из лёгких вырвался кусочек разреженного воздуха, и я немножко, как мышка, пискнул. Но, судя по тому, с какой хитрой рожей улыбался Вася Спыну, наверное, этот звук издала противоположная сторона моего туловища.
 - Чпок-чпок-чпок! - Вдоль тропы ударили крупнокалиберные пули. Чуток недолёт. Наверное, так пристреливали, дурни, надо было выше брать. Тогда как пристреливать? Не видно же куда полетит.
       Мы залегли на обратном скате хребта, для пулемётчика ДШК он был обратный, а для нас нормальный, он защищал от пуль. Построение бойцов перемешалось за скатом, между мной и Рогачевым оказались Вася Спыну и Петя Носкевич.
- Бу-бу-бу!!! – Снова ударил ДШК из-за речки Пьявушт.
- Чпок-чпок-чпок, - вдоль тропы легли пули.
- Касьянов! – Рёв Рогачёва заставил меня искать точку генерации командирского голоса. Как-то так получилось, что я спрыгнул с тропы и метнулся к укрытию, а не к нему. Оно само так вышло, чес-слово, я ожидал огневого налёта слева, поэтому выискивал хоть какое-то укрытие справа. Обстрел начался, вот я и сделал несколько шагов назад, к выбранному заранее месту.
- Ё-о-о! – Отозвался, я.
- Связь давай!
- Есть.
- Бу-бу-бу! – Снова из-за речки дал очередь ДШК.
- Чпок-чпок-чпок! – ударили вдоль тропы пули.
Угу, классно сказать «есть», а как сделать? Вставать на ноги почему-то не хотелось, я отжался от пыльного грунта на руках, пополз к Рогачёву боком, в положении «упор лёжа». Бошка моя была направлена к душманам, туловище приподнято над землёй, а на этом туловище колыхался вещмешок с металлическими предметами. Если бы мне кто-нибудь сказал, что я умею так отжиматься в разреженном воздухе, я бы ни за что не поверил.   
       В позе «упор лежа» я бочком дополз до Васьки, начал через него перелезать, забрался на него, прям сверху, как на… как на гимнастического коня, короче. Нельзя же на Боевого Товарища залезать как-нибудь по-другому. Перелез через Ваську, пополз дальше.
       Во время движения нам дали команду с тропы не сходить, её прощупали сапёры, а обочину не щупали, там могли завестись мины. Мне было страшно ползти по ней, я попытался себя успокоить: - «Ладно, не сцы, вон сколько народу упало на эту обочину и не произошло ни одного подрыва», - сказал сам себе я, но, сцать всё равно не перехотел.
       С лицом, перекошенным мужеством, я дополз до Носкевича. Этот мой дорогой боевой товарищ, с широкой открытой белорусской улыбкой, поддержал моё душевное состояние:
- Пане Дзимитрыку? А не хочите ли перелызти чэрэз мою жопу?
- Ыхы-ыхы-ыхы… не надо мне твоя попа. Консервы в вещмешке... вещмешок давай. – Сквозь прерывистое дыхание ответил я.
- И шо, потащишь? Та на!
- Бу-бу-бу!!! – Снова из-за речки Пьявушт ударил ДШК.
- Касьянов, связь давай! – Снова заорал Рогачев.
- Бя-а-агу, бя-а-агу… – Тоненьким голосочком пропел я на ухо Пете, а Рогачёву громко крикнул - Есть связь давать!
       Петя заржал в голос, а я почти очень быстро дополз до Рогачева, улёгся рядом, протянул ему тангенту от радиостанции.
- Придём вниз, будешь у меня до отбоя тренироваться спрыгивать с тропы и падать рядом с командиром. – Сказал Рогачев мне и тут же без паузы в тангенту:
- «Гроза», «Гроза», я «Кольцо Два», как слышишь, приём?
- «Гроза» на связи. Слышу тебя хорошо. Приём.
- Подкинь огонька бородатым. – Рогачев уже заранее вынул из полевой сумки рыжую карту, расчерченную на квадраты, подписанные кодированными словами. Один из квадратов назывался «Бегемот», я успел прочитать и мне захотелось ржать.
 - Квадрат «Буссоль Семь». Один дымовой огонь.
 - Даю дымовой. Встречай.
Внизу, в Рухе, бахнуло орудие. Над нами в воздухе прошелестел снаряд и разорвался на хребте за рекой Пьвушт. Вверх поднялся столб белого дыма.
- Вижу разрыв. Возьми на север нольдвадцать.
Снова в Рухе ухнуло орудие. Снова над нами прошелестел снаряд. Столб дыма поднялся в скалах из которых стрелял ДШК.
 - Есть снаряд. Беглым огонь! – Рогачев отпустил кнопку тангенты, повернулся от карты ко мне. – Щяс посмотрим, как они там со своим ДШК побегают.
 - Бах, Бах, Бах, Бах! – в Рухе ударило четыре самоходки. Снаряды прошелестели над нами и начали рваться в скалах на занятом душманами хребте. Разрывы выпускали черные тротиловые клубы дыма, крошили скалы, швырялись глыбами в разные стороны. Минут двадцать артдивизион долбил по позиции вражеского ДШК, над нами шелестели снаряды, на хребте всё взрывалось и лупило в разные стороны осколками металла и скал. К моменту, когда Рогачев дал артдивизиону «отбой», я успел отдышаться, прийти в себя и даже поковыряться в носу.
- Бойцы, подъём! Все - на тропу, продолжаем движение! Замкомвзвода, проверить людей. – Рогачев сложил карту, упаковал её в полевую сумку, поднялся на ноги.
 - А ты теперь идёшь за мной. Связь, если что обеспечиваешь в темпе вальса. Понял?
- Так точно. – Я встал на карачки, как все, и как все, принялся поднимать горбом долбаный вещмешок.
       Таким макаром мы двигались по хребту до вечера. Два или три раза по нам с противоположного склона пытались стрелять из ДШК душманы. Каждый раз повторялось одно и то же: мы соскакивали с тропы, укрывались на обратном скате от обстрела, Рогачев вызывал артдивизион и громил позиции душманов сто двадцати двух миллиметровыми снарядами. За время многократных тренировок я даже приловчился падать недалеко от командира. Для этого мне пришлось приловчиться думать не только о своих действиях в случае обстрела, но и о действиях Рогачева, но лучше уж поступать так, чем ползать или бегать по ржавым минам и под пулями. В тот день я подумал – если бы все люди стали думать не только о себе, но и об окружающих, в этот миг, как говорится, стало бы всем теплей. И светлей.
       Ближе к наступлению сумерек, мы вышли на участок хребта между двумя сопками. Везде бродили наши пыльные, мрачные солдаты. Вдоль хребта лежали в ряд тела погибших. Лица у всех были чем-то обернуты, у кого плащ-палаткой, у кого бушлатом. Видно, их собрали с поля боя, принесли сюда и теперь они «ждут» прибытия вертолёта.
 
12 сентября 1984 г
1. старший лейтенант Ахундов Исмаил Гусейн-оглы - командир грв 2-го мсб 682-го мсп 108-й мсд
2. рядовой Абдиев Махматкобил Усмонович - 682-й мсп 108-й мсд
3. рядовой Ачкасов Сергей Александрович - 3-й мсб 682-го мсп 108-й мсд
4. рядовой Долгов Владимир Викторович - 3-й мсб 682-го мсп 108-й мсд
5. рядовой Студенцов Игорь Борисович - тб 682-го мсп 108-й мсд
погибли в бою в районе кишлака Пьявушт в ущелье Панджшер провинции Парван
 
       Наши два взвода в полном молчании прошли ложбинку с погибшими ребятами и вышли на высотку. Там занимали позиции пацаны из Первого и Третьего взводов. Второму и четвертому взводам Рогачев поставил задачу двигаться дальше. Откуда-то, из укрытия, вылез Андрюха Орлов, пошел рядом с Рогачевым. Мы спустились в ложбинку между двумя сопками. Головной дозор уже проскочил её и засел на следующей высотке, поэтому мы шли уверенно и шарили взглядами не только в поисках цели и укрытия, но и смотрели на следы, оставленные после боя. Вокруг тропы повсюду валялись разорванные пачки от галет из нашего советского сухпая, кое-где пустые банки, местами виднелись растребушенные ИПП (индивидуальный перевязочный пакет), перемазанные чем-то бурого цвета. Такие же бурые пятна тут и там виднелись вдоль тропы на земле, на камнях, на хилых колючках хилой растительности. Так выглядит свернувшаяся человеческая кровь.
       Орёл заговорил рядом с Рогачевым:
- Мы вышли утром. Прошли за Пятнадцатый пост. Только прошли от поста вперёд, по нам всадили из ДШК слева, через ущелье. Мы перешли на правый скат. Пошли дальше. Потом по нам всадили справа. Тоже через ущелье, тоже из ДШК. Ну, мы перешли налево. Так шли, шли, переходили с правого склона хребта на левый склон. Несколько раз по нам стреляли, несколько раз мы переходили. Не помню уже сколько раз. То ли пять, то ли шесть. Потом пришли сюда. Вот видите бурое пятно и бинты разбросаны. Тут остановился лейтенант, скомандовал привал. На той высотке, сзади нас, остановился Третий взвод, а мы вот здесь, в низинке. Потом лейтенант скомандовал начать приём пищи. Ну, мы распаковались, достали сухпай, начали хАвать. Минут через пятнадцать-двадцать вот с этой высотки, что впереди нас, начали стрелять духи. В лейтенанта попали почти сразу же несколько пуль. В голову, в шею, он даже скомандовать ничего не успел. Но его не убили, он лежал, стонал. Так жалко его было, он молоденький такой. Пацаны вдвоём к нему кинулись, начали перевязывать. Вот ИПП лежит, это они его перевязывали. Тогда духи и по ним стали стрелять. А наши с той горки не стреляют. Вообще ни одного выстрела, полная тишина. Тут духи вконец оборзели, встали в полный рост и как начали ***рить! Сука, так страшно стало - пули ебашат, автоматы херачат, а духи стоят в полный рост, что-то кричат на своём и ещё смеются. Ну, мы кинулись на съёбы. А куда тут съебёшься? Только наверх, на сопку к Третьему взводу. Мы побежали туда и оказались у духов как на ладони. Они в нас, как в тире, начали лупить из автоматов. У меня на спине рация была, тяжелая, я думал не добегу, а когда добежал, увидел, что она вся расхераченная. Если бы не рация, то меня, как Ачкасова бы убило.
- А как Ачкасова? – Рогачев остановился и посмотрел на Орлова.
- Вот так. Вон там, на склоне, на середине где-то. Он так бежал, - Орёл пригнулся чуть не на карачки, - И тут ему в спину пуля от ДШК как даст! А он только так – Орёл лёг, отжал руками плечи от земли, - Он так А-а-ах, А-а-ах! – Орёл выгнулся. – Вот так он.
- Из ДШК?
- Ну да. – Орёл встал.
- Ну, пипец ващще, они и ДШК подтащить успели. Ну, пипец! – Рогачев отвернулся от Орла и пошагал на горку к головному дозору. Весь наш взвод и остатки Первого пошагали за ним.
       Из рассказа Орлова получилась следующая картина: 12 сентября 1984 года Ахундов с группой бойцов двигался по хребту, а его обстреливали душманы. Стреляли слева через ущелье Пьявушт, и справа через ущелье Гуват.
       Ахундов переходил с одного ската хребта на другой и двигался дальше. Позиции душманов где были, там и оставались, в результате оказались в тылу у наших. На войне такое продвижение называется «залезать в жопу». Зачем он это делал? Рогачев, при движении вперёд, сносил артиллерийским огнём всех, кто пытался стрелять в его группу. Почему Ахундов так не поступил? У него не имелось достаточной квалификации?
       К вечеру 12 сентября Ахундов допустил ещё одну ошибку, остановился в низинке, подал команду начать приём пищи. Это вообще ни в какие ворота не лезет. Если раньше душманы отступали по гребню перед группой Ахундова, то теперь они вернулись, установили на высотке ДШК и открыли огонь сверху-вниз, в упор, с дистанции пятьдесят-семьдесят метров. Думаю, душманы охренели от такого «подарка», а дальше вообще произошло что-то из области невероятного идиотизма. Душманы стреляли с высотки в ложбину, убивали наших, а с соседней высотки по душманам в ответ никто не выстрелил ни единого раза. Там находился Третий взвод без Старцева, без офицеров, Ахундов получил тяжелое ранение и не мог подать команду на открытие огня. Удивительно, почему душманы не пошли добивать наших ножами. Если бы пошли, убитых было бы не пять.
       При движении по хребту, Ахундову следовало отправить на нависавшую впереди сопку головной дозор из нескольких человек. Самому не надо было туда идти, тем более садиться под ней и устраивать «пикник», пока она не занята нашими бойцами. Правильней всего было остаться на предыдущей высотке с Третьим взводом, там следовало закрепиться и направить стволы на сопку, сидеть в укрытии, наблюдать за дозорной группой и готовиться дать команду «по врагу огонь!» При таких действиях Ахундова, душманы вряд ли напали бы на дозор. Они не тупые, заметили бы, что на соседней высотке закрепилось два взвода и отступили бы. Такую толпу народа с высотки выбить сложно, пока душманы будут возиться, старший группы вызовет артподдержку и снесёт всех врагов артиллерийским огнём. Рогачев всегда поступал именно так поэтому до сих пор жив, и я тоже вместе с ним, а Ахундов почему-то поступил иначе. У меня нет оснований не верить Орлову, единственное – мне показалось, что в истории с простреленной радиостанций, он слукавил. Не могли душманы прострелить рацию на его спине и не убить его. Патрон 7,62х39 мощный, бронебойно-зажигательная пуля, выпущенная из АКМ с дистанции 200 метров, пробивает с вероятностью 90 % стальную броню высокой твердости толщиной 7 мм при угле встречи 90°. Радиостанция Р-107 не бронирована, она не является преградой для АКМовской пули, выпущенной в упор. Если бы Р-107 находилась на спине радиотелефониста, пули пробили бы её насквозь вместе с хозяином. Полагаю, Орлов во время привала снял с себя вещмешок, развязал горловину, извлек съестные припасы и принялся употреблять их перорально, то есть путём приёма внутрь через рот. Радиостанция не могла в это время находиться на его плечах, во всяком случае, мне не доводилось видеть подобной картины, радиотелефонисты обычно ставили данную тяжелую бандуру на грунт рядом с собой. Мне кажется, после первых выстрелов Орёл подскочил и драпанул наверх, к позициям Третьего взвода. Конечно же, он не складывал припасы и не завязывал вещмешок под огнём противника, хрен там! Хоть бы он автомат с собой взял во время драпа, тем более я не верю, будто он напяливал радиостанцию себе на горб. Его прибили бы на месте. Скорее всего он бросил рацию и сбежал, а душманы уничтожили её огнем стрелкового оружия. По образованию я химик, а не Старший Следователь и не Прокурор, поэтому не обвиняю Орлова, просто не поверил ему в этом эпизоде и всё. А кому верить в данной ситуации? Больше некому, старший лейтенант Ахундов погиб.