театр имени Леси Украинки

20 августа 2013 года
Голос человека, позвонившего в брюссельский офис, был неестественный. Вряд ли  изменен механически, приборы сразу бы уловили, офис был оборудован по последнему слову техники. Обычно так говорят потомки русских эмигрантов в четвёртом поколении, подумал Борис, старательно составляя предложения, без всякого намека на сленг, выдерживая паузы, будто намерены провозгласить новые истины. Ещё так говорили в советские времена западенцы и прибалты, демонстрируя  таким образом, что всё русское, даже обычный разговор, вызывает у них напряжение на грани раздражения.
Борис вслушивался в речь незнакомого абонента лениво, с большим удовольствием он растянулся бы сейчас на кожаном диване в кабинете, за обедом  он выпил лишний бокал пива, но сегодня как назло был вторник, а по вторникам ближе к концу рабочего дня в офис заявлялись военный атташе и советник по культуре. С первым, Колей Алексашенко, Борис был в приятельских отношениях, а вот советник – Сергей Николаевич Копосов, держался подчеркнуто официально, обращался только на вы и требовал такого же обращения к себе. Тридцатилетний молокосос был не из конторских, очевидно, попавший на должность в посольстве по большому блату, про таких обычно шутили - «премьер-министр на вырост». Скользкий  товарищ, поэтому надо быть в форме.
- Вы можете отправить официальное предложение на  электронную почту, - произнёс дежурную фразу Борис, когда незнакомец завис в очередной многозначительной паузе. – Перечень предлагаемых нами товаров и услуг размещен на сайте. Если есть вопросы, готов на них ответить.
- Я прошу о личной встрече, - сказал человек. – Наше предложение имеет деликатный характер. Давайте сегодня в восемь вечера в «Moeder Lambiс». Я буду сидеть за барной стойкой, одет в тёмно-коричневый костюм.
- У нас не приветствуются встречи в клиентами в нерабочее время, - равнодушно возразил Борис.
- Тема чрезвычайно важная, - настаивал незнакомец. – Руководство, без сомнения, оценит ваше рвение.
- Хорошо, убедили, - сказал Борис. – Я подъеду в «Moeder Lambiс» к восьми. У вас будет полчаса изложить ваше впечатляющее предложение.
 - Спасибо! – сказал человек. – Я уложусь. До встречи!
 В полшестого приехал Коля Алексашенко, один, без мутного Сергея Николаевича, советника по культуре вызвали на внеплановое совещание к послу. Они дрябнули виски, по-нашему, без льда и тоника, два полноценных стакана по сто пятьдесят грамм, закусили маринованным огурчиком и бутербродами с копчёной колбасой. Обсудили последние посольские сплетни, минут десять поностальгировали о Родине.
- Типчик один странный мне позвонил, - сказал Борис. – Весь из себя такой  секретный, уговорил на личную встречу. Идти?
- Сходи. Какой-нибудь бывший соотечественник, будет впихивать полную ересь, например, главную военную тайну Зимбабве. Они все почему-то уверены, что у нас денег куры не клюют и мы готовы покупать всякую блевотину. Ты когда в отпуск?
- В декабре, - сказал Борис. – Поедем с Майей в Архангельск, посмотреть, как Ленка с мужем устроились.
- Дивный город, - сказал Коля. – Особенно зимой, ночь, пурга, мороз. Ну, твою дочку и угораздило выйти замуж.
- Везде люди живут, - Борис переменил тему, он был не в восторге от дочкиного замужества. – Как там за бортом?
- Жара, - сказал Коля. – Под тридцать, континентальная, блин, Европа, северная её часть. Везде катаклизмы, и в мире, и в природе.
Наверное, половине населения Брюсселя было известно, что «Галифакс ltd» является подставной фирмой конторы. Официально она занималась поставками всякой дребедени из России: от матрёшек до продукции военно-технического назначения нестратегического характера, вроде брезентовой маскировки и запчастей к бронетранспортёрам. Иногда проходили «чёрные» деньги, в не слишком больших количествах и совсем не часто, чтобы вызвать интерес федеральной резервной системы США.
В конторе «Галифакс» и ей подобные организации называли пренебрежительно – инвалидные дома. Нелегалы, вышедшие в тираж, направлялись на работу в эти фирмы, получив заслуженную почётную отставку. Естественно, только в том случае, если не начудили в странах пребывания по своей основной линии. Такова была договоренность со спецслужбами НАТО, достигнутая после окончания «холодной» войны. Никакой секретной миссии у «Галифакса» не было в помине, ничего противозаконного в текущей коммерческой деятельности, пансионат для ветеранов, привыкших жить за границей и не желающих прозябать на Родине.
Борис Каморзин поселился с женой в Брюсселе и поступил на работу в «Галифакс» два года назад. А ровно за год до этого, накануне его полувекового юбилея, резидентура в Испании, которую он возглавлял почти десять лет, благополучно провалилась. Утечки информации из конторы не было, в Москве всех на уши поставили в поисках крота,  череда нелепых случайностей плюс грамотная работа местной контрразведки, слишком долго для него над всей Испанией было безоблачное небо.
Борису повезло, он просчитал неминуемый крах быстрее испанских контрразведчиков и ушёл по резервному коридору в небытие.
Дома его поведение оценили, в натовских спецслужбах он навсегда остался в графе: шпион несущественного значения. Под своей настоящей фамилией, которой полжизни  пользовался не так уж часто, Борис отправился в Брюссель, торговать русскими сувенирами и прочей чепухой, ездить с женой по выходным на побережье и радоваться жизни в пределах установленной зарплаты.
О зарплате он как раз и думал, подъезжая к бару «Moeder Lambiс». Платили ему достойно, на уровне хорошего европейского менеджера, контора всегда отличалась заботой о бывших. За то недолгое время, пока  отсиживался в Москве после провала, были варианты уйти безопасником в коммерческие структуры, он даже обедал один раз с владельцем небольшого банка. Деньги предлагались большие, чем те, которые в результате он получал в «Галифаксе». Борис поразмыслил некоторое время и отказался: российский бизнес показался ему чахлым,  похожим на кролика, которому жить осталось без году неделя.
"Здравствуйте, Борис Владимирович, - высокий худощавый человек в тёмно-коричневом костюме поднялся навстречу с барного стула. – Олександр Трачук. Здесь поговорим или пересядем за столик?»
Давайте за столик, сказал Борис, хохол, ярко выраженный, славный город Львов или Ивано-Франковск, странно, при чём здесь мы, «Галифакс» с Украиной никаким боком.
- Что будете пить? – спросил Трачук.
- Chivas Regal с Drambuie. Два к одному, со льдом. Здесь знают, - Борис поманил рукой официанта. – Я вас внимательно слушаю, господин Трачук.
- Интересный коктейль, надо запомнить, - Трачук попытался наладить неформальное общение. – Впрочем, сразу к делу. Речь пойдёт о политической ситуации в Украине.
- Тогда вы не по адресу, - сказал Борис. – «Галифакс» - торговая фирма, экспорт-импорт, иногда посредничество в транспортных операциях. Никакой политики.
- «Галифакс» это секрет Полишинеля, вы же понимаете. У нас была возможность навести  справки, Борис Владимирович. После провала в Испании почётная пенсия в Брюсселе, полная тоска. А вы полны сил и энергии, мы полагаем, что  руководство недостаточно вас ценит.
- Мы это кто? – спросил Борис.
- Я представляю группу патриотов, крайне недовольных сегодняшней ситуацией в Украине.
- Продолжатели славного дела Степана Бандеры? – улыбнулся Борис. - Если вас интересуют поставки оружия, мы этим не занимаемся.
- С оружием у нас всё в порядке, - сказал Трачук. – А потом никто и не собирается устраивать партизанскую войну. Те времена давно прошли. Сегодня Степан Бандера это миф, крайне необходимый для консолидации нации. Как там было на самом деле, давно никого не интересует.
- Не вполне понимаю, чем  могу быть вам полезен?
- Ситуация в Киеве близка к взрыву, - сказал Трачук. – Ваш ставленник Янукович оказался настолько бездарным президентом, что против него  даже самые умеренные, пророссийски настроенные либералы. Понятна и дата Рубикона – 28 ноября в Вильнюсе начинается саммит Восточного партнёрства, на котором планируется подписание Украиной Соглашения о ассоциации с Европейским Союзом. Мы не сомневаемся, что правительство Януковича сорвёт подписание соглашения под любым благовидным предлогом.
- Мне позвонить Януковичу? – сказал Борис. – Сообщить, что он редиска?
- Я понимаю, что вам всё равно. Но вы же профессионал, вы прекрасно понимаете, что отказ Януковича от евроинтеграции спровоцирует многотысячные народные выступления. Мы хотели бы избежать советских танков на улицах Киева, как это  было в Праге и Будапеште в прошлом веке.
- Танки теперь не советские, - сказал Борис. – Что конкретно вы хотите от меня?
- Вы близки к генералу Карелину…
- Слышал о таком, - сухо ответил Борис.
- После смерти Черномырдина Дмитрий Емельянович главный эксперт по украинским делам. К его мнению прислушиваются в Кремле, мы не сомневаемся, что  политика, которая проводится сегодня в отношении Украины, делается скорей вопреки его рекомендациям. Мы относимся к нему с очень большим уважением.
- Так обратитесь напрямую, - сказал Борис. – Какие проблемы.
- Мы можем не прорваться через эшелон референтов, - поморщился Трачук. – Нашу информацию могут счесть домыслами националистов. А ситуация действительно сверхнапряжённая, Янукович убаюкивает вашего президента, времени очень немного. Поверьте, если мы не договоримся о согласованных действиях, будут страшные жертвы среди ни в чём неповинных людей.
- Я не вхож в сферы высокой политики, - Борис допил коктейль. – Вам лучше поискать более надёжный контакт на генерала Карелина.
- В конце августа  генерал, как обычно, отдыхает в Карловых Варах, - сказал Трачук. – У нас пустяковая для вас просьба – передать ему эту аналитическую записку. – Он положил на стол кожаную папку.
 - Не обещаю, -  Борис поднялся со стула. – Простите, меня ждёт жена.
Разговор ему не понравился. До *** обо мне знают, следовательно, версия о том, что я малозначительный агент испанской резидентуры, существует лишь в фантазии конторских вождей. Это паршиво, подумал он, хотя сейчас уже всё равно: он списан на берег, и это обидно, хохол точно нажал на болевую точку. Откуда всё-таки знают, он вырулил наконец на просторную дорогу, ведущую в пригород Брюсселя. Откуда, откуда, в украинской эсбэу на четверть, какое там на четверть, на половину бывшие наши. Он вспомнил прочитанную недавно в интернете фразу: «Советский Союз живёт в головах у многих». У меня не живёт, подумал Борис, я большую часть жизни провёл за пределами страны и ничуть об этом не жалею.
Был ли он близок с Дмитрием Емельяновичем Карелиным, в течение двадцати лет являвшимся серым кардиналом пятого главка, лучшим учеником Андропова, блистательно организовавшим знаменитый судебный процесс 1974 года над сыном легендарного командарма Якира, фактически похоронившим диссидентское движение в Союзе?
Старик оказался удивительно живуч, легко вписался в новые демократические порядки и сейчас служил личным советником президента, возглавив особую аналитическую группу. Чем занималась группа, Борис честно не интересовался.
Вопреки распространённому среди сослуживцев мнению, Борис Каморзин не был протеже генерала Карелина. Они трудились в разных епархиях, у Бориса хватало таланта и работоспособности, чтобы обходиться без мохнатой руки. Его жена Майя была дочерью двоюродного брата Карелина, тоже конторского, погибшего на вьетнамской войне, когда Майя ходила пешком под стол. Карелин трогательно относился к дочери брата, опекал её, и когда Майя собралась замуж, провёл длительную и подробную беседу с женихом.
Борис усмехнулся, вспоминая, более трудного допроса, чем тот, который он имел в двадцать один год, в его жизни, пожалуй, больше не было. Допрос завершился положительно, его приняли в семью без оговорок, искренне, когда Борис наведывался в Москву, собирались на даче у Карелина, жарили шашлыки, Ленка привычно называла генерала дедушкой. Рабочие проблемы на  семейных встречах никогда не обсуждались, да и встречи эти происходили не так уж часто.
Дома Борис бегло просмотрел содержание кожаной папки. Текст был лаконичный и, с его точки зрения, довольно убедительный. Суть сводилась к следующему: население Украины, во всяком случае центральной и западной части,  не желает возврата в Советский Союз ни в какой форме, к чему стремится нынешний её президент, активно поддерживаемый окружением Путина. В Украине, в отличие от России, где последние десять лет идёт выбивание почвы из-под ног бизнеса, средний класс чувствует себя вполне уверенно, чтобы диктовать свою волю правителям. Существенна угроза гражданской войны, поскольку население восточной Украины настроено даже не пророссийски, а просоветски, экономически депрессивный  регион живёт сегодня ностальгией о прошлом и случайными заработками гастарбайтеров в той же России. Вывод следовал соответствующий: есть люди, которые готовы развестись с Россией полюбовно, Януковича следует выбросить за борт как хлам, в случае недостижения договоренности драка неизбежна и грозит непредсказуемыми последствиями.
А ведь Янукович действительно дебил, подумал Борис, тем более, бывший бандит. Господи, нашли на кого ставку делать. Он побарабанил по папке пальцами:
- Майя, ты с Дмитрием Емельяновичем давно не созванивалась?
- В конце мая поздравляла с днём рождения, - жена выглянула из кухни. – А что? На ужин будет карп в кляре.
- Ты у меня прелесть, - сказал Борис. – Давай на следующие выходные рванём в Карловы Вары. Там должно быть хорошо, предгорье, и людей немного, конец сезона. Водички целебной попьём, подышим чистым воздухом.
- Поехали, - сказала Майя. – Тебе нужно поговорить с генералом?
- Да, - сказал Борис. – Желательно в неформальной обстановке, без лишних глаз.
- Что-то случилось? – насторожилась жена.
- Нет-нет, не волнуйся. Просто одно любопытное дельце наклёвывается, хочу с ним посоветоваться. А то я, признаться, несколько заскучал матрёшками торговать.
- Я узнаю, когда Дмитрий Емельянович точно приезжает в Чехию. Мой руки и садись ужинать.
31 августа 2013 года
В Карловых Варах была долгожданная прохлада. Этим летом во всей Европе стояла аномальная жара, происходили лесные пожары, телевидение непрерывно передавало сообщения о трагических случаях. Богемский водный курорт сия божья кара миновала, Борис с наслаждением выключил в номере кондиционер и открыл нараспашку окно.
Чета Каморзиных поселилась в уютном отеле «Бостон» в самом центре города, из номера Борис позвонил Карелину.
- Отлично, что приехали, - сказал генерал. – Тебе, насколько я понимаю, надо пошептаться. Я в три часа отправляюсь на послеобеденную прогулку, встречаемся у гейзерной колоннады. А вечером все вместе поужинаем, спроси у Майи, где она хочет – у нас или в ресторане?
Генерал с супругой, Натальей Александровной, в Карловых Варах всегда останавливался   в особняке, числившемуся по мидовскому ведомству.
- Просили узнать, где будем ужинать? – спросил Борис жену.
- В пивном ресторане, - ответила Майя. – Мы ведь в Чехии. И закажем большую жирную рюльку. Ты же не бросишь меня, если я перестану вмещаться в дверной проём.
- Последние тридцать лет только и мечтаю об этом, - Борис поцеловал жену. – Я на прогулку с генералом, в шесть зайдём за тобой.
- Yes, sir! – Майя приложила ладонь к голове. – Я распакую вещи.
В свои семьдесят три Карелин выглядел превосходно, сухопарый, подтянутый, как всегда элегантно одетый, для непосвященных он вполне сошёл бы за пожилого немца с приличным достатком. Лет двадцать назад генерал разом бросил все вредные привычки: пить без повода, курить, шататься по чужим бабам. На тех же непосвященных Карелин производил впечатление человека, довольного самыми малостями жизни.
- Я думал, что ты скуксишься раньше, - сказал генерал после короткого энергичного рукопожатия. – Два года в глуши, в деревне.
– Из всех возможных деревень Брюссель не самая плохая, - сказал Борис.
- Красивый город, - согласился генерал. – Только делать там не хрен. Что за тайна века заставила тебя притащиться к старику, выпивающему галлоны целебной водицы на радость устало ковыляющей чешской экономике?
Борис улыбнулся. Склонность генерала к витиеватым выражениям была ходячим анекдотом в конторе. Они прогуливаются по малолюдной в это время улице Вржилделни.
- На меня вышли украинские националисты. Просили передать аналитическую записку, - Борис показал на папку, которую держал в руке. – Уверяют, что вопрос не терпит отлагательства.
- А-а-а… - без всякой эмоции произнёс Карелин. – Ну и как? Прочитал?
- Прочитал.
- Впечатлило?
- Не моя компетенция, - осторожно сказал Борис. – Но похоже на правду.
- Жопа скоро будет на Украине, - сказал генерал. – Точнее, жопа там уже, а скоро начнётся такая заваруха, что в страшном сне не привидится. Пойдут братья славяне с вилами наперевес друг на дружку.
- То есть вы в курсе ситуации? – сказал Борис.
- В курсе, - сказал генерал. – Записку твою прочитаю с интересом, но не думаю, что узнаю что-то новое. Я, Боря, два года бьюсь с нашими высокими руководителями на предмет «вы чего, ребята, творите, какой к ****ям союз с Украиной, не было его никогда, всё историками придумано, сначала царскими, потом советскими, оставьте вы хохлов в покое, сами разберутся, как им жить». Не слушают, не хотят слушать, манька величкина одолела. Когда эту тяпу маринованную Тимошенко упаковали, я психанул, заявил самому, что отчаливаю на пенсию, карасей сушить, не в моём возрасте баб в тюрьму сажать, пусть молодые советниками поработают, у них ни мозгов, ни совести. Сам попросил остаться, а толку-то что, всё равно не слушают.
Генерал сел на лавочку, расположенную на выступе над Теплой.
- Садись, передохнем. Японцы считают, что вид медленно текущей воды успокаивает дух. Вот я его каждый день и успокаиваю.
Борис сел рядом и закурил.
- Неужели всё так плохо? А общее экономическое пространство? Все же родом из СССР.
- Выросли давно, - сказал генерал. – Штанишки тесноваты. Поздно пить «боржоми», когда Союз развалили. В первые годы после Беловежской Пущи ещё можно было собрать, если бы нашёлся умник, который популярно объяснил, что вместе легче, чем поодиночке. А сейчас поздно, да и не нужно этому никому, кроме очень небольшой группы товарищей на территории, огражденной кремлевской стеной. А эта группа витает в облаках, дело, конечно, увлекательное, только падать больно.
- Я думал, что вы великоросский патриот, Дмитрий Емельянович, - рассмеялся Борис. – За Родину, за Сталина.
- За ***лина, - сказал генерал. –  Я, дорогой ты мой, реалист. Пятый главк, где я имел честь просиживать штаны, с середины семидесятых в ЦК докладывал: если не начинать планомерно, последовательно и без спешки отказываться от социализма, социализм откажется от нас, причём, резко и сразу, в самый неожиданный момент. Что и произошло в августе девяносто первого года. Тебя на родине не было, а я воочию наблюдал. За три дня Советская власть исчезла, будто и не было предыдущих семидесяти лет. Сейчас пытаются телегу в ту же борозду загнать, экономика должна быть государственная, страна должна быть единая, только сам знаешь, история, повторяясь, превращается в фарс. Всегдашняя беда российских правителей: они бегают за фантомами вместо того, чтобы у себя дома делом заняться.
- Что передать украинским товарищам? – спросил Борис.
- Тут надо подумать, - сказал Карелин. – Товарищи тамошние тоже разные и по имеющейся у меня информации не слишком ладят друг с дружкой. Это как раз нормально, когда Януковича ставили, на это, собственно, и рассчитывали, на разброд и шатание в стане оппозиции. К сожаленью, есть дефицит объективной информации, полномасштабной оперативной работы в отношении Украины никогда не велось, я вынужден полагаться на свои источники в эсбэу, а там сейчас такой бардак, что и не знаешь, кому верить.
- Если оппозиции объединяться, то сейчас самое время, - сказал Борис. – Перед этим саммитом в Вильнюсе.
- Правильно соображаешь, - сказал Карелин. – И опыт у них есть, всех тех, кто в 2004 году оранжевую революцию делал, Янукович задвинул. Они ребята не старые, легко не успокоятся, этому дураку с ними поделиться  бы, нет, всё под себя гребёт, в последнее время так безбожно, продажная Ботсвана отдыхает.
- Разве когда ставили, не было понятно, чем закончится? – спросил Борис.
- Понятно было, - поморщился генерал. – Но я тебе уже сказал, меня особо не слушают. Только прибегают, когда заполыхало: «Что делать? Что делать?» Получилось прямо по покойному Виктору Степановичу – «хотели как лучше, а получилось как всегда». У нашего самого высокого изжога на бизнес. Я его понимаю, кому же это ворьё симпатично. Только никакой капитализм без ворья не обходился, первый Рокфеллер по прерии с кольтом скакал, а потомки полсостояния на благотворительность тратят.
- Через двести лет, - сказал Борис. – В нашей стране такими сроками не ориентируются.
- В нашей стране, кажется, уже вообще ничем не ориентируются, - сердито сказал генерал. – Живут как бог пошлёт. Вбили себе в голову, если СССР восстановить с учётом допущенных ошибок, вот оно счастье и наступит при жизни нынешнего президента. А Янукович, как ты понимаешь, очень удачно под эту волну подвернулся. Это, Боря, уже почти идеология, а идеологию аргументами разведки не перебьёшь.
- Вы не будете с ними встречаться? – спросил Борис.
- Пока нет, - сказал Карелин. – Я лицо официальное, советник президента и руководитель особой аналитической группы. Существует негласное указание: никаких закулисных переговоров с представителями оппозиции. А вот ты, пожалуй, с ними подружись. В Киев слетай, с народом перетри, настроения почувствуй.  Бандерам скажешь, что я тебя назначил своим полномочным представителем, обстановку изучить перед тем, как начинать переговоры. Мне знакомство с их средой не помешает, очень важно понимать, с кем и о чем говорить, когда жареный петух в задницу клюнет.
- Они пражских танков боятся, - сказал Борис. – А так абсолютно убеждены, что Януковича скинут.
- На танки наши не решатся, - сказал Карелин. – И времена не те, и душонка хлипковата. Но раз боятся, это хорошо, в любом случае они нам не друзья, а временные союзники. Нет у нас с Украиной общей судьбы, они хотят вернуться в европейскую лакейскую, мы в наших лесах да болотах ковыряться, до скончания веков. Каждому своё! Но самое главное даже не это, есть у меня мрачное подозрение, что ситуация у хохлов может в полную анархию превратиться, когда вообще никто и ничего контролировать не сможет. Вот тогда пожарные и потребуются, улавливаешь мысль?
- Мне оформить отпуск? – спросил Борис.
- Я переговорю с твоими боссами, - сказал генерал. – Скажу, что ты мне на несколько месяцев нужен. С посольскими и конторскими в Киеве не контактируй, я дам  для связи надёжного человека. Толковый хлопец, много лет в конторе, во время перестройки слегка крышей подвинулся, восточными учениями увлёкся, но образумился, слава богу. Зовут Игорь Петрович Гордеев, оперативный псевдоним «Лис». Нечто лисье в его повадках действительно есть, я с ним был однажды в деле, - Карелин достал из внутреннего кармана пиджака фотографию. – Он здесь помоложе, лет на двадцать, но не думаю, что принципиально изменился, обыкновенная неброская внешность. Сейчас  в глубоком резерве, я ему пенсиюшку нелегальную обеспечил, подрабатывает монтировщиком сцены в театре имени Леси Украинки. А так живёт, смотрит, наблюдает, очень проницательный ум у человека. Он будет тебе крайне полезен. Назовёшь ему кодовое слово «Коктебель-82», он сразу поймёт, что к чему.  Ладно, пойдём за нашими дамами, ужинать пора. Как Ленка, не замерзла в своём Архангельске?
- Майя ей звонила вчера. Говорит, что ей там нравится.
 8 октября 2013 года
Четвертая поездка за месяц с небольшим, Борис закончил завтрак в гостиничном салат-баре и с удовольствием закурил, какое счастье, что американские запреты на курение не добрались пока до незалежней Украины. Он остановился в «Премьер-Паласе», по сравнению с брюссельскими ценами расходы в Киеве показались ему смехотворными.
Всё в соответствии с разработанной легендой, он - представитель серьёзной бельгийской фирмы «Галифакс ltd» - приезжает на Украину с целью налаживания европейского рынка сбыта национальной фольклорной продукции. Тема была настолько общей, что позволяла встречаться с самыми разными людьми и интересоваться самыми разными проблемами.
«Принесите еще чашечку «Эспрессо», - попросил Борис официанта. Он взглянул в окно на Крещатик. Киев ранней осенью был удивительно хорош.
Как и предполагалось, Трачук с живостью откликнулся на его предложение изучить ситуацию изнутри.
- Очень мудрое решение со стороны Дмитрия Емельяновича, - сказал украинский патриот. – Мы прекрасно понимаем, что Карелин, занимая должность советника президента, не имеет права вступать в переговоры, но в вашем лице получает необходимые глаза и уши. Для нас тоже удобнее, чтобы наши лидеры не фигурировали в контактах с российскими спецслужбами. Пока, во всяком случае.  Мы сделаем всё необходимое, чтобы вы быстро разобрались в  реальной картине.
- Начнём с азов, - сказал Борис. – Кто вы?
- Я помощник Дмитрия Яроша, он возглавляет блок организаций, которые у вас принято называть праворадикальными. Этот блок является наследником небезызвестных  УНА-УНСО, в эти дни, собственно, происходит окончательное организационное оформление движения в партию. Партия будет называться «Правый сектор», это название не является пока публичным, но для простоты предлагаю им пользоваться.
- Ясно, - сказал Борис. – Вы справа, слева, по всей вероятности, господин Янукович, кто в центре?
- Я не стал бы считать «Партию регионов» левой, - поправил его Трачук. – То, что Янукович использовал ряд советских лозунгов и разыгрывал из себя на выборах десятого года этакого друга донбасских шахтёров, является ничем иным, чем популистской мерой. Не имеющей под собой никакой реальной основы, как быстро показала его практическая деятельность на посту президента, уровень благосостояния населения восточных регионов, на которое он опирается, также стремительно катится вниз, как и во всей остальной Украине. В центре, в рамках парламентской оппозиции, три главные силы – «Удар», «Батькивщина» и блок Петра Порошенко.
 - «Удар» возглавляет, кажется, боксёр Кличко? - спросил Борис.
 - Старший брат Виталий Кличко. Лидером  «Батькивщины» является Юлия Владимировна Тимошенко, как вы знаете, сейчас она находится в заключении в харьковской тюрьме, партией руководит Арсений Яценюк. В предполагаемой коалиции против Януковича, пожалуй, самое заметное место у Петра Алексеевича Порошенко. Он давно в политике, давно в бизнесе, занимал министерские посты, по сути, он главное связующее звено с нашими олигархами. В этом кратком обзоре политической жизни Украины отмечу ещё партию «Свобода», ее позиция ближе к «Правому сектору», во всяком случае, в непримиримом отношении к коммунистическому прошлому нашей страны.
- Спасибо за обзор, - сказал Борис. – Похоже, действительно вокруг господина Януковича одни враги.  Тем не менее, не слишком уверен, что эти силы способны пойти на такую крайнюю меру, как свержение законно избранного президента. Знаете, известная психологическая дилемма: страшно не столько само событие, сколько ожидание его.
- У нас всех есть опыт, - сказал Трачук. – Я имею в виду Оранжевую революцию 2004 года и то, что в результате мы растеряли её достижения. В рамках этого опыта подлинные патриоты Украины сделали очень важный вывод: невозможно усидеть на двух стульях, в этом заключалась базовая ошибка Ющенко и Тимошенко. Украина это не Россия, в Москве этого не понимают или не хотят понять. Не стоит считать нас наивными людьми, евроинтеграция дорого обойдётся нашей стране, но так, в конечном счёте, лучше, чем быть придатком  и жертвой непредсказуемой великорусской политики. Согласитесь, Борис Владимирович, вы у себя дома не знаете, что произойдёт завтра. Мы же хотим жить спокойно, мирно, со своей культурой, со своим языком, как часть цивилизованного мира, и не зависеть от настроений большого дяди. Приехав в Киев, вы сразу в этом убедитесь. Когда вы готовы вылетать?
- Давайте послезавтра, - сказал Борис. – Мне нужно уладить некоторые служебные дела.
18 октября 2013 года
Серега Петрухин орал как резаный. Его истошные крики разносились по театральным закоулкам как глас вопиющего в пустыне.
- Чего вопишь? - сказал Лис с порога,  открыв дверь кабинетика с табличкой "монтировщики  сцены". - Тебя уже у  Марьи Федоровны слышно. Сейчас начальство примчится, трудовую дисциплину наводить. Опять на штраф нарвешься.
- Неааа... - пьяно осклабился Петрухин. - Сегодня прогон, генеральный. Не до нас, театральных пролетариев.
- Ты чего нажрался? - спросил Лис. - Что за праздник?
- Осень,  - меланхолически ответил Петрухин. - Ощущаю давление атмосферного столба на бренный организм. Дай опохмелиться, у тебя есть, я знаю.
- На! - Лис достал из внутреннего кармана куртки плоскую металлическую фляжку. - Всю не выхлестай, еще работать надо.
- Тебя спрашивали, - Петрухин сделал большой глоток, крякнул и потряс головой. - Дядька какой-то. Его Марьфедоровна не пропустила, я к вахте выходил.
- Что за дядька?
- Хрен знает. Примерно твоих лет, на вид солидный, в костюме, в плаще. Просил передать привет из Коктебеля. Сказал, что в девять вечера будет ждать в сквере за театром. А ты когда в Крым ездил, чего-то я не помню?
- Это давно было, - сказал Лис. - В прошлой жизни. Сходи харю умой,  не дай бог на сцену позовут.
- Не позовут, - сказал Петрухин. - У них на последнем прогоне сплошные творческие муки. Скорей бы разошлись, домой охота.
Ровно в девять под мелко накрапывавшим дождиком Лис зашел в скверик. Человек в плаще стоял около неработающего фонтана.
- Игорь Петрович? - спросил человек.
- Он самый, - сказал Лис. - С кем имею честь?
- Борис Каморзин, - представился Борис. - Представитель бельгийской фирмы "Галифакс лтд". Экспорт-импорт сувенирной продукции. Дмитрий Емельянович настоятельно рекомендовал познакомиться с Вами.
- Понятно, - сказал Лис. - Как здоровье генерала? Давно не виделись.
- Держится молодцом. Здесь есть где-нибудь тихое уютное место, чтобы поговорить. Желательно, работающее до поздна.
- Есть, - сказал Лис. - На соседней улице. Владелец в юности трудился официантом  в шашлычной "Риони" в Москве, на Старом Арбате. Название перенял, антураж и атмосферу по мере возможности тоже. Не закрываются до утра.
- Арбатскую "Риони" помню, - сказал Борис. - Студентами часто туда захаживали. Приглашаю. Ужин и выпивка за мой счёт.
Они сидят в легком облаке сигаретного дыма. На столе закуски и бутылка перцовой "Хортицы".
- Хозяин на вентиляции экономит, - говорит Лис. - Хохол, одним словом, жадный.
- Это главная особенность национального характера? - Борис разливает водку по стопкам. - Или  просто расхожий анекдот?
- Анекдот - зеркальное отображение народной жизни. Кто-то из великих сказал, кажется, Гюго. А,может, Лев Толстой. Вопрос - какое зеркало, нормальное или кривое.
- У Вас сократовская манера общаться, - замечает Борис.
- Вы же ознакомились с моей биографией, - говорит Лис. - Хотя склонность к философствованию у меня появилась уже после того, как был дан псевдоним "Лис".
- Да, я в курсе, - сказал Борис. - Итак, Лис, первая и главная моя задача - составить максимально объективную картину происходящего сейчас на Украине. В этом смысле, Вы как человек из самой народной гущи, незаменимы.
- В... - сказал Лис. - В Украине. Скромная и на первый взгляд незначительная замена предлога говорит о многом. Например, о нежелании общества идти по дорожке, проторенной когда-то российским государством.
- Любопытно, - сказал Борис. А оно есть, это общество, на...,  простите, в Украине?
- Скорее да, чем нет. Это можно назвать - эффект девяносто первого года. Появилось поколение, которое выросло или повзрослело в ситиуации, когда границы стали открытыми. Сотни тысяч людей поехали на заработки в Европу. Им там не слишком много платили, но по сравнению с ужасающей нищетой, которая была на родине, эти деньги казались едва ли не манной небесной. А уж про комфортность европейской жизни не мне вам рассказывать.
- Милая старушка Европа, - усмехнулся Борис. - Она не так безобидна, как может показаться на первый взгляд. А негры и арабы, заполонившие старинные города с соборами и дворцами. Современный Лондон по разноцветью лиц больше напоминает Калькутту или Бомбей, чем гордую столицу туманного Альбиона.
- Украинские работяги в Европе на положении работающих туристов, - сказал Лис. - Очень хорошо помню, как один парень из Львовской области рассказывал мне, как он попробовал в Бирмингеме fish and chips. С непередаваемым восторгом на лице. В Бирмингеме он трудился чернорабочим на судоверфи.
- Внешнее благополучие европейской жизни покорило украинские сердца? - с легкой иронией произнес Борис.
- Скорее нашлись люди, которые сообразили, что этот настрой населения можно использовать в своих целях. Украинская элита, как вы понимаете, вся от сохи. Нефти и газа в Украине нет, поэтому возможность быстро набить мошну и свалить на постоянное жительство в Италию или Уругвай мало у кого есть. Доступ к кормушке жестко ограничен, хочешь-не хочешь надо устраивать нормальную жизнь в собственной стране. Именно эти люди стали во главе Оранжевой революции в две тысячи четвертом.
- Что-то у них не слишком получилось, - заметил Борис. - Повторить бутылочку?
- Давайте. Как обычно - роль личности в истории. В Украине в две тысячи четвертом не нашлось безоговорочного лидера, который смог бы точно показать дорогу к светлому демократическому будущему. Слабоваты оказались ребята на кропотливую ежедневную тоскливую работу по созданию независимого государства. В результате всё свелось к выцыганиванию из России энергоносителей и, естественно, к коррупции в невообразимых размерах. Этим Янукович и воспользовался на выборах десятого года.
- А вдруг он действительно достойный лидер? - спросил Борис. - Невзирая на уголовное прошлое. В конце концов, кто в нашей бывшей стране только не сидел.
- На мой вгляд, в восточной Украине к нему так и относятся, - сказал Лис. - Он жлоб по сути, причем это природное, а не разыгранное. И там основная масса населения - жлобы, так что он оказался свой среди своих. Фактически он обещал восточным украинцам возврат в СССР. То, что это невозможно, мало кого интересует. Надежды юношей питают. Особенно, когда юношам за сорок.
- То есть гражданская война в Украине неизбежна? - Борис взглянул на часы, третий час ночи.
- Пока к ней все идет, - сказал Лис. - Готов сделать очень осторожный предварительный вывод: ситуация в Украине пущена на самотек. В Москве почему-то убеждены, что Янукович без проблем справится с оппозицией. Полагаю, банально не хватает достоверной информации. Европейцам и американцам тоже не до Украины, своих проблем хватает, в западном мире,  не очень понятно почему, убеждены, что Украина на самом деле это часть России и не более того. Напрасно, страна с пятидесятимиллионым населением, не самым умным, разумеется, но и далеко не самым тупым, требует к себе более внимательного отношения. Пока же налицо - бардак и кавардак, почти что краковяк. Каждый поликан дует в свою дуду, вероятность народного возмущения нарастает с каждым днем.
- В Москве  разные силы, - сказал Борис. - То, что меня генерал направил к вам, это подверждает. По сути речь идет о создании полномасштабной агентурной сети на территории страны. В этом смысле, вы - бесценный помощник.
- Это предложение?
- Нет, - сказал Борис, разливая по рюмкам остатки водки. - Это приказ, Лис. Вы ведь давали присягу?!
9 ноября 2013 года
Опять снилась Бурятия. Две недели гнали табун от монгольской границы, в утреннем тумане сопки, буйно заросшие травой, казались изумрудными. Темучин заварил на костре тибетский чай и разлил по кружкам:
- Завтра будем в дацане. Куда ты потом?
- Не знаю, - Лис скатал попону, служившему ему постелью. - Поживу в монастыре какое-то время. Если приютят.
- Приютят, - Темучин набил трубку душистым табаком. - Досточтимый передал рекомендательное письмо.
- Добрый человек, лама, - сказал Лис. - Был бы православным, поставил бы свечку за его здоровье.
- Чудной ты парень, - сказал Темучин. - Не поймешь, где шутишь, а где всерьез. Ладно, не мое дело. Выезжаем.
Он явственно помнил, как очнулся в степи. Рядом лежала застреленная Эльза,  в стороне дымился "уазик", изрешеченный пулеметными очередями. Водитель, молоденький лейтенант, его первая загранкомандировка после окончания спецкурсов, неуклюже лежал головой на руле будто спал.
Их накрыли из вертолета. Вертолет был МИ-5, с  опозновательными знаками монгольской армии, поэтому и не вызвал интереса. Впрочем, куда бы они скрылись в голой безлюдной степи?
За стенкой зазвучал "Океан Эльзы". Лис поворочался и с неохотой открыл глаза:
- Тонька поднялась. Ну, да, сегодня же суббота. Выходной у трудящихся и шаббат у евреев. Тонька вроде не еврейка, но традиции блюдет свято. Сейчас с мужем накатят по рюмке и перейдут на питерский рок. После третьй бутылки успокоятся на "жаль, подмога не пришла..." с короткими вкраплениями Шуфутинского или еще какого мордоворота.
Соседка Тонька, сорокапятилетняя дама в теле и с тяжелой рукой, всю неделю работала как проклятая продавщицей на Бессарабском рынке, поэтому суббота была для нее  светом в конце тоннеля. Факт наличия или отсутствия мужа, которых Тонька меняла с регулярной частотой, совершенно не мешал ей нажираться до поросячьего визга и, покачиваясь в такт музыке, внимать откровениям рокеров и представителей блатной песни.
Лис открыл дверцу трюмо, служившего одновременно книжным шкафом, местом хранения квитанций и всяческого мелкого хлама. На полочке стояла бутылка "Johnnie Walker", подаренная Борисом в его последний визит.
Накатить, что ли?  Лис решительно свернул пробку. Будем считать, что я правоверный иудей, в субботу лежу на печи, пузо чешу. Тоньке не забыть оставить, под утро будет ломиться в квартиру, просить опохмелиться.
Лис открыл ноутбук и бегло пробежался глазами по файлам, которые усердно заполнял всю неделю. Это было задание Бориса: составить перечень потенциальных агентов влияния из известных украинцев, желательно тех, кто готов работать за идею, а не за вознаграждение.
"Платить много все равно не сможем, - сказал Борис. - Во всяком случае больше, чем американцы или натовцы. Поэтому эксплуатируем позицию: дружба народов,  мы все братья-славяне и прочую ностальгию по недавнему советскому прошлому. Не мне Вас учить, Лис".
- Ну, да, - сказал он. - Когда деревья были большими и бандиты сидели в тюрьмах, а не приставали с обрезами к несчастным лавочникам.
- Украина, конечно, соткана из парадоксов, - заметил Борис. - Большинство населения говорит по-русски, но при этом все хотят жить самостоятельно. Как-то это не очень по европейски, там наоборот тенденции консолидации и объединения только нарастают.
- Последствия развала империи, - сказал Лис. - Я уже говорил об этом. Во всяком случае, в Украине хотя бы нет одновременно Петербурга и Ленинградской области.
- Я тут слышал на одном радикальном собрании, которые посещаю в последнее время как прилежный студент, - сказал Борис, недовольно поморщившись, - забавную версию ближайшего будущего: переименовать Украину в Украину-Русь. Логика подсказывает в этом случае следующее развитие событий: столица переносится в Киев (как-никак мать городов русских), москали выдворяются за пределы Уральского хребта. Этого, естественно, сказано не было, но подтекст такой ощущался.
- Чумовых здесь хватает, - сказал Лис. -Большой вопрос, доберутся ли эти фантазеры до власти. Увы, вероятность есть. И не очень маленькая.
Список потенциальных агентов влияния получился внушительный. Лис прикололся и включил в него фамилию главного режиссера театра имени Леси Украинки. Главреж был человек известный, уважаемый и отличался взрывным характером. Лис не раз слышал, как он орал на весь театр: "У нас театр русской драмы. Русской, господа-товарищи, зарубите себе это на носу. Я не позволю переводить Гоголя на украинский и изображать из него хохляцкого писателя. Не хочу, чтобы он лупил меня кочергой в ночных снах".
Кто же тебя будет спрашивать, подумал тогда Лис. Возьмешь под козырек или уедешь в Москву, забыв навсегда про десятилетия, прожитые в Киеве. Жизнь страшнее любой театральной постановки. Нехорошее чувство подсказывало ему, что войны не избежать.
Они стоят на перроне Киевского вокзала. Холодный январский день девяносто второго года, генерал ежится в  куцем светло-желтого цвета пальто.
- В конторе убеждены, что ты погиб, - сказал Карелин. - Эльзу похоронили дома, в Литве, это была настойчивая просьба деда. Тебя поначалу тоже искали, но вскоре бросили это бесплодное занятие. Сейчас, по прошествии двух лет, просто зачислили в архив погибших бойцов. Контора разваливается на глазах, процесс не вчера начался, а сейчас, похоже, подходит к завершению.  Почему решил ехать на Украину?
- Не знаю, - сказал Лис. - Говорят, Киев - красивый город. Не был никогда.
- Понимаю, - сказал Карелин. - Новая страница жизни, с чистого листа. А Киев и правда чудесный город, тебя не обманули.
Генерал достал из внутреннего кармана конверт.
- Здесь координаты людей, которые помогут с жильем и вообще обустроиться первое время. Люди проверенные, лишних вопросов задавать не будут.
- Спасибо, Дмитрий Емельянович!
- Вот что, Лис, - сказал генерал. - Это твой новый оперативный псевдоним. Запасайся терпением! Когда-нибудь вернемся в дело. Когда, не знаю, времена настали смутные. Но когда-нибудь это произойдет, поверь мне на слово. Живи тихо, спокойно, по мере возможности, счастливо. Я сам тебя найду.
- Лама сказал тоже самое на прощание.
- Лама - мудрый человек, - Карелин улыбнулся краешками губ. - Буддист, одним словом. Удачной тебе дороги!
3 декабря 2013 года.
- Вам привет с баррикад! - сказал Борис вместо обычного "здравствуйте".
- Баррикады нас еще ждут,  - стоически ответил Карелин. - Ты это шоу уже видел?
- Нет, я прямо из аэропорта.
- Все мировые каналы передают кадры  избиения демонстрантов злобными "беркутовцами". Монастырь в Киеве, где они укрылись, подается  как цитадель свободы в царстве Мордора. В общем, закипело на Украине.
- Закипело, - согласился Борис. - Ни для Вас, ни для меня это не является неожиданностью. Если Янукович продолжит вести себя как полицмейстер, оппозиция будет становится все увереннее и наглее. Тогда крах действующего режима неизбежен.
- Я говорил вчера об этом с Сурковым, - сказал Карелин. - Он крепкий парень, Сурков, но похоже, что в некоторой растерянности. И еще похоже, что украинские дела достали его самых печенок. Он с удовольствием умыл бы руки, только не понимает, как это сделать элегантно. И главное - как доложить самому.
- Ситуация меняется на глазах ежедневно, - сказал Борис. - Первоначальный план - спокойно и методично выстраивать агентурную сеть можно отправить в мусорную корзину. Какие будут инструкции?
- Пока, к сожаленью, только наблюдать, - сказал Карелин. - На другое у нас нет ни сил, ни возможностей. Поэтому, тем не  менее, строить агентурную сеть. Жопа Януковича, Борис, это начало, но не конец ситуации. По ходу пьесы будем судорожно соображать, какую выгоду мы можем извлечь из того, что незалежнюю затрясло.
- Мы это...
- Мы это Россия, - сказал генерал. - Наша с тобой Родина, Борис. Или ты запамятовал?
- Запамятуешь, как же, - сказал Борис. - Так напомнит, мало не покажется. Какими судьбами в Риме?
Они сидят в уличном кафе на площади Навона. Солнечно, будто зимы нет вовсе. Персонажи, словно сошедшие из кинокартин Феллини, неторопливо прогуливаются. Борис с восхищением наблюдает, как две веселые грудастые монашки прыгают в крохотный "фиат" и юрко устремляются куда-то по своим делам.
Карелин перехватывает его взгляд.
- Обожаю этот город. Прости за банальность, музей под открытым небом. Стараюсь приезжать как можно чаще. Но в данном случае  я по делу - восстановить некоторые старые связи и тебя кое с кем познакомить. Что ты знаешь об униатах?
- Униатах? - переспросил Борис. - Самые общие представления: церковь образована в конце шестнадцатого века в результате слияния православных и католических общин на основе декрета Брестской унии, наиболее активна на Западной Украине. Балансировала между Гитлером и Сталиным во время войны, в юности, помню, читал книжки о митрополите Андрее Шептицком - главном друге оуновцев. Надо же, даже фамилию запомнил. Пожалуй, все.
- Шептицкий был неординарной личностью, - сказал генерал. - Лично с ним знаком, естественно, не был, а вот с его сподвижниками приходилось общаться. Я ведь начинал службу в Мукачево, в шестьдесят третьем году лопоухим лейтенантом. Тогда только добили последних бандеровцев, униатская церковь была под запретом. Авторитет у этих священников был невероятный, особенно в селах, как же, катакомбные мученики, наши пропагандисты близко не валялись. Обстановочка, скажу тебе, была аховая. Жителям этих мест, которые несколько веков были под венграми да под чехами, совсем не по нутру оказались советские порядки. С прямым саботажем, конечно, покончили, но недовольство населения перло из всех щелей. В общем, я был в группе, которая сумела убедить униатских архиереев резко уменьшить накал сопротивления. Смирение перед непреодолимыми обстоятельствами лучше, чем бессмысленные жертвы.
- Любопытно, - сказал Борис. - Мемуары собрались писать, Дмитрий Емельянович?
- Статус не позволяет, - рассхохотался генерал. - Гриф "секретно" неведомо когда снимут. Вернемся к нашим баранам. Униаты на Украине сегодня реальная сила, не то что РПЦ, наши попы только и умеют что пыжиться и деньги клянчить из казны, будто это их мошна. Ситуацию в Киеве и Львове униаты разогревают без всякого стеснения. Вечером встречаемся с епископом Борисом Гудзяком, примечательная личность, из американских хохлов, основатель украинского католического университета во Львове. Это такая, знаешь, кузница антироссийских кадров. Он сейчас в Ватикане, на днях возвращается домой. Потрындим за бокалом доброго вина, тем более, что они сами проявили инициативу по встрече.
Лис не спеша идет по площади Независимости. Людей значительно меньше, чем было первого числа, когда на площади и прилегающих улицах собралось почти полмиллиона, но все равно много. Хватает и праздношатающихся, которые пришли поглазеть на крепких парней с оранжевыми повязками на рукаве у входа в правительственный квартал и остовы раскуроченных автомобилей. Везде горы мусора, коммунальные службы на площадь не суются, дымятся трубы нескольких полевых кухонь, к только что установленной палатке-часовне выстроилась очередь. Периодически на борт грузовика, который служит импровизированной сценой, кто-нибудь залезает  и произносит речь на тему "Слава Украине! Героям слава!" Речи, впрочем, за редким исключением, произносятся по-русски.
Все происшедшее за последние две недели совсем не удивляет его. "Я живу здесь двадцать лет, - думает Лис. - Дольше, чем где бы то ни было. Я приехал, чтобы успокоиться после смерти Эльзы. Но, увы, спокойной жизни настал конец".
Они лежат с Эльзой в постели в гостиничном номере. На часах начало пятого, через три часа подъем, быстрый завтрак в в безлюдном баре, такси в Шереметьево, утренним рейсом они улетают в Улан-Батор.
Они разговаривают всю ночь, выпивая понемногу виски и для бодрости крепкий кофе.
"Между прочим, сегодня юбилей, в некотором смысле, - смеется Эльза. - Пятая командировка в качестве твоей жены. Я тебе под каким именем больше нравлюсь?"
- Под настоящим, - он целует Эльзу. - Я когда увидел тебя в Коктебеле в восемьдесят втором году, в купальнике, с завитушками мокрых волос, меня будто током пронзило -  это моя женщина.
- О, купальник-бикини, - хихикает Эльза. - Практически порно. На пляже прохода не давали, знойные южные мужчины и не знойные тоже. Генерал сразу оценил, обещал отправить в Голливуд. Правда, не сказал когда.
- На Новый год! - говорит Лис. - Через четыре месяца. Надеюсь, богатые буратины, которым мы помогли покинуть Родину, не откажут в скромном денежном довольствии.
- Ты твердо решил уйти из службы?
- Да, твердо. Я исчерпался в этой работе. Да и страна, которую ты и я присягали защищать, катится в тартары. Надоело жить в учебнике истории, особенно, когда ясно понимаешь финал. Хочу нормальной жизни с любимой женщиной.
- Дед сказал почти то же самое.
Он на секунду представляет себе лицо деда Эльзы, человека, фактически создавшего и много лет возглавлявшего литовскую госбезопасность. Лицо человека, чего только не повидавшего на своем веку. Дед вырастил Эльзу и её брата после трагической гибели родителей от рук националистов.
- Дед сказал, - говорит Эльза. - Быть литовцем и не желать независимости своей стране это преступление. А предать ценности, которые защищал всю жизнь, это трусость и подлость. Поэтому уеду на хутор подальше от всех этих рож. Надеюсь, что после свержения советской власти меня не растреляют. А поведут на казнь, постараюсь не обосраться. Если у тебя есть любимый мужчина, беги с ним, внучка.
- Надеюсь, что мне дадут уйти, - говорит он. - По возвращению из Монголии попрошу об этом генерала.
На площади заметное оживление.
"Ну, да, - автоматически отмечает Лис. - Сегодня же приехала Виктория Нуланд, помощник госсекретаря США. Визит неофициальный,  частным образом. Как же не устроить заморской дамочке тур по местам боевой славы".
Нуланд стоит в центре небольшой группы, состоящей из мужчин в костюмах и пуховиках. Рядом с ней рослый негр с квадратным и непритязательным лицом  морпеха. В руке негра целофанновый мешок, из которого Нуланд достает упаковки с печеньем и раздает протестующим.
Неожиданно Лис оказывается напротив нее.
- Вы из Киева? - спрашивает Нуланд по-русски с сильным акцентом.
- Пскопские мы, из Жмеринки, - отвечает Лис без всякой эмоции в голосе.
- О, Жмеринка! - радостно восклицает Нуланд и, потеряв к Лису интерес, начинает переговариваться с другими демонстрантами. Лис бочком выбирается из толпы.
- Эй, дядя! - парень с оранжевой повязкой на рукаве откликает его. - Ты тут поаккуратнее со словами. Народ горячий, могут не понять.
- Ладно, я пошел тогда, - говорит Лис.
- Иди-иди с миром, дядя, - напутствует его парень с повязкой.
- У людей из Ватикана губа не дура, - сказал генерал, когда такси подъехало на Borgo Vittorio. - "Velando" - один из лучших рыбных ресторанов в городе.
- Ничто человеческое не чуждо скромным служителям культа, - сказал Борис.
Затянутый в черное с цветком в петличке кителя метродотель проводил их в отдельный кабинет.
- Здравствуйте, господин генерал! - епископ встал из-за стола и показал на молодого человека рядом. - Иосиф Кобзицкий, мой референт.
- Здравствуйте, господин епископ. Я тоже с помощником, - Карелин представил Бориса.
- Что желаете на аперетив?
- Grappa di Prosecco, - сказал Карелин.
- Прекрасный выбор, господин генерал. Я сделал заказ на свой вкус, Вы не возражаете?
- Отнюдь, Вы, вероятно, здесь частый гость.
- Отличное место отвлечься от текущих забот. И нет "прослушки". Хозяин ресторана заботливо следит за этим.
- Это меня никогда не волновало, - сказал Карелин. - Желания мои чисты как божественный Промысел.
- Да, конечно, - епископ едва заметно улыбается. - Сколько мы не виделись, генерал, лет десять?
- Пятнадцать. Последний раз в декабре девяносто седьмого, на интронизации Владимира Вийтишина, архиепископа Ивано-Франковского.
- Всеблаженный  был одним из тех великих людей, которые вывели греко-католическую церковь из катакомб в Украине, - сказал епископ.
- В конце девяностых нам всем казалось, что время взаимных претензий миновало. Или я не прав?
- Вы правы, господин генерал. При покойном Борисе Николаевиче Ельцине так оно, в сущности, и было. Никто в России, во всяком случае, во властных структурах, не зарился на Украину, оставляя ей безусловное и выстраданное право на самостоятельное плаванье. Вы ведь и сами немало для этого сделали. К сожаленью, его преемник резко развернул политику на сто восемьдесят градусов.
- Я не уполномочен обсуждать политику действующего президента.  Моя задача в данном случае прикладная - избежать кровопролития.
- Наша тоже, - сказал епископ. - Мы понимаем всю сложность ситуации, которая сложилась сегодня в Украине: и конфессиональную, и этническую, жители Крыма, например, или Донбасса совсем не полагают себя украинцами, скорей, русскими людьми. Мы не видим в этом ничего преступного, поэтому задача пастырей в широком смысле этого слова разыграть шахматную партию так, чтобы все в конечном счете остались довольны.
- Янукович послужит разменной пешкой?
- Безусловно. Он слишком надеется на прямую военную помощь России. Шахматы не его игра, ему больше по душе шашки или лото.
- Я правильно понимаю, возможно отделение Крыма и Донбасса от Украины? - спросил Карелин.
- Скорее предоставление статуса максимально возможной автономии. Ничто не мешает Украине превратиться  в федеративное государство. Слова императора Константина: "Один бог, одна церковь, один император" давно канули в Лету, наша церковь готова мирно сосуществовать с православной  и пусть люди сами выбирают, куда им ходить за благой вестью - в церковь или в костел. Наша общая задача, генерал, убедить политиков в целесообразности такого подхода.
Борис и Карелин прогуливаются после ресторана по вечернему Риму. Травертиновые скульптуры фонтана Треви играют в лучах ночного освещения.
- Вы полагаете, что униаты способны воздействовать на мирное разрешение ситуации? - спросил Борис.
- Не знаю, Боря, - отвечает Карелин. - У всех католиков силен мираж Каноссы, на подсознательном, естественно, уровне, когда германский император просил на коленях пощады у римского Папы. До сих пор верят, что мирские владыки будут действовать по их наущению. Увы, обычно это лишь пожелание и несбыточная мечта. Да и нашим генералам  лишь бы дай повод повоевать, многие после Чечни никак не успокоятся. В Кремле просто вакханалия на тему обороноспособности страны, только и знают, что пересчитывать экономику страны в танки, ракеты и подводные лодки. Вояки, одним словом.
- Да мы вроде тоже не штатские.
- Мы, Борис, "белая кость", цвет нации, выведенный путем многолетней селекции. Наша задача - воевать головой, а не луками со стрелами. Навоевалась  страна за свою историю, пора и мирно пожить.
20 декабря 2013 года
Ночной театр похож на кладбище. Когда долгий вечерний спектакль или затянувшаяся репетиция, Лис с удовольствием остается здесь ночевать. До дома добираться далеко, а на такси тратиться жаба душит.
Он бродит по погруженному в безмолвие зданию, актерские фотопортреты в фойе в неровных бликах тусклого освещения напоминают ему лица людей, с которыми он не успел или не захотел договорить.
Главный режиссер сидит на сцене в кресле из спектакля "Как важно быть серьезным". На полу бутылка виски "Macallan". Главреж  неподвижен словно мумия, его взгляд устремлен на незримую точку в пустом зрительном зале.
Лис замирает на месте. Главреж делает из бутылки глоток и наконец замечает Лиса.
- Почему в театре? Что-то случилось?
- Нет, все в порядке. Так, задержался, - неопределенно отвечает Лис.
- Выпить хочешь? - вопрос главрежа звучит как констатация факта.
Лис усаживается на сцене, скрестив ноги по-турецки, и отхлебывает из бутылки.
- С днем чекиста! - вдруг насмешливо произносит главреж.
- Спасибо! А я здесь при чем?
- Да ладно, - главреж достает из кармана брюк платок и шумно сморкается. - Я вашу породу нутром чую. Насмотрелся в былые времена! С праздничком, дорогой товарищ!
Главреж берет бутылку и долго пьет из нее.
- Всю жизнь был уверен, что больших мразей, чем чекисты, в мире не существует. Ошибался, нашлись и похлеще - националисты.
-  Они выступают за независимость своей родины, - сказал Лис. - Что в этом плохого?
- Самая независимая страна в мире это Монголия. От нее вообще ничего не зависит. Слабый всегда нуждается в поддержке сильного. Так было, есть и будет. В моем почтенном возрасте несколько неприлично изобретать велосипед.
- Не любите украинцев? - спросил Лис.
- Не люблю. Я вообще никого не люблю, ни русских, ни французских, ни еврейских, ни еще каких-нибудь. Национальная идентификация как клеймо на лбу, полезна только на время войны. А если глубоко копнуть, то война отличная ширма скрыть недееспособность и народа, и власти. Мы же воюем, после победы разберемся в себе. В Союзе после сорок пятого года почти полвека разбирались, так и не разобрались.
- Я хотел бы жить в земшарной республике Советов, - сказал Лис.
- Нет уж, Советов с меня хватит, - сказал главреж. - У меня и так полжизни на них потрачено. Как вспомню те времена, волосы на жопе дыбом встают.
- Вы слишком многого хотите от черни. Людям требуются простые истины: этот друг, а этот враг, здесь живет бог, а там ошивается дьявол. Усложнение портит аппетит.
- Ты знаешь, парень, - сказал главреж. - Я очень давно работаю главным режиссером. Актер Маковецкий однажды хорошо сказал: когда тридцать лет жуешь картонную котлету, поневоле начинаешь верить, что она настоящая. Для меня театр и жизнь слились в одно целое, неразделимое. А сейчас придется расчленять. Как и главное зачем? Перед господом все равно голыми встанем, и правые, и виноватые, без разбору.
- Уезжайте на необитаемый остров, - сказал Лис. - Папуасы иногда будут приплывать в гости и дарить кокосовую водку.
- Сложно это, - сказал главреж, допил виски и положил пустую бутылку на сцену. - Сложно признавать, что вся твоя жизнь прошла, в общем-то, в полной бессмысленности, в кривлянии перед зрителями. И театр жалко, актеров, которые без меня  стадо баранов, где колокольчик зазвенит, туда и побредут. Ладно, будем надеяться, как обычно, на русское авось. Раньше ведь эта надежда выручала. 
Борис сидит в гостиничном номере перед телевизором с выключенным звуком. Истеричность транслируемой информации изрядно надоела ему, лица протестующих с обязательным рефреном про вора и душителя свободы Януковича и не слишком частые кадры антимайдана, которая устроила на Крещатике донбасская делегация, передаваемые по правительственному каналу. На улице холодно, народа на площади Независимости собирается все  меньше.
- Похоже, опозиционеры зашли в тупик, - сказал ему Лис на вчерашней встрече. - Если не произойдет нечто радикальное, то к весне все окончательно расползутся по домам.
Трачук избегает общения с ним.
- Рождество на носу, - сказал генерал в телефонном разговоре. - Хохлы - люди домовитые.
- Отпуск я отменил, - сказал Борис. - Но к жене в Брюссель на Новый год смотаюсь.
- Давай, - ответил Карелин. - Если что, я тебя дерну.
Все наблюдаемое Борисом за последние четыре месяца осточертело ему до печенок. Жаль, что повелся на предложение генерала, эта предательская мысль посещает его всё чаще.
Годы испанской резидентуры остались в  его памяти прекрасным романтическим воспоминанием. Это была игра, думает он, не слишком опасная на самом деле, с умным и взвешенным противником, с правилами, которые обе стороны соблюдали неукоснительно, или, во всяком случае, старались не нарушать. Честно говоря, не очень удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что мне дали возможность уйти из Мадрида по "запасному коридору". Так было проще для всех, в случае  ареста был неизбежен громкий шпионский скандал, а кому это надо - "холодная война" давно миновала, цивилизованный мир пытался консолидироваться в ожесточившемся противостоянии с исламскими фанатиками и другими радикалами. Борис, по большому счету, и ощущал себя частью этого цивилизованного мира, я слишком долго прожил за границей, подумал он, и дома бывал скорей по необходимости, чем из ностальгических порывов.
Генерал, вольно или невольно, вернул меня в суровую грязь постсоветского пространства. Вопрос, как теперь  из этого дерьма выбраться. Можно, конечно, положиться на надежду Лиса, что ситуация рассосется сама по себе. Вот только есть одна крохотная проблема, он на секунду представил хитрую физиономию Лиса, и ты, мой дорогой подчиненный, понимаешь это не хуже меня. Даже если оппозиционеры обосрутся и включат задник, в Кремле закусили удила. Если при избрании Януковича включить Украину в состав новой Империи было пожеланием, больше теоритическим, чем осуществимым на практике, то теперь у московских "ястребов" пошло баш на баш: либо мы, либо никто. В чем Лис точно прав: европейским элитам не до Украины, русская она будет или самостийная, по большому счету наплевать. Повякают о нарушении прав человека и на том успокоятся. Поэтому как выбраться из этого говна не понимаю, в нашем деле в отставку не уходят, Борис навсегда запомнил эту фразу, сказанную на первой лекции в бурсе. Ну да, сказал он себе с гнусной ухмылкой, ты же давал присягу.
Лис лежит в темноте, вытянувшись на диване. В проигрывателе чуть слышно поет Thom Waits. "Шерлок Холмс в подобных случаях употреблял морфий, - думает он. - Жаль, что я не люблю наркотики". Прозрачная тишина монгольской степи вновь наваливается на него.
Задание было с очевидным душком. Но неприятно было не это. За десять лет службы Лис насмотрелся много чего. Было в той скудной информации, которую ему сообщили, очевидное двойное дно, пожалуй, тройное, смысл задачи прятался за общими фразами про необходимость разобраться в  новоявленной монгольской оппозиции, которая повылезала из  богом забытых стойбищ.
- Я пытался отвертеться всеми способами, - сказал генерал на прощальном инструктаже. - Увы, фактически мне приказали в ЦК. Будь предельно осторожен, нутром чувствую, дело пахнет разворотом транзита партийных денег. На Старой Площади все очумели от появившихся возможностей, разговоры только про бабло.
- Странно, при чем здесь Монголия? - удивился Лис. - Богом забытая страна, кони, бараны и медный рудник в Эрдэнэте.
- Из Афганистана ушли меньше года назад, - сказал генерал. - Но кое-кому по ночам до сих пор снится  сладкий транзит наркоты на военных транспортах. Горбачев никак не решится разворотить этот улей генералов из минобороны и их таджикских визави. Монголия, конечно, путь окружной, но на безрыбье и щука рак. И граница прозрачная, чёрта в табакерке провезти можно.
- Военные набирают силу? - спросил Лис.
- Да они никогда слабачками и не были, - ответил Карелин. - Их только Сталин в узде держал. А сейчас запахло большушими деньгами, грех не поживиться на изломе страны. Нас, как ты догадываешься, они не любят.
- Нас никто не любит. Газеты почитать, больших тварей в истории страны, чем чекисты, не было.
- Это нормально, - отмахнулся Карелин. - Население во все времена полагало тайную полицию  сборищем моральных уродов. Но это не повод распускать нюни. В конце концов, наши деды  делали революцию не для того, чтобы их внуки превратили страну в клондайк для наркоторговцев. Воевали, конечно, под разными флагами, но это та точка, где белые и красные едины.
- Насколько откровенно держаться с монгольскими оппозиционерами?
- Решай сам, по ситуации. Эти молодые ребята не загипсованные цеденбалы, совка в них мизер, многие искренне любят свои прерии. Твоя сверхзадача - донести до молодых парней простую истину: старики во власти превратят страну в транзитную наркозону, скидывайте их, мы поддержим.
- А мы поддержим?
- Главное - выпустить джинна из бутылки. Если наши опростоволосятся и не подхватят, китайцы рядом. Им новый наркотрафик даром не нужен. Так что у оппозиционеров причин дрейфить нет. Вы с Эльзой твердо решили пожениться?
- Да. Пора легендированный брак превращать в настоящий.
- Ну что ж, - генерал достал сигарету из  желтой пачки "Camel" - Пожалуй, ты прав. Жизнь есть жизнь, а не мельтешение сиюминутных интересов.
4 января 2014 года
В Остенде было ветрено и солнечно. Порывистый отан приносит из Атлантики холодный воздух и невозмутимо коряжит гребни песчаных дюн. На горизонте копошатся барашки, Северное море, как всегда зимой,  величественно и спокойно.
Идея рвануть на праздничные дни на побережье принадлежала Майе.
- Прокатимся, - сказала она. - Остановимся в том пансионе, на окраине городка, где coq au vin подают. Помнишь? Неохота дома сидеть, к Ленке не выбрались, всё твоя работа, хоть морским воздухом подышем. Туристов должно быть очень мало.
- Помню, - Борис решил не обижаться на "твою работу". - Поехали, конечно. Ленка, может, к нам в гости приедет? С мужем, разумеется.
- У них отпуск не раньше весны, - сказала Майя. - Чего сейчас загадывать...
Они сидят на открытой веранде кафе, справа - бесконечная полоса дюн, покрытых скудной растительностью. Рядом со столиком газовый обогреватель, напоминающий непонятный предмет из фантастического фильма.
Недалеко от них, у такого же инопланетного обогревателя, мужчина, одетый несколько старомодно - темная фетровая шляпа "хомбург" и длинное драповое пальто. Мужчина улыбается и  в знак приветствия чокается бокалом с бишопом.
- Твой знакомый? - спрашивает Майя.
- Да нет, - произносит Борис. - Впрочем, вокруг меня в последнее время столько народа крутится.
Мужчина поднимается и подходит к их столику.
- Здравствуйте, Борис Владимирович! Здравствуйте, Майя Сергеевна! Как неожиданно вас здесь встретить. Я так надеялся познакомиться в Киеве, и тут такая удача.
- Простите, - Борис подзывает официанта.
- Я не представился. Фирташ, Дмитрий Васильевич, бизнесмен. У нас с Вами много общих друзей, Борис Владимирович. В Киеве, разумеется.
- Вы здесь в отпуске? - спрашивает Майя.
- Да. вырвался с семьей на несколько дней. Жена с дочкой в шоппинг-центре, а я решил подышать этим дивным морским воздухом.
- Я, пожалуй, тоже пройдусь по магазинам, - сказала Майя. - Увидимся в пансионе.
- Садитесь, - Борис показывает на стул. - Насколько я понимаю, Вы - азотный "король" всея Украины?
- Да какой уж король, - Фирташ увлеченно разыгрывает из себя простого парня. - Владелец нескольких комбинатов. Короли, они в Нью-Йорке и Лондоне, а не в нашем захолустье.
- В стане оппозиционеров у Вас не очень лестная репутация, - сказал Борис. - На короткой ноге с Януковичем и вообще человек ненадежный.
- Деньги не пахнут. Замечательная древнеримская поговорка, дорогой Борис Владимирович. Интересы дела заставляют дружить с властью, даже если эта власть не очень симпатична.
- Цинично, - сказал Борис. - Но честно. Впрочем, вы можете спать спокойно. Похоже, ваш президент пережил этот тайфун.
- Не уверен, - ответил Фирташ. - В Украине слишком сильны антироссийские настроения, чтобы Янукович сумел удержаться у власти. Разойдутся митингующие сейчас, пройдет несколько месяцев и снова устроят майдан.
- Мы сторона наблюдающая, Дмитрий Васильевич, - сказал Борис. - Не стоит переоценивать наши возможности. Политические решения принимаются на другом уровне.
- Я не знаком с генералом, - сказал Фирташ. - Но очень много о нем слышал. Вряд ли его долго будет устраивать роль стороннего наблюдателя.
- Вы хотите что-то предложить? - спросил Борис.
- Упаси боже! Я фабрикант, а не политик и не шпион. То, что сейчас происходит в Украине, очень напоминает революцию. А во время революции неизбежны жертвы. Увы! Не сомневаюсь, что генерал знает это лучше нас с вами. И также он знает, что победившая сторона вряд ли станет заниматься разбирательством, почему произошел некий инцидент, пусть и кровавый. Мысли вслух, навеянные дивным морским воздухом.
- Я Вас услышал, - сказал Борис.
- Ну и чудненько! С Вашего позволения, откланяюсь, супруга, наверное, заждалась.
Текст был лаконичным."Жду завтра в Каунасе". И номер телефона для связи.
Лис перечитал сообщение. Генерал нечасто пользовался электронной почтой, сохраняя верность обычным письмам и телеграфу.
Значит, решение принято, подумал Лис и, похоже, из категории неприятных. Иначе зачем генералу отводить Каморзина в сторону и переходить на прямой инструктаж.
На киевских улицах многолюдно, ночью подморозило, молодежь сооружает снеговиков, дородные тетки в павильончиках, разряженных а ля Сорочинская ярмарка, продают жареные каштаны и какао с молоком. Спокойный веселый европейский город, думает Лис, праздники, революция отменяется.
Ему нравится Киев, из всех городов, куда судьба его заносила, здесь он чувствует себя уютно. Люди? Нравятся ли ему украинцы, спросил себя Лис. Ответ напрашивается булгаковский: "люди как люди, только квартирный вопрос их испортил". Можно подумать, есть страны, где этот проклятый вопрос никому не кошмарит жизнь?
Лис усмехнулся, люди везде одинаковые, если ты держишься на хорошей дистанции и сам не лезешь никому в душу. Так что нырять ли  с потрохами в эту надвигающуюся революцию, которая явно притормозила на полдороге,  вопрос похлеще булгаковского.
Каморзин, конечно, сумел тогда в ресторанчике "У Риони" придать своим словам некую торжественность, не замутненную ночью и винными парами: "Вы же давали присягу, Лис?!"
- Присягу я давал, - негромко сказал Лис. Продавщица в павильончике недоуменно посмотрела на него.
- Извините, задумался о своем. Мне пакетик каштанов и какао.
Присягу я давал, продолжил Лис уже мысленно, пережевывая зажаренный в масле плод, только присягал я другой стране, которая не существует двадцать с лишним лет. То, что появилось на её месте, называется обломки. И здесь, и там. Поэтому не очень понятно, почему одни обломки должны навязывать свою волю другим обломкам.
Можно, конечно, исчезнуть, хотя бы на какое-то время, пока ситуация действительно не устаканится. Раствориться, например, на израильских просторах, благо есть к кому обратиться за содействием.
Но ты мог раствориться и двадцать лет назад, сказал себе Лис, что-то заставило тебя остаться в территориальных пределах обломков.
Ему представилось словно в искаженном помехами экране монитора лицо генерала. Карелин смотрит на него с  насмешливой улыбкой.
- Ты ведь иезуит, Лис, - сказал генерал. - Говоришь одно, делаешь другое, думаешь третье, легко меняешь местами белое и черное и так далее. Тебя так готовили денно и нощно, потому что, прости за эвфемизм, иначе в нашей профессии не выжить. Ты разве не наигрался в дзен-буддизм или как там это называется?
- На европейские языки нет точного перевода, - сказал Лис. - Будем считать, что одно из направлений ламаизма. Да, наигрался.
- Европейцы люди прямолинейные, - сказал генерал. - А мы все-таки люди европейские, невзирая ни на что, всю эту азиатскую каверзу не понимаем и не признаем. Так что ответ на твой вопрос очень прост: ты не уехал далеко, потому что не захотел окончательно утонуть в скуке. Понимая, что рано или поздно тебя позовут в дело. Неважно, есть ли смысл в этом деле и если есть, то какой. Появится цель и как охотник ты пойдешь по ветру.
- Не слишком Вы высокого мнения о человеческой натуре, - сказал Лис.
- Не слишком. Во время войны самое трудное ползти по пластунски километр за километром, обделываясь немилосердно при каждом взрыве. Но до победы доживает тот, кто ползет, а не рубаха парень на белом коне.
- Чьей победы? - спросил Лис.
- Победа у каждого своя, - сказал генерал. - В конечном счете, главное это до нее дожить.
Закатное солнце освещает склоны Карадага.  Стартовавшие с горы Узун-Сарт дельтапланеристы парят в небе цвета испитого василькового чая, уподобившись новым Икарам.  Лис сидит на бревне, выброшенным недавним штормом, искореженные морем ветки причудливо переплелись.
Вдоль кромки пляжа по щиколотку в воде к нему приближается высокая женщина, на ней смелое бикини.
- Здравствуйте! - говорит она, подойдя. - Вас должны были предупредить. Меня зовут Эльза, с сегодняшнего дня я ваша жена.
8 января 2014 года
Из киевского аэропорта Борис позвонил Трачуку. Тот не ответил, но минут через десять перезвонил.
- Извините, был занят...
- Понимаю, - сухо сказал Борис. - Надо встретиться-пожурчать...
- Приезжайте к нам на Касияна, - не слишком уверенно, как показалось Борису, предложил Трачук.
Всю дорогу в такси Борис перебирал в голове подробности вчерашнего разговора с генералом.
Карелин встретил  у трапа самолета из Брюсселя и отвез на автомобиле в ВИП-зону Домодедово,  уродливый отросток, торчавший прямо из крыши как корабельная труба.
- Эспрессо сделай себе сам, - сказал генерал, показав на кофеаппарат в углу. - Демократические порядки, лакеи по штату не предусмотрены. Удивительно, что кофе бесплатный.
- Вам тоже? - спросил Борис.
- Нет, увы, возраст застравляет страховаться. Врачи настояли, не больше одной чашечки в день. Свою норму я сегодня уже выполнил.
- Итак, что мы имеем? - Карелин сразу перешел к делу. - А имеем мы полную жопу. Оппозиция выдохлась, народ толпами расходится с площади Независимости. Было несколько заварушек в городах, в Харькове, в частности, и в Одессе, но это мелочь, менты легко подавили.
- То есть тема закрывается? - спросил Борис.
- Нет, дружище, - Карелин развалился в кожаном кресле. - Наша тема только начинается, как говорили мудрые древние - Potius sero, quam nunquam.
- Чем никогда это что означает? - уточнил Борис.
- Это означает, Борис, разрыв. Полный и окончательный разрыв с Украиной, в отдаленной перспективе очень вероятна полномасштабная война, но так далеко я не хочу заглядывать. Добро получено, самое время впрягаться в настоящую игру.
Карелин, словно разбросав на столе игральные карты, изложил то, что он назвал план А. Теперь Борису предстояло этот план внедрить в сознание оппозиционеров.
Трачук занимал скромный кабинетик в помещении на цокольном этаже жилой многоэтажки, стены были обильно украшены оуновской символикой, портрет Степана Бандеры, естественно, размещался на самом видном месте.
- Любопытный ход со стороны генерала, - сказал Трачук, выслушав Бориса. - А почему Вы так уверены, что в МВД ухватятся за этот набор указов, как Вы их назвали...
- Меры по усилению ответственности за несанкционированные митинги, - повторил Борис. -  Потому что там тоже работают реалисты. Они давно похоронили Януковича, вопрос только времени и наличия удобного предлога переметнуться к противнику. Для них подобное неформальное предложение со стороны оппозиции возможность торговаться о собственном месте в будущей Украине. Януковича они задавят массой, ему некуда  деваться, подпишет указы, силовики сегодня его единственная опора.
- Красивый ход, - согласился Трачук. - Снимаю шляпу перед генералом. На население эти меры по ужесточению ответственности подействуют как красная тряпка на быка, значительно эффективнее наших пропагандистских пассажей. Жаль, что  идея не пришла в голову раньше, подготовка таких указов занимает время, нужно привлекать специалистов.
- Не волнуйтесь, - сказал Борис. - Все документы уже готовы, в любой момент их доставит курьер из Москвы либо передаст вашему доверенному лицу. Людям в МВД нужно будет только провести их по своей учетной схеме. Это реально два-три дня, учитывая злободневность ситуации.
- Я Вас понял, - сказал Трачук. - Я доложу, - он сделал неопределенный жест вверх. - Ответ будет сегодня к вечеру.
- Для оппозиции это лучший вариант, - сказал Борис. - Если быть точнее, единственно возможный. Иначе все прежние усилия окажутся напрасной тратой времени.
Он вышел на улицу, закурил и снова вспомнил разговор с генералом в Домодедово. 
- Предвижу все твои вопросы, - сказал генерал. - Поэтому отвечу сразу по сути: на самом верху долго рожали, что делать с Украиной, с которой никак не получается слиться в едином экстазе. Наконец вняли моим советам, коли дружить невмоготу, надо делать хохлов врагами. Какими-нибудь нацистами-онанистами, хунта наркоманов устроила путч и захватила власть.
- Жёстко, - сказал Борис. - А просто разойтись в разные стороны и жить не мешая друг дружке?
- Не получится, - сказал генерал. - Когда Януковича скинут, Донбасс сразу загудит, да и Крым вдогонку тоже. Они ведь и украинцами себя не считают, говорят из принципа только по-русски, для них Янукович действительно законно избранный президент. Когда в Киеве произойдет насильственный захват власти оппозицией, это отличный повод для Донбасса и Крыма выйти из состава страны.
- А нам они нужны? - спросил Борис.
- В отношении Донбасса не уверен, - сказал генерал. - На этой территории проблем больше, чем реальных благ. А Крым - наш, русский, таким всегда был после крушения Крымского ханства, если бы не дурость Хрущева в пятьдесят четвертом году, никто бы сейчас в Киеве и не вякнул. Принято решение - до военной экспансии дело не доводить, действовать из-за ширмы.
- Я понял, - сказал Борис. - Псковские десантники всей бригадой внезапно уходят в бессрочный отпуск и элегантным движением преображаются в донбасских повстанцев и крымских омоновцев.
- Что-то вроде того, - усмехнулся генерал. - До этого этапа еще надо дойти. Тебе завтра сконцентрироваться на убеждении оппозиционеров в безошибочности хода с антитеррористическими законами. А то они совсем скисли, бедолаги-революционеры. В ведомстве Суркова тоже проделали определенную работу, украинские СМИ после подписания Януковичем этих указов сразу раздуют из говна такую конфетку, мама не горюй.
- Каков план Б? - спросил Борис.
- Планом Б занимается Лис. Ты у нас белый и пушистый и слишком на виду. Вкратце скажу так: чтобы разогреть толпу и спровоцировать на штурм правительственной резиденции, потребуется показательный отстрел. Неизвестные снайперы с крыш стреляют по мирным безоружным демонстрантам.
- С неизбежными жертвами, - добавил Борис.
- Куда же без них, - сказал генерал. - Бескровных революций не бывает.
- На Украине есть люди, которые ждут чего-то подобного, - Борис вкратце пересказал разговор с Фирташем в Остенде.
- Правила этой игры придуманы давно, - сказал генерал. - Когда тебя и  меня на свете не было и с годами не меняются. Этот твой бизнесмен зрит в корень, что делает ему честь, в отличие от политиков. Он, безусловно, прав, после победы Майдана разбираться в подоплеке происшедших событий никто не станет...
- Ты почти не изменился, - сказал Альгимантас. - Только совсем седой.
- Да, годы не щадят, - сказал Лис.
- Что раньше не приезжал? - спросил Альгимантас. - Двадцать с лишним лет прошло.
- Не знаю, - сказал Лис. - До сих пор не могу смириться, что Эльзы нет в живых.
Он встретился с младшим братом Эльзы у центрального входа  Пятрошунского кладбища. Лис помнил его подростком, в смешных наушниках на голове и рэперских штанах.За прошедшие годы парень возмужал, стал худощавым, стройным, уверенным в себе мужчиной с жестким и, пожалуй, высокомерным взглядом.
"Похож на Эльзу", - думает Лис.
- Пойдем, - сказал Альгимантас. - Это рядом, пятая аллея справа.
Могилу Эльзы украшал строгий темно-серый гранитный обелиск, имя и фамилия на литовском, даты жизни: 28.03.1959-30.07.1989. Фотопортрета не было.
Лис положил цветы у подножия памятника.
- Я тоже в последние годы редко здесь бываю, - сказал Альгимантас. - Работы много,мотаюсь по миру. Помянем.
Он достал из кармана плаща бутылку "Obeliu Crafted" и пластиковые стаканчики. Они молча и не чокаясь выпили.
- На таком памятнике дед настоял, - сказал Альгимантас. - Родственники хотели  что-то более роскошное, но дед тверд был, ну, ты знаешь, каким он умел быть. Ненадолго свою любимицу пережил, меньше чем через год похоронили. Он недалеко лежит. Ты, наверное, один хочешь побыть?
- Да нет, - сказал Лис. - Заглянем к деду и поговорим о деле.
Они неспешно прогуливаются по кладбищенской аллее, обсаженной вековыми соснами.
- Вкратце  меня уже ввели в курс, - сказал Альгимантас. - Сколько нужно человек?
- Шесть снайперов. Плюс два человека на подстраховку.
- Транспорт, оружие?
- Это я все обеспечу, - сказал Лис. - База будет в театре имени Леси Украинки, точнее, в театральных подвалах.
- Что за театр? - удивился Альгимантас. - Не слышал никогда.
- Есть такой в Киеве. Театр русской драмы. Здание построено в конце девятнадцатого века, подвалы огромные, захламленные, туда никто не суется. Через аварийные выходы без проблем незаметное перемещение.  При необходимости по подземным коммуникациям можно уйти на несколько километров, на окраину города. Подробная карта у меня есть. В общем, идеальное место для базы.
- Хорошо, - сказал Альгимантас. - Есть толковые люди. Все грузины, прошли Приднестровье, Абхазию, Чечню, Осетию, сейчас в Африке. Парням опыта не занимать. На территорию Украины въедут как граждане Израиля.
- Вызывай, - сказал Лис. - На подготовку отведено две, максимум, три недели.
22 января 2014 года
- Давно хотел спросить Вас, Лис, - сказал Борис. - Что это за таинственная операция была в Коктебеле в восемьдесят втором? И Вы, и Карелин часто её вспоминаете.
Они пьют виски на кухне у Лиса, на беззвучном экране телевизора мелькают разъяренные лица киевлян.
- Коктебель? - задумавшись, сказал Лис. - Да ничего особенного, скорей занятная  история из жизни советских спецслужб.
- Я весь в нетерпении, - сказал Борис.
- В семьдесят шестом году, я тогда еще не служил в органах, маршировал срочную в роте химзащиты в группе советских войск в Германии, к генералу напросился на прием уполномоченный Комитета из какой-то жопы небесной, то ли Экибастуз, то ли Уфа, не помню уже точно, откуда именно. Суть доклада уполномоченного была следующая: они взяли на хроническом воровстве некоего Бройтмана, замдиректора комбината бытовых услуг. Бройтман и предложил - вместо срока он дает миллион, не советскими рублями, а золотом, драгоценностями, наличной валютой,  раритетными произведениями искусства. Половина советской власти, половина ему при выезде за кордон, имелся в виду Израиль. Генерал расхохотался, но идею одобрил. И название операции придумал - лимон. Побалакал с с израильтянами, согласовал с Андроповым и поставил это дело на поток.
- Вот каково оказывается происхождение термина, - сказал Борис.
- Ну, да. Половинка лимона народной казне, другая человеку. Проблемы начались в восьмидесятом году, министр внутренних дел Щелоков перед  смертью Брежнева активно греб всё под себя, попытался полюбовно договориться с Андроповым, тот его послал, в общем, началась война с  ментами. В Коктебеле в восемьдесят втором была конкретная заварушка, с перестрелками, автомобильными погонями, генерал даже был вынужден за "ТТ" браться, американское кино чистой воды.
- И сколько человек в результате выехало по этой схеме? - спросил Борис.
- Точной статистикой я не располагаю, - сказал Лис. - Но думаю, что несколько тысяч.
- Впечатляет, - сказал Борис. - И у каждого по полмиллиона зелени.
- Даже больше. Барыги не скупились, лишь бы вырваться в свободный мир. Когда поняли, что комитетские не обманывают, очередь построилась. Все было по чесноку, как сегодня выражаются. Барыги обеспечивали ресурсы, мы беспрепятственный переход границы и прием на земле обетованной.
- Наверняка, многие из тех, кто тогда выехал, чувствуют себя должниками, - сказал Борис. - Окажутся всепомоществование, если обратиться.
- Думаю, что да. Хотя ни разу не обращался. Схема затухла к середине восьмидесятых,  война с МВД иссякла,  Щелокова сначала отстранили от министерского поста, потом его самоубийство, горбачевские реформы, выезд за границу и вывоз капитала планомерно упрощался, последнего пассажира отправили в Израиль, кажется, в восемьдесят седьмом году. Я чаще вспоминаю Коктебель как место, где познакомился с любовью всей моей жизни.
- И где сейчас ваша любовь? - спросил Борис. - Как я понимаю, она с Вами не живет.
- Она погибла, - сказал Лис...
Театральные подвалы действительно впечатляли. Лампы освещения были разбиты, узкий луч карманного фонарика выхватывал из темноты поломанный и пыльный театральный реквизит, обглоданные крысами  кружевные платья, чудные ветхозаветные парики, картонные шпаги, муляжи винтовок, пулемет "Максим" с облупившейся краской на станине, уменьшенную копию революционного броневика, рухлядь, предназначение которой после стольких лет бесславного хранения угадывалось смутно.
- Круто, - сказал Мамука, старший снайперской группы. - Не удивлюсь, если из-за угла призрак оперы появится. Запахнутый в черный плащ, под волшебную музыку Andrew Lloyd Webber. Здесь только кино снимать.
- Да?! - Лис с любопытством взглянул на него.
- Я ведь из консерваторских мальчиков, - пояснил Мамука. - Закончил в Тбилиси дирижерское отделение. Дирижировать, правда, не довелось. Кстати говоря, а кто такая эта Леся Украинка?
- Лариса Петрович Косач, так её в жизни звали, - тоном заправского гида произнес Лис. - Украинская поэтесса и драматург. Жила и писала на рубеже девятнадцатого-двадцатого веков. Из достойной дворянской семьи, между прочим. Как многие юные дворянки того времени, с головой нырнула в поэзию и революционное движение за самостийность Незалежной, для неё два этих явления слились в неразрывное целое. Считается одним из столпов национальной культуры.
- И как стихи?
- Неплохие, учитывая общую слаборазвитость украинского литературного языка. Она болела часто, чахотка, если мне не изменяет память, вся поэзия пронизана восторженной мечтой о грядущем. Пьесы её не видел, главный режиссер театра предпочитает проверенных веками классиков, Леся Украинка в их число не попадает.
- С великими поэтами во все времена плохо, - сказал Мамука. - В Грузии после Независимости был анекдот, когда Лермонтова стали называть тайным грузином, рожденным от неведомой эриставской княжны царского рода. Мол, лучше него о Кавказе никто не написал, так что национальные корни должны присутствовать по любасу.
- Анекдот, - согласился Лис. - Дважды два не всегда равняется четыре. А Шота Руставели?
- Руставели для грузин как Гомер для греков - "преданье старины глубокой". Среди более современных достойных много, но выдающихся нет.
- Ну, да, - сказал Лис. -Булат Окуджава, хоть и грузин, но пел об Арбате и писал на русском.
Они отрабатывают план операции методично и бестрастно, как и положено профессионалам. С каждым из группы Лис часами гуляет по городу, лица в толпе интересуют их не больше, чем дыхание зимнего ветра, только дома, точнее их расположение на улицах.
Общим решением выбрана наилучшая точка - чердаки зданий возле консерватории. Теперь выстраивается периметр размещения снайперов, чтобы перекрыть все подступы к правительственному кварталу. Для непосвященных они похожи на группу математиков, увлеченно работающих над новой пространственной моделью.
- Слышь, Петрович,  - сказал Петрухин. - Похоже, в подвале крысы завелись.
Петрухин как всегда с утра под шафэ.
- С чего ты решил? -  спросил Лис.
- Это не я. Это Кожедуб. Выхватил меня вчера вечером после спектакля, в подвале, мол, какой-то шум, сходи посмотри. А оно мне надо? Там за эти годы небось вурдалаки поселились.
Петрухин пьяновато хихикнул:
- Я эту нечисть потустороннюю боюсь. Зашел бы ты к Кожедубу.
- Зайду, - пообещал Лис.
Иван Андреевич Благочинный, театральный завхоз, был сентиментальным незлобным пожилым алкоголиком. Героическое прозвище он получил, потому что на определенной стадии возлияния начинал барражировать по кабинету с раставленными как крылья руками:
- База, база?! Я - Кожедуб! Фокер на хвосте, двух других отправил к праотцам. Ухожу на запасной аэродром...
После чего мирно засыпал, положив голову на рабочий стол.
Возлияниям Алексей Петрович предавался не меньше трех раз в неделю, так что Лис многие годы являлся его неформальным замом.
Повешу на дверь в подвал амбарный замок, подумал Лис. Кожедубу пропою, что подвернулся контрабас из Волыни: шмотки, дешевые цацки. Кожедуб мужик не дотошный, двумя пузырями коньяка удовлетворится. Схема подвала и ключи от аварийных выходов только у меня, да и вряд ли Кожедуб о них вообще знает.
- Выпить хочешь? - спросил он Петрухина. - Погода располагает...
- Тебе неймется, - сказала Майя. - Зря ты, конечно, согласился на эту украинскую авантюру.
- Зря, - согласился Борис. - Но ты же знаешь, у нас приказы не обсуждаются. Тем более, когда приказ исходит от генерала.
Он вернулся в Брюссель вчера вечером. В Киеве спокойные недели, насколько это слово применимо к улицам, заполненным взбудороженными людьми.
"Все происходящее очень напоминает броуновское движение, - сказал ему Лис. - Вокруг пороховой бочки. Вопрос, хватит ли одной спички?"
В глазах Лиса светится охотничий азарт.
- Но ты же вроде как в отставке? - сказала Майя.
- Вроде как.
- Генерал звонил мне несколько дней назад. Как бы невзначай распрашивал про твое настроение. Мне показалось, он хочет предложить тебе размен.
- Размен? Любопытно.
- Мы ему не чужие, - сказала Майя. - И это, пожалуй, главное.
Они разговаривают в нижнем зале музея Рене Магритта. Чета Каморзиных с удовольствием посещает этот небольшой музей, открывшийся несколько лет назад в Королевском квартале города, как правило, в будние дни, чтобы избежать туристического мельтешения. Кладбищенское великолепие музейных стен, похоронивших прежнюю жизнь, завораживает, порой им кажется, что абстракции знаменитого сюрреалиста, столь убедительные в своей нереальности, напоминают о чем-то в прошлом и предрекают неясные образы будущего.
- Нам ведь уже за пятьдесят, Боря, - сказала Майя. - Пора задуматься о запасном аэродроме. Не обязательно в Европе, есть, например, такая замечательная страна Канада. Ты свой долг Родине отдал в полной мере.
Россию, по умолчанию, в качестве запасного аэродрома они никогда не рассматривают.
- Пора, - сказал Борис. - Но генерал полон сил и энергии, не уверен, что он готов меня отпустить.
- Генерал вошел в тот возраст и то состояние, когда его интересуют исключительно великие дела. Покомандовать на склоне лет парадом планет - навязчивая идея. По человечески его можно понять, хочется оставить след в истории.  Ему потребовались доверенные помощники, поэтому он тебя и выдернул из отставки. Но, надеюсь, ты этой дурью глобальной от него не заразился.
- Не заразился, любимая, - сказал Борис. - Но я человек системы, в ней воспитан, сформировался как личность, трудно отказаться от её обаяния да и опасно.
- Вот о опасности я  и говорю, - сказала Майя. - У меня складывается впечатление, что генерал готов обеспечить безопасный выход для всей нашей семьи при условии, что ты завершаешь операцию на Украине. Он давно разочаровался в системе, точнее, убедился, что система лопнула как мыльный пузырь, да и будущее государства под большим вопросом. Для него украинская заваруха - прощальный жест, эффектное завершение карьеры, да и самой жизни. Цена его не волнует.
- "Мы за ценой не постоим..." - сказал Борис. - В этой профессии, Майя, цена вообще является вторичным фактором.
- Да, я понимаю. В телефонных разговорах с мной последнее время Дмитрий Емельянович несколько раз настойчиво напоминал, что своих детей у него с Натальей Александровной нет, я - единственная наследница. Прозрачный намек, не находишь?
- Более чем, - сказал Борис. - Думаешь, пора лететь в Москву?
- Чего откладывать,- сказала Майя. - Если договариваться, то сейчас.
10 февраля 2014 года.
Киевские улицы бурлят. Число патрульных милиционеров резко увеличилось, но держатся они корректно, документов не проверяют, стараются не раздражать население.
Лис входит в здание театра через служебный вход. Подготовка завершена, оружие надежно укрыто в самом захламленном углу подвала, снайперы отлеживаются на явочной квартире в ожидании приказа.
По коридору пробегает Кожедуб с ошеломленным лицом.
- Что случилось, Марьфедоровна? - спрашивает Лис вахтершу.
- Беда у нас, дружочек, - отвечает она бесцветным голосом учительницы на пенсии. - Главреж улетел, говорят, в Ленинград. Когда вернется -  неизвестно,  и вернется ли вообще.
"Будто почувствовал", - думает Лис.
- Вернется он, куда же денется. Театр его дом родной.
- Господи, когда же спокойная жизнь опять начнется, - вздыхает вахтерша.
В кабинетике монтировщиков сцены Петрухин спит на диване сном праведника.
Ему можно позавидовать, думает Лис, накатил стакан и нет тебе никаких проблем, никакой революции.
Лис выключает верхний свет, наступившая темнота предательски уволакивает его в воспоминания.
Он лежит на низком топчане в невысокой юрте. Множество зажженных лампадок, расставленных в одному Будде известном порядке, дают мягкий приглушенный свет. Возле топчана продолговатый столик, на нем плошка с рисом и еще одна, чуть меньшего размера, с целебным отваром.
Раны болят и гноятся, но с каждым днем он чувствует себя все лучше.
Недалеко от топчана на низкой подушке сидит человек лет шестидесяти, одетый во все желтое, на голове  красная высокая шапка с гребнем.
Это лама, настоятель крохотного передвижного дацана, состоящего из десятка юрт и табуна лошадей и верблюдов. После расстрела с вертолета люди ламы нашли и доставили сюда его, едва живого и харкающего кровью, и тела Эльзы и лейтенанта. Пока он был в беспамятстве, тела погибших передали в советское посольство в Улан-Баторе.
С ламой они беседуют нечасто и недолго, но у него сложилось твердое ощущение, что он попал в родной дом.
- Вы разве монгол, - спрашивает он. - По русски говорите без акцента.
- Монгол, - отвечает лама. - Родился и вырос у подножия Хасагт-Хайрхан, это недалеко отсюда. Я учился в Москве, догадываешься, где, там оценили мою склонность к языкам, в результате много лет работал в разных странах под разными масками. С Карелиным познакомился в шестьдесят девятом году в Лаосе, я там изображал корейца - владельца овощной лавки, а он командовал местными партизанами.
- Здесь тоже изображаете?
- Нет, - сказал лама. - Здесь я настоящий. Это мое место, не вдаваясь в лишние подробности. Только здесь и больше нигде.  Когда я это понял (это была как вспышка молнии), я вышел на пенсию и вернулся домой. Точнее, в дацан.
- У нас на пенсию не выходят, - говорит он.
- Не выходят, - сказал лама. - Но умный человек всегда договорится, чтобы беспокоили только в исключительных случаях.
- Мой случай исключительный?
- Да, - сказал лама. - У Карелина безупречно работающая интуиция, он опасность за версту чует. Поэтому попросил меня присмотреть. Жаль, что мои люди оказались нерасторопны.
- Передадите меня нашим?
- Сначала тебе надо встать на ноги. Потом - выбор за тобой. Мне кажется, тебе не стоит торопиться всплывать на свет божий. Ты производишь впечатление человека, который потерял не только любимую, но и самого себя. Здесь тебе долго оставаться нельзя, если хочешь, направлю в монастырь в Иволгинске в Бурятии. Верующие в Будду - люди чуткие, их чужое прошлое не интересует.
- Я должен подумать.
- Думай, - сказал лама, поднимаясь с подушки. - Ты охотник, парень. А для охотника самое главное не убить самого себя.
Борис и Карелин гуляют по парку имени Горького. В городе  потеплело, под ботинками хлюпают лужи, зимнее солнышко иногда проглядывает сквозь облака.
- Итак, - сказал Карелин. - Излагай претензии.
- Да претензий в общем-то нет, - сказал Борис. - Просто есть общее непонимание ситуации, зачем это все, для чего все это.
- Ты стареешь, Боря, - усмехнулся Карелин. - Потянуло на поиск истины...
- Не молодею, - сказал Борис. - Поэтому хочу точно и ясно понимать суть своих действий.
- Тогда слушай и вникай. Россия  мертва. Как страна, как государство, как этнос, в концев концов. Я не историк, чтобы разбираться в причинах и деталях этого грустного результата, например, правление коммунистов было особой эпохой или просто очередной ступенькой на лестнице, которая ведет в ад. Я не историк, Боря, я практик и я понимаю, что русские никуда не денутся, не вымрут как динозавры в мезозойскую эру, продолжат жить в разных частях развалившейся страны и станут очень разными - в Москве одни русские, в Сибири другие, на юге и северном Кавказе третьи и так далее по списку. Моя задача - обеспечить этим новым русским по возможности безбедную жизнь. Они, конечно, не очень её заслужили, эту безбедную жизнь, но я всегда защищал этих остолопов, на склоне лет поздно менять приоритеты.
- Прямо по Сорокину, - сказал Борис. - "День опричника".
- Сорокин, - спросил генерал. - Это из современных?
- Да, - сказал Борис. - Эксплуатирует тему недалекого будущего России. Будущее у него окрашено в ярко националистические тона, что Сорокину явно не нравится.
- Не читал,- сказал Карелин. -Я из современных последнего, наверное, читал Довлатова. Алкоголик, должен тебе сказать, конкретный был этот Довлатов. На приеме в консульстве в Нью-Йорке в восемьдесят девятом году нарезался так, еле из здания вывели. А писал средне, ничего выдающегося. Даже странно, что его при совке не публиковали, вполне травоядные книжки, никакой оголтелой антисоветчины как у Аксенова и Солженицына, он и в Америку-то не очень хотел уезжать, сам мне по пьяни рассказывал. Думаю, просто не повезло человеку, не сумел попасть в нужную тусню, как сегодня бы сказали.
- "Жизнь коротка" это шедевр, - сказал Борис.
- Согласен. Сам частенько этот рассказ перечитываю. Удивительно, как он сплавил в одно целое тоску по прошлому и пессимизм надежды на будущее. Когда перечитываю, всегда вспоминаю глаза пьяного Довлатова: в них читалась такая грусть еврея, для которого Советская власть так и не стала крышей над головой.
- Кого-то потом этой крышей задавило, - сказал Борис.
- Конечно, - сказал генерал. - Я не адвокат Советской власти, я ее презираю не меньше, чем ты. Но это все прошлое. А настоящее и будущее заключается в том, чтобы русские стали врагами для всех, в первую очередь, для Запада.
- А слиться с западными странами в едином экстазе, - сказал Борис. - У них несколько сот лет опыта демократического управления. Были же такие попытки в девяностые.
- Были, - сказал Карелин. - Больше в публичных речах политиков, чем в реальности. Мы никого не нужны, Боря, лишние на этом празднике жизни. В этом наша беда и в этом же наша сила. Изображая жупел для всего мира, можно вполне сносно существовать.
- То есть собираетесь построить северокорейскую схему - мир против продовольствия?
- Говоря упрощенно - да. Хотя, конечно, в реальности все всегда сложнее. Процесс этот непростой, будет много недовольных, жертвы, разумеется, будут, но для России, точнее, для русских, это лучший выход. Тем более, когда он единственно реальный.
 Теперь о тебе с Майей. После свержения Януковича ( осталось ждать неделю-другую) Россия неизбежно начнет переходить на военные рельсы. Со всеми вытекающими отсюда фокусами: санкции, ограничение на выезд за границу и арест зарубежных счетов, сокращение регулярных авиаперелетов и прочие неприятности. Это явно не та жизнь, к которой вы с женой привыкли. Поэтому, завершив украинскую операцию, спокойно уезжаете на ПМЖ в любую из стран, которая  нравится. При необходимости можешь выступить с заявлением типа: долго работал в разведке, раскаялся, хочу жить в свободном мире, сам знаешь, как это говорится, не мне тебя учить.  С финансами проблем не будет, Майя, думаю, сказала.
- Да, она сказала.
- Ну, прекрасно. По поводу дочери решайте сами, забираете или она здесь останется. Как там этот город называется?
- Архангельск.
-  Да уж, чудесное место для молодой красивой образованной москвички. Впрочем, судьбу не выбирают.
- А Вы, Дмитрий Емельянович? Какие Ваши дальнейшие планы?
- Да какие в моем возрасте планы. После завершения украинской мутотени окончательно выхожу в отставку. За кордон не поеду, мне там точно спокойно жить не дадут. На предсмертный подвиг Александра I я не готов, уеду в какой-нибудь тихий городок на берегу реки, буду по утрам ловить рыбу и иногда в местной школе рассказывать пионерам о славных делах советских чекистов.
- Хорошо в деревне летом, пахнет сеном и говном. После стольких десятилетий насыщенной жизни ловить рыбу на пруду? Лукавите Вы, товарищ генерал-лейтенант.
- Станет скучно, - расхохотался Карелин. - Поеду в гости к ламе, в Монголию. Он давно зазывает...
20 февраля 2014 года
Выстрелы напоминают треск новогодней петарды. Не без прений решили использовать винтовки без глушителя, кучность стрельбы в этом случае многократно увеличивается. На улицах шумно да и понять по звуку выстрела, где находятся снайперы, может только специалист по баллистике.
Лис устроил наблюдательный пункт на одном из чердаков. В кармане куртки переносная рация, в руке - бинокль.
Первый демонстрант рухнул как подкошенный. Подбежавшие к нему растерянно машут руками, кто-то пытается неумело наложить повязку. Потом падает еще один демонстрант, потом еще несколько. Снайперы бьют на поражение, таков приказ.
Демонстранты бросаются врассыпную, некоторые прячутся за мусорными баками, каким-то чудом оказавшимися у входа в правительственный квартал. Самые отчаянные подбегают к неподвижной шеренге "беркутовцев" метрах в семистах и горько и надрывно что-то говорят.
"Около двадцати поражений", - мысленно подсчитывает Лис. Как всегда в таких случаях, он не испытывает ни жалости, ни страха, ни ненависти, как грамотно отлаженный автомат, предназначенный для контроля за выполнением задачи.
Через пятнадцать минут Лис командует в рацию:
- Сворачиваемся. Каждый уходит по отработанному маршруту.
Борис в номере отеля "Паллас". По телевизору ни слова об утренних событиях на Банковой. Вероятно, никак не могут решиться передать эти новости, думает Борис, страусиная позиция - зарыть башку в песок и выставить жопу на всеобщее обозрение. Он включает интернет - гробовая тишина.
Ладно, пока доеду, информация просочится, в век гипертехнологий скрыть подобные новости просто нереально. К Трачуку, естественно, он едет без предварительного звонка.
Трачук с подавленным лицом сидит под портретом Бандеры. По телевизору передают кадры расстрела демонстрантов.
- Это вы?.. - мямлит Трачук.
- Да какая разница, кто, - спокойно произносит Борис и неожиданно командует:
- Олександр! Не *** тут штаны протирать. Руки в ноги и бегом на Майдан, штурмовать администрацию Януковича. Это, сука, ваш шанс!
- Да я... Вчера ведь подписали соглашение с Януковичем о урегулировании ситуации, - отнекивается Трачук.
- Вперед, падла! - заорал Борис. - Сейчас твои соотечественики толпами на Майдане гибнут почем зря. Обсираться потом будешь, после победы.
Трачук хватает пальто и выбегает из кабинета.
Лис в подвале театра, упаковывает в мешок винтовки, взятые про запас. Снайперы уже далеко от Киева, половина едет в Кишинев, другая в сторону польской границы.
- Петрович!
В тусклом свете лампочки в дверном приеме стоит Петрухин. Как ни странно, он трезв.
- Петрович, что происходит? По "ящику" передали, три часа назад в людей на Майдане снайперы стреляли.
Взгляд Петрухина останавливается на винтовках.
- В людей стреляли? - Лис плавно, по-кошачьи, подходит к Петрухину. - Ты, наверное, что-то напутал.
Он обхватывает Петрухина сбоку и ножом вспарывает сонную артерию. Фонтанчик крови ударяет в подвальную стену.
- Извини, брат, - он аккуратно кладет на пол бьющееся в конвульсиях тело. - Тебе не повезло. Лучше бы ты пил, как всегда, в нашем кабинетике.
Борис снова в гостиничном номере. Бессвязные мысли перескакивают с одного на другое. Где будем жить в Канаде, Квебек, Монреаль, или выбрать какой-то захолустный городок, чтобы по утрам разбитной велосипедист привозил молоко и круассаны на завтрак. Ленка, наверное, легко согласится на отъезд, а вот с мужем её, похоже, будут проблемы. Ладно, уговорим, не привыкать. Надо выставить на продажу московскую квартиру, спокойно, без спешки, гражданства меня лишать не собираются. Интересно, что дальше будет с Лисом? Жить как прежде все равно не получится.
Раздается телефонный звонок.
- Янукович бежал из Киева, - слышит он взволнованный голос Трачука. - Мы по...
Голос Трачука заглушают восторженные крики людей.
- Я Вас услышал, -  Борис  выключает телефон.
Он сидит в кресле несколько минут в полной неподвижности, затем набирает гостиничного портье:
- Будьте любезны, один билет на самолет в Брюссель. На когда? На ближайший рейс...
23 февраля 2014 года
Рейсовый автобус из Киева прибыл в Коктебель ровно в 5.30 утра, без опозданий. Над одноэтажным зданием автовокзала вместо жовто-блакитного развевается бело-голубой российский флаг.
На скамейке напротив неработающих еще билетных касс сидит старик в кургузом вельветовом пиджачке и войлочной шляпе. Старик отхлебывает из бутылки портвейн и негромко напевает, безжалостно коверкая Пугачеву:
- Три щасливих дня,  три щасливих дня  було у мене з тобi...
Лис садится рядом и закуривает.
- Хохляцкую власть вчерашнего дня скинули, - обыденным тоном сообщает старик, словно речь идет о ценах на персики, и протягивает бутылку. -  Отметить не желаете?
-До обеда не пью,  - отвечает Лис. - А чем Вас та власть не устраивала? Лично Вам что украинцы плохого сделали?
-Лично мне ничего, - сказал старик. - Но я с ними детей не крестил и в разведку вместе не ходил. Тут наше всё, русское, гнать надо эту украинскую голытьбу взашей. Лично я так мыслю.
- Широко мыслите, - сказал Лис, вставая. - Счастливо оставаться!
Он идет по коктебельским улицам навстречу морю. Он не был здесь три десятка лет, но всё (эти невысокие каменные изгороди, ухабистые дороги, деревья, нависающие над прохожими, запах поджаренных баклажанов и гречишных оладий) знакомо ему до боли в сердце. Не хватает, пожалуй, лишь говорливой крымской речи.
Он выходит на набережную, безлюдную в это раннее утро, спускается на пляж, тоже безлюдный, в пятнах неубранного за осень и зиму мусора. 
Он садится на песок, рядом валяется обрывок афиши: гастроли театра русской драмы имени Леси Украинки (г.Киев): 27 февраля - 8 марта 2014 года. Поперек афиши свежим типографским шрифтом напечатано - отменены.
Он смотрит на море, на подернутые дымкой горы и вдруг ясно видит Эльзу, которая в откровенном бикини идет по щиколотку в воде и что-то напевает на литовском. Эльза проходит мимо, не замедляя шага.
- Эльза! - кричит он изо всей силы, протягивая руки. - Подожди меня, Эльза.
Эльза, улыбаясь, поворачивается к нему:
- Прости, Лис. Я умерла.
Она растворяется в бликах солнечного света, как капельки морской росы.
Лис сидит на песке и отрешенно вматривается в горизонт. Потом  достает из кармана пистолет и приставляет дуло  к сердцу.
Старик в войлочной шляпе устроился в открытом кафе на пустынной  набережной. Он молча и целомудренно  допивает портвейн и ставит пустую бутылку на тротуарную плитку.
"К Нурфету, что ли, зайти, - лениво размышляет он. - У него пойло круглые сутки продается. Интересно, сколько денег осталось? Надо пошарить мелочь по карманам".
Звук выстрела сбивает его с этого простого подсчета. Старик оглядывается по сторонам, на набережной по-прежнему ни души.
- Значит, на пляже, - произносит он. - Похоже, тот малохольный с киевского автобуса. Больно насупленный  у него вид был.
Он обменивается взглядом с чайкой, разгуливающей по набережной.
"Вот,значит, как. Ну, да, кому-то жить, а кому-то умирать. Так устроен мир. Selavi, mon cher ami", - старик вытряхивает  из бутылки последние капли.
Монетка, выпавшая из кармана, блеснув на солнце, закатывается под стул.