Причуды дедушки Сазона

    Весть о том, что Сазон Герасимович тронулся умом, облетела вмиг всю деревню. В каждом доме не преминули обсосать эту новость досконально и со всех сторон. А донесла до сельчан эту новость жена его, Наталья Акимовна, придя утром в сельповский магазин хлеба купить. Ведь что получается. Чтобы разнести любую весть по деревне, не надо от дома к дому бегать и пересказывать ее. Достаточно бабонькам утречком в магазин забежать, буквально на минутку, хлеба, того же, купить и через полчаса вся деревня только и будет обсуждать очередную новость. И пусть поведавшая о ней уже давно ушла из магазина – эка беда. Продавщица считает своим долгом передать эту новость опоздавшим, дополняя от себя некоторые моменты, чтобы выглядела она более убедительной и весомой. Это, смотря какая новость, можно смеха добавить, или наоборот, пострашнее обрисовать ее.

    - Ой, бабоньки, кака беда-бедёшенька приключилась то, нежданно-негаданно у меня. Старичок то, мой, Сазон Герасимович, трёкнулся умом своим. Заблажил, заблажил с самого утра. Чо ни попадя, ни с того, ни с сего стал молоть.

   - Так веть само главное, мелет то не запросто так, а всё прибаутками сыплет, да поговорками разными. Я за всю жисть, сколько с ним живём, ни одной присказки такой от него ране и не слыхивала.

    Занятную новость сообщила Наталья Акимовна. Весьма занятную. Это что же перемкнуло в черепушке деда Сазона, чтобы вечный молчун, из которого и слова то не вытянешь без усилий, когда надобно, вдруг пословицами и поговорками заговорил.

    Первой эту новость решила проверить на себе Лукерья Завьялиха, бойкая бабёнка, сующая всегда свой длинный нос во все дырки. Даже туда, куда собака свой х…вост боялась сунуть. Тем более, совсем недалече от деда Сазона Лукерья жила. Всего лишь каких-то полкилометра в горку пробежать надобно.

    Дед Сазон сидел на лавочке, перед домом своим. Палку, заместо костыля, меж ног своих держа. Шляпа, какого-то несуразного фасона, дедову головушку от солнца прикрывала. Очки на носу, уж больно сильного воздействия. Глаза то, скрозь их, совсем уж малюсеньким размером были. Глядя на деда, Лукерью большое сумление взяло. Она его в таком виде и вчера и позавчера и в прошлом году видела. Может, набрехала его супружница про затмение умственное у старика.

   - Доброго тебе здоровьичка, Сазон Герасимович!

   - Будь здорова как корова, плодовита, как свинья.

   Начало не ахти какое, но может дальше будет лучше. Лукерья с другого бока попробовала:

   - Погодка то, навроде, направилась. Дождей не предвидется, кажись, в ближайшие дни. А ты чего это такой негостеприимный сёдни? Кака така муха укусила тебя?

   -  Милости просим мимо наших ворот щей хлебать.

   - Ну, понесла пи… да по кочкам. Точно говорят, сдвинулся по фазе дед Сазон. Ты, случаем, нигде не саданулся башкой своей в последние дни?

   -  У того пусть лопнет глаз, кто совсем не любит нас.

   - Тьфу на тебя! Пусть тебя благоверная твоя любит, чучело огородное.

   Круто развернувшись, Лукерья рванула тем же следом в обратный путь, благо теперь под горку дорога пошла. А ей вслед неслось:

   -  Чтоб тебе не егозить, ежа против шерсти надобно родить.

   Бабёнка от деда Сазона чуть ли не вприпрыжку побежала по узкой улочке, что было сшибла двух старичков, медленно идущих в горку.

    - Ты, Лукерья, зенками то своими смотри хучь немного по сторонам. Откуда так прёшься, сломя головушку свою? Веть чуть наземь не опрокинула нас с Авдеем.

   - Оттуда, куда и вы шкандыбаете. От дружка вашего, Сазона Герасимовича, ненаглядного. Вот бегу рожать по его совету.

   - Окстись, Лукерья. Рожалка, то, поди, уже совсем зачахла у тебя. Кого, если не секрет, рожать то, собралась?

   - Ежа! Против шерсти!

   Посмотрели старики вслед Лукерье, покачали головами своими. Видать правду люди говорят, чудить начал их фронтовой товарищ. Эко, как раззагнетил бабёнку. Друзья-товарищи застали Сазона всё так же сидящим на лавочке у дома. Присели рядышком, с обеих сторон.

   -  Вашему сиденью, принимай наше почтенье. Сядем  рядком,  да  поговорим  ладком. - это Ефим с Авдеем так, на всякий случай, поздоровкались с своим фронтовым товарищем.

   - Привет за привет, а завистливому - хрену да перцу, и то не с нашего стола.

   Ну и ладно. Оставили мужики, вроде как без внимания, последнее высказывание Сазона Герасимовича, меж собой разговор повели.

   - Помнишь, Ефимка, - это Авдей начал. Как в 43-м году в наш окоп мина залетела немецкая.

   - Ну, как же, как же.

   - А помнишь, как мы вот этого чудика в очках, которого землёй завалило, откапывали с тобой?

   - А то. Как не помнить. Будто вчера было.

   - А какими были первые слова этого прохиндея, когда он землю выплюнул и рот разинул на нас?

   - Э, погоди, погоди. Ты кого это посмел прохиндеем счас назвать? Я, кажись, только и смог тогда промолвить, что чуть не задохнулся, вас дожидаясь.

  - Если бы. Нет, чтобы спасибо сказать, так он на нас: - Что так долго шеперились, то? Стоите, мол, как столбы, не мычите, не телитесь. А я чуть не загинул там под землей из-за вас, бестолочей.

  - А ты чево это, Сазон, разговаривать по-человечьи стал вдруг? Вся деревня сёдни только и говорит, что старый мухомор совсем из ума выжил и плетет, невесть что. Вот как после этого тебя не назвать прохиндеем. А Лукерью, милок, куда недавно отправил? Бедная баба, ног под собой не чуяла, так летела, что нас с Ефимом чуть в канаву не опрокинула.

   - Да разъети её в головушку мать! Ославила веть на всю деревню меня старуха. Доконала своим нытьём, просьбами дурацкими. А я как раз про деда своего покойного вспоминал, Анфилофия Иваныча. Вот старик, так старик был! Сколько разных шуток-прибауток в голове своей держал. И меня, пацана, заставлял запоминать их. Вдруг, мол, в жизни когда-нибудь и пригодится.

   - Вот и пригодилось. Мне, старушка моя, очередную просьбу высказывает, а я ей в ответ, ни с того, ни с сего, “пока баба с печи летит, семьдесят семь дум передумает”. Пока она соображает, к чему я это сказал, я еще одно дедово изречение ей вдогонку запузыриваю, “баба, что глиняный горшок: вынь из печи, он пуще шипит”. Всё! Дело сделано. Забурчала чего-то себе под нос моя ненаглядная Наталья Акимовна и убралась восвояси. Оставила в покое меня.

   - А оно вона как оказалось. Теперича вся деревня только и будет талдычить, что дед Сазон рассудка своего лишился. Счас Лукерья до магазина добежит, еще кой чего от себя добавит. Да и пусть посудачит деревенька наша. Всё какое-то разнообразие. А я в магазин уже давно не ходок. А ежели сюда кто придет, как вы, к примеру, так я и их дедовыми присказками попотчую. Мне не жалко. У меня их много в заначках памяти.

   Вот так и видится по сию пору, что сидят на лавочке перед деревенским домом три старика. Оживленную беседу ведут меж собой. Руками разводят в разные стороны. Иногда смехом старческим заливаются. С виду, прям таки, ну, гольные божьи одуванчики. А ты вот присядь к ним, да расспроси ненавязчиво о жизни ихней. Можешь такое услышать, что впору захочешь встать и поклониться до земли этим чудаковатым старичкам, не потерявшим желания жить до глубокой своей старости.

            *** фото взято в свободном доступе из интернета ***