Сказка о Тцхакель

Улетают кукушки, пакуют багаж стрижи.
Городские ласточки смазывают свои крылья воском для лучшего скольжения сквозь облака.
Отовсюду только и слышно: «Скоро, скоро, уже почти, через неделю, завтра, сегодня ночью».
Не смолкает ни на минуту птичья болтовня.
Столько нужно обсудить перед отлётом, договориться о встрече там, на тёплом юге, рассказать молодняку о маршруте и опасностях, подстерегающих их, ещё совсем наивных и неопытных, на пути.
Все разговоры только о небе и о юге, о чудесных странах, что они увидят по дороге, о фиолетовых жуках, аппетитных на глаз, но ядовитых на вкус, о тропических дождях и жгучем солнце, похожем на оранжевую огромную тыкву на утреннем базаре.
Тцхакель тоже собирается улететь на юг.
Нет, она всё ещё любит этот шумный город, любит пролетать над крышами, накрывая их своей огромной тенью и пугая прохожих.
Она любит сидеть на круглой башне белого замка, построенного много столетий назад этими маленькими людьми.
Тцхакель всё ещё удивляют люди.
В её огромной голове не укладывается мысль о том, как эти крошечные существа могут делать такие большие вещи, но при этом желают жить, окружённые тонкими стенами в закрытых коробках.
Ей нравятся праздники на городской площади, когда дети, смеясь, прыгают через разноцветные водные фонтаны и брызги раскрашивают воздух маленькими радугами.
Нравится лежать на холме и рычать на уходящее за расчёску леса солнце.
Нравится заглядывать ночью в окна домов и наблюдать за тем, как люди спят, ловить их сны воздушными пузырями, выныривающие из форточек.
Но беда в том, что в городе становится всё меньше хороших снов.
А любой дракон, даже такой маленький и одинокий, как Тцхакель, знает, что лучшее драконье лакомство — это сны.
Нет, Тцхакель не забирает сны у людей, кто бы решился отобрать чудо?
Тцхакель подхватывает воздушный пузырь сна, прокатывает его, как карамельку, между нёбом и языком, слизывая только его воздушную оболочку, и отпускает сон обратно к человеку, ещё более светлым и красочным.
Снов больше нет.
Пару недель назад Тцхакель удалось поймать маленький пузырь сна светловолосой девочки Эллы, но с тех пор, как бы она ни искала, ни одного сна не увидела.
Тцхакель смотрит на свои крылья, раньше такие сильные, а теперь почти прозрачные, и понимает, что скоро она вся исчезнет.
Она лежит на черепичной крыше ратуши, свесив левое крыло в пропасть, её чешуйчатый хвост слабо подрагивает, и мысли в голове у Тцхакель такие медленные, что она устаёт от них, только начав их думать.
На её бронзовой голове сидит старый седой ворон Хок, изредка прохаживается по гребню до хвоста Тцхакель и потом возвращается обратно.
Ты умираешь, — вдруг говорит он.
Тцхакель молчит, она не считает нужным подтверждать очевидное.
Ты умираешь, — повторяет Хок.
Тцхакель лениво открывает свой правый медовый глаз с вытянутым зрачком, оглядывает творящуюся вокруг тёмную, как вакса, ночь и снова ничего не говорит.
Хок сердится, слетает с головы Тцхакель, становится перед ее медной горячей мордой, потопывает своими тёртыми цевками, подрагивает своими облысевшими крыльями.
Ты должна улететь отсюда, Тцхакель. Тут больше не осталось людей, которые видят добрые сны. Я прошу тебя: улетай, пока ещё есть время, пока у тебя ещё есть силы.
Тцхакель всё это понимает, двадцать раз на дню она обещает себе, что улетит завтра, но завтра наступает, а она всё так же остаётся в этом городе, где больше не звучит смех.
В городе, в котором больше не поют уличные музыканты, поэты не читают свои пронзительные стихи, композиторы не рвут душу своей невероятной музыкой.
Изредка можно услышать старую мелодию шарманщика, очень тихо и только до тех пор, пока не скрипнет открывающаяся ставня и кто-то не прошепчет глухо: «Тихо».
В городе почти не видно детей, они слабы и болезненны, и родители стараются держать их дома, чтобы с ними не случилось ещё большей беды. Но как такие дети смогут научиться смеяться, шалить, петь, быть свободными и смелыми, если всё, что они видят, это стены дома и измученные родители?
Тцхакель грустит и всё время думает, что не в её силах изменить происходящее в городе и в сердцах людей.
Город болен.
Это видно по тусклым окнам, занавешенным пыльными занавесками, по хилым осенним цветам, которые отчаянно пытаются удержать свои головы на тощих стеблях, цепляясь за сухую землю, по мерцающим фонарям, опутанным паутиной, по быстрым взглядам всё время бегущих людей, которые не смотрят друг другу в глаза. Люди больны страхом так сильно, что у них не осталось сил ни на любовь, ни на ненависть, на злость, на радость, на сопереживание, на надежду.
Тцхакель медленно раскрывает тяжёлые кожистые крылья и летит на холм, не обращая на недовольное карканье старого ворона.
Там она сворачивается клубком, как огромная кошка, закрывает крыльями голову и наконец-то разрешает мыслям двигаться быстрее.
Что же, думает она, возможно, пришло моё время.
Тцхакель последний дракон в этом мире, все остальные уже давно на небе застыли высоко-высоко причудливыми созвездиями. Там есть место и для неё.
Она поднимает голову и долго всматривается в звёзды, узнавая в их скоплениях то ласковые глаза мамы, то нахмуренные брови отца, то лукавую улыбку брата.
Она устала от одиночества, которое длится уже так долго.
Тцхакель прикрывает глаза, она уже совсем смирилась, и уходить из этого мира совсем не так страшно, как ей казалось раньше, это так просто, как погрузиться в сон.
Последнее, что видит маленький дракон, прежде чем утонуть в темноте, это счастливое лицо девочки Эллы, последнее, что она слышит, это её колокольчиковый смех.
Ворон Хок долетает до холма, когда Тцхакель уже крепко спит. Он пытается разбудить её, клюет своим чёрным клювом ей в твёрдый лоб, хлопает крыльями по щекам, но все его попытки бесполезны.
Ворон забирается на спину маленького дракона, устраивается между чешуйками на её гребне и горько плачет.
Солнце встаёт и садится, и старому ворону кажется, что он плачет уже долгие годы, пока вдруг из пасти Тцхакель не выплывает
маленький воздушный пузырь, переливающийся разными цветами. Ветер подхватывает его и несёт в сторону города так быстро, что ворон едва успевает устремиться за ним.
Пузырь летит по городу, будто заглядывая в окна, будто ищет кого-то особенного, и влетает в открытое окно на чердаке.
Здесь живёт уличный музыкант Ют, он сидит на полу и нежно гладит свою онемевшую скрипку. Воздушный пузырь недолго кружит вокруг удивленного юноши, неожиданно врезается в его грудь и растворяется в ней.
Ют ошеломленно сидит несколько секунд, а потом хватает свою скрипку и вылезает на крышу.
Он играет самую удивительную и красивую мелодию, которую только возможно себе представить, и вскоре, как крылья птиц, начинают хлопать открывающиеся повсюду окна, и люди выглядывают из них, заворожённые музыкой. Они выходят из домов и берут друг друга за руки, всматриваются в лица, крепко обнимаются, удивляясь тому, что так долго не виделись.
Дети выскакивают растрёпанными воробьями следом за ними и разбегаются по улицам, разбрасывая на бегу свой хрустальный, звонкий смех.
День заканчивается, но люди не хотят расставаться и всю ночь танцуют на площади, а потом ещё день и ещё ночь, пока жизнь вновь не входит в своё русло и страх не покидает город навсегда.
Тцхакель просыпается через пару месяцев, когда весь город уже укутан белым, пушистым снегом и на каждом окне висят разноцветные гирлянды и фонарики.
Стоит глубокая ночь, и Тцхакель, подняв голову, видит, как из каждого окна в городе медленно и плавно вылетают разноцветные воздушные пузыри.
Она удивлённо пялится на это чудо, пока из-под её крыла не выбирается лохматый и ещё более седой, чем раньше Хок.
Ты всё проспала, глупая драконица Тцхакель — Надежда мира, ласково говорит он.
А потом громко-громко хохочет.