Глава 15. И снова изыски сомнологии

               Грохот. Не современный, приглушённый бронёй, а безжалостный, рвущий барабанные перепонки. Оглушительная канонада тяжёлых осадных орудий. Штабс-капитан Черненко вскинулся на койке в своей скромной комнате в гарнизонном общежитии. Сердце колотилось, как пулемёт Печенег, в висках стучало, а в ноздрях стоял едкий, сладковато-миндальный запах. Хлор. Знакомый по учебникам химической защиты, но никогда не испытанный вживую. Он вдохнул глубже – и закашлялся, горло сжала невидимая рука. Пришлось откинуться обратно на подушку. Комната вокруг поплыла, затуманилась. Серый потолок расплывался, как акварель под дождём. Его место занимал низкий, закопчённый, кирпичный свод старого каземата. Скудный свет коптилки, сделанной из гильзы артиллерийского снаряда, выхватывал из полумрака обшарпанные стены, груды ящиков, фигуры в серо-зелёных шинелях, судорожно наматывающие тряпки вокруг лиц. Совершенно несовременная форма. Какая-то старинная. Солдаты явно готовились к атаке. Но глаза их были полны страха. " Где я?" – мысль пронеслась вихрем. Натужно закашлявшись, он поднялся с кинутой на пол шинели. " Я знаю, знал это место. До тошноты", - мелькнула ещё одна мысль. Осовец. Крепость. 1915 год. "Атака мертвецов". Историческая справка, которую он изучал в академии, вдруг обрела плоть, запах и звук. Он понял, где он.
– Ваше благородие! Господин штабс-капитан! – хриплый голос рядом заставил его вздрогнуть. К нему пробирался молоденький солдат, лицо под грязной тряпкой было землистым, из уголков рта стекала розовая пена, – Газ... немцы... Зельбургский... форт пал... Они идут!
      Черненко посмотрел на свои руки. Они были в грубых кожаных перчатках, заляпанных грязью и чем-то бурым. На нём самом – поношенная, не особо чистая, но добротная офицерская форма Русской Императорской армии времён Первой Империи. На боку ощущался холодный корпус нагана в порванной кобуре.
 " Это не я. Или... это тоже я?" - мысли путались, как провода под обстрелом. Знания из будущего накладывались на инстинкты и память тела, оказавшегося здесь. Он "знал", что газ – хлор, "знал", что нужно искать высоту, "знал", что атака будет чудовищной... и бессмысленной. Но тело штабс-капитана в этот момент рвалось в бой.
      – Собрать... кто может держать винтовку! – его собственный голос прозвучал хрипло, чужим, но властным, – На вал! На позиции! За Родину! За Веру! Царя!
        Последние слова вырвались сами, как заученная молитва. Солдаты, больше похожие на призраков, чем на живых, с трудом поднимались. Кашель раздирал легкие. Кто-то беззвучно рыдал. Черненко из будущего видел их обречённость сквозь призму учебника истории. Черненко из прошлого видел долг, который надо отдать, не посрамив чести. Он выбрался на вал, пригнувшись под свист шрапнели. Картина открылась адская. Серая, ядовитая пелена ещё клубилась в низинах, разъедая всё живое. От Зельбургского форта, захваченного немцами, двигались цепи пехоты в характерных "пикельхельмах" и в противогазах. Их было много. Очень много. Они шли уверенно, почти не пригибаясь – кто будет бояться гарнизона, отравленного газом? И тут земля, где держалась оборона русскими солдатами "зашевелилась". Из траншей, из воронок, из клубов ядовитого тумана поднимались фигуры. Солдаты. "Его" солдаты. Но какие! Лица, обмотанные окровавленными тряпками, превратились в страшные маски. Глаза, вылезающие из орбит, налитые кровью и безумием. Роты, превращенные газом в толпу живых мертвецов. Они кашляли кровью, их рвало, они шатались, но... они держали винтовки. Штыки поблёскивали тускло в утреннем свете, пробивающемся сквозь газ.
– В атаку! Ура-а-а! – Крикнул кто-то, и этот крик, больше похожий на предсмертный хрип, подхватили десятки глоток. Это был не боевой клич, а вопль обречённых, переходящий в животный рёв. И они пошли. Не строем. Даже не толпой. Каждый – сам по себе, преодолевая адскую боль в лёгких, слепоту, тошноту. Они шли на немцев, спотыкаясь, падая, поднимаясь, плюя кровью и кусками лёгких. Немцы остановились. Уверенность сменилась недоумением, а потом – животным ужасом. На них шли мертвецы. Люди, которые по всем законам природы должны были быть трупами. А они шли. И стреляли. Нет, не стреляли – палили куда попало, из последних сил, часто не целясь. Но этого было достаточно. Паника. Она распространилась по немецким цепям быстрее газового облака.
- Русские не умирают! – кричали они, - Ожившие мертвецы!.
      Офицеры пытались остановить бегство, но страх был сильнее дисциплины. Первые ряды дрогнули, побежали назад, сминая следующие. Черненко, охваченный нечеловеческой яростью и отчаянием одновременно, бежал вместе со своими солдатами. Он видел, как падает молоденький рядовой, кричавший ему в каземате о начале немецкой атаки, сражённый пулей в лоб. Видел, как седой унтер, держа одной рукой выпадающие кишки, другой швырнул гранату в группу залёгших немцев. Видел безумие в глазах своих людей – и ужас в глазах врага. Он чувствовал жгучую боль в груди, вкус крови во рту, запах смерти и разложения, смешанный с пороховой гарью и незабываемым ароматом хлора. Он настиг отступающего немецкого лейтенанта. Тот обернулся, и, хотя на нём был противогаз, Черненко каким-то внутренним взором увидел, как его молодое, почти мальчишеское  лицо исказил первобытный страх.  Немец выстрелил из пистолета почти в упор. Черненко почувствовал удар в грудь, словно кувалдой. Он упал на липкую от крови и грязи землю Осовца. В глазах потемнело. Последнее, что он увидел – это спина убегающего немца и фигура русского солдата с перекошенным от кашля и ярости лицом, замахивающегося прикладом на кого-то невидимого... или на саму Смерть???
     Штабс-капитан Черненко вскинулся на койке в своей комнате офицерского общежития. За окном мирно гудела техника, где-то кричал сержант, строя новобранцев. Сердце бешено колотилось. Он дотронулся до груди – цела, сухая. Никакой дыры. Никакой шинели. Никакого нагана. Но в горле стоял едкий привкус миндаля и крови. В ушах – неумолкающий хриплый рев: "Ура-а-а!" И память... Память была переполнена до краев. Болью разорванных лёгких. Запахом хлора и смерти. Лицом того немецкого лейтенанта. И главное – он видел своих солдат. Оживших мертвецов, шагнувших в бессмертие. Подойдя к окну, он опёрся на подоконник дрожащими руками. Знание истории было теперь не сухими строчками учебника. Оно было пропитано кровью, болью и запахом газа. Он "был" там. Запах миндаля в ноздрях и жгучая боль в лёгких, которой физически не было, не давали списать всё произошедшее на рядовой кошмар. Да и грудь болела так, словно по бронику попала пуля немаленького калибра.
    - Осовец... Осовец... – прошептал он, – Атака мертвецов...
       Что это было?  Холодок пробежал по спине. Сон? Кошмар? Галлюцинация переутомленного мозга? Но он точно знал, что всё было именно так. И он побывал в Осовце. Разумом знал. С трудом налив в стакан воды из пыльного графина, дрожащими руками поднёс его ко рту. В дверь постучали.
- Войдите! – хрипло произнёс Черненко. - Господин штабс-капитан, вас к майору! – на пороге возник адъютант.

            - Допросили мы вашего пленника. – говорил Черненко особист из Третьего Управления, - Похоже, что не врёт. В Ленинско-Сталинске действительно в то время, о котором он говорит, было нападение на следственную тюрьму и массовый побег заключённых. Власти, разумеется, скрывают, но… - особист усмехнулся, - Нам стало известно, что налёт на тюрьму организовала банда Гориясного.
- А ему что там нужно было? – решился задать вопрос Черненко.
- Якобы спецслужбы ЗУССР похитили его жену и дочь. Там из-за этого настоящая битва разыгралась. Ну, а наш герой сбежал. Причём бежало их изначально несколько человек, остальные отсеялись по дороге. Но самое интересное даже не это! А камешек, который вы с собой притащили. Признаюсь честно – никогда в жизни не видал ничего подобного.
- Я тоже. – сказал Черненко.
- С виду – обычный бриллиант, если так можно сказать про бриллиант, но вот при ближайшем рассмотрении…
- И что же это? – не утерпел штабс-капитан.
- Да я и сам бы хотел это знать! Камешек я отправил нашим ребятам в Одессу, пусть разбираются. А парень этот утверждает, что он, якобы, нашёл этот камень в лесу! А потом потерял.
- Мне он то же самое сказал.
А что ещё он сказал?
- Да много чего интересного. В том числе и про нашего хорошего знакомого Гориясного, да и про тех, с кем вы столкнулись.
- И кто это?
- Бандеровцы. Недобитые бандеровцы. Не совсем понятно, что у них с Гориясным, какие связи, но сам факт их появления здесь показателен.
- А что, раньше их не было? – спросил Черненко. А про себя подумал – какие, однако, дела интересные на Земле. В космосе такой фигни не было. Но услужливая память тут же подкинула ему картинку «Дмитрия Донского» с развороченным бортом.
- Раньше именно здесь их не было. И задача Ваша, будет заключаться в следующем – перекрыть Черновицкий коридор.

                *    *    *
        После всего произошедшего Гэн был уверен, что Босс не позволит ему создать семью, и не допустит до размножения. Но Босс разрешил и вскоре Гэн уже стоял под руку с Ией в числе пяти других пар, допущенных до создания семьи. Свадеб, как таковых, на корабле не было. Босс просто зачитывал списки пар, допущенных к созданию семьи, и объявлял их супругами. Гэн снова вспомнил Жана. С момента его побега он частенько ловил себя на мысли, что думает про Жана. Каково ему там, на Земле? И задавался вопросом, а смог бы он сделать то же самое? В том, что Босс отдал приказ найти беглеца, Гэн не сомневался.
      Жан бы за нас порадовался – подумал он.

                *    *    *
           Соло было тревожно. По просьбе Марку он ходил по записанному в наручный гаджет адресу. Не в сети. А в городе, где-то на окраине, в спальном районе. И это его испугало до дрожи в коленях. Одно дело быть своим на различных сетевых ресурсах и уметь собирать информацию, за которую можно получать неплохую денежку. И совсем другое дело проехать полгорода на монорельсе, найти улицу, когда ни на одном из домов нет табличек, а инфосеть ловит не всегда уверенно, и дойти своими ножками до нужного дома. Тем более, навстречу ему попадалось много людей, с которыми совершенно не хотелось находиться даже рядом. Окраины всегда были местом обитания неприятных личностей. Трущобы.
Но он дошёл. Передал то, что его просили. Но оказалось, что этого мало. Ему придётся проделать этот же путь ещё раз. Послезавтра "будет вам нужный человек". Но выходить из дома не было никакого желания. Но надо выполнить обещание, данное Марку...
           На экране монитора появился значок уведомления о входящем вызове:
- Мама? Что-то случилось?
- Привет Соло. - холодно кивнула с экрана элегантная немолодая дама в деловом костюме. Она всмотрелась в экран, - Плохо выглядишь. Тебе надо быть...
- Ну, маааам! Хватит читать мне нотации. Мне уже не пятнадцать лет.
- Вот именно!!! Тебе уже почти тридцать, а выглядишь как студент в дешёвом кампусе. Я давно тебе предлагаю место в ...
- Нет, нет и нет. Не хочу. Ходить каждый день на работу в костюме и удавке на шее? Ни за что!!!
- Только так ты станешь, наконец, человеком...
- А сейчас я не человек что ли??? Всё, мам. Прекращай.
           Она замолчала, разглядывая своего непутёвого сыночка.
- Ты хоть обедал?
- Конечно. Доставка же работает.
- Опять, небось, какую-нибудь гадость из фастфуда... Денег надо?
- Нуууу…
- Понятно. - мать оглянулась, видимо её кто-то окликнул, - Всё. Мне пора. Пока.
- Пока мамуля...
            Соло вздохнул и отключился. Посмотрел на часы. Надо было идти – время поджимало.
           А что, если Марку уже… - мысль обожгла, словно крапивой. Но тогда тем более надо идти. Он обещал.

                *    *    *
         Гэн шёл по коридору нижнего яруса. Его вызвали проверить один из компьютеров в отделе жизнеобеспечения. Спускаться на этот ярус имели право очень немногие, что и неудивительно. Именно от этого отдела зависела жизнь всего корабля. И то, что Гэна сюда вызвали, как и то, что ему разрешили вступить в брак с Ией, работавшей в Отделе жизнеобеспечения, говорило о том, что опала с него снята. Гэн улыбнулся – возможно, он даже увидит её. Их встречи были редкими, не смотря на то, что они были мужем и женой – вся личная жизнь на корабле была строго регламентирована и встречи супругов тоже. Настоящий космит, член нового идеального общества, не должен ставить свои личные интересы выше общественных.
Он уже почти закончил. И даже видел Ию, и им удалось перекинуться парой слов, так что день, можно сказать, был удачным. Он собирался уходить, когда услышал голоса. Говорили двое. Гэн прислушался. Один голос принадлежал Дану, кто был второй, он не смог разобрать, ибо говорил тот слишком тихо, да и то мало и односложно.
- Этот негодяй прихватил с собой основные сведения. – говорил Дан, - Возможно, что и кристалл тоже у него.
Его собеседник что-то пробурчал в ответ, слов Гэн не разобрал.
- Весь вопрос в том, - продолжал Дан, - как быстро они там смогут извлечь данные.
Какие данные? Откуда извлечь? – подумал Гэн.
- Пока что, - продолжал Дан, - ничего не указывает на то, что им удалось расшифровать информацию на кристалле.
Собеседник его опять что-то пробурчал.
- У меня есть свои источники там, внизу, в смысле, на Земле. Попробую подключить их. Но Босс ничего не должен знать.
Интересно. – подумал Гэн, - Очень. О чём не должен знать Босс? Получается, что Жан сбежал с корабля не с пустыми руками. А с чем? Неужели ему удалось стащить что-то из наших находок на Ио?
Они ещё о чём-то говорили, но теперь разговор шёл о работе в Третьем Блоке, где размещалась лаборатория Дана, а Гэну пришлось покинуть отсек, потому что время, отведённое на ремонт истекло и если бы его застали здесь, то возникли бы вопросы.

                *    *   *
Полумрак коридоров с трудом рассеивали вечно мигающие лампы. С момента изобретения электричества прошла уже чертова уйма времени, человечество давно шагнуло в космос, а лампы… лампы так и продолжают мигать и перегорать. И ни один учёный в мире не может объяснить этого феномена. В исследовательских центрах испытываемые лампы горят на стендах много лет подряд, а в любом коридоре всегда и везде часть светильников мигает, раздражая глаза…
- Что ты там нашла? - спросил Селин, не поднимая взгляда от экрана, где просматривал какие-то координаты и тёмные поля данных.
- Неподалёку от Одессы обнаружены аномальные свежие потоки финансирования и логистики. Всплеск работорговли. — ответил приятным женским голосом искусственный интеллект, недавно интегрированный в штабную сеть и носивший оперативное название «Алиса 453.6.2».
Селин медленно откинулся на спинку кресла.
- Выведи на экран. Что скажешь по источникам? И краткие выводы.
- Аналитика указывает на вскрытую фактологию трёх уровней: цепочка поставок, посредники и получатель. Номерные счета в офшорной зоне, переправы через пару приграничных пропусков, где обнаружены нестыковки в таможенных декларациях. И открытые переходы через границу караванов контрабандистов. Если собрать все кусочки, получится картина — не просто торговля людьми, а политически мотивированная операция с участием нескольких бенефициаров из Европы.
Селин кивнул, а приятный женский голос продолжил:
- Наша задача состоит в ликвидации каналов работорговли, но без эскалации конфликта. Мы должны минимизировать риск для гражданских и сохранить «статус кво». В ближайшие 72 часа ожидается пик активности. С вероятностью 75 % контрабандисты готовят крупную операцию по переправке, используя подставные компании и фиктивные контракты на поставку оборудования для строительной техники. Включено и средство скрытой передачи данных через спутниковый канал. Если мы не активизируем операцию сейчас, история перерастёт в гуманитарную катастрофу как для населения бывшей Украины, так и для населения южного побережья Чёрного моря. Косвенно это отразится и на России, так как все эти операции изначально ориентированы на нанесение урона Российской Империи.
Дверь в кабинет приоткрылась и показалась голова одного из офицеров соседнего отдела:
- С кем ты тут воркуешь? – быстро оглядев кабинет и никого, кроме Селина, не увидев, он добавил, - В веб-чатике, что ли, сидишь???
- Наряд вне очереди захотел???
- Никак нет, господин полковник! - улыбнулась голова, но сразу став серьёзной спросила - Я на минуточку, можно?
- Заходи, присаживайся. Хоть отвлекусь от этих мониторов, все глаза посадил за этой неблагодарной работой. Что у тебя?
- Есть проблемка. Ковырялся тут в некоторых данных и набрёл на информацию, про нашего суперагента-супергероя. Есть вероятность, что на задании его почти вскрыли.
- Какого суперагента? Ты что, всё ещё бредишь Вселенной Марвел??? Как всё запущено…
- Я хотел об одном информаторе рассказать. Да вроде о нём тебе уже говорил. Некий Соло, из маменькиных сынков, но помешан на всяких электронных гаджетах и неплохо рубит в хакерстве. Наш суперагент осведомителя знает и просил его в случае своего долгого отсутствия прийти по одному адресу. Там наша конспиративная квартира. На квартире его выслушали и попросили появиться ещё раз. Так вот, по его информации за этим нашим агентом нехороший след тянется на территории бывшей Украины.
- Ты про Шакалёнка?
- Да. Про него. Мы покопались в доступной информации. Его идентифицировали японцы в Полтаве, его заснял журналист из Австрии и это видео нам не удалить при всём желании, его зафиксировали камеры тюрьмы в Ленинско-Сталинске и этого тоже не скрыть. Просто никто ещё не сопоставил эти факты вместе. Но рано или поздно след попадётся заинтересованным лицам и его задание будет под угрозой. На него объявят охоту. А знает он много. Надо спасать парня.
- Что ж. Я тебя услышал. Будем думать… И организуй мне встречу с этим Соло. А личное дело на него перешли мне. Так будет правильно. И теперь пошел вон, мне работать надо!!!
- Яволь! – вытянулся подчинённый.
- Иди, иди, фанат марвеловский!

                *   *   *
         С утра Селина уже дожидался посетитель. Гражданский. Как ему удалось прорваться в Контору, минуя приёмную?
- Полковник Селин? – кинулся к нему Соло (а это был он).
- Так точно. Чем обязан? – кивнул в ответ Селин.
- Я друг Марку, - зачастил скороговоркой Дзенилевский, - ему… у него… короче, его могут раскрыть! Вы же его на бывшую Украину отправили? Ведь так?
Селин молча распахнул перед Дзенилевским дверь. Тот прошёл вперёд.
- Никого не впускать. – бросил полковник адъютанту.
В кабинете он так же молча указал странному визитёру на свободный стул.
- Откуда у Вас такие сведения?
- Из моих источников. Моя мать – Беата Дзенилевска.
- И что?
- Она руководит Польским отделом Европейского Департамента Корпорации.
- Корпорации Смита?
- Да. Её отдел контролирует весь восточноевропейский сектор.
Повисла пауза. Селин задумчиво барабанил пальцами по столу. Первая мысль была – в Конторе завёлся «крот».
- Я узнал совершенно случайно. – нарушил молчание Соло, - Хотел предупредить Марку, но он не выходит на связь.

    Как сказал Достоевский в романе "Бесы": "Есть дружбы странные...".
    Соломон Дзенилевский происходил из старинного польского шляхетского рода, а вовсе не был евреем, как многие думали. Единственный сын в семье, к тому же - последний в роду вообще, он был светом в окошке для своей матушки, которая баловала его совершенно неприличным образом, вплоть до того, что учили его на дому. Мать не решилась отдать его даже в частную школу. Нет, был, правда, частный колледж в Англии, точнее - в Шотландии, из которого Соло сбежал, не выдержав насмешек соучеников, потом ещё череда довольно привилегированных и закрытых учебных заведений. Нигде он долго не задерживался.
В свои тридцать пять это был какой-то младенец во всём, что касалось житейских вопросов. Он много за чего брался, но ни одно дело не сумел довести до конца. С женщинами отношения тоже не клеились и не только из-за того, что Соло был неряшлив и некрасив от природы. Он совершенно не умел ухаживать, да и не пытался этому учиться. Он считал (и его убеждённость была просто по-детски неколебима), что это женщины должны за ним ухаживать. Как мама. Да! Мама. Мама как часовой на границе зорко стерегла своё чадушко и большую часть претенденток (ежели таковые, всё-таки возникали) на руку и сердце Соло отсеивала ещё на дальних подступах. Таким образом до тридцати годков её сынуля проходил в девственниках. А потом потерял невинность в объятиях некой юной особы, которая попыталась его окрутить, заявив, что она-де от него беременна. Соло уже готов был вести юную хищницу под венец, но тут, как всегда, вмешалась маман. Пикантность ситуации заключалась в том, что Соло в детстве переболел свинкой с осложнением в виде двустороннего орхита, а, следовательно - детей иметь не мог. Пани Дзенилевска настояла на проведении генетической экспертизы, подтвердившей, что отец будущего ребёнка не Соло и несостоявшейся невесте был дан от ворот поворот. Но с того момента в Соло что-то надломилось. Он вдруг съехал из родного дома в предместье Варшавы и стал жить отдельно. Грязные рубашки с носками, однако, посылал на стирку домой. Его единственной страстью была техника, и при всей своей житейской несостоятельности он превосходно ладил с любым железом от кувалды до компьютера. С Викторией Влад они познакомились случайно на одном из авиасалонов. Поговорили о технике, о самолётах. Соло зачем-то взял у неё телефон и электронный адрес. И это именно Соло познакомил Вику с Марку.    

                *   *   *
- Имя, фамилия?
- Грунь Степан. – уже привычно назвался он.
- Ну, Степан, рассказывай, откуда у тебя бриллиант.
- Який брильянт?
- Тот самый.
- Знайшов. У лiсi знайшов.
- Вот прямо так шёл-шёл и нашёл? – насмешливо переспросил особист.
- Справдi знайшов!
- Странные у вас в лесах находки попадаются.
- Мiкко казав, що оцей брильянт iншеприлетянсьий.
- Кто такой Микко?
- Та ми з iм разом с в’язницi втеклi у Ленинсько-Сталиньску. Там ще з нами бонвiван був, та вiн потiм вiд нас втiк.
- А это ещё кто?
- Та його за бонвiвансьтво у в’язницю забрали.
- Это как? – натурально удивился особист. Степанкины объяснения, почему в ЗУССР бонвиванство карается законом, похоже, ясности не внесли.
- И куда он потом делся? – повторил вопрос особист.
- Та втiк. Пiсля того, як хотев Мiкку вбитi.
- И за что же он хотел его убить?
- Та сон якось приснiвся. Це усе Лабiринт.
- Какой сон? Какой лабиринт, ты чего, парень?
- Це як такiй сон. Но як насправди. Я ось таке саме у цьому снi ногу свихнув, так потiм вона в менi три днi болiла. Аж ступiти не мог. Нiц, коли крiзь горы йшли не пiдворачивав. Я ж з захiдной Украiни, з Карпат. Я вмiю по камням ходить. А у цьому снi я попав у лабирiнт. Странный. Вкругi темно, але усе вiдно. Стiны навiть кам’яни, а руку прислонишь i почуешь, що вiн живiй. Теплый, ворошиться, рушиться, думае. Да, так и було, стiни рушалися. И я разом з нiми. Ось так разом з нiми и попадаешь кудись у iншiй свiт. Або у друге врем’я. Я сперше не зрозумiв, обрадовался, що до людей попав. А потiм дивлюся - то не наши земли, чуже мiсто якось, люди по-iншому розмовляют. Навiть москальскою мовою, но не так. Не як у вас.
Там пахне по-iншому. У мiсте завжди пахне газом, гасом, асфальтом. А там як селi - димок з труб, вугликом тягнет. На стовбах проводов мало. А фонари не электрические!!! Вони горят як гасiвка, тiлькi ще ярче. И хто их зажигае, не розумiешь. Их же богато-богато, оцiх фонарей. И высоко на столбах. Може, вони завжди горят в день , i в нiчь? Так гасу ж не напасешься.
Потiм мене милиционер схопив. Ввiчливо так, пiд локоток. Но мiцно, не втечешь. И рядом дядька якойсь, в долгому фартуке з веником з таким, або з метлою, та з бляхой на грудях. Думаю, що це вiн мене и сдав милицii. А милиционера я потiм тiлькi роздивил. Шинелька серенька, долга. Сукно на ней гарное. Сапоги яловi, уж я-то знаю, в нас милицейськи теж у таких ходят. Офицерски. Ремни кожани, на груди крест-накрест. А на боцi найсправжна шабля! И на шапке кокарда з орлом двуглавим. Ну справди - москаль. Вiн мене до участку поволок. Смешно так його называл - околоток! Там мене другий вже допитав, у шпакiвському. Я йому усе розповiдав, хто я та звiдкi, коли народився и як тут оказався. Вiн усе записав та на мене подивився i казав, що в них своих дурнiв богато, та що мене потребно вiдправiти кудись у жовтий будинок. Тiлькi не казав чому. И шо це за жовтий будинок. Странный. Я його спитав, а вiн смеется. И до камери казав видвести. Три стены, а замiсь четвертоi грата. Коли мене туди заштвохнули, ногу пiдвернул. Там темновато було, тiлькi одна лампочка у коридорi на усi камеры. Их там с десяток я роздивив. У камерi с людьми познайомився. Менi помстилось, шо у тому "околотке" збирают невинных людей. Також саме як у нас. Усi там так ввiчливо размовляют. Не завжди даже i зрозумiешь, що вони там кажуть. Усi чемни такi, звичайни. Також i милицейськи теж чемни та ввiчливи усi. Не як в нас. Справди, з менi смеялись, коли я казав, що менi теж ни за що до нiх посадили. Потiм наглядач прийшов и свiтло затушив. Я заснув, а прокiнувся вже в лiсе.
- Что он плетёт? Как ты вообще в его словах смысл находишь?- спросил особиста Черненко. Он зашёл, как раз в тот момент, когда Степанко рассказывал свой сон.
- Не мешай. Никогда не слыхал ничего подобного. Похоже на какую-то фантастику. Путешествие во времени.
   Черненко моментально вспомнил свой странный  «сон» про «Атаку мертвецов».
- Только я не представляю, что командование скажет. Но история обалденная. – продолжал особист, - И при этом, прошу заметить! Медики его осматривали в лазарете и сказали, что чист и с психикой у него всё в порядке. Есть, конечно, особенности в поведении – но это следствие воспитания и влияния среды. А так – абсолютно нормальный.
        Черненко рассматривал парня как какую-то неведомую зверушку, напряжённо размышляя. Какая-то смутная догадка шевельнулась у него в голове, но пропала, не успев оформиться в связную мысль. Особист же продолжал:
- Так что – и этому бонвивану сон приснился?
        Степанко кивнул.
- Ну так.
- Интересно. – особист откинулся на спинку стула и задумался. Черненко тоже продолжал смотреть на парня. Он даже забыл, зачем пришёл к особисту.
- А Мiкко менi потiм казав, що iм з бонвiваном разом одiнакiй сон приснiвся.
- То есть?! – хором переспросили особист и Черненко.
- Так. И ще у бонiвана на головi пiсля того сна рана появилася. Як його вдарив хтось.
- То есть? – повторил особист.
        И тут Черненко как молнией ослепила догадка. Пазл сложился.

                *    *   *
        Сны. Несколько человек могут видеть одинаковые сны, но при этом эти сны до жути реальны. Этот Степанко уверяет, что у него несколько дней болела нога, которую он подвернул во сне. Я, переживший во сне Атаку мертвецов в Осовце, после пробуждения чувствовал боль в груди и запах хлора, у этого таинственного бонвивана после пробуждения на голове обнаружилась рана. Странные сны, однако. Или это не совсем сны, или… совсем не сны. Но что тогда? Путешествие во времени? Чушь. Такого быть не может. Быть такого не может, потому что не может быть никогда. Но тогда что это было? Осовец, полицейский околоток у этого парнишки. Судя по описанию – попал он во времена Первой Империи. Век девятнадцатый, примерно середина. Керосиновые фонари у нас когда были? А, кстати, почему именно туда? Почему у меня – именно Осовец, а у него – это место?
Нет, пазл если и сложился, то явно не весь. И этот бонвиван – попутчик Степанки, сбежал после того, как увидел одинаковый сон с другим их попутчиком. Что ж им там такое приснилось одно на двоих, что он не пожелал больше с ними оставаться?
А ещё этот Степанко говорил про какой-то лабиринт. Но в моём сне, я это точно помню, никакого лабиринта не было. Ничего не понятно, но очень интересно, как говаривал наш командор на звездолёте.
Сны. Они преследовали штабс-капитана. Яркие, невообразимые и всегда о прошлом. И каждый раз, просыпаясь в своей комнатушке офицерского общежития, он не знал, сон ли это? Идти с этим к медикам совершенно не хотелось. Получить в личное дело отметку о пошатнувшемся психическом здоровье было равносильно получению "белого билета". Но разобраться во всём этом было необходимо.
Вот и сегодня Черненко проснулся с парой обширных гематом на груди. Как это возможно? Получить сокрушительный удар во сне и, проснувшись, увидеть на груди отметины от этого удара? Это точно не сон...

    ...Посреди тумана выступали серые коробки старинных домов. Лишь вблизи было видно, что фасады цокольных этажей облицованы камнем, а выше множество лепных карнизов. Такое ощущение, что это Санкт-Петербург. Хотя – так оно и есть. Вон, в разрыве клочьев тумана явственно виден шпиль Адмиралтейства, который Пушкин называл «иглой». Кораблик на шпиле блеснул искоркой и тут же потух, туман вновь окутал всё вокруг. Он был не просто густым, он был физическим воплощением ночи, которая так и не смогла окончательно рассеяться. Туман стелился по тротуарам, по замощённым деревянными плашками мостовым, заползал в подворотни, вытекал из промозглых дворов-колодцев, превращая величественный город в лабиринт призрачных очертаний. Штабс-капитан ощущал ледяную влагу каждой клеткой кожи. Он шёл, кутаясь в китель, который оказался смехотворно тонок для питерского утра даже летом. Он обратил внимание на свою форму. Снова полевая, пехотная, начала двадцатого века. Только без погон, что было непривычно. Он не понимал, как оказался здесь. Одно мгновение - он засыпал в своей комнатушке, уставший после долгого наряда. Следующее - проснулся на холодной каменной скамье на набережной, ёжась от пронизывающего ветра с канала. Но это был не тот ухоженный Обводный канал, который он помнил с курсантских времён, когда любил гулять по городу в увольнении. Каменных набережных не было, а в воздухе, смешиваясь с туманом, витали запахи угольной копоти, лошадиного навоза и нечистот. Да, он помнил, что Обводный канал по своей сути служил для отвода сточных вод, но даже во сне удивился тому, что увидел.
Это была Лиговская улица, или Лиговка. Инстинкт велел ему идти к центру, к знакомому ориентиру. Может быть, там он сможет что-то понять. Покинув канал, он свернул в лабиринт узких, безлюдных улочек. Ноги скользили по влажным после дождя булыжникам мостовой, которыми были выложены улицы. Изредка мимо, пугая его до глубины души, бесшумно проезжала конная повозка, кучер-извозчик молча смотрел на него из-под войлочной шапки. В ногах у извозчиков тускло светились прикреплённые к экипажам фонари. Уличные же фонари тоже горели тускло, их свет тонул в молочной пелене, создавая жутковатые ореолы.
Черненко ускорил шаг. Его сапоги скользили по камню, а тишина вокруг казалась ему зловещей. Он чувствовал себя призраком, затерявшимся в чужом времени. Где все люди? Он ещё совсем недалеко отошёл от места своего появления, когда из глубокой подворотни, пахнущей кислой капустой и сыростью, послышался скрип шагов и низкий, хриплый смех.
Трое. Они вышли из тумана, как демоны, материализовавшиеся из самой его гущи. Двое постарше, коренастые, в засаленных картузах и косоворотках навыпуск, подпоясанных широкими ремнями. Третий - молодой, тщедушный, с лихорадочно блестящими глазами. Все трое смотрели на него так, будто он был диковинной зверюшкой.
- Смотри-ка, офицеришка гуляет! - сипло произнес один из коренастых, перегораживая дорогу, - Такой ранешний. Из клуба, штоль?
Штабс-капитан попытался обойти их, вежливо пробормотав:
- Пропустите, пожалуйста. - но его слова никто не собирался воспринимать всерьёз.
- О-о! «Пожалуйста»! - передразнил второй, и его рука, тяжёлая и шершавая, легла Черненко на грудь, - Шикарно одет, а пахнет… непонятно чем. Чай, кошелёк при нём?
- Дай на пропивку, чиновник! - просипел тщедушный, подходя вплотную.
Капитан оттолкнул руку.
- Ах, ты так! - раздался возглас.
Первый удар пришёлся под дых. Воздух с шумом вырвался из лёгких, мир вокруг закружился. Тут же последовал удар под ноги. Он рухнул на мокрый булыжник, ударившись головой. Тут же на него обрушился град пинков. Грубые сапоги с подковами били по рёбрам, по спине, по ногам. Он слышал хриплое дыхание нападавших, их улюлюканье, скрежет сапог по камню.
- Шерсти его, Ванька, ищи золотые часы!
Чьи-то цепкие руки рылись в его карманах, вывернули их. Но там ничего не было.
- Смотри, нету ни фига! - донесся удивленный возглас.
- Да брось, потом разберём! Тащи китель, ткань хоть куда!
С него стащили китель, сорвали широкий ремень, который они, видимо, приняли за невиданную роскошь. Он лежал, прижавшись щекой к ледяному, мокрому камню, и видел в тумане всего в сантиметре от своего лица чью-то старую, размокшую афишу. Полустёртые буквы складывались в слово «Балет… Мариинский театр… 1913 год».
1913-й. Ледяной ужас, пронзивший его, был острее боли.
- Ладно, будет с офицеришки! - скомандовал старший, - А то городовой с Лиговки скоро появиться должон.
Удары прекратились. Он слышал, как их шаги затихали в тумане, уносясь обратно в подворотню, на свою Лиговскую улицу, в своё время. Их смех растворился в белой пелене. "Надо было бить первым..." - вдруг мелькнула запоздалая мысль.
Черненко лежал, не в силах пошевелиться. Каждый вдох отдавался огненной болью в груди. Туман зализывал его раны холодными языками. Где-то вдали, едва различимо, пробили куранты. Он не знал, Петропавловской крепости или городской Думы. Он знал лишь одно - он остался один в холодном, жестоком и абсолютно чужом 1913 году, избитый и ограбленный, на мостовой возле Лиговки.
        И вдруг раз - и в кровати, задыхаясь от боли. Он встал, пошатываясь. Осторожно ощупал себя. Рёбра, как будто целы. Но на груди… На груди наливались два внушительных размеров синяка. Черненко осторожно вздохнул. Дышать было больно, но терпимо. Он подошёл к зеркалу. Оттуда на него глянула помятая серая физиономия.
- С этим надо что-то делать. – негромко сказал Черненко своему отражению.
Смартфон тихонько тренькнул входящим сообщением. Черненко машинально взял его и провёл пальцем по экрану. Сообщение было от жены. Она сообщала о своём приезде.
- Час от часу не легче.
Нет, жену он любил и был рад её приезду, но как ей объяснить вот это вот всё?

                *    *    *
- Значит, говоришь, сны тебе снятся. – произнёс Черненко.
- Эгеж. – с готовностью кивнул Степанко.
- И часто?
- Нiц. Два, або три раза.
- И что же тебе снилось? Запомнил?
- Лабiрiнт. Ну и оце мiсто москальське. Чудове. И усе.
- И давно у тебя такое?
- Та як з в’язнiци втiкли. Попершi було пiсля того, як мы у одному селi мало у засiдку не потрапили. Я тогди знайшов оцей камень блiскучий.
- Ах вот как! И что потом было?
- Та ничого. Тiльки бонвiван вiд нас втiк. Вони з Мiкко побилися. Бонiван ще кричав, шо царя росiйського треба вбити.
- Ах, даже так! Так почему его бонвиваном-то звали?
- Та вiн у театре працював.
- Актёром, что ли?
- Нiц, дiрiжёром. Його Никита клiчуть. А бонвiван – це саме також зрадник.
- Интересная точка зрения. А подрались они из-за чего? Из-за камня?
- Не вiдаю. Може, йому теж сон якойсь приснився. Мiкко говорив, що йому сни снилися. И що оцей камень iншепрiлетянi злишiли на Землi.
- Инопланетяне, говоришь? А что ещё этот твой Микко говорил? До чего ещё додумался? И, кстати, где он?
- Та говорив, що сни якось зв’язани з тiм камнем. А куди його Горiясний приказав увестi- не вiдаю. Ми як прийшли до нiх, вiдразу нас знов у в’язнiцю вкiнули. Пороз друг вiд друга.
Черненко задумался. Значит, выходит, сны как-то связаны с этим странным камнем. И видят их те, кто с этим камнем взаимодействовал – держал в руках, или просто находился рядом. Но вот каким образом и почему так происходит? Почему люди оказываются именно в этих местах в своих снах? Или это не сны?Выходит, что, всё же, не сны.
«Сон есть не сон, а не сон есть сон» - вдруг вспомнилась ему услышанная где-то когда-то давно фраза.
- А родители твои где? – спросил он.
- Татко загиб, його на лесосеке смерекой розчавило, а мамку разом зi мной заарештували, але потiм мене забрали, а вона у камерi залишилась. Та бiльш я ii не бачiв. I не вем, що з неi, та де вона е.
Степанко помолчал немного и добавил:
- Мамку жалко. Та братку з сестрой.

                *   *   *
           Их гнали, как зайцев и они бежали. Перебраться на российский берег Ворсклы не удалось и теперь они пробирались к Днепру. Данапори, как называли его в Порутаве, был ещё одной пограничной рекой. По ней Ёсидо решил сплавиться вниз, до русского Екатеринослава. План был рискованный и со многими «но», однако, другого выхода у них не было. Обложили их плотно. Ёсидо повезло – на окраине Дзикай им удалось угнать машину и доехать почти до Хорори, где у них закончилось топливо. Транспорт пришлось бросить и идти пешком. Они уже почти поверили, что оторвались от преследования, когда в одном из посёлков почти нос к носу опять столкнулись с Васькой-Якутом. Тот сделал вид, что их не узнал, но у парочки уже не было сомнений – Якут вовсе не тот, за кого себя выдаёт. Поэтому планы пришлось менять на ходу и вместо того, чтобы от Хорори повернуть на юг, к Данапори, пришлось резко изменить маршрут и двигаться на Рюбни, благо подвернулась подходящая машина. Водителя Ёсидо просто выкинул вон по дороге. Машину опять бросили на окраине, добравшись до Рюбни. А там, в Рюбни, им удалось пробраться на вокзал и сесть в поезд до Киева.
- В Киеве нас вряд ли будут искать. – сказал Ёсидо, - Они думают, что мы будем на русскую сторону прорываться. А мы пойдём на запад, а не в Россию.
- А что в Киеве? – спросила Йоко.
- Там разберёмся. Но если туда ходят поезда, то не всё так плохо.
Но везение на этом закончилось. По вагонам пошли контролёры.
Изловленных безбилетников торжественно ссадили на ближайшей станции, дабы препроводить в полицейский участок. Улучив минуту, Ёсидо оттолкнул ближайшего к нему контролёра и рванул с места. Йоко бросилась за ним и дальше они просто неслись куда-то, не разбирая дороги. После этого было решено раз и навсегда избегать любых мест, где могут быть люди.

                *    *    *
       Лёгкое головокружение сменилось тошнотой, а потом ледяным уколом в лёгкие. Воздух. Он был совсем другим. Пах углём, неочищенными сточными водами и чем-то сладковато-пригорелым — то ли махоркой, то ли дешёвым самогоном.
Марку опёрся о шершавую кирпичную стену, стараясь отдышаться и унять головокружение. Совсем недавно он засыпал под очередным кустом, пробираясь в сторону Киева по территории бывшей Украины. И вдруг - тьма, головокружение и вот это. Опять сон, который не сон.
Он огляделся. Узкая, грязная улица. Кривые двухэтажные дома с облупившейся штукатуркой. Деревянные мостки вместо тротуара. Из открытого окна доносилась ругань и плач ребёнка. Где-то далеко слышались удары по металлу — там, видимо, был завод, или кузница. Где же он на этот раз? И уж точно не в своём времени.
Он жадно и с интересом огляделся вокруг, подмечая детали окружающего пейзажа. Чугунная табличка на углу дома: «Лиговская ул.». Это же Питер. Район Лиговки. Но какого времени? Этот город был… живым, грязным, дышащим вонью и нищетой. Марку двинулся на звук заводских гудков, надеясь выйти к более широкой улице, чтобы сориентироваться, лихорадочно пытаясь сообразить на ходу, почему он здесь? Какой год? Явно что-то времён первой Российской Империи, той, которая была ещё до Революции. И явно до Великой войны, которая станет Первой мировой. Какое, однако, унылое место! Парадокс - Империя на пике величия и тоскливая нищета на окраине столицы. Может, это и было причиной последующих исторических потрясений?
Его невесёлые мысли прервали звуки из подворотни - приглушённые удары, хрип, причмокивающие звуки, знакомые до жути. Звуки жестокого избиения кого-то. Шакалёнок замедлил шаг и замер в тени. В глубине двора, возле ржавой водосточной трубы, трое парней в мятых, кургузых пиджаках и картузах избивали человека. Жертва была в форме, похожей на военную, но без погон, что-то вроде солдатской или юнкерской. Один бандит держал его сзади, второй методично работал кулаками по животу, третий, щуплый, с хищным лицом, обыскивал карманы.
Поменялось столетие, а ничего не меняется... - мелькнула в голове холодная отстранённая мысль. А память услужливо подкинула почти забытое: «ГОП – сокращённо от "Городское общество призора", было образовано в конце девятнадцатого столетия, как приют для детей-сирот, нищих и бездомных бродяг. Им предоставляли пропитание, давали одежду, собранную благотворителями, пытались даже давать образование и какую-то профессию. Но окрестности ГОПов страдали от краж и разбоя. Местные жители называли их гопниками. Вот именно эти типы, как раз, и метелили кого-то тяжёлыми сапогами на земле.
Рука инстинктивно потянулась под одежду, к кобуре, но там ничего не было. Да и стоит ли вмешиваться? Его миссия, его парадоксальное появление здесь - явно часть чего-то большего, чем уличная разборка. Вмешательство могло вызвать непредсказуемые последствия. Поднять шум, привлечь городового, значит потерять время, возможность, а главное - вероятность остаться невидимым наблюдателем. Память о событиях прошлых снов говорила о том, что получив кулаком в нос здесь, после сна синяк обеспечен. Он видел, как щуплый гопник шарит по карманам жертвы, ища кошелек и ухмыляется. Человек на тротуаре бессильно обмяк. Марку стиснул зубы. Ситуация и инстинкты диктовали ему действовать. Трое против одного - для него это не бой, а разминка. Но он не двинулся с места. Агент должен быть холоден, иметь машинную логику и просчитывать последствия. Он не судья и не мститель. Он инструмент. Он должен понять, зачем он здесь.
Развернувшись, Шакалёнок твёрдым шагом пошёл прочь от подворотни, оставил за спиной хрипы и глухие удары. Его цель была в центре. К Невскому. К Зимнему. Туда, где бился пульс Империи.
По мере движения убогая Лиговка с её вонью и копотью стала отступать. Появились каменные особняки, первые прохожие этого туманного утра, дамы в огромных шляпах, господа в котелках. Зазвучали другие звуки - скрип колёс пролёток, мягкий стук копыт п выложенной торцами мостовой, торопливая русская и французская речь. Он шёл, впитывая всё, как губка. Его ум выстраивал различные гипотезы. Судя по газетам на тумбах - это 1913-й. Санкт-Петербург. Возможно, точка бифуркации, момент принятия ключевого решения? Или, быть может, здесь, сейчас, находится кто-то, чьи действия в будущем изменят ход истории? Его задача наблюдать? Или предотвратить?
Он остановился на Дворцовой площади, не доходя Александровской колонны, глядя на красивое даже этим мерзким утром здание Зимнего дворца, цвета охры и белого, под холодным осенним солнцем. Здесь была власть. Здесь принимали судьбоносные решения.
И вдруг его осенило. Он думал о глобальном - о войне, о революциях. А ответ, быть может, лежал в частном? В той самой подворотне? Тот человек в форме. Без погон. Значит, не служащий. Юнкер? Отставник? А что, если этот избитый - не случайная жертва? Что, если он должен был что-то сделать, куда-то дойти, что-то передать, но не дошёл? Обычное уличное преступление, ставшее той самой бабочкой, взмах крыльев которой…
Марку резко обернулся и посмотрел в сторону Лиговки, туда, откуда пришёл. Но понял. Опоздал. Он был отправлен сюда не для того, чтобы созерцать великие события. Его отправили в самое гнилое, самое тёмное место имперской столицы, чтобы увидеть ту самую нить, которую предстояло либо оборвать, либо спасти.
И теперь ему предстояло вернуться. Но в этот самый момент...
- Смотри. Тут под кустом человек спит какой-то... Ой!!! Я его знаю!!!

                *    *    *
        Разговор вышел странным. Соло думал, что он всё расскажет о Марку и сразу же что-то случится, все забегают, его друга станут искать и спасать. Но сидящий напротив офицер разговаривал с такой ленцой, что хотелось встать и бежать из этого кабинета. А потом он начал задавать вопросы...
- Как давно вы знаете человека, о котором хотите сообщить? Что вы делали двадцать восьмого числа с восьми до одиннадцати? Когда вы договорились с матерью о визите ко мне? Почему вы считаете, что ваше сообщение столь важно для нашей организации? А сколько...
Вопросов было много и большая их часть совершенно не касалась Марку. Почему? Разве это не важно? Но вопросы плодились и плодились. И отвечая на них Соло подумалось: " Это какая-то DdoS-атака!" Но ведь он умеет бороться с такими видами киберугроз. Значит и в простом разговоре такое возможно. Всё как по учебнику: фильтрация трафика, ограничение скорости, временное перенаправление трафика. Ну, попробуем...
- Простите, я не совсем понял...
- А можно повторить вопрос, я не расслышал...
- Нет, это не ко мне вопрос...
- Я не знаю. Но если предположить, что...
Деваться то было некуда. Без подписи в пропуске его даже из здания не выпустят. А ведь могут не выпустить и совсем. Соло похолодел, сбился с темы допроса и полностью замолчал. Офицер напротив тоже примолк, что-то записывая в стоящий перед ним на столе гаджет. Наконец он поднял глаза:
- Ну? Что ещё вы можете сообщить нам по этому делу?
- Помогите ему, пожалуйста. Я вас очень прошу.
- Несомненно. Ваша информация очень ценна для нас. Наверное, Вы устали и хотите домой?
- Да. Если можно. - совсем тихо сказал Соло.
- Давайте ваш пропуск.
Казалось бы, чего проще, поставить подпись на бланке и попрощаться. Но офицер положил перед собой пропуск и стал пристально смотреть на Соло. Минута, другая... Дзенилевский покрылся холодным потом. Опустил голову и ощутил, что глаза предательски щиплет набежавшей слезой.
- Вы понимаете, что ваш визит сюда станет для Вас определяющим Вашу судьбу? Ваши друзья, ваши родственники... Все они, узнав об этом, отвернуться от вас.
- Что же делать? - почти прошептал Соло. Подкативший к горлу ком мешал говорить.
- Уже поздно что-либо делать. - жёстко сказал офицер. Потом помолчал ещё немного и наклонив голову негромко сказал, - Но есть способ...
- Какой? – всхлипнул Соло.
- Мы с вами подпишем некое соглашение. Вы не рассказываете о нас никому. Мы, соответственно, тоже. Но вы ведь понимаете, что за это вам придётся...
- Что?
- Не пугайтесь. Никаких подписей кровью мы у Вас требовать не станем. Вы продолжаете жить обычной жизнью. Мы иногда будем к Вам обращаться с маленькими просьбами. Вы не военный, не спортсмен, поэтому никакого экстрима. Всё в рамках того, что Вы умеете. Умеете вот Вы с компьютерами и прочими железками обращаться на отлично. Вот мы у Вас будем брать консультации по этим вопросам, не более того.
- Вы предлагаете мне на Вас работать?
Офицер слегка кивнул. И Соло быстро-быстро закивал в ответ. Что угодно, только бы отсюда выйти поскорей!
На столе перед Соло, как будто из воздуха, материализовалась бумага с напечатанным текстом.
-Подпишитесь вот тут, тут и на последней строчке, пожалуйста. Отлично. Вот Ваш пропуск. Можете идти. Спасибо за визит к нам. Всего хорошего.
- Дддо свиддания... - заикаясь ответил Соло.
И только оказавшись дома Соломон Дзенилевский разрыдался. Он плакал, как маленький и никак не мог успокоиться. Ему казалось, что произошло нечто ужасное, что жизнь его больше никогда не станет прежней.
«Пусть бы он сам разбирался!» - мелькнула предательская мысль, - «Да, сам! Он связался с этими… А я…»
Но дело было сделано.

                *    *    *
- Так, мазурики! Раз мы теперь вместе идём, то давайте собирайтесь, пора вдвигаться. - Марку стал тушить небольшой костерок, вокруг которого они завтракали. Конечно, завтраком это можно было назвать с натяжкой. Кружка чая из трав, собранных на поляне, и пару сухарей на всех.
Ёсидо со своей подругой нашли его, когда он валялся под кустом на одной из ночёвок. Самое странное, что в таком состоянии он провёл ровно сутки. Сопоставив позже даты, Марку пришёл к выводу, что тот сон, про Петербург 1913 года был неправильным. И даже очень. Неизвестно почему, но он проспал намного дольше, чем обычно. Хотя с детства всегда контролировал время подъёма. Как будто в голове есть невидимый будильник. А тут... Хотя одно предположение у него было. Мысль мелькнула ещё во время сна. Он внезапно понял, что сделал ошибку, когда не помог  тому человеку в подворотне. Возможно, именно из-за этого сон его и не отпускал. А после голова раскалывалась от боли. Вполне возможно, что сработал так называемый "день сурка". Это когда действие зацикливается во времени пока не разорвёшь течение его одним "правильным" моментом. Видимо так и случилось. И с содроганием он думал о том, что принесёт ему следующая ночь. Так что, спасли его или погубили эти японские влюблённые, ещё не понятно.
- А вы нас, правда, доведёте до Киева? – спросила Йоко.
- Да. – буркнул Марку. Говорить не хотелось. Каждое произнесённое слово отзывалось головной болью.
- А как там в Киеве? Говорят, от него ничего не осталось, сплошные развалины. – не отставала она.
- Нет. - односложно отвечал Марку, стараясь не сбиться с шага. Голова продолжала болеть. Боль пульсировала внутри, как будто кто-то, или что-то там, в голове, хотело пробить черепушку и вырваться наружу. Но ни Ёсидо, ни его подружка не обращали внимания на его мрачный вид, продолжая болтать обо всём подряд.
- Но поезда ведь ходят. – возразил подруге Ёсидо.
       А потом они увидели его. Из-за поворота дороги показался путник, идущий по обочине им навстречу. Тёмная неприметная одежда, низко надвинутый на голову капюшон, небольшой рюкзак за плечами. И видно было, что идёт человек уже давно.
- Ну-ка на обочину и чтоб ни звука. - тихо сказал спутникам Марку, сжав в кармане нож. Они остановились. Но и человек впереди так же остановился. Никто не решался на сближение. Но сворачивать с дороги было бы глупо. Поэтому Марку медленно пошёл вперёд. То же самое сделал человек в чёрном. Некоторое время они просто молча фехтовались взглядами. Марку рассматривал незнакомца: чуть выше среднего роста, обычное славянское лицо, но явно не местный уроженец. Тогда кто? Марку осторожно шагнул вперёд. Незнакомец сделал то же самое. Когда до него оставалось меньше метра, Марку остановился. Незнакомец тоже встал на месте.
- Кто такой? – спросил Марку по-русски.
- Иду в Киев. – просто ответил путник.
- Так он же в другую сторону! – удивился Марку.
- Значит, я заблудился? – простодушно удивился незнакомец. Сказано это было с таким детским удивлением, что Марку невольно прыснул.
- Кто такой? – спохватившись, повторил он.
… А потом они сидели на небольшой полянке, и Жан рассказывал свою одиссею.
… Он отправился искать доктора Росу. Её телефон не отвечал, потому что в Сеговии уже несколько дней не было сотовой связи. И вообще никакой связи. Городская телефонная линия тоже была отключена. Не было интернета, электричества, не работал водопровод. В городе шли уличные бои, обе конфликтующие стороны каким-то образом заполучили оружие – и пулевое, и даже бластеры. Полиция ничего не могла сделать, но армия на подмогу, почему-то, не подходила. Вскоре Жан понял, почему – из-за отсутствия связи и ещё – позвать на помощь было просто некому. Все органы власти были парализованы. Полицейское управление было разгромлено и горело, когда Жан до него добрался. И оттуда, из пламени, слышались крики и вой сгоравших заживо людей.
     Он не нашёл Росу, а когда вернулся, увидел, что и клиника дона Филипе тоже была разгромлена и горела. Самого дона Филипе нигде не было видно, но какая-то женщина, из тех, кто укрывался в здании клиники, сказала, что доктора застрелили сразу же, едва погромщики ворвались в здание. Кто это был, она так и не поняла, но смогла вырваться из дома и спрятаться в подвале неподалёку. Жан понял, что нужно бежать. Жители города, не участвующие в столкновениях, женщины и дети, главным образом, всеми силами старались выбраться оттуда. Но это было опасно. Любую машину могли запросто обстрелять и сжечь, не глядя на то, кто в ней находится. Жану часто попадались разбитые сожжённые авто с телами убитых людей внутри.
Ему повезло. Он сумел найти брошенную машину и даже завести её и мысленно возблагодарил монахов, научивших его водить машину, когда он жил в монастыре после побега. В монастыре был небольшой грузовичок, подаренный каким-то благотворителем, на котором монахи возили всё необходимое. Теперь Жан отчаянно жалел, что ушёл из монастыря и вообще отправился бродить по свету. Больше всего ему теперь хотелось опять оказаться за стенами обители, жить там трудником, помогать монахам, а по вечерам вести неспешные беседы, попивая ароматный чай из трав.
Он сумел добраться до Мадрида, но в сам город попасть не удалось – опасаясь, что беспорядки перекинутся из Сеговии в столицу, власти перекрыли все въезды и выезды. Уговоры и заявления о том, что он российский подданный не возымели действия. Он поехал на север, в сторону французской границы. Ехал, пока не кончилось горючее. Заправиться у него не было денег и он бросил авто и пошёл дальше пешком. Несколько раз его подвозили случайные люди. Так он добрался до Памплона. В Памплоне было российское консульство и торговое представительство, но попал туда Жан не вовремя. Оба ведомства спешно эвакуировались – накануне в Памплоне тоже прошли беспорядки, которые грозили вспыхнуть опять.
- Не обессудьте, молодой человек! – сказал Жану консул, - Помочь Вам я бы всей душой, но…
- И даже с собой не возьмёте? – обескураженно спросил Жан.
- А впрочем… Постараюсь что-то сделать.
         Максимум, что смог сделать консул – это ссудить Жана деньгами. Аэропорт Памплоны был закрыт, все рейсы отменены, для эвакуации дипломатов и их семей прислали военно-транспортные самолёты, и лишних мест в них не было.
- И давно ты так путешествуешь? – спросил Марку.
- Года полтора.
- Полтора года из Испании топаешь? – изумился Марку.
- Нет. Из Испании чуть больше месяца. Я в разных местах был. Сначала по России поездил, потом в Европу решил. Зря решил.
- А занимаешься чем?
- Всем понемногу. – уклончиво ответил Жан.
- А конкретно?
- Могу копать. Могу не копать. – неумело попытался отшутиться Жан, - Определённой специальности нет.
- Понятно. – фыркнул Марку. Он немного подумал. – Ладно. До Киева доберёмся вместе, а там видно будет.
      Зачем им всем нужно в Киев – никто из них, пожалуй, ответить бы не смог. Просто Киев был первым крупным и относительно спокойным городом, неким символом, точкой в системе координат. Оттуда, как им казалось, было проще добраться до конечной цели их путешествия – до России.

                *    *    *
      Боль была всепроникающей, тупой и крайне неприятной. Черненко пытался вдохнуть полной грудью, но рёбра отвечали резкой, колющей вспышкой. Он лежал, уткнувшись лицом в грязный заплёванный булыжник, и слушал, как город постепенно просыпается. Где-то очень далеко звякнул колокольчик конки, послышались отрывистые возгласы извозчиков, заскрипели ворота дворов-колодцев. Туман по-прежнему висел непроглядной пеленой, но в нём уже чувствовалось движение. Мысль о том, чтобы подняться, казалась невыполнимой. Страх парализовал сильнее побоев. 1913 год. Этот вихрь в голове не утихал. Он был в ловушке. В ловушке без денег, без документов, избитый и абсолютно одинокий в имперской столице накануне мировой войны и революции. Наконец, он, всё же, нашёл в себе силы подняться и сесть, опершись спиной на стену дома. Из тумана, словно призрачный корабль, возникла высокая, прямая фигура. Штабс-капитан зажмурился, ожидая новых ударов. Но шаги были не похожи на грубый топот лиговских хулиганов. Это был чёткий, размеренный шаг, уверенный и твёрдый. Фигура остановилась рядом с ним, отбрасывая размытую тень в молочной дымке.
- Good heavens! What a dreadful occurrence! - раздался густой, с заметным шотландским акцентом баритон. Черненко приоткрыл один глаз. Перед ним стоял мужчина в безупречном длинном пальмерстоне и котелке. В руке он держал трость с серебряным набалдашником. Его рыжая борода клинышком и густые усы казались самым ярким пятном в этом сером утреннем мире. Незнакомец наклонился, и его пронзительные светло-карие глаза с любопытством и искренним участием осмотрели скорчившегося на тротуаре. - Sir, вы нуждаетесь в помощь? Это нападений? - спросил он, на этот раз медленно и чётко, стараясь говорить понятно, видимо, полагая, что иностранца так будет понятнее. Черненко кивнул, с трудом приподнявшись на локте. Боль пронзила бок, и он застонал. - Хулиганы… с Лиговки… - просипел он. – Местная шпана…. Шотландец нахмурился, не поняв половину слов, но уловив «Лиговка». Он многозначительно покачал головой. - Ah, the Ligovka quarter. A most unsavoury place. Бандитс. Ви может вставать? Он протянул руку в замшевой перчатке. Его хватка оказалась на удивление сильной. Опираясь на незнакомца и приглушая стоны, штабс-капитан кое-как поднялся на ноги. Мир поплыл перед глазами. - Мне… мне нужно в больницу. Или в полицию… - пробормотал он.
- The police? - шотландец усмехнулся, поправляя котелок, - I doubt they’d be of much use for a gentleman in your… predicament. Besides, you look as if you’ve seen a ghost. A strong drink is what you need. And a story. I am a fervent admirer of stories.
- Не совсем вас понял.
- Вам надо drink. И я послушать вашу историй. Как это… С большим удовольствие!
          Он поддержал Черненко под руку и повёл, почти поволок, по улице. Его уверенность была заразительна. Они свернули в первую же распахнутую дверь, откуда пахло кухонным жаром, жареным луком и пивом. Это был небольшой душный трактир. Шотландец усадил Александра за липкий столик в углу и жестом приказал половому принести выпить, весьма выразительно изобразив исконно русский жест – щёлкнув себя по горлу. Половой усмехнулся и вскоре принёс небольшой графинчик с наливкой. Выпив вполне сносного качества смородиновую наливку, штабс-капитан почувствовал, как по телу разливается тепло, немного приглушая боль. Он понимал, что выглядит ужасно - лицо в ссадинах, кителя нет, галифе порваны и испачканы в грязи. И он был благодарен этому странному человеку за элементарную заботу.
- My name Алистер Стюарт, - представился шотландец, отпив из своей рюмки и с любопытством разглядывая своего нового знакомого, - А вы, sir, не… как это по-русски… не тутышний? Не отсюдний?
- Нет, я русский. Штабс-капитан Черненко… Но почему вы сделали такие выводы? — выдохнул он, понимая, что правда звучит безумнее любой выдумки,- И я… из будущего.
         Он ожидал смеха, недоверия, снисходительной улыбки. Но Стюарт лишь поднял густые рыжие брови, его глаза загорелись азартом.
- Future? How tremendously fascinating! Телепортация? Машина времени? Я читал роман господина Уэллса! Неужели это возможно?
         Эта реакция была настолько неожиданной, что Черненко растерялся.
- Я не знаю как. Я просто очнулся здесь. В Санкт-Петербурге. В 1913 году.
- Splendid? - воскликнул Стюарт, хлопнув ладонью по столу, - Ээээ… Сон? Просто сон! Я всегда знал, что в этом городе возможна любая магия! Это знак!
- Знак? - непонимающе переспросил штабс-капитан. Стюарт наклонился через стол, его голос понизился до конспиративного шепота, хотя вокруг никого не было.
- Видите ли, my dear friend из грядущий, я прибыть in Санкт-Петерсбург с великой target. Propose, если я мочь так сказать! Это, многие сочтут… как это по-русски…дерзкой. Я намерен добиваться руки одной person. Высокой особы. - он сделал паузу для драматического эффекта, - Ее Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны.
        Черненко от изумления забыл о боли. Он уставился на шотландца, пытаясь понять, не ослышался ли он, а может, голову при падении повредил сильнее, чем думал.
- Жениться? – на всякий случай решил уточнить он, - На дочери Николая Второго? Но… это же невозможно!
- В мире нет impossible для человек с неколебимой target и моё генеалогическое древом! - пафосно заявил Стюарт, - Мой род был королями Scotland и восходить к Роберт Брюс! Мы не менее знатны, чем все эти немецкие prince, коими кишит двор. Я иметь… как это по-русски…план! И этот план безупречен: я попросить представить меня ко двору и войти в доверие к царь Николай Второй, Я представить ему своё генеалогическое древо как потенциальный как это…suitor, продемонстрировать преданность империи… Мои предки были короли! На конце концов! Ваш царь жениться на внучке queen Victoria!
          Штабс-капитан смотрел на него с растущим ужасом. Он-то знал, что ждёт августейшую семью и империю. Он знал страшный конец, который наступит всего через четыре года. Этот эксцентричный, наивный и безумно храбрый шотландец шёл на верную гибель, даже не подозревая об этом.
- Послушайте, мистер Стюарт… Алистер… - заговорил он, запинаясь, - Вы не понимаете. Вам нужно уезжать. Сейчас же. Как можно скорее покинуть Россию. Шотландец откинулся на спинку стула и рассмеялся.
- Бойтесь, что меня постигнет участь Лжедмитрий? Или что царь прикажет своим cossacks выпороть меня? Nonsense! Любовь победит всё!
       Он говорил с пылом романтика, не ведающего о будущих пулемётах, расстрелах в подвале и железном веке, полном мировых войн, который уже поднимался над Европой. Черненко смотрел в его горящие глаза и понимал, что не сможет его переубедить. Не сможет сказать ему правду. Этот человек жил в иной реальности - реальности рыцарских романов и абсолютной веры в незыблемость империй и монархий.
         В трактир вошёл городовой. Подозрительно посмотрел на избитого Черненко. Стюарт мгновенно преобразился. Он кивнул стражу порядка с достоинством лорда и сунул в его руку золотой червонец. Городовой оторопело посмотрел на жёлтый кругляш в своей ладони, потом козырнул и вышел. Стюарт жестом подозвал полового и расплатился.
- Пойдемте, my friend из будущего. Вам нужно почиститься. – он взял Черненко под руку, - Мой скромный номер в Astoria Hotel к вашим услугам. А по дороге вы tell me… как там, в ваше время? Летающие экипажи? Путешествия на Луну? Они вышли на улицу. Черненко, опираясь на безумного шотландца, мечтавшего жениться на Великой Княжне, и чувствуя на себе взгляды прохожих, шёл по Санкт-Петербургу 1913 года. Туман понемногу рассеивался, и в разрывах уже виднелось бледное северное солнце. И тогда вдруг он начал рассказывать этому странному человеку всё. Всё по порядку, начиная с рокового выстрела в Сараево, ставшего первым выстрелом Великой войны, о революции, о потрясениях, выпавших на долю России. Шотландец слушал, не перебивая.
- Horrible! – воскликнул он, когда Черненко ненадолго прервал свой рассказ, - Значит – их всех killed?
           Черненко кивнул.
- Но тогда! Тогда у нас есть great shance! Мы должны спасать их всех! Я должен попасть во дворец! Я должен просить представить меня царю! Мы пойдём вместе! И вы всё рассказать! Мы должны…
        Черненко печально покачал головой.
- Нет. Я не совсем понимаю, вернее – совсем не понимаю, зачем я здесь, какая у меня цель, но прошлое изменить нельзя. И я… Я должен вернуться туда… На то место, где мы встретились. Простите.
Он торопливо пожал своему новому знакомому руку и, повернувшись, почти побежал в обратную сторону.