Тятя

    Зима в этом году пришла рано, на Сергия уже выпал снег. Он лежал белыми клочками на ещё бодро зеленевшей траве, а высокая крапива стояла у забора, будто обваренная кипятком. Небо, весь день закрытое тучами, к вечеру заиграло красками: яркие  полоски остатков облаков  розовели на горизонте.

- Никак мороз будет, - подумала Нюра. вглядываясь в очертания силуэта мужчины, замелькавшего в конце улицы. Облегчённо вздохнула, когда фигура путника свернула во двор Кудряшовых. Накануне в сумерках приходил отец. Не решаясь войти в чужую избу, он постучал в окно, вызывая дочь выйти к нему. Нюра выбежала во двор, накинув шаль на плечи.
- Тятя, зайди, покормлю тебя, - молодая женщина теребила его за рукав старого зипуна.
- На, Нюронька, тебе принёс, - старик протянул кусочки хлеба, вынутые из холщовой сумки.
Его слезящиеся глаза выражали радость. Целый день он ходил по близлежащим деревням, собирая милостыню. Своей любимице он припас лучшие кусочки.
- Пойдём, тятенька, в избу, - молодой женщине было стыдно за отца, побиравшегося по дворам. С другой стороны ей было жалко его видеть униженным и уставшим.
- Нет, дочка, пойду своих кормить, - развернувшись, отец, обутый в лапти, поковылял, опираясь на падог.

   Нюра долго глядела ему вслед, держа в руках хлеб и смахивая набежавшие слёзы. Она вспомнила, как Илларион всегда хвалил, подбадривал её в любых начинаниях ласковыми  словами. Будучи самой старшей из всех детей, в  десять лет она уже училась пахать землю. Сил не хватало, чтобы удержать гладкие деревянные ручки сохи, подпрыгивающие  на кочках. Лошадка, ведомая под уздцы, Илларионом, резво шла по усаду. Ей было невдомек, как девчушка, обливаясь потом, старалась сильнее нажимать на косулю, чтобы   борозда получилась ровной и глубокой. Оставшись вдовцом в сорок три года и считаясь уже пожилым человеком, он взял из бедной семьи девушку, намного моложе себя.Последний ребенок родился, когда ему уже стукнуло шестьдесят. Из всех пятерых детей, рожденных Дарьей, старик особенно выделял Нюру и Сашу за их трудолюбие.Даже взрослые дети от первого брака старика называли Нюру няней, вечно возившуюся с младшими братьями и сестрами. А ещё за  её отзывчивость, доброту и молчаливость.Шурка с семи лет ходил в подпасках, зарабатывая себе на кусок хлеба. С давних времён жители деревни кормили по очереди пастухов.

    Какая - то напряженная тишина разливалась по всей округе. Молчали собаки, попрятавшись по подворотням, молодёжь не гуляла на околице. Люди сидели по домам, закрыв окна занавесками, а иные - ставнями. Привычная осенняя безмятежность, наступавшая после уборки урожая, была нарушена. А причиной столь непривычного состояния деревенской жизни послужило раскулачивание крестьянских хозяйств. В Заключную приехали большевики – украинцы, которые вначале собирали людей, агитируя сдавать скотину, зерно, собираясь в колхозные общины. Людям, далеко стоявшим от политики, было непонятно, для чего  им нужно нарушать старинный уклад  и не желали нести добровольно своё добро, с таким трудом нажитое, со двора в  коммуну. Чувствуя сопротивление, оказанное местным населением, не верившим в радужные посулы, хохлы вынесли постановление о ликвидации кулацких хозяйств.
Илларион Шульгин, уже находясь в преклонном возрасте, плохо слышал и не понимал, о чем толкуют на собраниях. Деревенские жители шумели, махали руками на непонятный смысл слов приезжих людей, заседавших в президиуме. Устав от гомона, старый человек потихоньку встал с лавки и побрёл домой. Заметив, как покинул помещение человек, большевики расценили это как демонстративной выходкой и внесли Иллариона в списки на раскулачивание первым.

   На следующий день к Шульгиным нагрянули непрошеные гости, пришло несколько хохлов в кожаных куртках. А с ними вместе прибежала и Машка Пеньша, вечно сидевшая на завалинке и плевавшая скорлупки от семечек. В сапогах с налипшей грязью, ввалились в избу. Старший бесцеремонно отодвинув хозяев, открыл сундук и начал кидать в сторону Машки юбки, платья:
- Бери, Маня, носи сряду. Кто был ничем, тот станет всем.
Запыхавшаяся Нюра, переступила порог родной избы и замерла на месте. Опомнившись, бросилась к отцу с трясущейся головой:
- Тятенька, родимый, за что?
Один из чужаков, проходивший мимо неё, зыркнул черными глазами и оскалился в улыбке:
- С какого двора, красавица? Сейчас и к тебе придём.
- С нашего она двора, - отодвинув дочь за себя, заступился хозяин.
- Выметайтесь, избу тоже забираем.
Тут заголосила и запричитала Дарья. Большевик стукнул по портупее рукой и вышел на улицу. На дворе послышалось встревоженное мычанье Зорьки и стук копыт кобылы Забавы. Домочадцы стояли, тесно прижимаясь друг к другу. Братья - Сашка с Костей обняли отца, малые Маня и Наталька ревели в голос, вцепившись в подол матери. Все смотрели на счастливую Машку Пеньшу, перебиравшую ворох шалей и юбок.  Внезапно подняв глаза на хозяев, испугавшись, что отберут, схватила в охапку добычу и опрометью побежала домой примерять обновы, сверкая грязными пятками.

   Нюра до самой глубокой старости помнила эту сцену и никак не могла уразуметь, что вот так просто можно забрать, а, следовательно, украсть чужое добро и радоваться при этом. Отец её учил другому правилу:
- Работать надо, дочка. Чужого брать нельзя. Господь всё видит.
Так жили все в округе. Илларион дружил с отцом Александром Ильинским, служившим в Больших Кемарах. Тот по большим православным праздникам заезжал к ним в гости. Выпив по три рюмочки, закусив осетриной из печи, они долго вели неспешную беседу. Тятенька привозил с ярмарки рыбу после продажи урожая зерна по осени. Несмотря на то, что отпрыск родился в аккурат на Ильин день, второго сына он назвал в честь друга – Шуркой. Ребятишки тихо сидели на печке и слушали их разговор, внимая каждому слову. Отца Александра расстреляли власти в тридцать седьмом году. Впрочем, как и всех священников, дьяконов, псаломщиков, старост храмов Нижегородской губернии.

  После того, как отобрали дом, родители поселились в омшанике – избушке без окон и дверей, врытой наполовину в землю. Раньше тут держали пчёл на зимовье. Сашок уехал в город на заработки.  Нюра к этому времени жила в доме у мужа со свекром и свекровью. Поэтому приютить у себя она никого не могла. Их  семья спешно вошла в колхоз вскоре после раскулачивания брата свёкра – Андрея Кочергина, у которого были в хозяйстве наёмные работники. Андрей сразу же сдал скотину в колхоз и устроился работать на конюшню. В былые времена он участвовал в бегах на Перевозском конном заводе, занимая призовые места. Любовь человека к лошадям была взаимной. В голодные военные годы, продолжая работать конюхом, спасал животину, таская запасы сена из дома. Этому противилась жена Дарья. Её крик был слышен на всю округу:
- Не пущу. Свою скотину скоро нечем будет кормить.
Рослый Андрей молча ставил маленькую аккуратную жену в сугроб, и пока она барахталась в снегу, он скорыми шагами удалялся в сторону конюшни с поклажей, где его ждали. Кони чуяли шаги своего хозяина издалека и тихонько ржали, вытягивая шеи в сторону ворот.
- Ешьте, родимые, ешьте, - раздавал он сено, стараясь никого не обделить. Лошади, с втянутыми животами от голода, старались мордами дотронуться до головы их кормильца, теребили его за рукав, кивали в знак благодарности. А в марте Андрей разбирал крышу избы, стаскивая солому, которую подмешивал в сено для кормежки скотины. Ночи ещё были морозные, дуло с потолка. Дарья опять ругалась, понимая, что бесполезно перевоспитывать мужа, который невозмутимо приговаривал:
-  Скоро весна, трава пойдёт в рост. Дотянем.

   Нюра, нахмурив брови, привычными движениями месила тесто для опары. В люльке закряхтел первенец Юрка, проснувшись от голода. Суровое выражение моментально слетело с лица молодой женщины и она, сполоснув руки, поспешила кормить младенца. Наевшись, тот принялся довольно гулить, пытаясь встать на ещё неокрепшие ножки. Мать тутушкала мальчонку, присев к окну на лавку. Дверь в избу открылась, вошёл Иван. Нюра передала ребёнка свекрови и поспешила к мужу с утирником в руках.  Подавая на стол, она отметила, что глаза Ивана радостно поблёскивают, но выспрашивать первой у человека было непринято. В конце ужина он сам объявил:
- Скоро, Анна, будешь хозяйкой в своём дому. Сегодня лес возили. Тёсу мне выписали. Будем строиться.
- Слава тебе, Господи! - свекровь крестилась на иконы в Красном углу.
Нюра не веря своему счастью, недоверчиво переспросила мужа:
- А не обманут?
- Не должны. Я все-таки бригадиром назначен.

    К весне молодая семья перебралась в свой дом. Радости не было предела: Юрка семенил маленькими ножками по свежеструганным доскам. Его мать белила печь и не знала, как сказать мужу, чтобы забрать родителей с ребятишками к ним в дом. Позволит ли он? Иван сам заговорил, опередив жену:
- Костю вашего определил в бригаду к себе. Авось к осени и твоим справим дом. Лето пока поживут на старом месте.
- Ваня, да разве разрешат?
- Хохлы уехали. Председатель сказывал: «Колхозникам положено жить в домах».
   
    Утром Нюра, едва дождавшись, когда Иван ушёл на разнарядку, подхватила Юрку, и поспешила к родителям. Отец плёл лапти на продажу, пытаясь хоть как-то заработать копейку на жизнь. Поделившись с отцом новостью о скорой постройке избы, она увидела какое- то безразличие в глазах старика, внезапно выпалила:
- Тятенька, я тоже пойду в колхоз роботать. Чем смогу - помогу.
- У нас своё было. Мы чужого не брали.
- Тятя, милай, будет всё новое, не хужее прежнего!
- А будет ли?
Пожилой человек медленно поднял голову и вопросительно посмотрел на повзрослевшую дочь. Сделал шаг и обнял её за плечи. В его выцветших глазах затеплилась надежда. Нюра никогда не подводила его и слов на ветер не бросала. Юрка тут же вцепился деду в бороду.
- Ах, ты - шельмец, - засмеялся Илларион.
Из омшанника выскочили Маня и Наталька, запрыгали около сестры:
- Няня, няня пришла!

     В скорости из города вернулся Сашок, которому не шибко понравилась городская жизнь. Как только вступил в колхоз, правление направило его в районную МТС на курсы трактористов. А в сентябре  колхозники выходили глядеть, как молодой механизатор управляет рычащей машиной, резво бороздящей поля. Старики  удивлённо качали головами, глядя на чумазого парня, ловко крутящего руль:
- Енто кто ж такой бравый?
- Ларивона сын.
Ребятишки носились за железным конём, упрашивая:
- Шурка, прокати!
 До осенних заморозков Шульгины перебрались в новую  избу.