Поэтесса двух земель

Глава первая: Зов далёких полей
Я родилась там, где камни старых замков шепчутся с ветром, а готические шпили пронзают свинцовое небо. Моя Германия, строгая и чинная, вскормила меня разумом, но душа моя всегда томилась по чему-то иному. В книгах, в старых фолиантах, я нашла её — Русь. Не ту, что на картах, а ту, что живёт в песнях и сказаниях. Она звала меня шёпотом берёз и разливом вешних вод. И я, оставив позади привычный уют, отправилась на этот зов, не зная, что ищу, но чувствуя, что лишь там, в этих бескрайних полях, смогу найти себя.


Глава вторая: Чужая средь своих
Русская земля приняла меня, как принимает любого странника: с любопытством и недоверием. Язык мой был чужим, а душа — загадкой. Я видела красоту в каждом резном наличнике, в каждой песне, что пели бабы над рекой. Но и они, и я чувствовали — я другая. Моя любовь, что в Европе считалась вольностью, здесь была тихим грехом, тайной, которую я прятала глубже, чем чернила в своей чернильнице. Я была чужой, и это одиночество стало моим вечным спутником, моей музой и моим проклятием.


Глава третья: Чернильное сердце
И тогда я начала писать. Всё, что я не могла сказать, я доверяла бумаге. Мои стихи были мостом между двумя мирами: строгостью немецкого камня и широтой русской души. В них моя тоска по родине сплеталась с любовью к этой новой, непонятной земле. И в них жила моя запретная нежность, моя любовь, обращённая к той, чьи глаза были синее русского неба. Бумага не судила. Она принимала всё, и в этом чернильном потоке я обретала свободу, которую не мог дать мне ни один из миров.


Глава четвёртая: Поэтесса двух земель
Я не стала русской, но и немкой быть перестала. Я стала поэтессой, чья родина — не на карте, а в строчках, что рождаются из боли и любви. Мой дом — это тишина комнаты, где скрипит перо, и весь мир, от Рейна до Волги, умещается на одном листе. И пусть я вечная странница, пусть моя любовь — тайна за семью печатями. Но в стихах моих две души, две земли, две любви нашли свой приют. И в этом, быть может, и есть моё истинное предназначение и моё горькое, но пьянящее счастье.